guilty pleasure

Рукия глушит двигатель и бросает взгляд на часы. Два семнадцать. Брат просил завести документы к четырём, но у неё сегодня столько дел: нужно забрать платье из химчистки, организовать конференцию для топ-менеджеров отделов, доделать несколько отчётов… Другими словами, у неё нет времени на подработку курьером. В конце концов, какая разница, когда она занесёт эти бумаги? Брат, скорее всего, сам ещё в офисе, и дома никого. Она подхватывает с сидения увесистую папку, а из бардачка берёт копию ключей. Закинув на плечо небольшую сумочку, звонко направляется к подъезду. На входе приветливо улыбается консьерж, Рукия кивает ему и цокает к лифту: Бьякуя очень высоко забрался, пятнадцатый этаж. Дом, конечно же, в элитном районе, здесь огромные квартиры по две на площадку, роскошная отделка и всё сопутствующее: в общем, очень в духе брата. Массивная на вид входная дверь легко поддаётся, ключ проворачивается практически беззвучно, и так же еле слышно дверь закрывается. Рукия скидывает туфельки, кладёт сумочку на пуфик и замечает, что что-то не так. Она не уверена, что помнит у брата такую обувь, да и великовата она для его изящной стопы. В прихожей будто бы чувствуется аромат парфюма, смутно знакомый, но точно не Бьякуи, хотя дома полная тишина. Это не моё дело, кто у брата бывает и что у него оставляет, думает она и шагает в гостиную. Интерьер говорит о двух вещах: у хозяина есть вкус и есть деньги. Бьякуя никогда не стремился к кричащей роскоши, он не сорит деньгами, однако никогда же он не забывает ненавязчиво продемонстрировать свою состоятельность. Чего только стоит безупречно сохранившаяся криноидея, украшающая дальнюю стену. Рукия кладёт папку на столик у дивана и подходит к окаменелости поближе. Какое же причудливое создание, отголосок немыслимой древности… Вдруг слышится глухой стон. Лёгкий испуг укалывает плечи. Показалось? Или… Всё-таки, здесь кто-то есть? Она медленно проходит по коридору к спальне, и с каждым шагом смутные догадки стремительно обращаются осознанием. Понятно, почему Бьякуя попросил заехать к конкретному времени. Он дома и он не один. Дверь, будто приглашение, приоткрыта, хотя сейчас Рукии уже не обязательно видеть, чтобы понять, чем брат занят. Но ноги ведут сами, всё ближе и ближе. У Бьякуи в спальне огромное зеркало, во всю стену, и оно расположено так, что, едва заглянув из коридора, ты видишь всё происходящее в комнате, при этом сам можешь остаться незамеченным. Щель между дверью и косяком небольшая, но её достаточно для обзора без препятствий. Чтобы в голос не ахнуть, Рукия зажимает себе рот, боясь лишний раз вдохнуть. Она не должна была это увидеть, ей сейчас же следует развернуться и сбежать как можно тише, а потом всю жизнь делать вид, будто она ни о чем не знает. Да, так и нужно сделать, но ступни будто примёрзли к полу, и глаз не оторвать от отражения в зеркале. Бьякую отлично видно. Он упирается в матрас кровати коленями и локтями, вцепившись в простыни и низко опустив голову. Позади него — Кенпачи Зараки. Рукия давно знает, что брат предпочитает мужчин, он сам ей об этом рассказал в обмен на её секрет о ночных свиданиях с одним рыжим студентом. Они договорились, что будут, в случае чего, прикрывать друг друга от зоркого ока клана, обеспечивая себе тем самым и репутацию в семье, и радости жизни. Но она бы никогда не подумала, что выбор Бьякуи может пасть на него. Брату ведь просто опасно иметь такие связи с кем-то из компании… Рукия не общалась с Зараки лично, но видела его несколько раз, когда дожидалась брата с совещания. Кенпачи очень… внушительный мужчина, и слава его идёт впереди него. Говорят, он родом с самых низов Руконгая, и то, как он попал в директорат Готея, знают только сами директора. Большинство аристократии, сидящей на верхушке, относится к нему с брезгливым терпением, потому что Зараки, на удивление для всех, знает своё дело и умеет делать деньги. Но он и Бьякуя… Рукии это кажется невероятным. Она была уверена, что брат предпочтет кого-то хотя бы внешне привлекательного (о соответствии статусов рассуждать не ей). Как выяснилось, она плохо его знает. По сравнению с Зараки Бьякуя кажется даже хрупким, но он охотно встречает каждое мощное движение чужих бёдер, позволяя грубо себя насаживать. Кенпачи хищно улыбается, потянувшись к нему, склонившемуся, и хватает за волосы, заставляя поднять голову. — Ну, как, Кучики, нравится? — рычит он. Рукии хочется