Крист раньше не считал себя излишне любопытным. То есть он был достаточно любознательным, а природное обаяние и общительность помогали ему ненавязчиво выведывать интересующее. Он действовал аккуратно, и не было ещё существа, который не поддался бы его очарованию. Не было. До этого момента.
Новенький привлёк его внимание сразу: было в нём нечто такое…
иное. Поистине волшебное. Что-то, от чего воздух слегка дрожал, когда ближе подходишь. Что-то, что притягивает с первого взгляда — и это не о красоте. Точнее, не только о ней. Криста к новенькому тянет с какой-то непонятной силой, и он решает во что бы то ни стало сблизиться с ним.
В их учебном заведении были только смешанные группы: люди и не-люди — всевозможные существа и эфемерные духи (а, порой, и божества) — учились все вместе, и отличить людей от любых не-людей было весьма затруднительно, особенно если не-люди не хотели раскрываться. Крист знал это по себе: по пальцам можно пересчитать тех, кто догадывался о его
истинной сущности, а тех, кто знал, и вовсе было только двое. Здесь, на островах, раздельной учёбы в принципе не было — отделять не-людей только на основаниях их несколько иного наследия считалось дискриминацией (в отличие, кстати, от некоторых материковых государств, откуда когда-то сбежали его далёкие предки), а по внешним признакам не-люди никак не отличались от людей, за многие годы совместного сосуществования научившись скрывать какие-либо черты инаковости (возможно, именно поэтому история для многих не-людей была и есть весьма болезненный предмет). Поэтому можно было либо догадываться, либо спрашивать напрямую, если, конечно, пожелают ответить. Или был третий — только его — вариант:
знать, поскольку это позволяло его наследие. И ежели его обаяние ничего общего с магией в её широком понимании не имело, то
знание было частью дара. Слабеньким, пока что ещё не полностью развитым, но даром. И раньше Крист в целом не возражал и старался постепенно развивать, терпимо относясь к слабому прогрессу: в конце концов, это не единственный его дар, нельзя везде быть сильным. Да и по сравнению с тем, как было, он продвинулся вполне неплохо: если раньше для
знаний была необходима крепкая связь, несколько тактильных контактов и длительное общение, то сейчас после первого разговора Крист мог примерно догадаться, кто перед ним с оговоркой на то, что именно этот вид не-людей ему известен (этому немало способствовало то, что за всё это время научился вылавливать информацию и в речах-разговорах-сплетнях других).
Однако. Однако! Этот новенький за каких-то несколько месяцев разрушает его традиционный уклад жизни. Щёлк! — и не было. Крист Перават Сангпотират, с огромной мешаниной не-людского наследия (потому что его предки с обеих сторон не обращали внимания на принадлежность того, с кем собирались строить семью), чарующий и знающий всё обо всех, всегда находящий контакт даже с самыми нелюдимыми личностями, впервые не мог найти подход к не-людю. То есть вообще.
Новенький, который уже через три месяца новеньким так-то по факту быть перестал, не подпускал к себе никого: ни людей, ни не-людей, довольствуясь компанией одного-единственного людя с даром (
видящий со слабеньким наследием, острым языком и фантастическим умением нарываться на неприятности). И Крист впервые ловит себя на мысли, что
завидует. Завидует, потому что все его попытки раз за разом проваливаются, все его разговоры игнорируются, тогда как какой-то там слабенький видящий умудрился сделать то, что он так и не смог.
Поэтому Крист, проклиная себя последними словами, вылавливает на перемене того самого видящего (
Нью Тхитипум Тичаапайкун, видящий — или, если быть точнее, считывающий — ауры или энергетику, кому как больше нравится, во втором поколении с одним предком-ведуньей, болтливый и чересчур смекалистый, когда не надо, живёт в общежитии в комнате номер 5-15, встречается с не-людем (оборотнем) со старших курсов, хотя последний факт не знал, пожалуй, только слепоглухой с материка) и оттаскивает его в сторонку:
— Поговорить нужно.
— Нужно — говори, — Нью улыбается широко-широко, а Крист мысленно его проклинает (не всерьёз, конечно же, накладывать проклятия и заклинания так-то запрещено, по крайней мере, на территории учебного заведения), потому что не знает, как подойти к проблеме. Точнее, проблема-то это только для него, но всё же… — Э-э-э, если ты собираешься молчать, то я пойду, меня вообще-то ждут, — он щёлкает пальцами перед лицом Криста, и Крист решается:
— Я что-то сделал не так? Или слишком навязчивый?.. Или…
— Так, стоп-стоп-стоп, — Нью прерывает его, — давай-ка сначала проясним: ты ведь не обо мне беспокоишься, так? Потому что если это я, то ты прекрасно знаешь, что я занят и вообще…
— Да на кой ты мне сдался? — Крист отмахивается от него, как от назойливой мошки, но, заметив, как меняется лицо Нью, спешит поднять руки, оправдываясь: — Да не в этом смысле! Нужен, но не в романтическом плане, тьфу на тебя. Ты можешь сказать, меня избегают или..?
— Ты о ком? — строит непонимание Нью, но Крист-то знает: тот давно догадался, о ком речь, и сейчас просто треплет ему нервы, потому что не может по-другому. Крист упоминал уже, что у того повышенная вредность характера? Крист смотрит на него угрюмо, на что Нью громко смеётся: — Попросишь более вежливо, и я отвечу.
Крист на это глаза закатывает, но особо вариантов не видит: загадка новенького слишком манит к себе. Поэтому он отпихивает гордость вперемешку с неприязнью и
просит:
— Пи’Нью,
пожалуйста, помоги мне понять, почему все мои попытки завязать общение игнорируются.
— Потому что… — Нью выдерживает паузу, будто (не будто) издеваясь. — Потому что твои намёки слишком прозрачные, и Сингто их просто не понимает. Мне кажется, — он задумывается, как будто бы даже и всерьёз, — он считает, что ты просто
случайно с ним заговорил, а потом и вовсе перепутал с кем-то.
Крист измученно стонет, а Нью удаляется, довольно хохоча.
От новости о том, что все его бесчисленные попытки завязать общение были просто-напросто не замечены, становится одновременно и легче, и сложнее: его не игнорируют, однако он теперь не знает, как к нему подойти. Потому что было испробовано, казалось, всё. Не говорить же «привет, Пи’Сингто, я хочу с тобой общаться, и нет, я ни с кем тебя не перепутал»? Или сказать?.. Хотя, если быть честным, хочется просто Пи’Сингто концентрацией магии захватить и утащить. Пообщаться, да. (От этих мыслей амулеты, сдерживающие всю его магическую силу, опасно потрескивают, а один даже ломается. Вот засада.)
Он немножечко запутался, поэтому решает пока что заняться тем, что у него получается лучше всего: наблюдением. А ещё совсем капельку строит догадки, кем же может быть этот загадочный новенький.
