***
— Братик! Как ты понял, что тебе нравится Нерданель? Феанор впускает из рук щипцы с заготовкой и сердито смотрит за Икара, смевшего потревожить его покой в такой важный момент. Не будь он родственником, да еще и по линии матери, был бы послан дальше чертогов Намо. — Когда понял, что готов отложить ради нее все свои дела. — первый сын Финве начал исправлять нанесенный кузеном ущерб, разогревая заготовку заново и стуча по красному горячему металлу молотом в нужных местах. — А что ты ей дарил? — Икар даже не думал оставлять кузена в покое, пока не узнает все необходимое. — Механическое сердечко, цветы из металла, камни драгоценные. А тебе зачем? Неужели тоже кого-то нашел? Икар покраснел и сделал спиной вперед несколько шагов в сторону выхода, чтобы убежать и не отвечать на вопросы, однако пронзительный взгляд кузнеца заставил замереть на месте. — Ну да. Её… Её Муза зовут. Больше ничего эльф не ответил, бросившись на выход из кузницы, будто за ним сам Мелькор гнался. Феанор некоторое время думал, о какой Музе говорил кузен, но потом мысли перешли в совсем другое русло и крутились вокруг собственных работ, а не чужих чувств. Только вечером великий мастер вспомнил, что слышал это имя и кому оно принадлежит. Завершить мысль не дал Маглор, опоздавший к ужину и тихо извинившийся за это. Вид у него был измученным. — Простите, атар. Меня Икар задержал. Поскольку у него больше ничего не спрашивали, эльф занялся ужином. Голова дико болела. Икар очень долго мучил его слух, пытаясь добиться идеального звучания в каком-то своем изобретении, которое он назвал музыкальной шкатулкой. Сам же Икар застрял в мастерской на добрых трое суток, несмотря на попытки друзей и родителей его оттуда выкурить и заставить хоть поесть. На все это он говорил, что занят и что вообще его нельзя отвлекать. — Мне нужно найти Эонве. — в конце концов выдал эльф, держа бережно в руках небольшую шкатулку, над которой работал все это время. Коробочка из серебра, покрытая простыми геометрическими узорами, была с виду хрупкой и словно едва держалась кучи — но на самом деле она была очень крепка и могла выдержать падение из Таникветиля. Но это не точно. — Много хочешь. — прозвучало из другого угла мастерской, где были стол с чертежами и мольберт, за которым что-то выводил карандашом и измерял линейкой другой эльф. Уже темноволосый. — Эонве так просто не приходит. И где ты видел, чтобы эльф сошелся с майар? Друг, опусти планку. — Брут, лучше бы помог. Как ей это передать? — Мой совет неизменен. Иди поспи. — Брут изменил угол наклона линейки и провел еще одну линию, пробормотав себе под нос какие-то цифры. Но долго выдерживать взгляд друга не получилось никак. — Если нас выгонят из Валинора за это, я буду тебе вспоминать всю последующую вечность этот день и этот момент. Эльф оставил чертеж и куда-то вышел. Имея хорошо подвешенный язык, Брут умел договариваться и часто это делал для своей необходимости, чтобы участвовать в каких-то грандиозных проектах. Но отказать Икару, своему лучшему другу, он тоже был не в состоянии. Уговорить посланника Манве оторваться от бумаг и все же пойти с ним было для Брута новым уровнем сложности. До этого он в большинстве своем работал только с эльфами и майар Ауле, а с теми было как-то проще. Однако прибывшие на место застали милую глазам картину: Икар просто заснул за столом, рядом со сладко спящим эльфом стояла открытая шкатулка, откуда звучала колыбельная. Эльф тихо сопел, улыбаясь. Неудобная поза ему никак не мешала. — Это несерьезно! Я должен вернуться на свое рабочее место. — майар уже развернулся, направляясь к выходу. Эльф быстро закрыл шкатулку и вручил ее Эонве, чем вызвал у того еще большее негодование. — Передайте это майар по имени Муза. Она служит супруге вашего господина. — Маленький эльф, тебе не кажется, что ты слишком много себе позволяешь? Я вестник Манве, а не мальчик на побегушках для любовных посланий! Мирно спящий Икар в это время бубнил как заведенный одно единственное