Александра

      Если пофантазировать, жизнь Лекси Говард напоминает цирк. Тот самый, куда отец водил их с сестрой по выходным в далеком детстве. Залатанный, выцветший от времени и солнца купол. Неуклюжий медведь верхом на детском велосипеде. Безобразные старые клоуны с потекшим гримом — словно напились чьей-то крови и забыли вытереть рот. И все дурачатся, кривляются, хохочут.       Лекси ловит смутные флешбэки, сравнивает и не может отделаться от ощущения, что она выросла, а все вокруг — нет. Ей не смешно.       Если присмотреться, жизнь Лекси Говард напоминает картинную галерею в стиле сюрреализм. Искажения, иллюзии, гротеск. Она подолгу стоит перед полотнами, вдумчиво рассматривает, честно пытается поймать смысл.       Лекси не понимает и предпочитает классику. Или хотя бы Ван Гога. Это раздражает.       Если задуматься, жизнь Лекси Говард напоминает натуральный сумасшедший дом. Развод родителей, зависимость отца, распущенность, депрессия, алкоголизм матери. Старшая сестра — слетевшая с катушек, озабоченная вечным поиском чужой любви, без пяти минут порнозвезда города. Лучшая подруга — законченный торчок в свои трогательные едва-семнадцать.       Лекси устало закрывает глаза. Глубоко-глубоко в душе скребется грусть.       Говард с детства видит один и тот же кошмар: она стоит на краю пропасти. За спиной — густой черный лес, стволы бросают грозные тени на землю, почти цепляя ее босые ноги. Внизу — мир, в котором она всю жизнь, родные, друзья. А что там, вдали, на горизонте, она не знает. И куда идти — тоже не знает. Ноги не слушаются, она не сможет… Перепрыгнуть. В конце Говард неизбежно валится вниз. Сходит с ума и падает, падает, падает.       Просыпаясь за час до рассвета, она обещает себе контролировать жизнь еще сильнее. Самозабвенно и упрямо делать все, что в ее силах. Просто чтобы сон никогда не сбылся.       Будильник на шесть тридцать, горячий душ, ровные стрелки, не забыть доклад по биологии и термокружку с любимым травяным чаем. Округлый почерк, вызубренные лекции, отличные оценки. Напомнить матери о собрании в школе. Купить сестре противозачаточные таблетки.       Нырнуть в книжку — высокая, сложенная по алфавиту стопка всегда ждет на прикроватной тумбочке — чтобы ненадолго отвлечься и помечтать. Или узнать что-то новое об этом мире — истории, искусстве, политике, психологии — и убедить себя в том, что вот так, выучив теорию, проще жить.       Руки младшей Говард всегда холодные и как будто онемевшие. Она пользуется кремом и ярким лаком, но все равно не может на них смотреть и почти не чувствует.       Лекси нравится порядок в комнате, свежее постельное белье, заполненные ежедневники, яркие стикеры-напоминания на рабочем столе и зачеркнутые в настенном календаре дни. Потому что пережить некоторые из них — настоящий подвиг.       Она жадно хватается за эти мелочи обеими руками, до скрежета стиснув зубы.       Молчать, смотреть, слушать. Иногда, по случаю, улыбаться. Оставлять мысли при себе или, самое большее, — в дневнике под надежным паролем. Так незаметнее. Так безопаснее.       У Лекси платье в цветочек, белоснежный воротничок, голубая лента в волосах и темно-красная помада, потому что все вокруг уже давно кажется ей одинаково, пугающе серым. А так хочется весны.       Временами она думает, что все хорошо. Да, не идеально, но что-то можно изменить, а что нельзя — с тем просто смириться. Это ведь одно из главных ее умений. Вот только гордиться им почему-то не получается.       А бывают дни, когда она задумчиво рассматривает люстру в гостиной, прикидывая, какой длины нужна веревка, чтобы наверняка покончить с этим абсурдом.       Но это так, несерьезно. У нее нет депрессии. Просто болит голова. Сестра устроила очередную истерику. Лекси прячет кухонные ножи под кустом, тайком выпивает две таблетки тайленола и чувствует себя одинокой.       Лекси хочет тишины, уютный дом, писать книги, собственную белую лошадь и… Просто. Перестать. Задыхаться.       Лекси ужасно устала. Пальцы предательски подрагивают и скользят. И в тот самый миг, когда покидают силы, когда она больше не может держаться за пустоту и весь этот бред, в ее дурацкую, распланированную, но летящую к черту жизнь вальяжной походкой заваливается Феско.       Она улыбается по-настоящему — солнечно — и хочет рассказать ему очень, очень многое.       — Напомни, как тебя зовут?       — Лекси.       — Мне нравится, красивое имя.       Это чертовски странно — услышать комплимент от такого… Как он. Наверное, она обязана его ненавидеть. Как минимум, за Ру. Но Лекси больше не может, не может, не может чувствовать себя обязанной кому бы то ни было.       Теперь жизнь напоминает трагикомедию, но ей почему-то больше смешно, чем грустно.       Трудно, почти невозможно встретить настолько непохожих людей, как эти двое. Не потому ли с самого первого дня они без страха и неловкости говорят друг другу все, что думают?       — Как ты только не спятила?       — Как ты только не сторчался?       