Тот совершенно не похож на оборотней: те, даже будучи максимально одиночными животными, всё равно каким-то образом умудрялись сбиться в стаю. Не похож на какого-нибудь мага или колдуна, да и в целом людского в нём маловато. Не вампир и не демон — от последних издалека разит такой энергетикой, что никаких
знаний не надо. Возможно, кто-то из духов или маленьких божков, которым тысячелетия назад когда-то поклонялись люди, но в итоге были забыты или остались только в легендах — судьбу их не назовёшь завидной хотя бы потому, что для каждого духа, божка, полубога или бога важна поддержка
верой, на этом строится их сила. Хотя, если он воплощение какой-нибудь стихии или магического элемента, то всё не так плохо… но, опять же: будь тот воплощением, например, воздуха, то ровно передвигаться по земле ему было бы не так удобно, да и сопровождали бы его ветра или что ещё. Однако Пи’Сингто одинаково хорошо чувствует себя как на земле, так и в высоте (что было бы маловероятным, будь он воплощением земли), отлично плавает и не боится огня. Температура его тела
предположительно нормальная (потому что до тактильного контакта Крист, увы, так и не дошёл), всполохи молний не сияют, тучи не сопровождают… не может же он совмещать в себе несколько элементов? Хотя — тут Крист вспоминает собственных предков — вполне быть может, но тогда сколько же ему лет, если он так хорошо себя контролирует? В студенческом профайле, который лежит в деканате и который Крист прочитал
совершенно случайно, год рождения не указывают: учитывая, сколько не-людей тут учатся, это совершенно бесполезная информация, потому что его однокурсником мог оказаться как тысячелетний джинн, так и пятилетний фей; однако был указан месяц и день рождения, что говорило о том, что, скорее всего, дату тот помнит. По знаку зодиака (да, Крист считает забавным людскую астрологию, хоть и не относится к ней серьёзно) — Лев, и он умиляется совпадению значения его первого имени и знака. Если б не то, что на оборотней Пи’Сингто совсем не похож, как уже ранее заключил для себя Крист, то он бы посчитал его львом и успокоился. Но, увы. Кристу всё же кажется, что Пи’Сингто может быть как-то связан с элементом огня, однако то, насколько легко тот входит в воду и какой любовью воспылал к университетскому бассейну, его смущает. А спрашивать совсем уж «в лоб» как-то… ну… не очень? К тому же, к сожалению, уровень опасности тоже в профайлах не указывается (хотя подобная информация наверняка хранится где-нибудь в архивах) — иначе хотя бы по цвету можно было бы предположить, кто он такой… С другой стороны у двух не-людей одного вида уровень может быть совершенно разным: как то было лет пятьдесят назад на северо-востоке материка, где у одного из братьев-близнецов был красный (и тот чуть было не уничтожил целое государство), а у другого — тёмно-синий (и тот противостоял собственному брату, а после помогал восстанавливать города), и учитывая, что уровни — это градиент от красного до тёмно-синего, можно понять, насколько сильным может быть разброс даже у максимально похожих как по некоторым врождённым признакам, так и по дарам. Конечно, каждый цвет обозначал чуточку больше, нежели банальное «опасен/не опасен», но Крист чувствовал, что если он полезет разбираться в этой системе, то система
заберёт его, а он пока, ну, не готов. Хотя потенциальное количество знаний, которые можно получить, соблазняет, да.
Поэтому в итоге Крист продолжает мучиться. Он (не)множечко пугает самого себя этой непонятной одержимостью чужой тайной, но пытается успокоить тем, что до сталкерства ещё не дошло.
Пока не дошло.
Когда в следующем семестре освобождается комната в общежитии, и ему предлагают переехать (потому что заявку на переезд он оставлял ещё до начала учебного года: соседями были оборотни, причём сразу целая
стая с вожаком и другими стайными штучками, и он чувствовал себя
некомфортно странновато, будучи где-то между всех них), он соглашается без каких-либо сомнений. Сомнения начинают одолевать, стоит ему заметить жителя в комнате напротив, в соседнем здании общежития, которое стояло так-то слишком близко, чтобы не считать тех, кого ты прекрасно видишь при условии нормального зрения постоянно, соседями.
Теперь Крист Перават Сангпотират официально дарует себе статус сталкера: соседом с «той» стороны оказывается
его загадка. И Крист очень,
очень постарается не любопытничать, но что-то ему подсказывает, что вряд ли получится. Потому что за пару минут, когда он осознавал,
кто оказался одновременно так близко и так далеко, он успевает взглядом охватить виднеющееся в окно (столь удачно оказавшееся незанавешенным) пространство комнаты. Он видит крохотный аквариум (террариум?), кровать и кусочек чего-то, что совсем не ожидаешь увидеть в общажной комнате, пусть и приспособленной под не-людя. Он видит камин. Натуральный такой камин, в котором обычно разжигают огонь. Камин. Камин, здесь, на островах, где лёд встречается только в морозильниках и в специальных условиях. Камин! Что ж, видимо, его догадка про элемент огня была правильной, потому что иначе он не может придумать причины, по которой в их климате может понадобиться целый
настоящий работающий камин. Хотя, возможно, он достался от предыдущего владельца — если Крист правильно помнит, то, вроде, комнаты в том здании обычно выделяют тем, кому необходим определённый температурный режим для истинной или другой сущности. В любом случае, велика вероятность того, что необходим именно в чём-то особый режим. Крист хочет задуматься о том, кто бы это мог быть, но от мыслей его отвлекает появление собственно хозяина комнаты (
Сингто Прачайя Руангрой, 28 июля, из семьи только отец, противопоказаний к спорту нет — вся информация конкретно о
нём, и Криста своё незнание раздражает), и он спешит спрятаться за занавеской. А после и вовсе задёргивает, чтобы не было соблазна продолжить подглядывание.
Ха, смешно. Занавески чуть раздвигает буквально через пару минут: любопытство, оказывается, сильнее. Не то, чтобы это было совсем удивительным фактом, но ему впервые настолько трудно сдерживаться.
«Подглядывать нехорошо», — бормочет он себе под нос и, заметив, что его загадоШная загадка собирается переодеться, как приличный не-людь, глаза закрывает. Честно. Пи’Сингто в просторной белой футболке выглядит каким-то очень уж хрупким, а Крист впервые
видит, насколько тот красивый. То есть он
знал, но не то чтобы замечал до этого самого момента. Крист отворачивается и медленно сползает: хотелось бы по стенке, но сползает-таки по окну, лишь каким-то чудом не стянув несчастные занавески за собой.
Кажется, будет нелегко. Очень нелегко. «Великие предки, дайте мне сил не стать сталкером», — вздыхает Крист, даже и не думая подняться.
Жить напротив Пи’Сингто — то ещё искушение. Хотя бы потому, что Пи’Сингто любит сидеть на балкончике полуобнажённым. Крист, конечно, не ханжа, вовсе нет, но неужто сам Пи’Сингто не понимает, что быть
таким — смертельно для людей и не-людей, у которых всё в порядке с глазами и понятием о красоте? Или он думает, что никто не видит?.. В конце концов, мог запросить талисман, позволяющий обеспечивать себе приватность и сокрытие с глаз чужих, и ходи хоть нагим (правда, Крист сквозь эти талисманы видит, но, кхм, не об этом)! Тяжела и неказиста жизнь одного недосталкера, слишком увлечённого своей загадкой. Загадка, правда, о повышенном интересе не догадывается.
Нью, который, кажется, что-то для себя понимает, при каждой встрече ехидно улыбается — и Крист даёт себе обещание больше никогда к нему вежливо не обращаться. А то, что после этого Нью несколько дней подряд преследовали всякие неурядицы по типу неловких столкновений, залитой водой тетради или разбитая тарелка в столовой, так это простое совпадение и вовсе не он, пф.
Проклятия в пределах университета запрещены, помните? (И
формально это не проклятие, о чём он, конечно же, никому не говорит.) Тэй же оказывается умнее своего парня и очень вежливо просит избавить от этой напасти, за что платит самым важным — информацией. Крист, которому льстит обращение «Пи’Крист» (а вовсе не информация об увлечении Пи’Сингто фотографией и аккаунте, где эти фотографии и публикуются, ага), милостиво просьбу выполняет.
На аккаунт он, конечно же, не подписывается. Первые три с половиной минуты. После не выдерживает. Фотографий, на удивление, очень много — но ни одной с Пи’Сингто или какими-либо людьми и не-людьми. Пи’Сингто фотографирует (или выкладывает) только природу, и Крист пытается понять: это оттого, что он по природе своей близок к природе или ему просто нравится? Увы, даже это особо не помогает сложить всё воедино. Зато кажется, что таким образом он становится чуточку ближе к Пи’Сингто. Возможно. И то, что вскорости он приобретает фотоаппарат, вовсе ни о чём не говорит. Совершенно.
Удивительно, как его одержимость
загадкой не становится достоянием общественности: ему не задают вопросов, и, походу, лишь Нью да Тэй догадываются, что что-то происходит. И поэтому Крист немного расслабляется и позволяет себе понаблюдать за Пи’Сингто ещё. И ещё, и ещё. Он замечает, что тот всегда ложится поздно (остатки совести не позволяют узнать, когда именно) — свет горит даже после трёх часов ночи. Что не ест морепродукты, да и в принципе ест редковато. Что каждый вечер час-два уделяет чтению книг с иностранными названиями (в содержимое, естественно, не заглянуть). Что часто разговаривает по телефону, но почти никогда не пользуется магическими связными, которые позволяют намного больше (и, возможно, это потому, что отец у него или ещё кто-то в родственниках или близких — люди). Крист собирает детальки-факты как увлекательную головоломку, хоть ничто из этого не способствует приближению к разгадке. Все эти детальки кажутся ему чем-то особенным, даже в какой-то мере интимным, заставляет чувствовать себя
присутствующим в чужой жизни.