слово: «Муза». Брут вздохнул и про себя подумал, что, если Эонве не доставит этот подарок, то Икар пойдет прямо к Варде. А такого им не нужно. — Не думаю, что будет уместно, если сам Икар полезет на Таникветиль. Поэтому лучше это сделаете вы, чем он будет беспокоить Варду своими любовными делами. — Твое счастье, что я спешу. Это первый и последний раз. Похоже Эонве просто не хотел, чтобы его выставили виновным в том, что какой-то эльф, даже близкий к королевскому происхождению, будет беспокоить покой Варды. Шкатулка оказалась в руках Музы через час. Майар как раз составляла астрономическую карту, ведь нужно было, чтобы звезды двигались по курсу и не сбивались с него. В шкатулке была записка колючим почерком. — Эта шкатулка играет музыку, необходимую твоей душе в тот или иной момент. Если захочешь ещё раз встретиться, буду очень рад. Икар.***
— Ты аж светишься. — Брут первый, кто заметил изменения в друге после того, как Икар начал встречаться с Музой. Эльф стал чаще улыбаться, и среди чертежей новых изобретений периодически встречались скорые наброски портретов этой майар. Кроме того, Икар загорелся желанием создать крылья. Такие, с помощью которых могли бы летать эльфы, хотя среди всех опрашиваемых мало кого тянуло в небесную высь. — Ты так же выглядел, когда сошелся с Лией. Аргумента на эти слова у Брута не нашлось, поэтому он молча продолжил наблюдать за процессом сбора друга на очередную встречу. И только он замечал, как дрожали у Икара пальцы: кудрявый эльф все ещё нервничает, будто боится, что эльфу и майар не позволят быть вместе. Однако ученый не знал, что Варда, Вариэ, Ниэнна и Несса уже спорили насчет того, когда эти двое наконец-то поженятся, поэтому запрещать эти отношения никто не стал бы. Берег озера Лорелин был их излюбленным местом встречи. Здесь всегда было тихо и спокойно, а ещё невероятно красиво — самое то для свидания. Только вот самые влюбленные уже давно бросили считать, сколько у них было здесь встреч. Икар гладил кончиками пальцев пёрышко, в первую встречу выпавшее из крыла Музы, что сейчас было вправлено в золотое обрамление и носилось на шее. В моменты, когда нолдору было страшно или одиноко, его успокаивала именно эта, казалось бы, безделушка. Шелест крыльев заставил повернуться к источнику звука, и на лице ученого расплылась влюбленная улыбка. Муза редко меняла образ, но сегодня привычный плащ она сняла и была в брюках и синей рубашке с вышитыми на ней золотыми нитями созвездиями. Так было удобно и летать, и совершать совершенно повседневные дела. — В рабочей форме, как вижу. Но тебе очень идёт, звездочка. Он бережно обнимает майар за талию, прижимает к себе и не встречает никакого сопротивления. Просто его звездочка очень устала после этой ночи и ластится к нему, как маленький зверек к маме. Икар понимает все без слов. Все так же держа Музу в объятиях, присаживается на мягкий береговой песок и гладит девушку по крыльям, позволяя отдохнуть от всех забот — а ещё учёный знает, что в ответ, если он сам будет вымотан до предела, получит такую же заботу. Через какое-то время Муза все же подает признаки жизни, и у них начинается ленивый диалог фактически без темы. Они говорят обо всем и ни о чем одновременно. Майар лежит головой на коленях эльфа, а между ее пальцами рождаются светящиеся нити. Она что-то плела из звездного сияния. — Муза, а расскажи о Музыке. Как это было? Что ты тогда ощущала? — Икар уже давно хотел задать ей этот вопрос, но почему-то ему это казалось некорректным, неуместным: о Музыке и создании Арды майар почти не говорили между собой. По крайней мере, подчинённые Ауле. — Это… Это трудно описать словами. Очень. Первые темы, которые давал Эру, были просты. То там, то там в немом пустом пространстве были слышны разные мелодии. А вот когда мы все вместе спели… Вот знаешь, когда ты делаешь какой-то механизм и чувствуешь подъем духа и вдохновение? Вот что-то похожее чувствовала тогда я. Хотя в моменты, когда Мелькор начинал другую тему, было не по себе. Теперь понимаю, почему. Дальше они снова молчат. Мелькора только недавно выпустили из Мандоса, но он уже успел получить молотом по голове от Феанора, а Брут совсем не тактично попросил Валар покинуть мастерскую и не мешать работать. Икар в тот момент что-то мастерил, поэтому разговора не слышал. А Муза не забыла уничтожение Светильников и множество других преступлений Валар, которые он успел совершить в таком юном мире.***
