Раны душевные, раны физические

      Тёплая вода заливалась в уши, глаза, мягко обволакивала, словно заворачивала в кокон и прятала от внешнего мира. Хотелось стоять так ближайшие полчаса, час, два, пока вода не смоет всё: мыльную пену, въевшийся под кожу больничный запах, оставшиеся от капельниц и уколов синяки и…       Итер поднял голову, подставляя под струи воды лицо. Могла ли вода смыть мысли и воспоминания?       Наверное, от тех, которые мучают Итера, могла спасти только амнезия.       Зачесав чёлку со лба, Итер перекрыл воду и ещё несколько секунд просто стоял, глядя вниз, и наблюдал за стекающими с носа каплями. Ноги с непривычки подрагивали, бедро ощутимо болело: сегодня он стоял и ходил больше, чем в течение всего последнего месяца. И, пожалуй, болевые ощущения дошли до той отметки, когда желание поскорее одеться и уползти в – наконец-таки – родную кровать превалировало над всеми остальными. Итер отодвинул шторку и очень осторожно выбрался из душа.       Месяц в больнице под конец уже казался пыткой: ничего не разрешают, кормят одним и тем же, постоянные капельницы-капельницы-капельницы. И, конечно же, бездумное лежание круглые сутки, ведь врачи заходили только с утра и вечером. Чжунли, которого выписали раньше, последнюю неделю заезжал только ближе к ночи или после обеда, но во втором случае сидел рядом с ноутбуком и работал, ведь дел было невпроворот. Однако, это было лучше, чем ничего.       С шипением Итер сел на табуретку и стал смазывать рубец от выстрела. Ему выдали на дом кучу лекарств и предписаний, а Чжунли попросили глаз не сводить, потому что считали состояние Итера эмоционально нестабильным. Безусловно, он чувствовал себя угнетённо и подавленно, но причиной тому была далеко не «возможная наркотическая зависимость», которой один врач прожужжал им все уши настолько, что уже даже Чжунли захотелось его застрелить. Был куда более весомый повод чувствовать себя… ущербно.       Осторожно натянув шорты, Итер снова потёр мокрые волосы полотенцем. На сушку он, однозначно, позовёт на помощь Чжунли: по ощущениям, долго удерживать фен в руках не получится. Итер шумно вздохнул, поудобнее пристроил полотенце на плечах и выправил за него волосы: так хоть не будут спину холодить.       Взгляд зацепился за отражение. Итер до сих пор был бледный, осунувшийся: скорее всего, сбросил пару-другую килограммов на больничном питании. С учётом аппетита последних дней, даже не очень было понятно, когда он сможет их снова набрать. Да что там аппетита, вообще ничего не хотелось. Как ни странно, даже работать.       – Итер, ты в порядке? – послышался голос Чжунли из-за двери, а взгляд Итера скользнул чуть ниже, на грудь.       Забота со стороны Чжунли была тем, в чём Итер сейчас по-настоящему нуждался. Наверное, даже больше, чем в еде, воде, сне и каком-либо занятии. Потому что, в отличие от этого, Чжунли позволял почувствовать себя живым и нужным. Разбавлял осевшую на языке горечь.       Снова.       – Да, всё хорошо, – ответил Итер и запахнул поплотнее полотенце, отворачиваясь от отражения на секунду. – Побреюсь и выйду.       Он зажмурился, вслушиваясь в удаляющиеся шаги, а потом рвано выдохнул и придвинулся к раковине. Слегка ссутулился, чтобы в отражении не было видно ничего ниже ключиц, словно одного полотенца было недостаточно, взял бритву. Он представил, что вместе с щетиной сбривает подавленное состояние, апатию, усталость. Наверное, это даже могло помочь: в конце концов, самовнушение примерно так и работает, да?       Дома всё-таки было в какой-то степени легче, Итер буквально выдохнул, едва переступив порог. Он словно действительно почувствовал себя в безопасности: больница не давала даже эха этого ощущения. Казалось, даже в медблоке он бы чувствовал себя спокойнее, там хоть лица знакомые, да и до Чжунли рукой подать.       Итер провёл пальцами по щеке, проверяя, не осталось ли пропущенных волосков, лениво почистил бритву, намазался лосьоном. Поднявшись, ещё раз осмотрел себя. Так хоть на человека похож, а то будто из пещеры вылез, честное слово. Взгляд невольно скользнул ниже, под сползшее с плеча полотенце, но Итер тут же его поправил: нечего пялиться, всё равно уже ничего не сделать, надо просто привыкнуть.       Смириться.       Он добрёл до двери, занёс ладонь над ручкой и замер: на груди неприятно потянуло, и из-за этого к горлу подобрался горький ком.       Да как тут смириться?       Итер зажмурился, бессильно упёрся спиной в простенок и медленно осел на пол, спрятал лицо в ладонях. Несмотря на ощущение безопасности, дома, вопреки всем ожиданиям, стало морально хуже. Да, несомненно, Итер был рад оказаться в родных стенах, это было намного лучше, чем тухнуть в больнице. Однако там было призрачное наивное ощущение, что все раны и проблемы… временные? Что вот-вот придут врачи с волшебной микстурой, всё вылечат, залатают, поправят, и домой Итер вернётся целым, невредимым, свежим и чистым, будто и вовсе никогда с Эолой не встречался.       