В темноте коридоров.

В темноту коридора, аккуратной тонкой полосочкой, пробрался лунный свет из комнаты под номером, которого в черноте происходящего не видно. Провоцирующего скрип двери и вовсе не разглядеть, да и некому. Все разошлись по комнатам, оставляя за собой лишь невысказанные мысли на стенах, сейчас они кажутся невидимыми, несуществующими и спрятанными, будто испугались, что их найдут, прочитают, украдут и будут думать, думать, думать и задумают до самых дыр и исчезающих букв. Пальцы блуждают по стене, обшаривая каждую неровность, коих там так много, что кажется, будто все ровно. Бесшумные шаги, человек будто не идет — летит. Парит над землей, не создавая лишнего шума, не привлекая внимания. Призрак в ночной тьме Дома. Пол скрипнул, фигура остановилась, вслушивается. Не видит — чувствует чужое присутствие всем своим телом. Вдыхает запах, крадет мысли, забираясь в голову и на одном дыхании, что замерло, выдает обычным всем обитателям этого места тоном: — Рыжий? — Крыса почти спотыкается обо что-то, слышно тихое «Блять» в тишине Домашних коридоров и звук хлопка по стене. Он не ждал ответ на вопрос Рыжий ли это. Он знал. Чувствовал. Но вопрос был в другом, а крысиный вожак понять его должен. Почти обязан. — Не спрашивай. Я не могу уснуть, лучше помоги скрасить вечер, Бледный, — парень еле слышно вздыхает. Слепой чувствует, как меняется атмосфера между ними, Рыжий улыбается, нет, даже ухмыляется, как-то по-особенному, странно, игриво. Не то, чтобы Слепой вообще разбирался в улыбках, но сейчас, кажется, да. — И как я по-твоему должен это сделать? — Он не говорит шепотом, его голос всегда звучит так. Одинаково. С одной интонацией и громкостью. — Додумайся, — усмехнулся Крыса, улыбаясь во все тридцать два, хотя Слепой уверен, что такими темпами их меньше. Только вот на Рыжего, привыкшего к темноте, упал тяжелый взгляд незрячих глаз, который так и говорил о том, как его обладатель недоволен данным диалогом и тупым намекам владельца зеленых, как все говорят, очков. Хотя, если честно, Бледный и не особо то понимает, есть они сейчас на нем или нет. Все же, парень вряд ли собирался кого-то встретить в такое время. — Ладно, остынь, просто поболтаем, м? Но Слепой не ответил и пошел дальше, чувствуя, как по нему скользит чужой взгляд, не отлипает, прям таки прилип, будто медом намазано. Что б его. Захотелось кинуть в него что-нибудь. Было бы неплохо иметь под рукой обувь, она как раз для этого и нужна. Снова скрип, все-таки пошел, мудила. Парни шли в тишине, Рыжий не понимал куда, Слепой будто точно знал. Вообще, маршрут походит на то, что идут они на перекресток, но что они там забыли, вопрос уже другой. И парень оказался прав, в темноте коридоров и бесконечных стен виднелся диван. В Доме никогда не бывает тихо, ни секунду, поэтому даже сейчас можно слышать чьи-то голоса из комнат, тихие, будто так их можно защитить от чужих ушей. Ничего никогда не остается в тайне, даже собственные мысли, если вы в Доме и ваш вожак — Слепой. Он не видит, он чувствует, проникает, забирает, заставляет отдать все, что ты имеешь, и ему даже не обязательно видеть тебя, говорить с тобой или трогать тебя. Он блуждает по чужим снам, по сознаниям и внутренностям, выворачивая, ища то, что нужно, а когда находил, не возвращал на место, чтобы вы точно знали, что он тут уже был и может вернуться. У Рыжего мурашки от своих мыслей. Он бесшумно падает на диван рядом с вожаком, поворачивая голову в его сторону. Слепой, как оказалось, сделал то же самое. Парень задержал дыхание, не ожидая увидеть чужое лицо перед собой. Серые, почти однотонные глаза, будто бы светились, он моргал своими длинными черными ресницами, задавая немой вопрос, или это было больше похоже на разрешение продолжить диалог. Хотя, в дуэте со Слепым это антонимы. Скорее, монолог. — Задохнешься, — но голову не отвернул, испытывая на прочность. А Рыжий жаловаться не смел, он сам на это пошел и согласился. Слепой не лучший собеседник, но скука игнорировала даже это, ей нужно было получить дозу. Она ее получит, если, конечно, не заменит что-то другое. И вдохнуть, как и выдохнуть, все же пришлось. Падать в обмороки он не планировал, да и не очень как-то, такая возможность выдалась, среди ночи встретить само порождение Дома. Слепой медленно развернулся, почти плавно укладывая затылок на чужое худое плечо, его волосы водопадом, правда, немного странным, слишком уж темным, упали, растекаясь по телу крысы. Сердце забилось чаще, отзываясь по всему телу, зажигая красные лампочки «Стоп» и, кажется, действительно норовило остановиться. Вожак закрыл глаза, у Рыжего дрогнули пальцы на руках, с невозможным желанием зарыться в чужие волосы. Слепой пахнет Лесом, сыростью и травой. Но этот запах не вызывает отвращения, он притягивает, заставляет вдыхать сильнее и все больше хотеть чувствовать его чаще. Чужое дыхание рядом было почти беззвучным, ровным и не частым. Слепой был спокоен, может быть даже слишком, на фоне очень обеспокоенного Рыжего. — Не спать — не является выходом, — ровно произнес вожак, не открывая глаз. И снова будто читает мысли, точно знает, что хочешь сказать, даже если не говоришь. — Это единственный вариант, который я знаю, — обреченно шепчет парень, напрягаясь, чувствуя, как голова с его плеча поднимается. Сам он голову отвернул, не