Чучело

Где это было, в какую войну? Вася сам уже забыл, какой сейчас год и на территории какой страны находится. Мышление стало клиповым, мир превратился в слайды аниме — кроваво-красного, дымного, полного всполохов боли и черноты унижения. Вот он бежит следом за отрядом — в полной выкладке, запинается, замедляется, останавливается, горбясь и пошатываясь. Вот он лежит в кольце силуэтов и со всех сторон раздаётся хохот. Вот он трёт пол шваброй, с усилием, почти облокачиваясь на неё, чтобы не упасть от слабости. Вот он вскакивает ночью — чтобы в следующий миг обнаружить, что его бьют… Где это было, в какую войну? По обрывкам того, что учили в школе, Вася мог бы предположить, что в чеченскую, но наличие в отряде чеченца Ахмеда, крупного, широкоскулого, красивого свирепой наглой красотой, опровергало это предположение. В клиповом клипе Васе запомнилась только квадратная ухмылка мучителя и его возглас, сопровождаемый вытянутым пальцем — указывающий, где Васе место. Ему хотелось заткнуть уши и закрыть глаза, крича «прекратите, прекратите, прекратите». Но карусель мучительных фантасмагорий не прекращалась, она ускорялась, в ней мешались сцены боевых походов, засад, бегства под артобстрелом, и почти цивильная жизнь в казарме, если её так можно назвать. — Эй, сопля! А у нас для тебя при-и-из, за ничтожную службу! Гля, во, какого напарника тебе нашли! То, что видит Вася, первоначально кажется ему четвертованным эсесовцем — мужчина без головы и ног. Несколькими секундами позже он понимает, что это манекен. А затем — «тело» вываливают на Василия. Оно оказывается неожиданно тяжёлым и «зыбким», состоящим из колышущейся упругой резины. Вася не может сдержать омерзения — судя по всему, это секс-кукла, правда, одетая в форму эскадронов смерти — на удивление новенькую, угольно-чёрную, блистающую «Железным крестом». Даже кортик на боку. — Вытащили из штаба фашистов, когда вырезали офицерьё. — Ахмед поигрывает ножом, чтобы никто не сомневался, что он с товарищами способен вырезать целый штаб. — А у тебя ж нет друзей. Как раз дружбан по тебе! — он ржёт. Отряд ржёт следом — стараясь не отстать. Вася при всём желании не может вспомнить, чтобы Ахмед отлучался на какие бы то ни было вылазки, он всё больше с телевизионщиками отирается… Но сейчас Васю волнуют не неувязки в ахмедовской истории, а необходимость быстрее отпихнуть от себя гнусный подарок. Мучители не скисходят даже до насмешек — Васю просто молча бьют, пока ему не становится всё равно, что за штуку пытаются подложить в его постель. Убедившись, что жертва смирилась со своей участью и вздрагивает, скорчившись, рядом с резиновым «союзником», мучители уходят. Вася хлюпает носом. Он не должен был оказаться здесь. Почки, плоскостопие… впрочем, даже Витя, у кого одно лишь плоскостопие, издевается над Васей вместе со всеми. Вася не сдаётся. Когда гасят свет, он тащит манекен в сторону кухни, чтобы выбросить на помойку. Кажется, он слышит смешок за спиной перед тем, как дверь казармы закрывается за ним. Васе всё равно — и напрасно, потому что минут через пятнадцать после того, как он возвращается в одиночку, на него опять сбрасывают куклу, на этот раз — мокрую, в картофельных и морковных очистках. Он тщетно пытается избавиться от навязанной ему нелепой секс-принадлежности ещё и ещё, улучив момент, когда никто не видит, но каждая попытка отслеживается и «приз» возвращается на место. Осознав, что ему не избавиться от унизительного спутника, Вася, дождавшись, когда все уйдут, бьёт его со всей силы кулаком. Даже эта попытка насилия, впрочем, оказывается тщетной — резина, спружинив, отбрасывает кулак прямо в подбородок Васе. Звёздочки в глазах. Васе слышится эхо хохота — но на этот раз точно показалось. Его