Лже-любовь грубого немца.

Несмотря на всё своё смущение, Куини продолжает робко лепетать про лучшие школьные годы любимого факультета. Её руки порхают словно птицы, нашедшие свой приют в лелеющих очертаниях Чаровницы; словно ребенка малого она качает воспоминания, и её речь снисходительно несётся причинной трелью, заполняя пустоту этой темной комнаты, — заставленную сплошным хламьем; этот кабинет уже не имел прошлого вида кудесницы Куинни, он поник и потерял все краски, но служил чем-то вроде архивного кабинета. Куинни поглощена вниманием, скандирует новости прошлых лет, не обращая внимания на гостя, что застыл в дверном проёме — мракоборца, что облачён в черный фрак и слегка расстрепан, если говорить в целом о его внешнем виде. Он обнажает свои ровные зубы в улыбке, весь такой обольстительный и слегка раскованный, приветствует соседствующую со мной девушку, восседающую на кипе бумаг, и... протягивает руку блондинке, что потрясена и озадачена, но уверена, это внимание достается только ей одной. Куини встаёт, приподнимаясь на свои ножки, оставляя без тепла холодный одинокий стул, поправляет своё голубое платье с роскошными оборками из рюшей, поправляет волосы, что уложены элегантными волнами, образующие единое целое с её удивительным светлым и волнующим нарядом. Нисколько нет строгости, присущей работнику, она ведь сегодня выходная, её вызвали сюда намеренно, обещая серьёзный разговор. Она выпрямляется, заполняя собой всё пространство, а он вежливо кивает, харизматично провожая её в коридор. Она словно пританцовывает, а он, — так аккуратно ступая, строго и важно, провожая девушку за собой, бросает словесные претензии прохожим. Ещё мгновение, она пытается прочесть его мысли, и это...затруднительно. Гулкое эхо проходит волной негодования, она пытается сощурить глазки и кривит свой миниатюрный носик, но продолжает следовать за мужчиной. И, вот, они застыли в холле посреди всего хаоса, что обычно творится в МАКУСА, вглядываясь в очертания друг друга. Она смотрит в его тёмные глаза, и он отвечает тем же, только её глаза как бусинки, светлые и волнующие, слегка импульсивные. — Чем я заслужила внимание возглавляющего департамент защиты магического правопорядка , важного мистера Грейвса? Куинни делает шаг назад, пытаясь занять его мысли собой, ловко освобождаясь от назойливого мужчины, убегая в «закоулки» величественного здания, цокая своими каблучками о не менее величественный кафель, ускользая из вида. Он торжествующе шествует за ней, догоняет её в затемнённом коридоре, позади остаётся пространство заполненное колоннами, просторными лифтовыми кабинами и отсеками с различными проходами, где ветвями расходятся своего рода офисы магических клерков, прижимает её к холодным статуям, возведённым скорее для творческого идеализированного потенциала погрязших в работе коллег, она топчется на месте, опуская глаза в пол. — Учитывая, что Вы работаете в отделе для получения прав на использование волшебной палочки... Я просто самолично разбавляю Ваше скучное пребывание здесь яркими красками... — восхваляется мужчина во фраке, свободно отправляя одну руку в карман, а другой цепко замыкает её за запястье, резко потянув на себя. На мгновение она оттолкнула его своей фальшивой улыбкой, но он сделал вид, что расслабился. —... В мой выходной? Вздыхает Куини, провожая его неуверенность и робость чрезмерной контролируемой «схваткой». — Хотел увидеть тебя... — признаётся он, словно провинившийся мальчишка, шаркает тяжёлым ботинком, словно пиная свою гордость, и покрепче стискивает аккуратное запястье стоящей напротив него девушки. — Соскучился. — Тогда хорошо, — мурлыкает она, но пытается освободиться, пытаясь снова ворваться в его мысли нежданной бурей, заставляя врасплох, но ничего... Не позволяя данного себе по обыкновению, ей всё же приходилось иногда использовать свои способности, зачастую не пытаясь сделать это даже сознательно. Её такой хрупкий мир пытается огородить себя стеною