Химера

      — Я нашёл кое-что.       Хорошее начало хорошей беседы, вот уж верно говорят.       — Я немного занят, если ты не заметил, — иронично сообщает Какаши. Выключает душ и разворачивается лицом к появившемуся в ванной из ниоткуда юноше.       — Вы ведь сами сказали, что ваше дело не терпит отлагательства. Вряд ли в ином случае вы обратились бы к призыву кого-то вроде меня.       — Откуда ты такой мокрый? — окинув его взглядом, интересуется мужчина.       — Там снегопад. Это не важно.       — Будет дерьмово, если ты подхватишь простуду, когда дело только-только сдвинулось с мёртвой точки.       Мальчишка только поджимает синеватые — Ками милостивые, вот же… — губы на брань. Он бы сказал «скверно» или, в крайнем случае, «неудобно», и чужая грубость явно режет по ушам. Какаши про себя улыбается: большинство сильных демонов действительно воспитано в лучших традициях аристократии. Вот почему охотников среди них не только не любят, но и презирают. Всех заведомо, без разбора.       Какаши тоже воспитан в лучших традициях высшего общества. При должном желании заткнёт за пояс многих в вопросах этикета. Вот только сейчас притворяться абсолютно нет этого самого желания. Он смертельно устал сегодня да и вообще за последние пару месяцев. И ему искренне хочется надеяться, что принесённые новости добрые.       — Демоны не болеют, — сдержанно улыбается его извечно спокойный подручный.       — Только если они не находятся на человеческой земле более недели, — пожимает плечами Какаши. Усмехается в пальцы, встряхивает влажными волосами. — Семь вообще магическое число. Ну да не мне тебя учить, — мальчишка скованно кивает, не двигаясь с места, и сидел бы неподвижно, как всегда делает, если бы под вымокшей одеждой не пряталась по телу в красивых узорах из завитков дрожь. Какаши вздыхает, осматривает его придирчиво. Итачи рассеянно смотрит в стену, задумавшись о чём-то. — Залезай.       Тёмные глаза медленно чертят линию от края ванны вверх до груди Какаши, и бесстрастное лицо кажется фарфоровой маской.       — Прошу прощения?       Какаши призывно указывает ладонью на пространство рядом с собой, где под ноги из крана льётся тонкой струйкой вода. Итачи медленно гнёт аккуратную бровь, инстинктивно расправляя плечи.       — Иди сюда.       — Это приказ? — вопрос с известным ответом, но всё же он звучит, и Какаши снова давит улыбку, потому что вводить кого-то в состояние растерянности — его хобби.       — Да, если тебе от этого полегчает, — милостиво провозглашает он. Потом, маша ладонью, подгоняет: — Раздевайся и лезь под душ. Заодно расскажешь, что ты там нашёл.       Приказ Итачи выполняет в ту же секунду, как Какаши заканчивает предложение. Метки призыва слабо горят на его теле, но ему явно не слишком хочется этого делать. Он не медлит, не краснеет и не особенно стесняется. Демоны и стеснение, серьёзно? Как вы могли такое подумать.       Какаши прислоняется спиной к влажной стене.       — Человек, которого вы ищете, недалеко от Нагои, — Итачи переступает через бортик, и стопы у него такие же бледные, как руки и губы. Обхватывает себя за плечи и почему-то поворачивается к Какаши спиной. Острые лопатки поднимаются, открывая вид на яркую вязь по коже. — Вернее сказать, он был в Нагое сегодня утром. Его хорошо прячут.       — Значит, он жив, — кивает сам себе Какаши. Облегчение с трудом пробивается сквозь пелену привычной апатии, и он не давит вздоха, прикрывая светлые ресницы.       — Определённо был жив сегодня утром, — кивает мальчишка. Вздрагивает чуть сильнее, когда Какаши тянется мимо его бока к крану, склоняет голову ниже, чтобы струи душа ударили по затылку и спине. И снова поднимает подбородок, когда Какаши бесцеремонно подталкивает его вперёд и оставляет ладони на узких плечах.       — Горячо? — интересуется запоздало.       