позора никто не видит. Вася бьёт ещё раз — осторожнее. Затем, привалив «труп» к стене, начинает мордовать его, вымещая на неодушевлённом предмете ненависть к настоящим истязателям. Это, конечно, уже не остаётся незамеченным. — Гляди-ка, салажонок совсем озверел! Сейчас в мясо эсесовца порвёт. На что спорим? — Не-е-е, резина крепкая. Не должон. — Да не скажи. Китайское же производство. — А шо, Китай — не страна? Вася не обращает внимания. Первые удары худых рук по-детски неумелы. Удивительно, но парень умудряется отбить кулаки даже о силикон. Но он не сдаётся. Это избиение становится — его единственная отдушина в аду. Нанося каждый удар, он на какую-то долю секунды забывает, что сам является живой куклой для битья. Солнце крутится. День сменяет ночь. Силуэт парня стоит у силуэта манекена на полусогнутых ногах и бьёт — удар, удар, удар. День — обвисание на швабре в сортире. Ночь. Удар. Удар. Удар. День. Марш-бросок. Ночь. Удар-удар-удар. Теперь в их ритме слышны серии. Синхронизировано дыхание. Следующий слайд: молчаливый усатый сержант-сибиряк при помощи двоих подручных вешает эсесовца на ветку, пропустив верёвку подмышками. Вася дёргается, но его держат. Сержант, похлопав висящего по груди, отходит. Намёк понятен. Теперь Вася атакует ногами. Его никто не учил. Он ничему не учился. Он вспоминает «Мортал Комбат», в который, кажется, когда-то в прошлой жизни запускал на приставке, и тело — начинённое ненавистью и адреналином — само подсказывает ему, как правильно ввинтить кулак или послать ступню в челюсть. Втайне Вася презирает себя. Он читал, что обезьяна, которую бьют все остальные члены стаи, вымещает злость на предмете — чтобы сделать хоть кого-то последним в иерархии. Не себя. Сейчас Вася — эта обезьяна. Он не чувствует в себе смелости бросить вызов мускулистому, раскормленному бараниной и не страдающему врождёнными болезнями Ахмеду. Когда тот, упёршись расставленными пальцами в подбородок Васе, отталкивает его, будто ребёнка, проходя вперёд, Вася отлетает, скуля. Но затем Ахмед идёт к манекену и тушит о него сигарету. — Что ж ты, слизня, так недобр к своему закадычному приятелю? — интересуется горец. Он говорит ещё что-то, но уши Васи закладывает от шума крови. В голове снова встаёт катавасия пережитого — а в следующий миг кулак Васи в сопровождении боевого визга влетает по пологой дуге в челюсть Ахмеда, отбрасывая его прочь. Вася дует на кулак, стоя в неправильной, нигде не рекомендованной боевой стойке — чуть скособочась и опустив одну руку. — Я тебя сейчас напластаю. Вместе с твоей куклой, — шипя, сообщает Ахмед, поднимаясь, словно змея, в порядке «сначала — голова и корпус». В его руке — нож. Это момент, когда время останавливается. Вероятно, в голове Васи прокручивается вся его жизнь. Затем — вспышка, перечёркивающая мир. Нога, выброшенная в высоком пинке — выбивающая нож на уровне плеча. Ахмед отваливается, держась за кулак и дико блистая глазами. Затем извлекает пистолет. Ношение оружия в казарме! Это дичайшее нарушение распорядка, но Ахмед никогда не затруднялся законами… Сейчас — ему придётся, на время, потому что следует лающий окрик сержанта: — Прекратить! Вы хотели, чтобы сопляк стал бойцом и, может быть, спас кого-то? — Если кому-то спасение понадобится, так это ему, — сулит Ахмед с ухмылкой, но вынужден отступить, правда, оружие не отдав — просто спрятав. Субординация в казарме всё ещё не потеряла силу. Формально. Через несколько дней наступает развязка. Их отправляют на задание. — Без оружия?! — переспрашивает Витя, и сержант, потупившись, мрачно объясняет: — Для тех, у кого плохо со слухом, повторяю. Задание разведывательное. Оружие не понадобится. Быстрая ориентировка — и назад. Они идут гуськом по