Криста это ощущение, если честно, пугает. Он искренне старается не перегибать, реже смотреть в сторону чужого окна, а когда, выйдя на балкон, замечает Пи’Сингто, который тоже решил выйти, несколько робко машет ему рукой. Пи’Сингто поднимает руку в ответ и слегка улыбается. (Кристу эту улыбку хочется вытатуировать у себя в мозгу.)
Ему требуется ещё некоторое время, несколько неловких приветствий и пара искренних улыбок, чтобы признать: держит его уже далеко не любопытство и не ущемлённая гордость. Мысль о том,
кто Пи’Сингто, незаметно уходит на второй план, вытесненная мыслью о том,
какой он. Желание разгадать не исчезает, но заметно притупляется. И когда он это окончательно понимает и принимает, решается сделать следующий шаг.
«Привет!» — на листе, который клеит на окно. А после чуть кривовато приписывает, чтобы точно было понятно: «Пи’Сингто». Реакцию он не видит, закрыв занавески на весь день, слишком смущённый собственными действиями.
«Привет :)» — встречает его на следующий день. И «Извини, я не уверен насчёт твоего имени» на листе чуть ниже. Однако через несколько минут появляется ещё листок с «Пи’Крист?», и Крист чувствует, как краснеет от смущения. Как будто малец какой. Он видит Пи’Сингто, который улыбается, показывая на листок с вопросом, и Крист сначала кивает, а после мотает головой: «Пи» от Пи’Сингто звучит как будто как-то неправильно. Но, видя озадаченное лицо, понимает, что его не совсем поняли, и поэтому спешит написать на обратной стороне листа: «Без Пи». Пи’Сингто улыбается ещё ярче и согласно кивает, а Крист, опасающийся вновь залипнуть на чужой солнечной улыбке, предпочитает скрыться внутри. Чуть позже он видит: «Тогда ты тоже без Пи :)». И Крист готов растечься лужицей вотпрямщас. Но вода не очень-то ему поддаётся, хоть и его стихия, поэтому он будет похож на нечто желеобразное, а не на лужицу.
И всё могло бы обойтись этой парой неловких записок, но… Но! Крист упёртый и упрямый, он хочет постепенно действительно проникнуть в жизнь
Пи’Сингто, пусть и сначала таким вот нелепым способом. Поэтому на следующий день перед уходом он оставляет «Обещают дождь. Возьми зонтик. ☂️» в очередной записке на окне и надеется, что
Пи’Сингто успеет увидеть.
На последней паре начинается гроза, и Крист морщится. Несмотря на то, что воздух и вода его стихии, с грозами он не дружит: молнии как будто так и норовили оказаться неподалёку, гром пытался оглушить, а дождь заливал глаза даже при наличии зонта. Он был готов к дождю, но не к грозе. С тоской глянув на улицу, он решает, что стоит подождать. Быть может, к концу пары гроза в принципе закончится, и все переживания были зря.
Ага, конечно. После окончания занятий ливень становится буквально сплошной водяной стеной-водопадом, а гром оглушает. Где-то во всём этом безумии прячутся молнии, и Крист с грустью смотрит на несколько своих однокурсников, чья стихия была только «за» такое буйство природы, и старается не завидовать.
— Кажется, то, что я забыл зонт, особой роли не сыграет, — раздаётся рядом, и Крист вздрагивает, выплывая из мыслей. Кажется, это наказание предков за его невнимательность, потому что рядом стоит
Пи’Сингто, а Крист даже не заметил, как тот подобрался, хотя аура
Пи’Сингто всё ещё такая же, как в первый день. Крист чувствует слабые колебания воздуха и, кажется, сам колеблется как этот воздух. Крист косится на свой зонт и согласно кивает: ощущение, будто все слова позабыл, хотя обычно ничего не стоило ни самому разговориться, ни других разговорить.
— Обещали дождь, а не ливень и грозу, — бурчит он, морщась от очередного раската грома. И будто случайно придвигается ближе к
Пи’Сингто, сокращая расстояние между ними до минимума.
Аура
Пи’Сингто
вкусная. Он заглушает собственную силу ещё сильнее, чтобы та не перебивала магию
Пи’Сингто, и наслаждается чужими потоками силы: мощными, но на удивление аккуратными. Она кажется слегка сладковатой и при этом освежающей, хотя, конечно, только по его ассоциациям. Определённо чужеродная, материковая и, скорее всего, принесённая откуда-то с западной части. Он прикрывает глаза, растворяясь в собственных ощущениях. Хруст снега, ломкие льдинки и нетающие льды, пещеры где-то ниже уровня земли, запах и жар костров и, внезапно, прохлада, что встречается рядом с водоёмами, наряду с высокой влажностью. Противоречиво настолько, что Крист окончательно путается, однако убеждается в одном:
Пи’Сингто явно
не смесок. Крист знает точно, какие смески — и не только потому, что он сам один из них, нет. С загадкой
Пи’Сингто сложно, но теперь Крист хотя бы понимает, в каком направлении можно идти: материковая мифология разнообразна, но ему не нужна вся, и это уже огромная помощь. Хотя может оказаться, что он просто самозародившийся дух — их мир не подчиняется каким-либо общеизвестным системам и правилам.
Пи’Сингто едва заметно улыбается, и только тогда Крист осознаёт, что всё это время держал того за запястье. Довольно холодное запястье, если быть совсем уж честным. Не как у мертвяков, конечно, и не вампирски-холодное, но всё равно. Однако Кристу этот холод нравится, и он невольно думает о том, холодное ли у
Пи’Сингто всё остальное тело (без пошлостей!). Крист делает вид, что так и надо, позволяя себе быть наглым, и извиняться не собирается, тем более,
Пи’Сингто молчит, никак не выказывая недовольства. Кристу, конечно, хочется заглянуть в чужие мысли, но он наглый, а не бестактный.
— Не замёрз? — вдруг спрашивает тот, а когда Крист мотает головой, не собираясь признаваться в собственной теплолюбивости, лишь улыбается такой всепонимающей улыбкой, что Кристу кажется, что это в его мыслях порылись (однако это невозможно, он бы почувствовал). — Не ври, —
Пи’Сингто осторожно высвобождает запястье и обхватывает его ладони своими. Кристу интересно, что тот собирается делать, но получает ответ, не успев задать вопрос: по холодным пальцам словно проходит импульс, и они мгновенно теплеют, даря это тепло и ему. «Значит, огонь точно его родная стихия», — отстранённо отмечает Крист, сосредотачиваясь больше на чужих прикосновениях. Он надеется, что не краснеет, и в этот момент искренне завидует смуглой коже
Пи’Сингто, на которой румянца-то точно видно бы не было.
— Спасибо, — едва слышно бормочет он. Кажется, с этого момента он грозу полюбил.
Стоят они так довольно долго, потому что ливень и не думает заканчиваться, а вместе с ним и холод никуда не уходит. Гром всё ещё гремит, но уже где-то вдалеке, и Крист косится на свой зонт. Конечно, можно попробовать продраться сквозь потоки дождя, но эта выходка обернётся неделей болезни: как смесок, он, помимо множества наследий, получал слабый иммунитет и легкопростужаемость и минимум неделю в год болел с высокой температурой и полным отсутствием контроля над вылезающими наследиями. Обычно эта неделя была по расписанию в определённый месяц и примерный период (каникулярный, чтобы это не мешало учёбе), но такие ситуации, как сегодня, могли привести к переносу «запланированной» болезни.
Пи’Сингто, видимо, уловив его сомнения, интересуется:
— Хочешь, пойдём вместе? — и, заметив удивление, поясняет: — Ливень мне не страшен.
— Но огонь?.. — однако на этот вопрос
Пи’Сингто лишь одаривает его загадочной улыбкой, оставляя его без ответа.
— Ты не ответил, — напоминает, и Крист едва заметно хмурится, раздумывая. На одной чаше весов стоит риск заболеть, на другой — компания
Пи’Сингто и вероятность того, что удастся того пригласить к себе. Второе перевешивает, что, в общем-то, неудивительно.
— Можно рискнуть, — он вздыхает, — если что, полечишь меня? — добавляет шутливо, но
Пи’Сингто отвечает совершенно серьёзно:
— Конечно.
Крист чувствует, как неумолимо краснеет.