желая смотреть на человека рядом. Слепой одним движением своих длинных пальцев поворачивает голову Рыжего на себя. Они слишком близко. Ближе обычно дозволенного. Хотя, Крыса не совсем уверен, что конкретно дозволено для вожака, но для себя решил именно так. Рыжий поймал себя на мысли, что еще ни один контакт с кем-то не вызывал у него столько эмоций, сколько эти незначительные прикосновения чужих рук. Он ведь столько тел повидал, в разных степенях оголенности, а сейчас плавится от пальцев на подбородке, ну ебтвоюмать. Его губы слегка приоткрывается. Дышать становится в разы сложнее, а жар накатывает с такой силой, что кажется, будто его огрели раскаленной сковородкой по затылку. И он ставит свои очки на то, что это сделал Сфинкс. Мать просто злится, что отца из семьи уводят. Хотя никого еще никуда не увели, и, между прочим, он первый начал! — Мне страшно, Слепой, — признается Крысиный вожак, не смея опускать голову или отводить взгляд. Длинные пальцы двигаются вверх, зарываясь в короткие рыжие волосы на затылке. Рыжий не сдерживается, роняя голову на костлявое плечо, упираясь в него лбом. Между ними тишина и слой ткани свитера парня, Слепой почти не двигается, только если пальцами одной руки, вторая лежит где-то между ними в кулаке, слегка касаясь костяшками колена Крысы. И позволено ли Слепому сейчас думать о Смерти, если рядом сидит тот, кто клички этой противится? Рыжий не нацепил очки, не предполагал, что все выльется в это, но, как Бледному кажется, не то, чтобы расстроен данным событием. Молчат. Думая о чем-то своем, если мысли в этом месте можно назвать своими. Они, скорее, общие, как минимум сейчас на двоих. Пальцы Слепого останавливаются, замирают, перестают гладить, но Рыжий не поднимает головы и не собирается что-то говорить. Чужая рука просто лежит на его голове, она холодная, но это почти не чувствуется в данной ситуации. Пальцы, будто лапки огромного паука спускаются вниз, снова поднимая его голову за подбородок, Рыжий открывает глаза и смотрит на чужое, бледное лицо, оно выглядит абсолютно каменным, безэмоциональным. Они снова находятся слишком близко, парень опускает глаза на губы напротив, чувствует, как не хватает воздуха и глубоко вздыхает, получается это настолько жалко, что Рыжий готов сам себя утешить. Слепой приближается еще немного, большим пальцем нащупывает чужую нижнюю губу. Руки Рыжего не знают куда себя деть, но послушно лежат на его же ногах, стараясь вообще не задевать вожака. В то время как Бледный уже полностью завладел чужим телом, беря руку Крысы в свою, держа за пальцы, не переплетая их между собой. Контраст их тел дает в голову слишком теплому Рыжему, его тело не выдерживает эмоциональной нагрузки. Теперь все принадлежит только Слепому. Тот слегка наклоняет голову вбок, его волосы скатываются по собственному плечу. Он будто действительно видит все, что сейчас происходит, ощущение, что вглядывается в глаза напротив, а следом Крыса чувствует, как его губ касаются чужие, сухие и, в какой-то степени, израненные губы, они теплее остального его тела и ощущаются совсем по-другому. Рыжий почти вздрагивает, сжимая чужую руку в своей, он углубляет поцелуй, чувствуя, как ему это позволяют, дрожь собственного тела почти незаметно, но внутри все разрывается от непонятных эмоций. Поцелуй не длится слишком долго, а Слепой отстраняется первым. — Это… — Не успевает он договорить, да и, если честно, не сказать, что у него вообще было продолжение, но скрасить тишину между ними хотелось, особенно после такого. — Спокойной ночи, — почти в губы проговорил Слепой, но оставался неподвижным. — Сп?!..- И снова не дали договорить, закрывая рот рукой. Нечего кричать. — Ты где голову потерял? Тише будь, — вторая рука все еще сжималась чужой, — или тебе нужны неприятности? Рыжий не знал, он больше возмущен или озадачен. Этот поцелуй был даже более чувственный, чем он мог себе представить. Будто все эмоции, которые Слепой хранил в себе, он отдал прямо сейчас. В голове не было ничего. Прежний страх ушел, испарился, забыл сам о себе и не стал напоминать. Ночь, наверное, действительно будет спокойной теперь. Слепой, очевидно, забрал этот страх через свои губы, а уж в нем он надолго не задержится. Его схлопнут и выбросят, как брошенного котенка. Потому что Слепой со страхами так и поступает. Клонит в сон, будто бессонница отступила совсем, что довольно удивительно. Слепой откланяется назад, тянет за собой, приходится упасть на чужую грудь головой, его ноги сгибаются в коленях, Рыжий устраивается где-то между ними, удобнее укладывает голову на груди, чувствуя легкую колкость свитера. Длинные пальцы отпускают его руку, приходится разжать и собственные. Глаза закрываются сами собой. Парень чувствует, как руки обвивают его в чем-то, напоминающем объятия и снова замирают. Дыхание Бледного такое же ровное, как и несколько минут назад, как и вчера или неделю назад. Его грудь медленно, почти незаметно вздымается. Рыжий чувствует, как внутри парня бьется сердце. Оно так же спокойно и работает как колыбельная, под которую хочется засыпать. Рыжий знает, что пока он рядом с этим человеком, никакая тьма Домашних коридоров не сможет его победить, никакие сны не вправе тревожить и даже взгляды проснувшихся воспитанников Дома не имеют права смотреть на него пока рядом он.