лесу. Леонид, такой же первогодка, как и Вася, только поздоровее, первым замечает мины. — Эй, там проволока! — Так вперёд, — ухмыляясь, командует Ахмед. Он вооружен и не скрывает этого. Вместе с ним двое подручных, не чеченцев, просто подпевал, которые мучили новобранцев вместе с ним, в первых рядах. У них тоже пистолеты. — Что пялитесь? — спрашивает один из подпевал, криво и гаденько ухмыляясь. — Нас для этого с вами и послали. Проконтролировать. — Стас, нас же всего трое, — огрызается парень слева. — если мы кончимся, кто-то из вас пойдёт? — Я тебе сейчас ногу прострелю, — обещает Ахмед. — И ты у меня поползёшь, умоляя, чтобы я не продолжал отстреливать тебе части — одну за другой. — Да брешет он, — громко заявляет сосед Васи по казарме, широкоплечий и белокурый Сашок. — тут враги недалеко. Не будет он… Вместо ответа — коротко взлаивает пистолет. Сашка валится, держась за левое подреберье. Вздрагивает несколько раз и затихает. — Человеческие жертвы, — объясняет Ахмед, не теряя улыбки даже в момент убийства. — без них на войне не обойтись. Я помню, как вы бомбили Грозный. Мне было всего 5 лет. Но я помню. Вы будете умирать. — Ахмед, это не выход, — поднимает руки Вася в убеждающем жесте, но чечен машет пистолетом в сторону минного поля. Остальные, бледные, явно не ожидавшие такого беспредела, но всё ещё по инерции улыбающиеся, держат Васю на мушке. Неожиданно лицо Ахмеда вытягивается. Он глядит за спину Васе, на что-то в небе, постепенно поднимая глаза всё выше, а затем, придерживая каску рукой, падает на землю. А через пару секунд разверзается ад. Эпицентр его, правда, за спинами, но безумие огненной стихии внушительно. Огненные шары с бешеной частотой вспыхивают на огромной площади, и кажется, что шторм из преисподней вот-вот накроет маленькую разведгруппу. Стас с беззвучным криком падает, посечённый осколком. — Бежим! — кричит Вася оставшемуся в живых подрывнику, и они несутся, сломя голову, куда попало, через горящий кустарник, как угоревшие на пожаре животные. Снова — беспорядочные кадры. Вася ковыляет по руинам воинской части. На пороге — лежит ничком сержант. Его спина — месиво. Не увидит Сибирь своего сына… Опять пепелище. Вася разыскивает что-то между черных обугленных досок, напоминающих гнилые сломанные зубы. Высоко в небе парит беспилотник. Вася долго глядит на него — понимая, что смотрит в глаза далёкому оператору, уже держащему палец на кнопке запуска ракеты. Но, видимо, там, на том конце, решают не тратить боезаряд на одинокого безумного рядового. Наконец, Вася находит то, что искал. Манекен. Взвалив на плечи тяжёлую куклу, Вася тащит её. Дороги. Грязь. Вася тащит манекен. Поля. В небе пролетают истребители. Наши? Не наши? Проводив их пустыми взглядом, Вася вытирает пот пополам с копотью со лба, взваливает на спину опущенный для отдыха манекен и продолжает путь. Река. Вася невольно присоединяется к отступающим войскам, пытающимся переправиться по понтонному мосту. Некая чуйка, впрочем, заставляет его повременить и выбрать путь вброд гораздо правее. Чуйка не обманывает. Вася не достигает ещё середины реки, как посреди понтона ввысь взмывает столб воды. Грохот. Окрест летят куски — то ли пластика, то ли тел. Обстрел продолжается. Невидимые артиллеристы планомерно добивают переправу. Вася ныряет, стараясь задержать дыхание. Манекен обеспечивает ему плавучесть, удерживаясь на поверхности. Вася надеется, что наводчикам его компаньон покажется просто плывущим мертвецом. Берег. Вася, отяжелевший от воды, с трудом затаскивает манекен в прибрежные кусты. За ними остаётся просека, но солдата это не слишком волнует. Он чувствует себя мёртвым, ещё с давних пор, с самого попадания в пропахшую вонью дедовщины армию, где его в