На выходе Крист раскрывает свой прозрачный зонтик, предлагая его и
Пи’Сингто, а тот не спешит отказываться, хотя двоим под одним не сильно-то большим зонтом тесновато. В итоге зонт держит
Пи’Сингто, а Крист идёт чуть впереди. На улице, на удивление, не так уж и холодно, но слишком сыро, и Крист, слушая хлюпанье в кедах, со вздохом констатирует: «Заболею».
— Холодно? — спрашивает
Пи’Сингто, а Крист в который раз за вечер дивится его внимательности. Ещё б эту внимательность в те дни, когда он сблизиться пытался…
— Нет, всё в порядке, — Крист улыбается, стараясь успокоить, но по взгляду
Пи’Сингто видит — тот не очень-то ему и верит. Точнее, вообще не верит, потому что после этого перекладывает зонтик в другую руку, свободной обнимая за плечи и даря тепло. Крист качает головой:
Пи’Сингто просто удивительный. В него невозможно не влюбиться. Так, стоп. Он только что подумал о
чём? Нет-нет-нет, никаких любовей. Крист заставляет себя не думать, хотя бы сейчас, и переводит взгляд на
Пи’Сингто, который, кажется, искренне наслаждается непогодой. И Крист не знает, стоит ли теперь звать его к себе или нет, потому что не хочет отнимать у него эти моменты единения с природой и, возможно, со стихией (хотя совмещение огня и воды всё ещё кажется ему несколько нереалистичным).
Очередной раскат грома раздаётся неожиданно, оглушает, и Крист морщится, радуясь, что не вздрогнул, как какой-нибудь слабонервный не-людь. Дождь становится ещё сильнее (хотя, казалось бы, куда?), барабаня по зонту, и, словно мало было всего этого, поднимается ветер, поэтому последние несколько шагов до здания общежития они преодолевают почти бегом.
— В итоге мы всё равно промокли, — Крист смеётся, стряхивая капли с зонта, а после отжимает футболку прямо на себе. — Зайдёшь? А то унесёт ветром, и ищи потом, —
Пи’Сингто на его фразу только хмыкает и согласно кивает.
Едва они заходят в комнату, как Крист кидается в
Пи’Сингто полотенцем и сменной одеждой и настойчиво отправляет того в душ, несмотря на все заверения, что всё будет в порядке, а сам спешит переодеться в сухое.
Пи’Сингто долго не задерживается: чайник даже вскипеть не успевает (хотя, возможно, кипятить воду и подогревать еду на плите, когда у тебя под рукой не-людь со стихией огня, довольно глупо).
Пи’Сингто же прогоняет его с кухни, бормоча, что с подогревом еды он и сам справится, а кое-кому теплолюбивому следует позаботиться о себе, иначе точно заболеет.
Крист в душе тоже не задерживается: всё-таки оставлять гостя одного как-то совсем уж неприлично. Поэтому побивает собственные рекорды по скорости, решая даже не досушиваться, и мчится на кухню.
Пи’Сингто, заметив влажные волосы, недовольно цокает.
— Садись сюда, — ставит перед собой табуретку, и Кристу не остаётся ничего, кроме как подчиниться: отказать своей мечте-загадке он не в силах. Он садится, замирая на месте в ожидании, а
Пи’Сингто опускает ладонь на его волосы, едва-едва касаясь их кончиками пальцев. Кристу бы возмутиться, но как, когда
Пи’Сингто так аккуратно и даже
нежно сушит ему волосы? Кристу так хорошо, уютно и спокойно, что все сегодняшние неурядицы забываются.
Пи’Сингто перебирает его волосы, осторожно массажирует кожу головы, и Крист готов растаять, потому что эта забота — это слишком, настолько, что не верится. Забота
Пи’Сингто согревает во всех смыслах, забирается в самое сердечко, которое Крист готов вручить хоть сейчас. Безвозвратно. Отрицать то, что он, кажется, влип, как-то сейчас смысла уже не имеет. Потому что
личность Пи’Сингто покоряет безвозвратно. Кристу хочется купаться в его заботе, серьёзно.
Но наступает время позаботиться и ему, поэтому он мягко перехватывает чужую ладонь, и предлагает:
— Давай лучше поедим? Супа хватит на двоих.
— У меня аллергия… — начинает было, но Крист договорить не даёт:
— Куриный бульон и немного лапши, без рыбы и каких-либо морепродуктов, — он улыбается в ответ на промелькнувшее удивление и споро расставляет тарелки, не дожидаясь ответа. В конце концов, оказывается,
Пи’Сингто ему тоже отказать не может (или не хочет).
Вообще, зовя
Пи’Сингто к себе, он рассчитывал, что сможет выведать больше о нём, но как-то так получается, что болтает в основном сам. Впрочем,
Пи’Сингто не выглядит так, словно ему некомфортно, поэтому Крист, отбросив не свойственное ему смущение, которое появляется только рядом с
Пи’Сингто, щедро делится всем, что знает. Сначала они говорят об учёбе, после переключаются на увлечения — и Крист бесстыдно любуется
Пи’Сингто, когда тот рассказывает о фотографии. Крист в шутку просит побыть моделью для
Пи’Сингто, а тот совсем не в шутку соглашается (хотя Крист с недавних пор точно знает, что
Пи’Сингто людей и не-людей не фотографирует).
Пи’Сингто предлагает встретиться ради этого в ближайшие выходные, а Крист всё ещё не верит, что это всё всерьёз. Ему до последнего кажется, что это какая-то затянувшаяся шутка, непонятная и слегка потому пугающая. С другой стороны, кому бы это могло понадобиться? В том-то и дело, что никому.
Ближе к полуночи гроза, наконец, уходит — о ней напоминают лишь слабые отголоски дождя да тут и там валяющиеся сломанные ветви деревьев. Крист думает о том, что природникам и друидам будет чем заняться в ближайшие несколько дней, потому что это на территории учебного заведения всё не так плохо, а вот в городе всё может оказаться более плачевно. Впрочем, это совсем не его забота. Его забота — это
Пи’Сингто, который смотрит своим взглядом так, что все слова и мысли куда-то деваются. Он вертит кружку в руках, размышляя о чём угодно, только не о том, что, в общем-то, причин задерживаться у
Пи’Сингто больше нет.
— Спасибо, что приютил, —
Пи’Сингто усмехается, отнимает у него несчастную кружку и интересуется: — Обменяемся контактами? — Крист только кивает согласно, протягивая свой телефон.
— Буду забрасывать тебя кучей сообщений и отвлекать от занятий, — широко улыбается, на что
Пи’Сингто только качает головой, вбивая свой номер и звоня себе, чтобы заполучить контакт Криста. — Ты ведь говорил, что играешь, да? — припоминает Крист, загораясь. — Сыграем как-нибудь?
— Конечно, —
Пи’Сингто хмыкает, проверяет пакет с одеждой — та всё ещё влажная, — только не жалуйся потом, что из-за меня не высыпаешься.
Крист показывает язык и старается не думать (не думать!) о двусмысленности.
Утро встречает его жарким солнцем и болью в горле. Крист не раздумывает: идти куда-либо грозит обернуться лихорадкой наряду с полным магическим истощением, знаем, проходили. Он оставляет записку «Хорошего дня» на окне и задёргивает шторы, не желая, чтобы у
Пи’Сингто была хотя бы маленькая возможность видеть его в подобном состоянии. Ему всего лишь нужно найти лекаря, точнее, лекаря-ведьму, потому что их семейный не так давно уволился и уехал на материк, а Крист не знает, нашли ли кого-то с тех пор. Он пишет заявление в деканат о том, что будет отсутствовать по болезни, и связывается с семьёй.
Проекция матушки, которая внимательно осматривает его комнату, недовольно всплёскивает руками, когда видит лишь пустые бутыльки от зелий да пару людских лекарств в аптечке, ругает за беспечность и обещает срочно созвать семейный совет, чтобы придумать, как ему помочь — то, что Крист живёт в городе на другом острове, становится проблемой, потому что даже телепорт займёт несколько часов (ибо нужно всё высчитать так, чтобы при переносе никто не пострадал, а тот факт, что все в его семье — смески, только усложняет дело из-за возможного конфликта магии), не говоря уж о том, сколько нужно, чтобы выдали разрешение на всё это мероприятие. Будь у родителей или родственников связи хоть с кем-нибудь в Департаменте передвижений, было бы проще, но, увы. Поэтому матушка рекомендует обратиться в ближайшую больницу в отделение для не-людей и попросить хотя бы ведьму: быть может, та и не сможет полностью подобрать необходимые лекарства, но общую картину увидит. Крист пытается протестовать, мол, и так справится, в первый раз, что ли, на что матушка любезно припоминает случай из средней школы, когда он выпал из жизни почти на месяц. Кристу соглашаться не очень-то и хочется, но тут правоту нельзя не признать: без необходимых настоек и зелий он запросто может «проболеть» много дольше. Неделя — более чем достаточно, спасибо.