от нежданных гостей, что чаще всего используют её для получения какой-либо информации, ей это не нравится, но на что только не пойдёшь ради собственного значения в этом мире и для собственной безопасности. С толикой смущения, потрясенная тем, что ничего не выходит, она снова одергивает свою руку, пытается это сделать. Она сверлит его взглядом, он давит, и ей приходится совершить данный поступок, бросаясь вызовом трепетного момента. Чмокает его аккуратно в губы, застенчиво и слегка в тоже время по-хозяйски, оглядываясь по сторонам. Утвердительно стоявший на ногах мужчина слегка косится назад, опрометчиво расслабляя спину, напрягая пару мышц, желая продолжения. Она любуется его довольным видом, принимая его расслабленность, когда он без сильной хватки отстраняется, вместо попыток закончить начатое. Её лучезарная улыбка озаряет его, и тут она меняется в лице, со всей силы оставляя пощечину на его раскрасневшихся щёках, что полыхали огнём на привычно бледных очертаниях строгого лица. — И как давно ты знала? Бросает уже грубый тон мракоборец в её испуганное от произошедшего лицо, поправляя «сьехавший словно в сторону подбородок», мгновенно меняясь в мимике, взгляде тёмных глаз и беглых мыслях. Она вздрагивает, но её освободившаяся рука тянется к повязке на тонкой ножке под платьем, где скрыто заклинанием её личное оружие — палочка, что удобно спрятана от глаз немагов и магов, но её попытка обречена на провал. Позади мужчины появляются силуэты, одетые в строгие костюмы и причудливые головные уборы, и они достают своё оружие, направляя прямиком в неё. Слегка опешивший ранее волшебник, свободно хватает её, не давая возможности даже выдохнуть, и её палочка оказывается в его руках, грубых и невежественных. Треск «рассерженного» привычного к холоду камина, завлекает волшебницу в удивительный мир тишины. Но это длится ровно секунду: в соседней комнате за стеной раскаивается за содеянное пойманный зачинщик против Грин-де-Вальда его приспешниками, что следуют за ним по пятам, идеализируя его политику и голос, что несся в массы с невероятной скоростью. Она пытается не думать о пойманном воришке, что украл одну минуту славы, а теперь отдувается за это, сначала подверженный пыткам, а затем, она уверена, хладнокровному убийству. Сжимает подлокотники своими руками, впиваясь ногтями в кожу, что обтягивала кресло идеальным нарочитым слоем, морщится от услышанного, но всё равно продолжает слушать. Рядом с ней, словно тень, присаживается в соседнее кресло очаровательная брюнетка, что без стеснения разваливается удобным для неё образом, скрещивая руки на груди, закидывая нога на ногу. Куини не смотрит в её сторону, забываясь в собственном эмоциональном мирке, состоящего из сплошных барьеров и язв в виде чужих мыслей, что покрывают её всю назойливым чувством липкости. С томным взглядом в огонь, в строгом красном платье, она трепещет от одной мысли обладать этим всем миром, что некогда рьяно отрицала. Если она присутствует сейчас здесь, притворяясь, что всё нормально, значит содействует, потакая насилию и аморальности темных волшебников, что вершат свои тёмные дела (практически) в её присутствии. — Да, я любила его, — резко бросает блондинка, повернув исхудавшее лицо к соседке возле, что склонилась немного в бок, приблизившись к собеседнице, нависая лёгким туловищем над подлокотником изящной мебели. Она сочувственно кивает, наигранно и слегка романтизированно, опуская свою прекрасную голову на руку, согнутую в локте, и перебирая пальцами по лицу, в такт потрескиваниям инвентарю, что все ещё дарит тепло, несмотря на лютый холод снаружи, продолжает прожигать взглядом Куини. «Любила или до сих пор любишь?». Уста в молчанье, раздражение в жестах. Ей не нравится, что волшебница «ковыряется» в её голове, изучая тщательно продуманные слова, ибо это всегда было игрой для соратницы Грин-де-Вальда. Изменчива в эмоциях, но никогда во взглядах, сдержанна и хладнокровна, сияет своей озорной