Но, к сожалению, так не бывает.       Он старался об этом не думать. Или думать, будто это что-то само собой разумеющееся. Подумаешь, шрамирование. Точно такая же рана, как, вот, посмотри-ка, на бедре. На каждое действие ведь найдётся своё противодействие. Ты, Итер, подумал, что быстрый и проворный – схлопотал пулю. Решил, что умный и осторожный – получил пытки и клеймо на грудь.       – Итер, всё хорошо? – снова раздался за дверью голос Чжунли.       От нот волнения стало только хуже: Итер снова зажмурился, сцепил зубы, надеясь ответить так, чтобы не выдать своих переживаний. Он ведь сильный и не с таким справлялся. Сейчас он вдохнёт, выдохнет, успокоится, проглотит застрявший в горле ком, встанет и…       Да к чёрту.       – Нет, – горько прохрипел Итер, вцепляясь пальцами в волосы.       Тут же раздался щелчок: Чжунли осторожно открыл дверь и, тихо вздохнув, присел рядом. Он бережно подхватил Итера, слегка пересаживая, облокотился о стену и устроил светлую голову на плече, тут же прижимаясь губами ко лбу.       – Я мокрый, – удручённо заворчал Итер, притираясь, вопреки словам, скулой к ключице.       – За меня не переживай, – тихо ответил Чжунли и прижал к себе крепче, закрывая от внешнего мира.       Было по-настоящему тошно. А самое противное то, что тошно было от себя. Естественно, со временем Итер привыкнет, шрам перестанет тянуть при каждом движении, даже рисунок, возможно, покажется чертовски удачным. Это ведь всего лишь знак моры, а он Бухгалтер, как символично.       Однако сейчас от расстройства просто выворачивало.       – Клеймила меня как скот, – выдохнул Итер, бессильно закрывая глаза.       В объятиях было спокойнее. С Чжунли было спокойнее. Один бы Итер точно не справился. Иногда невообразимо нужен кто-то, рядом с кем можно позволить себе быть слабым и не бояться получить нож в спину.       Чжунли мягко гладил, перебирал мокрые пряди, едва заметно целовал лоб, постоянно показывая: он здесь, уходить точно не собирается. Он поможет, поддержит.       – Я знаю, что тяжело и обидно, – размеренно начал Чжунли. – Это очень больно, но мы вместе сможем через это пройти, слышишь?       – Да, но она просто кусок от меня отрезала, Чжунли, понимаешь? Во всех смыслах. Ну как, просто… Как?.. – Итер вцепился в футболку. Внутренние переживания даже толком не поддавались словесному описанию. – Я даже в зеркало смотреть не могу, нога сразу болеть начинает. Ненавижу. Эолу, клеймо – всё.       – Ты же знаешь, что я люблю тебя даже с клеймом? – Чжунли осторожно обхватил лицо Итера ладонями и приподнял, заглянул в глаза. Он мягко-мягко поглаживал большими пальцами под скулами, и в тепле его рук хотелось утонуть. – И со шрамом на бедре, и с рубцом на лбу.       «Ну что ты напрашиваешься на заботу?» – проскочила в голове ворчливая мысль, но Итер её тут же затоптал: вот не хватало ещё и за оказываемую поддержку себя корить.       – Знаю, – практически виновато прошептал Итер. Чжунли возился с ним почти как с ребёнком. Тоже мне, злой и ужасный Лидер Маастрихта. Скорее уж неопытный юнец, возомнивший о себе чересчур много.       А может, Эола правильно сделала? Она же просто указала ему на его место. Итер – Бухгалтер, и не стоило ему лезть во «взрослые» игры, да? Всё же ведь случилось из-за того, что он решил прыгнуть выше головы. Переоценил себя и свои возможности. Итер ведь засветился абсолютно позорным образом и теперь уж точно об этом не забудет, благодаря Эоле же. У него теперь было прекрасное напоминание. Спасибо, что под футболкой пряталось.       – Так, – Чжунли лёгко постучал большими пальцами по скулам, привлекая внимание, и Итер вяло заглянул в глаза. – Я прекрасно знаю это выражение лица. О чём бы ты там ни думал, прекращай. Ты не виноват, и Эола поступила по-скотски.       – А если я правда зря это устроил? Сидели бы себе спокойно, клепали бы договоры, как раньше…       – Итер, золотце, – перебил Чжунли и приподнял голову Итера, вновь прося заглянуть в глаза. Он говорил очень-очень мягко и так же умиротворяюще смотрел. – Во-первых, ты всё делал не один. Если бы переворот того не стоил, разве Кэйя, Тарталья, Аято с Аякой, Райдэн и я помогали бы тебе? Мы ведь столько времени убили на устранение Эолы не просто потому что ты предложил. Она угрожала организации, городу, да и, мягко говоря, всей стране своими политиками и манерой вести дела.       