Северный полюс Лейт

      Я — Ларс, потомок укингов, кербальских воинов с горячими сердцами и коренастыми телами, живших триста лет назад на самом севере Кербина, где ничего, даже вездесущая сладкая карошка, она же бъйорса, не растёт. Только прекрасные фьорды, снег и море, которое кормит. Эти воины ходили на своих боевых друккарах в долгие походы чуть ли не на край света. И песни пели тоже великие, боевые, сильные, зычные! Так, что всем становилось теплее…       Давно минули те годы. Мы стали швадами, гражданами Советского союза, приняли идеи вождя народов Керманилена, но пламя в наших сердцах до сих пор не угасло. И вот сейчас… Оно манит из родного фьорда в дальний поход…       В моей семье это пламя разгорелось особенно сильно. Мой дед — Руаль — организовал экспедицию к северному полюсу и покорил его первым. Отец — Один — смог добраться до южного полюса. А сестра моя Грета на лыжах прошла весь ССКР и добралась до полюса холода — посёлка Звезда! Но меня… Меня утянуло гораздо дальше…       Тёмная ночь. Ни звёзд, ни огромного зелёного диска газового гиганта не увидеть. Даже полярного сияния, которые тут очень красивы, и тех не видно. Всё небо заволокло чёрными, как уголь, тучами, из которых валят здоровенные — с палец — хлопья снега и бьют мне в лицо сильнейшим шквалом. А ветер, ветер воет так, что если вслушиваться, можно что угодно услышать. Но я мчусь на лыжах с очень большой скоростью. Позади остался заглохший от холода снегоход и одна заначка в снегу… Только толку от нее мало, её такая метель заметёт в мгновение ока. А впереди бескрайняя равнина северной полярной шапки Лейт и северный полюс! К которому я стремлюсь и непременно доберусь! Моё дыхание растопит льды, сдует снежный порыв, освободив мне дорогу.       Снега становится всё больше и больше. Лыжи потихоньку начинают в нём утопать, но я лишь ещё упорнее двигаю палками и мчусь, почти не сбавляя скорости.       Холод… Хотя минимальная температура тут всего минус семьдесят четыре градуса, я готов поклясться, что тут все минус сто двадцать. Холод действительно всеобъемлющий, и даже моё теплое обмундирование и маска на лицо не очень-то помогают. Ветер всё же пробивается через толстенный пуховик и тоненькими иглами холода начинает колоть моё тело. Эти иглы со временем становятся настоящими сосульками. И очень нехотя тают. Надо найти небольшое укрытие и переждать бурю. А то окоченею и даже сказать по рации не успею ничего!       Снег становится всё глубже и глубже. Вот он мне по колени, вот он мне по пояс, а вот он уже добрался до моей дыхательной маски… Я провалился… Холодные иглы впиваются в мое тело и я коченею, медленно, но верно. Тогда я начинаю двигаться, и пламя моего тела разгорается, я чувствую тепло. Только…       Я падаю и лечу вниз с достаточно большой высоты. Ударяюсь о ледяной пол и вырубаюсь.       Мне снится старуха с косой. Вокруг снежная равнина и воет метель. Я по уши закопан в сугроб и не могу двигаться. Совсем. А эта костлявая… Она та ещё садистка! Мучает всегда перед расправой. Так и здесь. Она своими костлявыми руками сцапала меня и стала морозить. Вот мои ботинки уже поросли морозным узором, а вот я уже по пояс во льду       Но тут во мне что-то щёлкает. На моём теле появляется кольчуга, тяжёлый шлем с рогами, а в руках верный топор. Все тело напряжено, великая сила струится по моим жилам, а изо рта вылетает яростный пар. Я мгновенно освобождаюсь из ледяного плена, выхватываю топор и начинаю нападать на старуху, как настоящий укинг! Быстро и яростно. Та, испугавшись меня, бежит сломя голову прочь, но и её я легко догоняю, и отрубаю голову…       Голова… болит… тошнит жутко. Вокруг полная темнота, через одежду тело холодит ледяная поверхность. Лыжи сломались наполовину. Поэтому я их снял.       Вой ветра доносится откуда-то издали, но такое чувство будто он совсем рядом.       Тут я вижу в темноте хищные оранжевые глаза, смотрящие на меня словно на жертву. Но пока не нападающие.       Я копошусь в рюкзаке и достаю прожектор, зажигаю его. Темноту вспарывает ярко-белый луч света. И я, наконец, вижу обладателя этих оранжевых глаз. Это птица, огромная, белоснежная и очень пушистая, так бы и обнял. Но на маленькой голове красуется хищный клюв, который бы порвёт меня в клочья…       Но я-то включил свет. Птица зажмурилась и зашипела, закрыв глаза внушительными крыльями.       Я попробовал удрать, но не смог. Ноги отказывались слушаться. Видать, я их сломал.       