первый же день отучили чувствовать себя человеком. Неведомо как, но следующая сцена — в благополучной воинской части. Он добрался. Военные, правда, «на вещмешках» — готовятся уезжать куда-то. Запрягают в грузовики пушки. Строятся перепуганные, но полные надежды, новобранцы. Бредущего среди всей этой суеты Васю нагоняет совсем молоденький солдат-почтальон, почти мальчишка. Задыхаюсь, он вручает Васе письмо. Тот распечатывает конверт, недоумевая, откуда. Лишь развернув листок, он понимает, что это его прощение. Ключ из ада. Предписание о демобилизации. Столица. День. Вечер. Ночь. К сидящему за столом перед бутылкой Васе подходит со спины девушка и приобнимает его. Они встают, чтобы идти в комнату. В этот момент за окном начинают запускать петарды. Люди что-то празднуют. Хлопки заставляют Васю дёргаться. Теперь он напоминает сам себе уже не обезъяну, а безумного бобра Флиппи из запрещённого мультика — тот тоже срывался от любого треска. Девушка и Вася заходят в темную комнату с работающим телевизором. На экране — мультипликационный бобёр разносит в кровищу кавайных зверюшек. Вася снова дергается — его раздавленный бомбежкой мозг с трудом переживает это совпадение. — Не бойся, его уже разрешили. — Лида воспринимает реакцию парня по-своему. Они обнимаются. Нарезка кадров: чулок, снимаемый с ноги, силуэт обнаженной груди выгнувшейся женщины, двое — женщина за спиной мужчины. Крупным планом — лицо Васи. Ему явно не до того. Затемнение. Двое в постели. Мужчина лежит, скорчившись и накрывшись простыней — словно маскировочной сетью, до натянутых складок. Женщина — за его спиной. На её лице — жалость, опустошение и невольное лёгкое презрение. Судя по всему, у них ничего не получилось. Лида садится на краю кровати и устало поправляет пряди волос, убирая их с лица. Идёт на кухню, к холодильнику. По пути почему-то заглядывает в шкаф — и тут же замирает, прижав руки к подбородку и закусив пальцы в шоке. Следующий кадр — в спальне. Гром, молния, разрушенный сон. В освещённом дверном проёме — фурия, валькирия. Она указывает рукой назад. Мужчина не понимает. В воздухе повисает вопль: «Перверт!» Мужчина бросается вслед за женщиной, которая спешит одеваться: «Стой!» — «Хватит меня обманывать! Всю страну обманывали!» — эти слова повисают на лестничной клетке, самой девушки уже нет, лишь топот ног. Мужчина в отчаянии. Он сгибается, выдирая волосы. Потом распрямляется и кричит в потолок. В следующий миг он уже тащит манекен эсэсовца на балкон. Размахивается, с натугой швыряет вниз. Там раздаётся глухой шлепок. Затем парень хватается за телефон. Гудки. Ответа нет. Следующее мгновения застают его в разных позах в разных концах комнаты: держащимся за голову, бьющим кулаком в стену, переворачивающим мебель. Звонок в дверь: трррр! На пороге стоит его женщина. Она растрёпанная, мрачная, с тающей тенью ещё не избытого отвращения на лице. Судя по всему, она приняла решение. Вася, сдвигая её, бросается вниз по лестнице. Кадры сверху: мужчина среди снегопада ищет на запорошенной улице нечто. Судя по всему, поиски безрезультатны, а следы разворачивающейся машины, ненавязчиво перечеркивающие всю картину поверх, намекают, куда выброшенное могло деться. Следующая сцена: кухня, мужчина стоит, сгорбившись у окна, хотя, видно, что он испытывает не только конфуз, но и облегчение. Женщина сидит, заложив ногу за ногу, и хохочет, пошло, как проститутка, придерживая за ножку стоящий на столе рядом с бутылкой налитый бокал. Чувствуется, что она тоже решила напиться этой ночью. Далее — летят календарные дни, месяцы, сменяется год. Вася и Лида — в клубе. Лида ведёт к нему пару парней, стандартных широкоплечих красавцев в светлых костюмчиках, этаких джеймсов бондов. Серьёзно-улыбчивые, каждый — настоящая мечта девушки. Вася поднимает руки — не моё, мол. «Твоё, твоё, я же всё знаю», — кивает Лида. Ещё пара месяцев. Снова клуб. Вася одет, как фрик — в ботинках с высокой подошвой и курткой с высоким воротником. У него панковская причёска и цепь на шее. Лида — «аккомпанирует». Неожиданно к Васе пристаёт некий крупный забулдыга. Разговор явно об ориентации и битье морд, но кончается он быстро — красивым хуком и полётом не слишком худосочного алкоголика в столы и стулья. Публика аплодирует — она сама недалеко ушла от Васи по стилю, хотя, уступает ему в безвкусии. Среди аплодирующих — усатый менеджер в соломенно-полосатом костюмчике. Васе делают рабочее предложение. Он становится первым «боевым диджеем» — нечто среднее между стейдж-мастером и чемпионом подпольных боёв без правил. Его высокие удары ногами, «вертушки» и неожиданные, неклассические атаки обеспечивают ему успех зрителей в полутёмном, подсвеченном острыми лучами прожекторов ринг-зале. Вечерами Вася пересчитывает пачки денег. Популярность Васи растёт. Вскоре он отправляется на гастроли, кочуя из города в город. Лида не в восторге, Васе же такой быт нравится — почему-то жизнь на одном месте его нервирует. У них — дети. Когда Вася добирается до земель, откуда происходил родом его сержант, оказывается, что вернуться мешает новая война. Выступлений на ринге тоже не предвидится — не до них. Сибиряки, впрочем, к Васе радушны — даром что приезжий. И жилья у них в достатке, так что сбережений Васи хватает на то, чтобы купить домик в лесу. Лида отказывается жить в «берлоге медведя» — к тому же, у неё появился любовник, настоящий сибирский мужик, сам похожий на седеющего гризли. Дав Лиде запасные ключи и телефон, Вася уединяется в своём убежище. Первые пять дней он пьёт без просыха и играет в «мортал комбат», попутно находя среди бумаг задание той-самой контрольной, которую он не сдал. Эта находка вызывает у него улыбку и слёзы. Вася отключается. Когда он приходит в себя — светит полная луна и с улицы доносится шум мотора. Решив, что это его гражданская жена, Вася выходит на улицу, хрустя девственным сибирским снегом — лишь для того, чтобы ощутить ствол у виска и услышать полный ненависти знакомый шёпот: — Даже и не думай дёргаться, сопля. Голос жены тоже вскоре раздаётся — верней, стон. Пищат дети. Их привезли бандиты. Ахмед здесь верховодит, хотя, банда разношёрстная. Всего — пять человек. Видимо, Ахмед очень самоуверен. — Ты же не думал, что я забыл об этом? Ты нанёс мне величайшее оскорбление, — напоминает главарь. — Никто не должен касаться сына гор. — Горы стыдятся такого сына, — отзывается Вася, подняв лицо — и получает удар в него, в то время как ему связывают руки за спиной. — Я пришёл забрать должок, — глумливо вытягивая губы, заявил Ахмед. — Сейчас мы будем биться. Один на один. Как и должно между мужчинами. — он смотрит на Васю, ожидая признаков глупой радости на его лице, но там лишь безразличие. — Вижу, ты не ждёшь чудес? Правильно. Потому что за каждый твой удар — будут расплачиваться они! — уточняет Ахмед, указывая кинжалом на детей. — Это и есть — «как должно между мужчинами»? Ножик хотя бы выбрось, — первый раз ухмыляется Вася окровавленными губами. — Ножик — выброшу, — неожиданно соглашается Ахмед, скаля зубы в пол-рта. — Мне и голых рук теперь хватит. — Теперь-то — да, — соглашается Вася, и отлетает от удара. Ахмед неторопливо «наседает», посылая резкими неожиданными движениями кулак то одной, то другой руки, и заставляя тело Васи шататься, как яхту в качку. «Боевой диджей» пока держится. — Постой на месте, пока я выбиваю из тебя дурь. — Ахмеду надоедает «прицеливаться», он хватает Васю за грудки и прижимает его к стволу вековой