улыбкой, изображая друга для Голдштейн. От неё разит тёмным шоколадом, пудрой и смертью. Вполне обычные амбиции вполне характерного персонажа, что приглядывает за своим кумиром. Она отвлекает девушку, но это то, что им было нужно, обеим. «Сколько ещё он будет кричать, цепляясь за жизнь?» Куини хватается за шею, что первым делом пришло ей на ум, потирая нежную кожу от усталости, словно голова грузно тянет вниз не только свободные мысли, но и тело. — Я не знаю... — с мучительной тяжестью лепечет она, пытаясь спрятать свои глаза, что на мокром месте. Покалывает где-то в груди, ведь тело продолжает бороться с усталостью, или... просто ей больно быть в моменте, проживать его снова. Она пытается заглушить голоса, что проникают в неё, пытается их сокрушить, и оставляя всякую надежду, просто уходит, оставляя... в этой комнате француженку и её горький аромат шоколада, что оставался на губах неприятного вечера. *** Куинни часто была взволнованно, мерила шагами комнату, что была ей больше тюрьмой, нежели спальней, облачала себя в траурные тона одежды, как подобает приспешникам мага в её новой компании, проводила вечера за бокалом шампанского, поддерживала беседы, но всё это было в перерывах меж отчаянием и постоянным копанием в чужой голове. Грин-де-вальд использовал её в своих целях, пытаясь направить думы своих сторонников в нужное русло, что преследует только одну цель — избавить мир от людей, что не обладали благородной кровью, не имели магических способностей. «И зачем только я согласилась....» — корила себя волшебница, зачастую не одним моментов каждого дня. Затем, она снова приходила к единственному ответу: «Затем!» Ещё в лучшие времена, когда она работала на министерство, а он был правой рукой президента МАКУСА, они были счастливы. (Ну, или не были? Ведь всё это оказалось фальшью, поимкой на наживку) Среди всех прочих улыбчивых людей Куинни заметила лишь его, и хоть в большинстве случаев мужчина был серьёзен и беспрекословен, он смягчал свой гнев ради нее, одаряя той самой улыбкой «льстеца». Разумеется, Тина настаивала на том, чтобы сестра держалась подальше от харизматичного американца, но было уже слишком поздно. Когда между делом он ускользал возвращаясь с новым делом, оставлял ей внимательный взгляд словно пытаясь успокоить её, что все будет хорошо. Изредка говорил ей комплименты вслух, чаще шептал на ухо, целуя нежную кожу тыльной стороны ладони, и снова ускользал, ибо работа занимала много места в его жизни. Она это принимала, и понимала, сама никак являлась хоть и хохотушкой, но любимицей сестры, что жаловала лишь работу, и сама занималась скучными бумагами, взмахивая палочкой всякий раз по делу, и только! Единожды ей удостоилось чести приятное времяпровождение в компании Персиваля, когда она собственноручно (собственно...палочно?) приготовила ужин, они сидели в темноте, пока тени свечей плясали на стенах, и их руки сплетались в единый замок. — Какая я была дура! Восклицает она, «переместившись» в те дни, где ещё не понимала, что всё это было сплошным обманом. А мужчина, который в итоге признался в своих чувствах, оказался не только лжецом, но ещё и самым ужасающим волшебником и поистине тёмным человеком, если только... Нет, она не позволит одурачить её вновь. — Останься, ты нужна мне, — в моменте обольщения Геллерт выглядел весьма обаятельным. Он сменил свой прежний облик, «сбросив» старую шкуру как змей, возвращаясь в привычное тело, но бравые речи и волнующий голос остались при нём. Он всегда окутывал себя загадочностью, облачаясь в наряд строгого, импозантного мужчины, ибо каким бы он не был тогда, сейчас он стал ещё старше, и первая (далеко не первая) седина наградила шелковые волосы юного мальчишки снежкой шапкой колючих иголок, что торчали вверх, уложенные остроконечно. Он походил на одну из тех вершин, что глядела на Куинни из окна её заточения. «Это была Австрия. И здесь было холодно». Его одинокий глаз, отличающийся от другого, был злее и пугающе, а