Поэтому да. Он быстренько завершает разговор, отговариваясь общим состоянием в районе «не ахти», и связывается с больницей. Впрочем, новости оказываются не слишком утешительными: лекарей-ведьм у них на данный момент нет, а ведьмы заняты с постоянными пациентами и «вырваться» к нему в ближайшее время не смогут, однако пообещали связаться с другими медицинскими заведениями — никем неконтролируемая нестабильная магия любого не-людя может послужить хорошим катализатором для расшатывания других магических даров, что, в свою очередь, грозит полностью хаотичной энергией и так или иначе повлияет на большинство не-людей. В общем, да, без помощи Крист не останется. По крайней мере, ему хочется на это надеяться, потому что слабость он ненавидит, как и ненавидит невозможность любой деятельности из-за неё, даже читать тяжело, не говоря уже ни о чём другом.
Большую часть дня он проводит в полудрёмном бреду, лишь изредка «выплывая» на поверхность сознания. День тянется бесконечно долго, и когда на улицу, наконец, опускаются сумерки, он рискует выползти (к счастью, не буквально) на балкон. В этот раз он даже не пытается рассматривать балкон напротив: нет ни сил, ни желания (возможно, второе вытекает из первого, но это слишком сложный и философский вопрос, чтобы задумываться над ним в подобном состоянии). Ложится на пол, раскинув руки — ему хочется любоваться небом, но может видеть над собой только потолок, поэтому он закрывает глаза, погружаясь в звуки вокруг. Сосед за стенкой с кем-то разговаривает, во дворе, кажется, собралась какая-то компания. Где-то вдалеке слышатся гудки автомобилей, а рядом — не слышит, но знает — шуршат листвой деревья. А ещё раздаётся стук. Будто какая птица: «Тук-тук-тук».
Потом снова. И снова. И словно это близко совсем.
Кристу требуется три минуты (или больше), чтобы понять, что это не птица, а звук со стороны двери. Он морщится, нехотя поднимается (ноги противно гудят как после хороших упражнений, хотя сегодня он почти и не двигался) и идёт открывать дверь, думая, что кто-то, вероятно, просто ошибся.
Или нет. Потому что за дверью оказывается
Пи’Сингто.
— Ох, Пи… — только и успевает сказать Крист, как его деловито отодвигают в сторону, чтобы зайти и разуться.
— Во-первых, без «Пи». Во-вторых, почему не сказал, что плохо себя чувствуешь? Я бы пришёл раньше, —
Пи’Сингто смотрит на него сурово, а после чуть ли не под ручку ведёт к кровати, усаживает и с обеспокоенным видом прикладывает ладонь ко лбу. Крист от чужой прохлады чуть ли не стонет, настолько это приятно.
— Не убирай, — и хватает за руку для надёжности. — Беспокоился?
— Конечно же нет, именно поэтому я здесь, —
Пи’Сингто закатывает глаза и кончиками пальцев свободной руки проводит по его щеке. — Ложись. Я буду рядом, — осторожно надавливает на плечо, и Крист послушно ложится, хоть и не собирался: он належался в этой кровати на несколько лет вперёд.
— Только не уходи, — выходит как-то жалобно, —
Пи’Сингто, побудешь со мной недолго? — он закрывает глаза и уже не видит едва заметную улыбку.
— Куда же я денусь, — хмыкает
Пи’Сингто, гладит его по голове, и Крист, наслаждаясь чужой прохладой, сам того не ожидая, проваливается в глубокий сон.
Ему снится маленькая чёрная ящерка с огненными всполохами по всему тельцу, которая вдруг ложится ему на грудь и как будто бы даже загорается. Тепло ему-из-сна кажется каким-то знакомым; обволакивает, будто магическое. Ящерка горит всю ночь, потухает с первыми лучами солнца, становясь внезапно прохладной. Спускается с него, перебирается на подушку, тычется мордочкой куда-то в щёку — и исчезает.
Когда Крист просыпается (уже днём),
Пи’Сингто рядом нет. Зато на прикроватной тумбочке стоит бутылка воды, несколько бутыльков с зельями с явно самодельными этикетками, людские таблетки и записка. Крист игнорирует всё, кроме записки, потому что интересно слишком. Он не очень хорошо помнит вчерашний день, знает только, что вроде бы приходил
Пи’Сингто, но это кажется таким маловероятным, что он списывает на бред лихорадки. Возможно, всё это — подарок от заглянувшего Пи’Вэйва (единственного среди людей и не-людей, к кому он добровольно общается на «Пи» с первых секунд знакомства), хотя нет, почерк явно не тот. Он бы мог подумать ещё на Майка, но, в отличие от Пи’Вэйва, тот был людем и пробраться бы не смог. «Ближе к вечеру заглянет моя знакомая лекарь-ведьма. Всё лучше, чем ничего. Из лекарств что-то точно должно подойти, но до её прихода лучше продержаться без них. Не забудь поесть», — гласит записка, и Крист только сейчас осознаёт, что то был совсем не бред, а действительно
Пи’Сингто. Интересно, как он вычислил, что нужна лекарь-ведьма, а не тот же шаман, к примеру? В том, что Пи’Сингто смог узнать,
кто он, особо не верится, а большинство не-людей на островах всё же обращались к шаманам — в отличие от смесков, потому что духи, с которыми связывались шаманы, смесков просто на дух (ха-ха) не переносили.
Интересно, а та ящерка?.. Бред больного сознания или правда?.. Как же сложно… Думать об этом и хочется, и нет.
Крист более внимательно осматривает бутыльки и качает головой: он не понимает, чем заслужил подобное отношение. Парой записочек?
Пи’Сингто — загадка во всех смыслах этого слова, и Кристу так сильно хочется эту загадку разгадать, хоть и сил сейчас особых нет. Он включает звук на телефоне на всякий случай, откладывает в сторону и свешивается с кровати, нашаривая под ней коробку с книгами. Кажется, там где-то затесался сборник материковых западных мифов, и, хоть состояние всё ещё не очень, он слишком устал от ничегонеделания, поэтому углубляется в чтение. Строчки скачут, буквы расползаются, но он упорно продирается сквозь текст вплоть до прихода той самой
знакомой. Лекарь-ведьма оказывается бойкой обманчиво юной девчушкой, которая сходу диагностирует и выдаёт рекомендации. Со словами: «Примерно это я и предполагала», — выписывает рецепт, но советует обратиться к кому-нибудь за помощью с покупкой, потому что выходить ему не следует. Она узнает его номер телефона и на прощание говорит: «Я знаю, что вы, смески, любите казаться сильнее, чем есть на самом деле, но хотя бы держи при себе набор зелий, которые я подчеркнула. Как будет лучше — звони-пиши, осмотрю», — и, не дав вставить и слова, уходит. Некая беспардонность Криста удивляет, но не вот чтобы слишком — ведьмы, особенно лекарь-ведьмы, вежливостью не отличались. Тем более без её помощи он бы прождал ещё неизвестно сколько времени. Он отписывается скромным «Спасибо»
Пи’Сингто и размышляет, как того отблагодарить, когда он будет в состоянии стояния.
Он отправляет список Пи’Вэйву и просит купить, на что тот отвечает злобным смайликом с «конечно принесу» и «жди через час». Крист смотрит на время и нехотя идёт на кухню — есть не хочется от слова совсем, но он знает, что надо. Жаль, не получается это воспринимать как часть лечения. Очень жаль. За едой он продолжает читать найденный сборник, пролистывая истории о тех существах, которые ему хорошо известны. Мысли всё ещё путаются, поэтому чтение остаётся довольно трудным занятием, однако он не сдаётся.