Лекси учится язвить, отключать телефон и просто гулять, оставив бумажку со списком дел в нижнем ящике стола.       Сколько Говард себя помнит, ее преследует чувство, будто вот-вот случится что-то ужасное. Будто она на краю, как в том старом кошмаре. Стоит, покачивается — шаг назад, два вперед — и точно знает, что упадет, несмотря на все старания удержаться.       Феско на краю с детства и его это ничуть не волнует.       Лекси нравится эта хроническая невозмутимость. Губы невольно трогает улыбка при мысли, что наркотики здесь совсем ни при чем.       Феско весь, с головы до ног, — одна большая рыжая проблема, в растянутом свитере, с марихуаной в кармане и пистолетом под подушкой. Почему тогда рядом с ним ее не отпускает чувство, что все действительно хорошо?       Фес говорит медленно, будто нарочно растягивая слова, а Лекси, стыдно признаться, чуть не подпрыгивает от нетерпения на диване. Ей никогда не удается закончить за него фразу: все, что слетает с его губ, прямо противоположно ее ожиданиям.       Лекси хочет знать его мнение по любым вопросам, от веры и планов на будущее до девчоночьей ерунды вроде «мне идет это платье?». Фес посмеивается, щурится, растерянно проводит пальцем по небритой щеке… И отвечает то, что думает. Даже если нет.       Он делает это намного мягче, чем все остальные. Он старается не задеть ее чувства. Он дает Лекси неоспоримое право их иметь.       Она рассказывает ему историю своей семьи и надолго зависает в молчании и задумчивости, когда Фес спрашивает, почему Лекси позволяет другим так с собой обращаться.       Лекси Говард не привыкла, чтобы ее существование учитывали. Не говоря уже о мнении.       Может, поэтому она, наконец, осмеливается говорить. Потому что ее слушают. Феско слушает. С кем бы она ни вела разговор.       От этой мысли у нее понемногу теплеют руки и оттаивает многолетняя мерзлота под ребрами.       Лекси боится высоты, но категорически не верит в Бога. Фес называет ее храброй и, не скрывая, восхищается.       Она трижды сказывается больной и прогуливает школу, чтобы остаться в постели и весь день писать пьесу. Белый наушник оглушительно смеется низким, тягучим голосом друга. Бунтарка, не иначе.       Они не говорят никому о том, что видятся почти каждые выходные. О том, что их разговоры по телефону с каждым разом все длиннее. О тишине, что повисает между ними, когда они слишком близко. О чувствах, которым в их лексиконе пока не хватает названия.       — Ты другая.       — Ты не лучше.       Он протягивает руку и крепко смыкает свои пальцы на ее ледяной ладони, не спрашивая, как будто так и надо. Но его застенчивая улыбка при этом — почти незаметная, самыми уголками губ — бесценна.       Она спит на его старом диване, уставшая после бессонной ночи за ноутбуком в попытке написать сложную сцену. Фес знает о ее кошмаре, а потому садится рядом и все время держит подругу за руку.       Разговор о социальных сетях ставит Лекси в тупик на неделю. Феско молчит, видимо, тоже что-то обдумывая.       Однажды он присылает ей фотографию оранжевого неба на закате и рассказывает, что провел вечер, сидя на крыше своего магазина, совсем как Лекси и Ру пару лет назад. Он признается, что уже давно не продает ей наркотики, но волнуется за нее все сильнее.       С того дня такие сообщения становятся традицией — фото без фильтров и самая яркая, неожиданная, глупая или неловкая мысль, что пришла ему в голову за последние двадцать четыре часа.       Лекси со страхом чувствует, как каждый кусочек этой сложной, многослойной мозаики день за днем заполняет пустоту в ее сердце.       Она хочет вырваться из своей жизни. Сделать что-то, чего не пробовала раньше. Осмелиться. Может, тогда тяжесть на ее хрупких плечах станет хоть чуточку легче.       Лекси влюбляется.       Говард не собирается стать плохой или остаться хорошей. Она просто хочет найти себя, заговорить, закричать, заорать… И быть с Феско.       Они не решаются перейти черту.       Иногда, в особенно трудный день, она приходит к нему, садится на подоконник и долго молчит, глядя в окно и рисуя что-то на стекле. Не говоря ни слова, Фес приближается, берет ее на руки и относит на диван. Укутывает теплым вязаным пледом, сажает на колени, поглаживает по спине.       Лекси требуется немало времени, чтобы позволить себе положить голову ему на плечо и закрыть глаза.       Александра. Он — единственный, кто зовет ее полным именем. Словно пытаясь напомнить…       Говард учится защищать самое дорогое, что у нее есть. Себя.       Ей никогда не дарили цветы. А Феско, ни разу о том не спросив, выбирает ее любимые. Банальные красные розы, сладко пахнущие миррой.       Лекси очень хочется жить.       — Когда ты рядом, я могу дышать и не чувствовать боли.       — Только поэтому я здесь сегодня.       Александра Говард все еще не знает, что там, на горизонте. Но это уже не важно. Она разбегается и прыгает, широко открыв глаза, почти не чувствуя страха.       Феско крепко держит ее за руку и ни за что, никогда не отпустит.