вскрикнуть — на мгновение ей показалось, что её обнаружили. Но нет, Зараки обращается к брату, и по движениям губ того легко читается «да». — Не слышу. Громче! — Кенпачи сильнее тянет брата за волосы и звонко его шлёпает. Бьякуя вздрагивает, послушно выгибаясь, его голос не узнать: — Да!.. Рукия никогда не видела Бьякую с таким отсутствующим, мутным взглядом, он будто вовсе не здесь. Неужели ему настолько хорошо? Блузка вдруг неприятно липнет к телу, её хочется снять — жарко. То ли от стыда, то ли от… Боже. От осознания своей реакции у неё на мгновение закружилась голова. Боже. В крови кипит страх, стыд и возбуждение. Рукия бездумно сводит колени и плотно сжимает бёдра, тут же поняв, как зря она это сделала: мимолетное давление, помноженное на адреналин, чувствуется ярче, и от этого хочется только больше. Она стискивает кулаки, чтобы уж рукам не позволить лишнего. Бьякуя вскрикивает под особенно сильным и глубоким толчком, выражение его лица кажется страдальческим, но Рукия наверняка знает, что иногда удовольствие не отличить от муки. Резкий ритм их тел завораживает. Стоны брата слышны все чаще и громче. Ему даже слишком хорошо, Рукия отчётливо видит переполняющую его страсть, которую обычно он ото всех прячет. И Кенпачи тоже это видит, грубо эту страсть подстрекая очередным шлепком. В такой момент очень странно об этом думать, но это факт: Бьякуя очень красивый, когда опьянён удовольствием. Обычно плотно сжатые, сейчас его губы раскрыты, они кажутся припухшими и покрасневшими, а румянец на щеках молодит и оживляет его строгое лицо. Но как брат допускает так с собой обращаться? Грязь, которую Кенпачи говорит в его сторону, таскание за волосы, шлёпки и грубость… Рукия ни одному своему партнёру не позволяла так себя с ней вести. Неужели… Брату нравится? Эта мысль накрывает новой волной жара, и, словно ей в подтверждение, Бьякуя без стеснения просит ещё, в его голосе мольба. Кто бы мог подумать, что властный и холодный Кучики Бьякуя в постели умоляет и послушно сносит унижения? Зараки командует: — На спину. И Бьякуя беспрекословно подчиняется. Дрожащие руки плохо его держат, как и расходящиеся в стороны ноги, но даже в таком состоянии его движения не лишены природной грации. Он переворачивается и подхватывает себя под коленями, бесстыдно раскрываясь, будто он не помнит, что является действующим главой клана, будто он никогда им не был. — Ведёшь себя, как блядь, Кучики, — у Кенпачи на губах всё тот же плотоядный оскал, он по-хозяйски лапает Бьякую, оставляя на бледной коже красные следы. — И правильно, потому что блядь ты и есть. Высокородная шлюха. Рукия с замершим вдохом замечает, насколько у Зараки большой член и как легко он вновь оказывается в теле брата по самое основание. Всё её женское естество поджимается с ужасом от ощущения фантомного проникновения чего-то настолько огромного. И Бьякуя принимает его так просто? И даже просит ещё? Хочется сглотнуть, но горло пересохло. Рукии всё ещё страшно оказаться обнаруженной, а то, что она сегодня узнала о личной жизни Бьякуи и о нём самом, ещё долго будет её волновать — в очень многих смыслах. Нужно уходить. Мужчины в отражении зеркала припадают друг к другу губами — такие поцелуи Рукия видела только в порно. Они движутся навстречу почти яростно, как звери, Бьякуя больше не стонет: кричит, цепляясь за плечи Зараки. Кенпачи складывает его чуть ли не пополам, таранит мощными толчками. Их голоса сливаются в подступающем оргазме, одном на двоих; Рукия понимает — нужно уходить. Или сейчас, или брат найдёт её у порога своей спальни и случится скандал. Первый шажок назад — самый тяжёлый, но последующие даются значительно проще. Рукия отходит от двери, надеясь, что Бьякуя и Зараки так увлечены друг другом, что не заметят лишнего шума. Едва она вышла в гостиную, как сразу стало легче. На цыпочках, но как можно быстрее, она доходит до прихожей, хватает туфли и, успокаивая дыхание, осторожно отпирает дверь. Отсюда не слышно никаких звуков, может, они уже закончили? Что, если они её всё-таки услышат? Не важно. Замок щёлкает преступно громко, но Рукию не останавливает это. Обувается она уже в лифте и, даже не глянув на консьержа, почти выбегает из подъезда. Только оказавшись в машине, она позволяет себе как следует отдышаться. Чувство времени притупилось от стресса, Рукия не знает, сколько прошло, когда уведомление о сообщении заставляет её вскрикнуть. «Вернись. Ты забыла сумочку».