Men lananubukhs menu

Торин видит, что с ней что-то не в порядке. Не просто видит, но и чувствует. Он наблюдает за ней в последнее время постоянно. Это осознание приходит ни к нему одному. Его видят все. Фили и Кили молча переглядываются, не зная, как разбавить обстановку, Балин поджимает губы и в его глазах играет беспокойство, Гэндальф замирает с трубкой в руках и внимательно смотрит, словно пытаясь одним взглядом «прожечь», чтобы стало понятно. Но непонятно до последнего. Торин видит, как внутри той что-то будто ломается. Но и видит, что она не сдаётся. Девушка не показывает этого, но это чувствуется. Чувствуется, когда та смело открывает покрасневшие глаза, сжимает кулаки и тяжело вздыхает. За непродолжительное время похода гномы поняли, что той проще научиться летать, нежели показать чувства. Наверное доля неосознанности в этом была. Она родилась такой. Поэтому видеть слёзы девушки было чуть ли не бесценно. Но тем не менее каждый из отряда начал замечать что-то неладное. А ведь причина этого неладного крылась в предводителе. Торин, казалось, мрачнел с каждым днём, предпочитая отвернуться от предмета своих воздыханий. Этот путь не для него. Но ничего не поделать, остаётся только стискивать зубы и плотно сжимать веки, чтобы хоть как-то успокоиться. Да, Король-под-Горой никогда не сказал бы, что для него оставаться в стороне проще, чем проявить заботу, но, видимо, это изменилось. Торин уже устал сам себе повторять про долг, про Родину, про свою вечнохолодную натуру. Полюбил – и всё. Но это чувство отягощали две вещи: эта девушка – попаданка, знающая весь их поход наперёд, и ей, похоже, совсем не до любви. Когда вечерами гномы усаживались кругом возле костра, она могла присоединиться, и тогда узбад лишь краем глаза наблюдал и краем уха слушал. Слушал о её жизни до всего этого, о родителях, о мыслях, обо всём. Смотрел на её лицо, искажённое смехом, на то, как в её серых глазах словно загорается что-то, когда Кили шепчет ей что-то на ушко (явно какую-то идею, которая не понравится взрослым) – и огонь этот не от костра. Смотрел, как та упражнялась чуть ли не ежедневно с оружием. Как между ней и Двалином состоялась шуточная «дуэль». Чувства, взыгравшие, были невообразимо глубокими. До этого Торин был уверен, что сможет описать или подобрать решение к чему бы то ни было, но дать характеристику этим чувствам не мог. Просто понял – любит. Любит эти выжженные солнцем ресницы, эти изящные, но такие холодные руки, любит русые волосы, любит обкусанные губы, любит лёгкий загорелый румянец на щеках, любит. Любит полностью. Казалось бы невозможное понимание – вот, что поразило Торина Дубощита. Последняя капля упала сегодня, когда та пошла на Азога. Она защитила Торина, в самом разгаре стычки, когда подоспели остальные гномы, оттаскивая тело в сторону и хватая его руку в свою. Она знала, что гном будет жить, знала, что Гэндальф поможет, но при этом шептала: - Пожалуйста, не умирай, или мне придётся тоже. Даже в такой ситуации сохраняя твёрдость голоса, и лишь частое сердцебиение и взгляд полный тревоги выдавали её беспокойство. А затем была скала Каррок, магия Гэндальфа, объятья с Бильбо и длинный ряд ступенек для того, чтобы спуститься. Даша чувствовала себя странно. Торин же ещё страннее.                               *** Поздний вечер, а может быть уже ночь. Отряд, весь вечер поглядывая на девушку, тихо разошёлся по своим местам и уже через пару минут захрапел. Радость от хоть и временной, но победы граничила с острым чувством беспокойства – девушка сидела поодаль ото всех. Сквозь пальцы, что прикрывали глаза, лились слёзы. К похлёбке она почти не притронулась. Костёр уже давно догорел. Ночь словно накрыла весь отряд своим тёмным крылом, но от холодного ветра было не спрятаться – он тот самый предвестник начала осени. Именно он сейчас сушит слёзы на щеках девушки. Казалось, ещё чуть-чуть и солёные дорожки будут разъедать кожу. Но по-другому нельзя было. Это было больно. Настолько, что хотелось рыдать, но остаётся только сжимать кулаки и закусывать губы, молча смиряясь с болью. Руки дрожат. Сил нет. Больно от осознания своих неуместных чувств, от их ненадобности. И хочется врезать всем тем, которые говорят о любви как о чём-то прекрасном. Даша запуталась. она уже давно не понимает на что опереться и как делать выводы, когда ты не уверена уже ни в чём. Как завтра - или уже сегодня? - она будет вставать, чтобы продолжить путь, не знает. Бесконечное чувство пустоты внутри словно вытеснило все остальные. Того, что чувствовала она – врагу не пожелаешь. Но причина её тревог сидела напротив – Торин. Он видел, как та зажимает себе рот рукой, как дрожат её руки, и как из глаз, нескончаемым потоком льются слёзы. Король ещё никогда не видел человека, способного так терпеть боль. Он знал, что та спасла его, и эти два образа – смелой и решительной и дрожащей сейчас не вязались в его голове. Торин понял – больше тянуть нельзя. Раз. Два. Три. Даша, казалось, не чувствовала даже прохладу ветра. Она лишь давилась своими же слезами, но упорно молчала – не то время, не то место. Секунда – и на плечи приземляется что-то тяжёлое, а руки оказываются в чьих-то горячих ладонях. Девушка вздрагивает, открывает глаза и сразу же тонет в темноте глаз напротив. Торин. Хочется материться и радоваться, скакать словно маленький ребёнок от того, что Даша видела в иссиня-чёрных глазах совсем рядом. Там плескалась невероятная нежность, наравне с которой играло беспокойство. Ладони в ладони, а глаза в глаза – честно, без утайки. Не скрывая ни обиду, ни боль. Так – впервые. Слова не нужны. Наконец Даша понимает какое чувство выше любой боли. Колено касается колена. Девушка не знает как сказать то, что хотелось бы сказать поэтому просто крепче сжимает ладонь в своей и смотрит на Короля глазами полными счастья. Торин же уверен в том, что это – лучший момент в его жизни. Наконец поставив в приоритет чувства любимого человека и показав свои, он обрёл счастье. Узбад поправляет меховую накидку на плечах девушки, поплотнее прижимая край к краю и, чувствуя, как горят направленные на него глаза. Даша отнимает холодную ладонь от его горячей и осторожно скользит вверх – по крепкой руке к шее, что была не прикрыта доспехами и прочей одеждой. Чувствуя между пальцами чёрные кудри, Даша ощутила, как сердце пропустило удар. Она больше не боялась. Они больше не боятся. Слёзы уже высохли. Всё также проходит ночь, костёр источает еле уловимый свой запах, и все, кроме предводителя и девушки-попаданки, спят. В темноте можно разглядеть не только деревья и силуэты гномов, но и две фигуры – одна склоняется вниз, другая поднимает руку и трепетно заводит её в волосы. Наконец они целуются.