К приходу Пи’Вэйва он осиливает несколько легенд, впрочем, те не особо помогают продвинуться в поисках. Пи’Вэйв крохотным ураганом (в буквальном смысле) проносится по комнате и, кажется, заглядывает не только на кухоньку, но и в ванную. Крист бы возмутился, однако попробуйте остановить элементаля воздуха (тем, кто когда-либо пытался это сделать, он может только посочувствовать). Пи’Вэйв увиденным не очень-то доволен, однако решает отложить головомойку на потом.
— Принёс всё по списку. Будь добр не забывать принимать, иначе я приставлю за тобой следить какого-нибудь духа-ветерка.
— Будет сделано, — Крист устало улыбается. — Не волнуйся, оно же всегда…
— Так? Нонг, я серьёзно.
Обычно, — он аж выделяет интонационно, — ты планируешь заранее, к тому же пополняешь аптечку, а не как в этот раз.
— Всё нормально, — Кристу с трудом удаётся удержать невозмутимость на лице, — просто были… обстоятельства.
— Эти обстоятельства, случайно, не Сингто зовут? — ехидничает Пи’Вэйв, и Крист пытается сделать вид, что он не удивлён (безуспешно). Возмутительно! — В любом случае, к полудню зайдёт Майк, проверит, как ты и нужно ли что, а вечером я.
— Не боишься заразиться, Пи? — Пи’Вэйв аж глаза закатывает, потому что разговор на эту тему происходит каждый раз, когда Крист болеет, и отвечает привычной фразой:
— Где ты видел болеющий воздух? — отмахивается и головой качает. Пи’Вэйв помогает ему с готовкой завтрака (не забывая впихнуть ненавистные овощи), ещё раз проверяет аптечку и только после этого уходит. В такие моменты Кристу кажется, что Пи’Вэйв слишком серьёзно воспринял шутливую просьбу родителей позаботиться о нём. Крист не видит взгляда Пи’Вэйва, которым тот одаривает его перед уходом: воплощение воздуха жило достаточно долго, чтобы хорошо помнить, как раньше относились к смескам, как их уничтожали без права на помилование тут, на островах — и поэтому огромных усилий стоит ему сдерживаться, чтобы не окружить удушающей заботой. Крист отчего-то забывает, что Пи’Вэйв далеко не молоденький элементаль, а вот Вэйв забыть о том, как было когда-то, не в силах.
Перед сном Крист собирается прочитать ещё несколько мифов-легенд, но внезапно засыпает (точнее даже сказать, вырубается). Во сне ему жарко, кажется, всё вокруг охвачено огнём. Огонь везде, огонь на нём и, по ощущениям,
в нём,
внутри, но отчего-то не жжётся. Языки пламени ластятся, точно пушистые коты, согревают и совсем не обжигают (и это несмотря на то, что с огнём, как со стихией, Крист в принципе не дружит!), наоборот, как-то очень бережно окружают. Кристу внутри пламени почему-то
уютно.
А потом снова появляется она — ящерка с огненными всполохами. Она топчется у него на груди, чередует жар и прохладу, смотрит словно обеспокоенно и утягивает в сон без снов. Последнее, что он помнит — как та вновь тычется мордочкой, только в этот раз в шею, и исчезает в предрассветных сумерках.
Что ж. Утро никаких сюрпризов не приносит, зато заставляет сомневаться в том, действительно ли
Пи’Сингто может быть той самой ящеркой, потому что как он бы попал тогда в комнату?.. Лёгкий ветерок из приоткрытого окна как будто намекает, каким способом тот мог бы пробраться, но это выглядит слишком смешно даже для его буйной фантазии: представить
Пи’Сингто, посреди ночи влезающим в чужое окно, просто-напросто невозможно. Едва уловимый запах дыма как бы говорит, что всё, что ему привиделось — правда, а не навеянный лихорадкой бред. От этого слегка жутко, но любопытство заталкивает все страхи, здравые опасения и голос разума подальше, поэтому после приёма лекарств и завтрака (точнее, его подобия, потому что аппетита нет и не предвидится) Крист вновь возвращается к чтению и настолько этим увлекается, что не слышит стука в дверь. Стук, сменяющийся приглушёнными ругательствами. Крист старается не смеяться, когда открывает и видит перед собой воплощение возмущения. Майк смотрит наигранно сурово и, не сказав и слова, проходит внутрь, постоянно оглядываясь.
— Где он?
— Кто? — Крист даже сам оглядывается, вдруг он кого-то запустил и не заметил.
— Тот, кто не позволял тебе открыть раньше! — Майк наблюдает за его растерянным лицом и смеётся, попутно незаметно проверяя зелья. Успокаивается только тогда, когда осматривает все бутыльки и заглядывает в холодильник, с неудовольствием отмечая слишком мало изменившееся количество еды. — Ты в курсе, что твоему организму для относительно нормального функционирования необходимо чуть больше тех двух крошек? — Крист только закатывает глаза: почему-то, несмотря на то, что его «болезнь» повторяется из года в год, эти двое становятся чересчур уж заботливыми. «Наседки, к тому же спевшиеся», — мысленно фыркает Крист.
— Знаю. Поэтому заткнись, — отвечает, правда, совсем беззлобно.
— Какой ты злюка, — Майк тянется к его волосам, но Крист успевает увернуться, — совсем не меняешься, а мог бы.
— Принесёшь завтра сборники по западным материковым легендам?
— Чтобы ты снова погрузился в… учёбу? Исследования? В общем, забыл о себе? — Майк насмешливо улыбается, и Крист понимает: не принесёт. Вздыхает тяжело, слышит майковское «книжный червь», но возражать не спешит, хоть он вовсе не червь, просто интересно же узнать, кем может быть приходящая огненная ящерка без чешуи. Ему кажется, что разгадка близко-близко, и собственная нехватка знаний удручает. Майк смотрит на ушедшего в себя друга и только цокает: увлечённость Криста этим не-людем явно перешла границы простого любопытства. Он громко вздыхает, привлекая к себе внимание, и, ещё раз перепроверив еду, соглашается: — Хорошо, принесу. Послезавтра. При условии, что ты будешь есть нормально — и даже не пытайся обмануть.
Крист на это снова глаза закатывает, но соглашается: остаться без библиотечных книг вовсе не хочется.
— Сможешь раздобыть уникальные материалы? — покачнувшись, садится на кухонный табурет — всё же силёнок ещё маловато.
— Без проблем, — Майк улыбается широко — чужое послушание греет душеньку, потому что в прошлый раз им с Пи’Вэйвом приходилось пару дней кормить этого упрямца насильно, под громкие ругательства и неконтролируемые вспышки силы. Майк невольно потирает сейчас чистое предплечье, по которому в тот раз прилетело кипятком. Не тот опыт, который хотелось бы повторять, вот честно. Крист, заметив этот жест, смущённо краснеет.
Майк остаётся с ним до позднего вечера, развлекает всякими байками — придуманными и не очень — и, как ответственный людь, пристально следит за Кристом до тех пор, пока его не выгоняют из комнаты. Майк совсем не удивляется тому, что у лифта сталкивается с Сингто. Не удивляется, но рассматривает-таки внимательно. Сингто этот на его взгляд лишь вопросительно поднимает бровь, но Майк молча качает головой, удаляясь. Есть в этом Сингто что-то такое, от чего мороз по коже даже у нечувствительного к не-людям людя.
Крист к тому моменту уже засыпает — снова вырубается, если точнее, и прямо за столом. Только чувствует сквозь сон, как кто-то осторожно убирает книгу из-под щеки, временно заменяя своей ладонью, а после помогает добраться до кровати. Его снова укутывает уютным теплом, и Крист совсем не помнит очередного сна (не-сна), в котором всё та же ящерка контролирует лепестки огня, а сама словно обнимает, хоть это и невозможно. На прощание она пару раз тычется мордочкой в подбородок, а после исчезает. Кристу слышится чужое «прости» и «об этом лучше забыть», из-за чего резко пробуждается. Ему забывать вовсе не хочется, но он уже не помнит, что нужно забыть.
Этот факт наваливается ощущением какой-то потерянности, и в последующие дни, вплоть до выздоровления, желание что-то искать утрачивается.
Он не может сказать, приходила ли ящерка или нет, но каждое утро начинается не с кофе, а с пустоты и холода. Это странно, неприятно и до ужаса одиноко. Он даже на балкон не вылезает, погреться под лучами солнца.