Кожа, как и кости, у его недавнего попутчика тонкая. Просвечивала бы, если б не все эти узоры. Он сильный, очень сильный, его круг призыва чуть не лишил Какаши чувств. Но это не умаляет его молодости. Сын главы клана, он слишком рано вступил в работу. Совершенно не выглядит устрашающим. Скорее милым. Наверное, испепелит, наплевав на печать ритуала, если ему это сказать. Хотя эмоции по отношению к себе должен улавливать. Знает, что Какаши воспринимает его всерьёз через раз.       Объективно: охотник Какаши куда более опытный, чем Итачи — демон. Но Какаши — при всей мешанине в своей крови — остаётся человеком. Щелчок этих изящных пальцев, и он останется горсткой пепла. Пусть число возраста его временного подопечного в пересчёт на человеческие года не дойдёт и до двадцати.       Красивый не по-человечески, хотя в людском обличии выглядит почти естественно. Слишком плавный, слишком мягкий, слишком тихий. Ведёт шеей, когда Какаши разбирает его упавшие на спину длинные тёмные волосы, и вдоль позвоночника пробегает рябь, будто кожа идёт чёрными мурашками.       — Тише ты, — беззлобно упрекает Какаши. Ноги и руки у мальчишки ледяные, венки сетью вокруг круглых костяшек.       Шампуни в отелях дерьмовые, но им обоим не привыкать. Какаши втирает пальцами бело-жёлтую массу, пахнущую какой-то приторной химией, в чужую макушку, чешет за ушами, наблюдая, как Итачи в довольстве щурит глаза.       У Какаши псы на этот жест так же реагируют, но Итачи он бы не рискнул сравнить ни с собакой, ни с кошкой. Он скорее что-то некрупное, тонкое, юркое, как змейка, и пушистое. Тёмная куница с лоснящейся шерстью, хитрая и жестокая, но оттого не менее красивая и грациозная. Плечи под пальцами худые, белые, как из сахара, и бьющейся крупной венки на шее хочется коснуться губами.       — Зачем вам этот человек? — спрашивает с интересом, игнорируя чужой нос в надплечье. — Вы так ревностно ищете его, что даже прибегли к помощи врага.       — Дал кое-кому обещание, — уклончиво отзывается Какаши, лениво растирая чуть выпирающие рёбра пальцами обеих рук. Устраивает подбородок на худом плечике и прикрывает глаза. По лицу стекает горячая вода.       — Вы ищете его, потому что в нём запечатан один из Хвостатых, — доверительно оповещает Итачи, хотя, похоже, ждал этого откровения от охотника. Льнёт к рукам. Какаши шепчет насмешливо, целуя его в шею:       — Не угадал…       По худой спине ползёт шершавая муть, кожа покрывается было тонкими чёрными пластинами, но они тут же исчезают.       — Прошу прощения, — тянет демон, пригибая голову, и Какаши прижимает губами выпирающий позвонок на его загривке.       — Не бойся, — отмахивается, очерчивая края рун по рельефу нескольких перекрёстных шрамов, и Итачи отзывается со скрытой иронией, задрапированной напускным уважением, которого нет и не было в помине:       — Испугаюсь не я.       Какаши секунду смотрит ему в затылок, а после смеётся, упираясь в мокрые волосы переносицей, заверяет:       — Я не из пугливых.       И по мягкой коже тут же ползёт поверх узоров переливающаяся в свете одинокой лампы тёмно-алая чешуя, будто пропитанная кровью. Длинные чёрные когти оставляют глубокий след на плитке, из-под клыков течёт кровь из разодранной губы, когда Какаши, сжав в ладонях чужие бёдра, прижимается вплотную к холодному телу, которое только прекращает бить дрожь. Побыть в истинном облике мальчишке полезно, но в их постоянных скачках по стылым улицам для этого вдаются лишь редкие минуты ночами между коротким крепким сном и скудными ужинами.       — Придётся сказать хозяевам, что мы роняли здесь мебель, — низко смеётся сквозь зубы, сглатывая кровавую слюну, и Какаши, придавив его руку поверх глубоких борозд на кафеле, вторит:       — Или ломали арматуру.       Чужое тело податливо, хриплые стоны и растянутые ухмылкой губы мальчишки почти доставляют эстетическое удовольствие. Почерневшие склеры затапливает светом алой радужки, и узоры с чужих плеч переползают на грудь Какаши, горя алыми лентами призыва.       — Для вас готов делать и то, и то, — склабится, запрокидывая голову и подставляя под поцелуи шею.       — Берегись, если твой отец узнает об этом, — без смеха в голосе шутит охотник, подхватывая его под разъехавшиеся бёдра и помогая упереться в стену грудью.       — Не узнает, — прижавшись к кафелю щекой, отвечает Итачи. Смежив веки и закатывая глаза, довольно стонет, сильнее выгибая поясницу, устраивает стопы на мокром скользком полу широко, вплотную к покатым краям ванны. — И всегда ведь можно сказать, что это был ваш приказ, Какаши-сан…       — Но я не сказал ни слова, — парирует Какаши, лениво покусывая кожу под тонкой шеей и притираясь плотнее между раскрытых ягодиц. — Это как объяснишь?       — Не скажу, — фыркает Итачи хитро, подаваясь больше назад. — Вы же не говорите мне, зачем мы уже столько времени ищем пятилетнего ребёнка.       — Обижаешься? — удивлённо переспрашивает Какаши, отстраняясь, но его с силой притягивают обратно. — А ведь взрослый мальчик.       Итачи хрипит, приоткрыв рот, звучно хрустит шеей и вгоняет когти в стену под корень. Какаши думает, хозяйке номера стоит узнать про испорченную плитку уже после того, как они расплатятся и уедут куда-нибудь подальше, потому что испорчена она совершенно безнадёжно.       ***       Из открытого окна на подоконник в коридоре намело приличный сугроб. Итачи косится с неодобрением, выбравшись из-под душа почти на три четверти часа позже охотника, смотрит на дорожки крупных собачьих следов в двух направлениях, подбирает мокрые волосы и зябко кутается в плотное юката.       — Вы планируете спать?       Выпускает кольцо сизого дыма и прячет трубку куда-то в складки одежды под неодобрительным взглядом крупного пса, лежащего у Какаши в ногах. Снова выглядит совершенно обычным юношей, и только на запястье виднеется самый край замысловатого узора.       Какаши закрывает, смахнув вниз комья липкого подтаивающего снега, форточку. Итачи следует за ним, опускается рядом на кровать, не по-человечески плавно подобрав под себя ногу. Наблюдает поиски по карманам сумки, а после смотрит на потрёпанную жёлтую фотокарточку с обгоревшими краями с читаемым недоумением. Вопросительно заламывает бровь.       — Ребёнок, которого ты нашёл в трёх префектурах отсюда, их сын, — сообщает Какаши. С фото улыбается молодая пара в кустах пышных цветов, и Итачи почти видит печать демона в ярких даже на бумаге глазах девушки с длинными тёмными волосами. Мужчина рядом с ней охотник, светловолосый, светлоглазый, как и все они, но совершенно обычный. Охотник как охотник. — Мой учитель и его жена, — добавляет Какаши. — Пять наших лет назад они погибли. Незадолго до этого родился твой младший брат, ты должен помнить, было непростое время.       Итачи кивает. Не касается фотографии, ощущая обжигающее тепло и на расстоянии.       — Вы обещали им позаботиться о мальчике? — предполагает первое, что приходит в голову.       — Пообещал, что не дам сгубить его жизнь, как поступили с его матерью, — перефразирует Какаши. — Но так себе справляюсь с выполнением обещания, потому что пока разгребал собственные проблемы, младенец, которого я видел последний раз размером с мою ладонь, не только подрос, но и пропал.       — И что будете с ним делать, когда найдёте? — в тёмных глазах непростой интерес. Какаши, усмехнувшись, откидывается на подушки. — Ему не стать охотником, — резонно замечает Итачи. — Кьюби уже запечатан в нём. А чему ещё вы сможете его научить?       — Как не умереть, — охотник пожимает плечами. Щурится в улыбке, многозначительно косясь на Итачи. — И как заводить полезные знакомства, — Итачи толкает его коленом в бок, вызывая короткий смех. Прикрыв глаза, мужчина выдыхает. — Но сначала его нужно найти и забрать у тех, кто позволил его матери умереть. Иначе его отец достанет меня даже с того света.