губы в тонких полосках аккуратно покрыты россыпью волос над губами, волевом подбородке, образуя подобие щетины больше чем за один день. Грин-де-вальд использовал свои чары, призывая её остаться с ним, чтобы дергать за ниточки, словно марионетку, забывая о преданности накопившихся чувств за то время, что они успели провести вместе. Он издевается, ловко взмахивая палочкой, приглашая её на тет-а-тет. Всё вокруг обездвижено, превращается в пыль, и картинка уходит на второй план, оставляя только их двоих за столом в окружении слуг. «Всё как обычно. Только слуги другие». Девушка напрягается, она не любит быть втянутой в чужие магические ритуалы, она и сама ловко справляется быть волшебницей своего уровня, но при ней нет палочки (он держит её под замком, охраняя надёжными чарами), и закончить она этот цирк не может. Приходится выслушивать его амбициозные наставления всякий раз, отвечать о том, что кто думает и делает за его спиной. — Я преследую лишь здравые умыслы, поверь. Сделаю этот мир лучше...для тебя. Ты сможешь воссоединиться со своим мракоборцем прямо сейчас. — Геллерт творил чары без единого нерва на своём лице: перед ними возникал стол с яствами, какими захочешь, в лучших традициях европейского общества, хрустальные бокалы на тонких ножках, весьма изысканное серебро красующееся в столовых приборах, букеты из горных трав, отражающих единую композицию, его щедростью и радушием. Не хватало только здравого смысла сего мероприятия, что так пёстро красовалось перед ней неописуемой красотой. Геллерт Грин-де-вальд любил убаюкивать словами, утверждая каждое событие прдчеркнутым «сегодня», «сейчас», он владел своим распорядком информативности, пытаясь завлечь ещё одного деятеля в свою общину. Умело расставлял слова в целые предложения невиданной щедрости, а если таковое не интересовало собеседника — отправлял его на тот свет. — Здравые умыслы? - взьерепенилась Голдштейн, рдея от интонации, что не походила на её чудесный мелодичный голосок. Снаружи она оставалась спокойна, хотя и нервничала потирая ладоши. От её реакции горящая свеча в ажурном канделябре затряслась от страха, дрожа, танцуя свой танец смерти. Куинни сделалось не по себе, её уверенность застряла пробкой от шампанского, что была «выбита» официантом, обслуживающим их единственный столик. Он разлил шипучую жидкость по бокалам, Геллерт утомлённо повёл бровями, пряча своё настроение в полу-ухмылке, его руки нашли своё место на столе, и он благородно взглянул на девушку, поднимая бокал: — Ты согласилась, Куини. Под гнётом мученической доблести, ожидая обратно свои дары в виде мужского сердца, но... Ты приняла моё предложение. Поэтому будь любезна, — легко парировал хозяин слова, — не пытайся противоречить собственным словам. Геллерт пригубил бесцветной жидкости и громко поставил хрустальный сосуд, что в ушах собеседницы зазвенело. На улице тем временем похолодало. Снежные вершины покрылись ещё большим слоем белоснежной пелены, ветер задул в два раза сильнее. Волшебники прибывали с очередного задания, появляясь во дворе величественного строения, заполняя пространство своей трансформацией в человека, трансгрессируя поочередно. Грин-де-вальд стоял на заснеженной площади, что направлялась к входной двери просторным очертанием полукруга, хотя все остальные детали крепости и сами башни, были остроконечные и готические, словно нарисованные. Мрачные, серые, немного потрескавшиеся от холодного климата. Зато сам Нурменгард был сокрыт от посторонних глаз колдунов, таящийся в просторных владениях вечной зимы. Тёмный волшебник развел руками защитное заклинание, прорываясь сквозь щит и встретился с приемниками лицом к лицу. Их было с десяток, остальные маги ещё вершили свои дела и беззаконие. Темноволосая брюнетка и худощавый брюнет — Винда Розье и Криденс Бербоун — занимали место впереди. Но стоило Куинни присоединиться к данному собранию, выскользнув из тяжёлой двери, Розье заняла место возле неё, щедро наградив её