лиственницы. — Получи, говно, получи! — удар за ударом вбивают Васю в шершавый ствол, заставляя его живот прилипать к позвоночнику. Дерево трясётся. Вася уже думает, что отлетает к ангелам, когда вдруг сверху раздаётся тихий треск, сопровождающийся падением струек снега, шелест, а затем — Ахмеда сминает что-то тяжёлое. — Эй, что это? — трое наймитов бросаются проверять состояние босса. — Кажется, на него упало пугало… Да, вон шест сломанный… Какого хера тут поставили пугало?! Лишь через несколько секунд до них доходит, что Вася исчез. Лишь следы в снегу — указывают, куда он уковылял. Вася же — в это время, стоя за одним из стволов, судорожно пилит зажатым между пальцев кортиком верёвку, которой связаны руки. Помогает себе зубами. Дёргается — слыша, что по его следу идут. Ищущий — заходит за дерево. Пауза, полная мучительной неопределённости… Затем бандит выходит обратно, разводя руками. — К забору побежал, кажись. — А, далеко не уйдёт, — машет рукой тот, что проверял Ахмеда. — в тапочках-то, да рубашонке. — он сплёвывает. — Чего с боссом? — уточнил отлучавшийся на поиски. — Чего-чего… мёртв, — хмыкает второй. — Этот чёртов «Страшила»… — он пинает ногой куклу. — Тяжёлый! Шею, кажись, нашему сломал… И стоило ради такого через пол-страны ехать… — Мстительность до добра не доводит, не, — подтверждающе качает головой собеседник. — С этими-то что делать будем? — кивает на микроавтобус самый низкорослый, с автоматом. — Чего-чего. Завалить. Свидетели нам не нужны, — пожимает плечами «миротворец». — Кстати, а чего это там так ти… — он замирает с разинутым ртом, потому что за раскрытыми дверями - сотоварищ, сидящий на полу в кривой позе, с раскрытым в безмолвном крике ртом, и кровавой колотой раной во лбу. А женщина и дети — как сквозь землю провалились… — Не меня ищешь? — послышался вдруг женский голос рядом, и бандит видит тщательно целящуюся из дробовика заложницу. Бандиты тут же оживают, будто в ускоренной съёмке, разворачиваясь и готовясь к стрельбе, но ближайшего сносит залпом дроби, попав и по двум остальным. Они валятся с чертыханиями — не заметив, как в воздухе что-то промелькнуло, утонув в снегу. А через несколько секунд — снег вздыбливается с грохотом… Самый задний из преступников, оглушённый взрывом, но живой, ковыляет, петляя — не от хитрости, а от головокружения… пока кинжал, свистнув, не вонзается ему в ягодицу — не прикрытую полушубком. Бандит, визжа по-заячьи, уже не идёт, а ползёт - припадая к снегу, оставляя кровавый след. Где-то, перекрывая звон в ушах от взрыва, ревут младенцы... — Дорогой, занеси домой детей, пожалуйста, — вежливо говорит Лида, обернувшись куда-то вбок, — Ты ведь не одет, — быстро перезарядив дробовик, она спорым шагом идёт следом и, догнав его, не слушая просьб о прощении, разряжает отползающему на карачках бандиту оружие в живот. Звук выстрела приглушён. Сделав кровавое дело, женщина оборачивается — судя по крикам детей, Вася не послушался просьбы. Действительно, схватив в охапку младенцев, парень стоит на морозе в тапочках у размётанной взрывом прогалины и рыдает. Перед ним на смеси земли и снега лежат растерзанные клочья куклы… Лида подходит и тепло, понимающе приобнимает бойфренда за плечи. Затем её глаза расширяются, наполняются надеждой — нагнувшись, она поднимает нечто. Это резиновый член — точная имитация настоящего, единственное, что осталось от «боевого друга» Васи… Глаза Васи так же расширяются в изумлении, когда Лида торжественно вручает спутнику жизни ту маленькую часть их прошлого, которую удалось спасти в хаосе битвы. С облегчением она улыбается, видя, как лицо Васи разглаживается и боль уходит из его глаз. Затем они целуются, обняв друг друга. Жизнь не заканчивается. Она только начинается.