С выздоровлением возвращается та лекарь-ведьма и желание жить и узнавать новое. А ещё желание прицепить к себе
Пи’Сингто и не отпускать, но о последнем он не говорит. Сила, наконец, успокаивается и перестаёт пытаться вырваться за пределы барьера комнаты, и амулеты теперь перестают трескаться (хотя парочку он заменяет-таки новыми). Родители радуют новостью, что телепортнутся к нему на неделе и останутся в городе ненадолго — и Кит, после нескольких часов поисков, выписывает места, которые им обязательно нужно будет посетить всем вместе.
О
Пи’Сингто хочется и думать, и не думать, но не думать не получается, особенно когда тот встречает его после пар (Кристу хочется думать, что эта встреча вовсе не случайна).
Пи’Сингто прикладывает ладонь тыльной стороной к его лбу, проверяя отсутствие жара, и Крист от этого жеста тает практически буквально. Растаял бы, будь у него чуточку меньше контроля и на три амулета меньше, вот серьёзно.
— Это из-за ливня ты так заболел? — кажется, этим вопросом
Пи’Сингто задаётся достаточно давно, на что Крист неопределённо пожимает плечами:
— Так… сложились обстоятельства, — уходит от ответа, но, кажется, это не лучший вариант, потому что от этого Пи’Сингто только хмурится, обдавая совсем неметафорическим холодом.
— Пи! — возмущается Крист, на что
Пи’Сингто лишь улыбается снисходительно, мол, и что ты мне сделаешь. — У меня такое ежегодно, бывает, ничего страшного, — бубнит, показательно обижаясь, но это, кажется,
Пи’Сингто только умиляет.
— Ничего страшного, а даже лекарств не было, — ворчит
Пи’Сингто, беззлобно, но с укоризной, на что Крист пожимает плечами и мило улыбается, надеясь, что это как-то разжалобит и смягчит суровое сердце
Пи’Сингто.
Пи’Сингто качает головой, но даже сердиться толком не может (и Крист надеется, что дело не только в людолюбии, точнее, в их случае не-людолюбии).
— Хорошо, Пи, обещаю, что в следующий раз такого не повторится, — он поднимает руки раскрытыми ладонями вверх, сдаваясь. — Давай лучше сходим вместе поужинать? Или в кино. Или и туда, и туда. В качестве извинений за недобросовестное отношение к собственному организму, — шутит Крист, впрочем, предлагая вполне серьёзно.
Пи’Сингто кивает и в который раз напоминает:
— Без «Пи».
— Но я не могу! Не получается у меня… и вообще, — Крист под внимательным взглядом тушуется, потому что не знает, как объяснить, не палясь: обычной вежливостью не отговориться, ибо избавился от неё ещё давно, а сказать «язык не поворачивается без «Пи» сказать, но повернулся бы на кое-что другое» будет, ну, слишком чересчур. У Криста рядом с
Пи’Сингто открываются бесконечные клады флирта и комплиментов ниже пояса, и только пока ещё работающий фильтр «мысли-мозг-язык» помогает не попадать в ужасающе неловкие ситуации. С учётом кристовского недосталкерства и множество проигнорированных попыток познакомиться картинка складывается не очень-то весёлая, впрочем, Крист об этом не думает.
Пи’Сингто на это ухмыляется многозначительно: с остальными получается запросто. Но смущённый и пытающийся скрыть под бравадой робость Крист — зрелище, которым Сингто готов наслаждаться вечность.
Они выбирают фильм после непродолжительного спора: сюжет того странный и не очень понятный, но обещает быть относительно интересным, к тому же, материковый, но южный, поэтому, да, хотя бы картинка разочаровать не должна.
Правда, для Криста
Пи’Сингто кажется интереснее любой картинки: ему нравится,
безумно нравится наблюдать за реакцией на то или иное событие, а ещё нравится, как естественно легла чужая смуглая ладонь на его колено, да так там и осталась. Крист любуется и про себя тихо радуется, что не надел рваные джинсы, иначе грозило б теми ещё неловкостями. Хотя, кажется,
Пи’Сингто ни со смущением, ни с неловкостью не знаком.
Естественно, фильм Крист практически весь пропускает, в себя возвращается только после титров.
Пи’Сингто встаёт, щурясь от яркого света, и предлагает ладонь, за которую Крист, конечно же, берётся. Всё это слишком напоминает недосвидание, но Крист старается мысли такие от себя гнать. Рано ещё. Рано о таком думать, хоть и держатся они за руки, как какая-то сладкая парочка.
На выходе они сталкиваются с Нью и Тэем, и ехидные улыбочки обоих заставляют только вздохнуть и понадеяться лишь на то, что Нью лишний раз болтать не будет. За переживаниями Крист не замечает, как
Пи’Сингто украдкой показывает парочке огонёк на кончиках пальцев, и улыбочки их исчезают. Нью только вздыхает показательно тяжело.
Зато Крист обдумывает, куда пойти, и, решив, требовательно тянет за собой
Пи’Сингто. Кафешка маленькая и уютная, хоть людей и многовато, и
Пи’Сингто с любопытством осматривается, пока Крист разговаривает с официантами.
— Заказал на свой вкус, ты не против? — Крист улыбается, и за эту улыбку
Пи’Сингто согласен на всё (хорошо, что Крист об этом пока не догадывается).
— Часто бываешь?
— Угу, — Крист кивает, принимаясь оживлённо рассказывать о том, почему это место заслуживает внимания, а
Пи’Сингто беззастенчиво им любуется, жалея только о том, что под рукой нет камеры. Впрочем, об обещанной фотосессии он помнит.
Крист наслаждается обществом
Пи’Сингто и готов в этом чувстве раствориться. Ему комфортно так, словно знают они друг друга минимум пару сотен лет, и это чувство абсолютно удивительное. Крист позволяет себе забыть обо всём, по крайней мере, до того момента, как нужно возвращаться в общежитие. Не хочется.
Но тёмное небо и звёзды на нём как бы намекают, что время уже позднее. Крист останавливается, едва они заходят на территорию при общежитии, и задирает голову, рассматривая небеса. И совсем не замечает, как с губ срывается случайное: «Хочу встретить рассвет».
— Встретим, — уверенно обещает
Пи’Сингто. — Вот будет теплее — и встретим.
У Криста от этого в груди растекается тепло.
Крист жаловался на недостаток общества
Пи’Сингто? Забудьте. Потому что тот день что-то окончательно меняет между ними, и они примагничиваются друг к другу двумя мощными магнитами: они вместе идут на пары, возвращаются вместе, когда позволяет расписание, учатся вместе, вместе едят, вместе гуляют,
Пи’Сингто даже с родителями Криста успевает познакомиться, когда те приезжали, и пообещать заботиться о нём! Да даже когда не рядом — всё равно по ощущениям вместе, потому что либо перекидываются сообщениями, либо говорят друг о друге. Пи’Вэйв и Майк взвыть порой готовы от частоты упоминания Сингто (Вэйв так вообще впервые в жизни чувствует себя не воплощением воздуха, а реально
воздухом), а Нью научился закрывать уши ровно в тот момент, когда Сингто заводит речь о Кристе. И было бы проще, сойдись они уже наконец, но идёт неделя, за ней другая, третья…
Недели идут, и Майк идёт. На переговоры с Нью, потому что все его идеи заканчиваются на том, что нужно этих двоих запереть и не выпускать их до того момента, пока они официально не начнут встречаться. У Нью, впрочем, тоже идей других нет, но она отвергается Пи’Вэйвом как несостоятельная.
Ни
Пи’Сингто, ни Крист о подобных мучениях друзей не подозревают, растворяясь в этой обоюдной влюблённости и лёгком флирте — настолько тонком, что о взаимности знают все вокруг, кроме них самих.
Поиски Криста становятся менее интенсивными, хотя не завершаются — он упорно продолжает перелопачивать сказки, мифы, легенды, энциклопедии. Думает на драконов, но во всех историях у драконов чешуя, а не кожа, и это сбивает с толку. Крист бы подумал на ящерицу-оборотня, но всё равно выходит как-то странно, тем более, та ящерка из сновидений не просто так приходила, а, по ощущениям, лечила как-то собой… и, к тому же, явно являлась воплощением огня. Крист ищет огненных ящериц и находит несколько видов, что тоже жизнь не облегчает. Возможно, будь у него чуть больше свободного времени, он бы уже догадался, но…
Но
Пи’Сингто куда как важнее разгадки.