одобряющим взглядом. Грин-де-вальд как обычно занял место лидера. Вечно проникающий в чужой разум без коммуникативных способностей (способностей легилимента), своим страстным желанием к идее поработить всё господство волшебного мира, считающий себя «выше» других существ, безраздельно и беспрепятственно господствующий над всеми, он был на высоте, встречающий своих «братьев и сестёр», что пришли к нему с новыми новостями. Голубоглазый блондин с проседью седины, хотя если присмотреться к его внешним данным поближе, — уже давно седой и властный, покрытый морщинами немец, скандировал свою власть в массы. И смог без усердий убедить Куинни перейти на свою сторону, такую сердечную, добрую и сострадающую. — Ты всё же решила выслушать его? — Голдштейн узнает привычный голос с акцентом. — Будь проклят тот, кто сказал, что выбор есть всегда, — шепчет блондинка, продолжая наблюдать за происходящим. — Он наверняка не был знаком со стратегически ужасающим тёмным магом, — Куини слегка ежится от холода. Она поражена насколько все присутствующие здесь ликуют от допросов эгоцентричного мерзавца. — Если не ошибаюсь, — «бросила» француженка несколько брезгливым тоном, —... это выражение придумал немаг. И Куини сдержанно улыбнулась. Но её улыбка была вольна оставаться на устах недолго. Через мгновение, трансгрессируя, пять идейных обывателей общества волшебника, объявились тенью, занимая свободные места. Двое из них держали под руки мужчину, что был одет в лохмотья. Но вид у него был достаточно интересный, не то старик, не то моложавый юноша. Все взгляды и перемолвки коснулись её сердца, ибо волны голосов прошлись гудящим тоном обращения к её персоне. — Я должен занять место среди кандидатов для будущих выборов, но министерство и люди преданные ему, считают беглого приступника не совсем достойным... этой роли.... — революция в глахах мужчины скрывает гнев, он сладко завлекает внимание бархатным тембром уши Куинни, что внимают речам, но не понимают: что, чёрт возьми, вообще происходит? — Ты должна доказать свою преданность, Куини Голдштейн, если вознамерена идти с нами дальше, — доставляет он, лукаво лаская своим взглядом, извиняясь за прошлые моменты их приторного уединения. Девушка явно пытается сделать вид, что не знала, что предстанет перед ней. Она старалась избегать подобной участи, используя другие свои сильные стороны, докладывая владельцу «мрачного сообщества» все слухи, злые умыслы и брошенные с пренебрежительным, в его сторону, тоном. Винда спохватывается, преподнося Куини её же палочку. Та нервничает, бегая взглядом по собравшейся толпе, затем переводит свой взгляд на беднягу, трясущегося от страха, и снова на... Грин-де-вальда. Волшебница резко вскидывает руку направляя свою палочку на эгоцентричного мерзавца, что не прекращал улыбаться, глядя прямо на неё, но, несмотря на всё своё нежелание, возвращает «орудие» в сторону изменника. — Я... я, — лепечет Куинни, глотая слёзы, что предательски выступили из под пушистых ресничек. Она закрывала глаза, пытаясь унять голоса. Геллерт наблюдает за ней, ожидая видеть её сильной, и когда она была на грани... Кто-то выбросил проклятие, наполняя пространство светом, что повергло пленника в шок и лишило его жизни навсегда. Он пал навзничь, застывший от ужаса и кровь выступила по телу, разливаясь кровавой рекой. Криденс бросил взгляд понимания на девушку, развернулся и подал ей руку, и она преданно позволила ему увести своё застывшее в оцепенении тело от бренного ужаса. Грин-де-вальд не стал предпринимать ничего, он махнул рукой, отправляя сторонников по делам. И наградил Куини новой улыбкой, ещё более мрачной и зловещей. Он не оставит это все безнаказанным, но и при публике не стал этого делать, выясняя личные отношения. — Он не оставит меня в покое, — утвердила Куинни, цепляясь за руки Криденса, он продолжал находиться с ней рядом. — Он никого не оставит в покое, — подитожил тот, грустно и безмолвно соглашаясь с безвыходным положением.