Когда резко стало темно, поднялся настоящий хаос. Испуганные эльфы не знали, что делать, и просто в панике искали своих близких. В это время Муза, как порядочная майар, была вынуждена находиться рядом с Вардой, однако она усердно, когда была возможность, выглядывала среди нолдоров Икара. За него она переживала сейчас больше, чем за деревья, Валинор и вообще Эа: ей хотелось убедиться, что этот кудрявый сгусток энергии был в безопасности. Все остальное было не столь важно. Ужас окутал ее сердце, когда Феанор начал подстрекать эльфов к возвращению в смертные земли и принес ту ужасную клятву, которую повторили его сыновья. Муза знала, что Икар для Феанора был кузеном и вполне мог присоединиться к этой сумасшедшей идее; от самой мысли о том, что эльф оставит благословенный край, на глаза девушки выступали слезы. Однако покинуть свой пост она тоже не могла. Пока Валар пришли к согласию, прошло немало времени. Успели пострадать Альквалонде и телери, которые всегда были для нолдор друзьями. Икар с болью смотрел за этой резней, но не пытался никого остановить. Кто послушает простого учёного? Тут ещё младшие дети Финве бросились в бой, не разобравшись, что же произошло. — Эру, умоляю, молю, останови этот ужас… — Икар повторял эти слова как какую-то мантру, словно заведённый. Он последовал за братом, но его родители, друзья остались и изо всех сил уговаривали его тоже не делать глупостей. Однако у них не получилось. Он коснулся пера на шее. На секунду стало тепло, но ужас, крики и запах крови вырвали его из этого блаженного забвения. — Икар! Бери меч и не стой в стороне как трус! Эльф не послушался приказа и отошел дальше. Было страшно, было больно, тьма вокруг делала ситуацию в сотни раз хуже. Хотелось, как ребенку, спрятаться под одеяло и надеяться, что это страшный сон, который скоро закончится. Однако ничего и не думало кончаться. — Икар! Он услышал это в двух шагах от входа в Хелькараксе. Шел последним, все время оглядываясь назад. Такой родной и желанный голос. Она летела, изо всех сил взмахивая синими крыльями, летела, рассекая со свистом воздух и не обращая внимания на сопротивление воздуха — однако не успела вовремя затормозить, отчего налетела на эльфа, и они вместе покатились по земле, локтями и коленями друг другу успев набить по несколько синяков. Хотя сейчас было неважно, что они валялись на земле. Муза крепко обняла его и тихо заплакала. — Прости. Я так боялась, что не успею… Что ты уйдешь… И мы… — договорить она не успела. Эльф обнял ее за мягкие, влажные от слёз щеки руками и поцеловал. Мягко и нежно. Майар застыла — кажется, она не ожидала подобного. — Тебе не за что извиняться. Это я должен просить прощения… И не только у тебя. Ученый встал на ноги и снова обнял Музу. Для окончательного понимания произошедшего ему не хватало рядом именно ее — той, кому он отдал свое сердце, той, чьего решения он боялся; боялся, что майар пренебрежёт его любовью в это страшное время. Потому он и не вернулся, даже когда Феанор сжег корабли. Икар не хотел ранить себя, если его страх окажется правдой — но, к счастью, все оказалось совсем не так. — Пожалуйста, не делай этого!.. Проклятие падет и на тебя… Она смотрит с мольбой в его голубые глаза и держит крепко за обе руки. И все еще всхлипывает. Ей страшно, что упрямство Икара пересилит все остальное. — Я не пойду. Я здесь. Говорит удивительно уверенно, однако сам едва держится на ногах. Как только он хотел переходить Хелькараксе в таком состоянии? — Обещаешь? — Клянусь. Клянусь светом венца звёздного свода.