Конечно, Итер это знал. Естественно, он уже не раз, не два и даже не десять приговаривал то же самое в голове в попытках убедить себя, что это можно пережить. Дерьмо случается, особенно в организации. Итер с самого начала понимал, на что шёл, мог представить себе последствия. Он отдавал себе отчёт в том, что может схватить пулю и оказаться под пытками. Тарталья и Злат сопровождали его не шутки ради: все понимали, чем может обернуться подготовка переворота.       Но Итер абсолютно не был готов получить клеймо.       Шрамы, порезы, ушибы, переломы – это было обыденностью жизни в организации. Практически рутиной. Даже если ты самый неконфликтный на свете Бухгалтер, всё равно на каких-нибудь переговорах однажды найдётся недовольный с пистолетом. Каждый шрам и рубец был символом пережитой передряги, преодоления.       А вот клеймо было символом провала.       Абсолютно позорного провала лично Итера.       – А во-вторых, поверь мне, от метки ты нисколько не стал хуже, – доверительно проговорил Чжунли.       Итер зажмурился и бессильно склонил голову к плечу – Чжунли позволил. Он одной рукой обнял, а второй забрался под полотенце и принялся мягко массировать зарубцевавшееся клеймо: врачи говорили, что если регулярно так делать, ощущение дискомфорта пройдёт быстрее. Внутри смешались желания поскорее отдёрнуть от себя тёплую ладонь и, наоборот, прильнуть теснее, чтобы поскорее прошло. Чтобы быстрее привыкнуть, чтобы перестало болеть.       – Работа у нас с тобой, прямо скажем, не самая дружелюбная, – вздохнул Чжунли, мягко притираясь скулой к макушке. – И, даже врать не буду, время от времени от неё будет очень больно и горько.       – Я знаю, – шепнул Итер, постепенно расслабляясь под лаской.       Он долго откладывал этот разговор, но Чжунли не давил: спокойно ждал, пока Итер соберётся с силами и в то же время он постоянно давал понять, что клеймо – и Итер вместе с ним – у него не вызывало отвращения. Чжунли помогал с обработкой, не позволял чесать и, как только врачи разрешили, мягко массировал. Словом, всячески демонстрировал, что его ничего не смущает. Однако даже несмотря на заботу Итер чувствовал себя слабым, практически неполноценным.       Наверное, главной проблемой было именно то, что клеймо было осмысленным рисунком. Пулевое ранение или шов от удара об леса воспринимается как что-то абстрактное, как сопутствующий ущерб, которого ты так или иначе ожидал. Да, они тоже привязаны к конкретным событиям и эмоциям, но они не были аккуратно и чуть ли не по лекалу вырезаны. От того, насколько ровными были заживавшие бороздки срезанной кожи, буквально передёргивало. Рассматривая себя в зеркало, Итер сразу представлял, с каким удовольствием Эола сидела над ним со скальпелем, миллиметр за миллиметром срезая кожу, пока он видел очередную галлюцинацию.       Эолу самом деле стоило поблагодарить за то, что она накачала Итера, а не резала на живое. Даже не очень хотелось представлять, как бы это ощущалось.       Итер провёл рукой по лбу, стирая стекающую с волос воду, потёр глаза и теснее прижался к Чжунли. В голове крутились сотни, тысячи благодарностей, но Итер чувствовал: озвучивать их не обязательно, Чжунли знает всё сам и помогает не за «спасибо», а потому что действительно хочет.       – Пожалуй, один из самых важных уроков, которые я успел выучить за время работы в организации – не надо пытаться справиться со всем одному. Очень важно иметь тех, кому можно что-то делегировать, доверить, к кому обратиться за советом или помощью, – мягко ворковал Чжунли в макушку. – Я хочу помочь тебе справиться. Ты позволишь?       – Да, пожалуйста, – тихо ответил Итер, ощущая, как тёплые пальцы обводят по контуру сначала круг, потом трикветр, а затем вновь круг.       Хотелось сидеть так – в обнимку в углу – бесконечно. Таять под поглаживаниями, дремать на на удивление удобном плече, слушать мягкий голос. Однако пробежавшие по спине и плечам мурашки дали понять: вода в волосах и на полотенце остывает, футболка Чжунли уже тоже вымокла насквозь – стоило бы всё-таки пойти высушиться, если Итер не хотел ещё и простудиться. Он тихо вздохнул и легонько постучал пальцами по груди Чжунли.       – Пойдём сушиться? Я сейчас замёрзну… – почти виновато попросил Итер, и Чжунли усмехнулся, мягко целуя в макушку.       – Конечно. Идти сможешь? – он распустил объятия, и Итер с шипением отпрянул: бедро тут же отдалось ноющей болью.       – Сейчас проверим… – прокряхтел Итер, жмурясь, и схватился за поданную вставшим Чжунли руку.       Небольшой перерыв, конечно, позволил бедру отдохнуть, но всё-таки Итер уже и в самом деле достаточно много сегодня находил: организм требовал наконец завалиться в кровать и не двигаться как можно дольше, позволяя окружить себя заботой и лаской Чжунли.       Итеру понадобится ещё немало времени, чтобы окончательно свыкнуться с клеймом, но, по крайней мере, ему не нужно справляться с этим одному.