Птица же продолжает на меня смотреть. А потом резко и стремительно летит к рюкзаку, явно намереваясь его у меня отобрать.       Я в последний момент выдёргиваю его у птицы из-под когтей. Но потом, вздыхаю, я говорю:       — Кушать хочешь? Ну что ж. Держи.       Я вытаскиваю из рюкзака сушёную рыбу и бросаю птице.       Та сначала недоверчиво смотрит, а потом впивается клювом в плоть. Хруст на всю пещеру и такой гулкий, что перекрывает даже вой ветра.       Но сейчас… Я слышу гул… Очень сильный. А потом пещера дрожит и начинает буквально раскалываться на части. Из разломов вырывается горячий пар, лёд плавится и в пещере начинается дождь. Необычно… Но надо драпать! Это вулкан просыпается. И если я хоть немного промедлю, то сварюсь заживо.       Птица это понимает не хуже меня, поэтому, хватает рюкзак и начинает махать огромными крыльями отбивая чёткий ритм из воздушных ударов. Я из последних сил цепляюсь за него и в этот момент она резко взмывает, быстро оставляя пещеру позади.       А сзади… Я вижу одновременно ужасное и прекрасное зрелище. На том месте, где раньше была бесплодная арктическая ледяная равнина, появляются трещины и с жутким свистом вырывается дым. А после дыма из трещин вырывается магма. Яркая, как Солнце, она словно прорвала мглу. Можно было бы подумать что сейчас день, но чёрные как уголь тучи, всё ещё изрыгающие тонны снега, всё портят.       — Кажись, рагнарёк начался… Сумерки богов… — прошептал я и посмотрел вниз.       Подо мной разливались реки магмы. Их жар очень хорошо чувстовался… Мне в кои-то веки стало тепло. Иглы растаяли. Но вот потом стала даже жарко.       Птица же упорно летела, и не разжимала когти. То ли она оценила моё подношение, то ли хочет меня потом сожрать в своём гнезде… Последнее особенно пугает.       Ветер выл, птица летела, а я висел на лямке рюкзака уже полчаса. Рука порядком устала, пальцы затекли.       И ладно бы только это, но лямка рюкзака стала трещать по швам. Ещё немного и она порвётся.       — Helvete! — вскрикнул я на швадском. — Падать далеко!       Лямка окончательно порвалась. Всё. Мне, наверняка Jӕvla! Но я выживу. И не через такое проходил.       Я падаю… падаю и потом погружаюсь в сугроб… после чего вырубаюсь…       Уже утро. Метели нет, в небе горит маленькое Солнце, а четверть диска закрывает зелёный блин Джула. Тишина. Полный штиль.       Тут в небе раздаётся гул реактивного двигателя и на снег, поднимая струи пыли, приземляется самолёт, очень похожий на истребитель, но не носящий никакого вооружения. На его хвосте красуется красный крест, а также несколько серпов с молотами. Из машины вылезают двое маленьких зелёных человечков с крохотными телами, короткими ручками и ножками, а также выпученными глазами, скрытых за солнцезащитными очками. У одного в руках был металоискатель, у другого лопата. Один, державший лопату сказал:       — Ну что, Саш, веди ищи и говори где копать.       — Да погоди ты, Вань, — вздыхает второй с металоискаетелем, равномерно пищавшим пока его направляли на снег, — не всё так быстро.       И вот два кербала стали вразвалочку ходить около места посадки, как вдруг прибор очень сильно запищал.       — Это оно! — Иван улыбнулся. — Сейчас мы его вытащим!       — Осторожнее, — поёжился Александр, — ты его лопатой можешь задеть.       — Не боись, я буду осторожен!       И Иван, как кртек, милейший персонаж одного часошлавацкого мультика, стал копать и копать, и вскоре из снега образовался небольшой холмик, а рядом появилась ямка. На дне которой лежал кербал с абсолютно белой от холода кожей.       — Ну, нашёлся кажется наш Укинг! Сколько в метели летали, почти всё топливо израсходовали, но нашли.       — Вань, он же окоченевший весь! Его осмотреть надо! — и Саша спрыгнул в ямку, и стал меня раздевать. А после послушал и выдохнул:       — Сердце едва бьётся. Дышит едва-едва. Глубокий обморок! Спасать надо! Ваня, за носилками, живо!       Иван сразу посерьёзнел и помчался в салон, и не менее быстро примчался с ними, разложил их и помог отнести в салон.       Очнулся я уже под аппаратами жизнеобеспечения. Всё тело болело. Я… кажется не дошёл. Но рядом сидел врач, и обеспокоенно смотрел:       — О! Очнулся наконец! Ты вообще, Ларс, даёшь! До северного полюса добрался и окоченел. Мы тебя насилу нашли! Но ничего! Жить будешь! Сейчас заправщика дождёмся и полетим. А ты лежи отдыхай. Тебе полезно.       Я смог только кивнуть. Всё же я смог! Я как настоящий укинг добрался до чего-то очень дальнего и пришёл таки! Ура…       После я заснул.