Крист тянется к нему всем своим существом, и, кажется,
Пи’Сингто совсем не против.
Пи’Сингто учит его правильно фотографировать, а после первой фотосессии публикует пару фотографий на своём аккаунте. И эти фото удивительно органично вписываются в другие посты с природой, хоть и, конечно же, привлекают к себе внимание. Крист успевает прочитать пару комментариев о том, как хорошо он смотрится в кадре, но
Пи’Сингто почему-то их почти сразу закрывает.
И всё равно спустя какое-то время предлагает ещё одну фотосессию. Кристу нравится быть его «моделью», нравится чувствовать себя
особенным, потому что подобного
Пи’Сингто не предлагал никому. Крист надеется, что и в будущем останется единственным, кого
Пи’Сингто захочет снимать.
Они выбираются в ту же самую рощицу, что недалеко от университета, но в этот раз доходят до небольшого озерца. В озере — вспоминает Крист — много самой мелкой, но абсолютно немагической, живности. Как и в самом лесу — такой вот небольшой кусочек не-волшебного пространства посреди города, от недр земли и до верхушек облаков пропитанного магией. Крист позволяет себе отпустить контроль над силами полностью, расслабляется и не боится открыться — и не видит завороженного взгляда
Пи’Сингто, который
впервые смог ощутить чужую магию вот так, целиком, без налёта защитных амулетов и заклинаний. Сила Криста мощная и как будто бы
слишком во всём: слишком шумная, слишком яркая, слишком иная. И в этом
слишком — весь Крист.
Сингто убирает камеру в чехол и, словно в тумане каком, делает несколько осторожных шагов. Крист их явно не слышит, продолжает стоять неподвижно, подставляя лицо лучам солнца, и даже глаз не открывает.
— Ты такой… — восхищённо выдыхает Сингто, проводит кончиками пальцев по щеке, и Крист смотрит на него с явным вопросом, накрывает чужую ладонь своей рукой, ласково потираясь щекой. Сингто невольно выпускает тепло, отчего Крист расплывается в блаженной улыбке.
— Спасибо, — он чуть прищуривается, наблюдая за реакцией, на что
Пи’Сингто только качает головой.
— Твоя магия слишком…
— Некомфортно? — перебивает Крист, тут же отстраняясь. — Извини, я сейчас… — договорить ему мешает палец на губах. В глазах
Пи’Сингто угадываются смешинки.
— Нет, — наклоняется чуть ближе, хотя, казалось бы, куда, — слишком вкусная, — он едва ли не облизывается, и на какое-то мгновение Крист даже слегка страшится той жадности, что чувствуется в интонациях
Пи’Сингто.
И именно в этот момент Крист понимает, что
в нём самом жадности не меньше.
Кто первым подаётся навстречу — сказать невозможно; они сталкиваются губами, тихо смеются с обоюдной поспешности, топят друг друга во взаимной нежности; неловкие и очаровательные, забывая обо всём, целуются до сбитого дыхания и распухших губ, сплетают потоки силы в нечто общее и совершенно уникальное, наполняя окружающее пространство магией, от которой даже воздух искрится.
О фотосессии оба благополучно забывают.
Они не помнят, как добираются до общежития, не помнят, как решали, к кому идти; Крист в себя приходит уже в комнате
Пи’Сингто. Оглядывается с плохо скрываемым любопытством, но ни на секунду
Пи’Сингто не отпускает. Они держатся за руки, слегка по-дурацки, словно опасаясь, что, разорвав прикосновение, окажутся в реальности. Крист тянет его на себя, обнимает, кладя подбородок на плечо, и выдыхает удовлетворённо, когда
Пи’Сингто гладит его по волосам. Крист чувствует отголоски его магии — та ластится бесстрашно, согревает не только снаружи, но и изнутри, и тогда-то Крист действительно верит: не приснилось. И, может, то влияние момента, может, подсказка от самого
Пи’Сингто — но вдруг мелькает воспоминание о старинной легенде, и Крист шепчет с явным неверием: «Саламандра».
Саламандра. Крист и не думал, что кто-то смог выжить: в своё время охота на них велась даже более яростная, нежели за смесками. Крист чуть отстраняется, чтобы посмотреть на
Пи’Сингто, а тот, хоть и улыбается, но взгляд серьёзный. Проявляет на скулах чёрную кожу с огненными всполохами, и Крист, словно завороженный, едва ощутимо касается. У
Пи’Сингто нет чешуек, кожа гладкая, прохладная на тёмных местах и горячая на оранжевых пятнах; Кристу от этого контраста голову сносит.
Пи’Сингто состоит из противоречий, и противоречия эти так притягивают, что Крист сам себя забывает, он покрывает тёмную кожу лёгкими поцелуями, а в глазах
Пи’Сингто считывается облегчение, он заметно расслабляется, подставляя лицо под поцелуи.
Кристу хочется утопить его в нежности. Пытается передать свои чувства прикосновениями, и
Пи’Сингто не только принимает их, но и отвечает.
Кристу кажется, что он никогда не насытится; он заставляет себя остановиться, заставляет оторваться, хоть
Пи’Сингто и бурчит что-то недовольно; ему нужно выдохнуть, чуть привести мысли в порядок, нужно с-держаться, потому что вот-вот — и снова отпустит магию.
Пи’Сингто успокаивает его в объятиях, утишает своей силой, обволакивает теплом. И кажется, что всё без слов понятно, но Кристу прямо-таки необходимо уточнить:
— Мы ведь вместе? В отношениях, встречаемся? Да? Пи’Сингто?
— Нет, — на губах
Пи’Сингто теплится улыбка, — пока ты называешь меня «Пи», не встречаемся, — и целует, не позволяя возразить.
— Хорошо… Сингто, — Крист отдышаться пытается; Сингто целует костяшки пальцев. Кристу так хорошо, что даже слишком. Утягивает в объятия, разрешает себе в этом чувстве утонуть.
Сингто укрывает его своей магией, словно себе присваивает — и точно так же поддаётся чужой.
Барьеры с комнаты они всё-таки срывают, накрывая общей силой пару этажей. И за это им совсем не стыдно.
×××
Полгода назад, неделя до начала учебного года
— Нью, ещё одна твоя шуточка, и я тебя утоплю в ближайшей луже, — Сингто морщится, вспоминая, все ли из вещей успел перевезти. Цокает недовольно, понимая, что придётся пройтись по магазинам в поисках приличного террариума — а ведь ещё надо настроиться на учёбу морально, что сделать невероятно трудно под постоянное жужжание одного назойливого недоведуньи. Тот, конечно, был неплохой помощью поначалу, но иногда (читать как: всегда) Сингто требуется одиночество и личное пространство. Много личного пространства.
Он раздражённо скидывает с плеча чужую ладонь, как внимание привлекает чей-то смех. Сингто хватает одного взгляда на парнишку с очаровательными ямочками, чтобы пропасть. Он такого
вовсе не планировал. Совсем. Предыдущие отношения научили его, что доверять нельзя ни людям, ни не-людям, хоть отцу его позиция совсем не по душе. Но он не может оторвать взгляда от этого парня, дёргает Нью за рукав толстовки, привлекая к себе внимание.
— Кто это? — кивает в сторону, на что Нью расплывается в улыбке.
— А что, понравился? Мы на одном потоке, ты будешь часто с ним видеться, — он будто бы не замечает тяжёлого взгляда Сингто и продолжает: — Хочешь, познакомлю?
— Вот уж нет! — восклицает, но, смутившись, заканчивает уже шёпотом: — Тебя-то только и не хватает. Нет, спасибо, обойдусь, — кидает ещё один взгляд на понравившегося парня, однако заставляет себя переключить внимание на что-то другое. Вот ещё. Не хватало ему. Нет.
Нет-нет-нет.
Через полторы недели «нет» сменяется на «я просто буду наблюдать издалека».
Ещё через неделю — на «нужно присмотреться». Игнорировать попытки познакомиться тяжело, но он осторожничает. Пожалуй, даже слишком. Нью выносит мозг своими совсем неостроумными подколами, и Сингто с трудом удерживается от того, чтобы не поджечь ему язык. Зато водой окатывает, пару раз, для надёжности.
Ему требуется ещё пара недель, чтобы «нужно присмотреться» плавно превратилось в чётко оформившееся уверенное «да».
Да. Тысячу раз да.
