Главный номер

— А теперь — смотри внимательно. Иль Тын прищуривается, напряженно следя за руками собеседника. Тот разжимает кулак: вместо большой белой пилюли на ладони лежит горстка крохотных зелёных таблеток, напоминающих стеклянные бусины. — Ну как, уловил? Иль Тын смущённо чешет переносицу и качает головой. Довольно рассмеявшись, фокусник небрежно ссыпает бусины в карман и успокаивает: — Ничего, я потом ещё раз покажу. Медленнее. Они неспешно движутся дальше. Дорожка сворачивает, и старое, громоздкое здание клиники скрывается за деревьями. — Здесь красиво, — Иль Тын втягивает носом чистый, сладковатый воздух, напоенный ароматом хвои. Фокусник кивает: — Да. Я сам выбрал это место. Иль Тын украдкой поглядывает на бывшего наставника: бледный, в белой больничной рубашке и бесформенных светлых брюках он кажется совершенно бесцветным и оттого ещё более «нездешним», чем обычно. Он изменился, и Иль Тын не сказал бы, что эти перемены к лучшему. Солнечный свет мягко скрадывает морщинки, но тёмные круги под глазами, глубокая складка между бровей и сутулость придают ему скорбный и измученный вид. Сейчас фокусник выглядит на свой возраст, но Иль Тыну это кажется неправильным, даже пугающим. Он чувствует странное разочарование с примесью неизбежности. Прилегающий к клинике парк огромен. Дорожка петляет, сливается с более узкими тропинками, ныряет в заросли и снова выводит на ухоженные лужайки. Фокусник вздрагивает, когда Иль Тын нарушает затянувшееся молчание и задаёт свой главный вопрос: — Два года прошло. Почему вы написали мне, а не Юн Аи? — Я многому здесь научился... — фокусник извлекает из ниоткуда яркий платок. Пальцы порхают, ловко завязывая узелки, но взгляд рассеянно блуждает. — Аи часто говорила, что не понимает меня. Тогда это казалось мне странным. Но теперь... Он останавливается и кивает, указывая на скамейку с причудливо выгнутой спинкой, спрятавшуюся в тени дуба. На ней, обхватив себя руками и ритмично покачиваясь, сидит мужчина в такой же безликой больничной одежде, как и на самом фокуснике. — Здесь много тех, кого я не в силах понять. Мы говорим на одном языке, но их слова кажутся мне бессмысленными... Теперь я знаю, почему Аи было так сложно говорить со мной, — он вдруг весело улыбается: — Сейчас я работаю над своим главным номером. Этот номер оказался самым сложным... Я назвал его «Превращение». Когда он будет готов, я вернусь. Иль Тын с трудом отводит взгляд от скорчившегося на лавке мужчины и с тревогой поворачивается к фокуснику. — И когда он будет завершен? Фокусник молчит, и Иль Тын понимает, что он тоже готовится задать свой главный вопрос. Руки, терзающие платок, замирают. — Вы с Аи... Вот оно. Иль Тын чувствует, что краснеет, и мямлит: — Нет! То есть да... То есть нет! Фокусник ждёт, от его пристального взгляда становится не по себе. Иль Тын вздыхает и признаётся обреченно: — Ничего не изменилось. Всё так же, как раньше. То есть никак. — Хорошо... То есть, сочувствую... Они снова переглядываются и смеются, как старые друзья.