***
– Дазай не выходит на связь уже почти неделю. Куникида, ты уверен, что он в порядке…? – Танидзаки озвучил то, о чём думали все коллеги пропавшего. – Да что могло с ним случиться? Уверен, он просто снова решил устроить себе негласный отпуск. Куникида твердил это всем, скорее пытаясь успокоить самого себя, ведь в глубине души он и сам начинал беспокоиться. Обычно на такой долгий срок Осаму не пропадал. Уже который день Ацуши пытался дозвониться до своего наставника, ведь тревога не покидала его. Все сотрудники агентства не могли без сочувствия смотреть на беднягу, но никто ничего не мог поделать. Всем оставалось лишь мысленно просить Дазая наконец объявиться и не мучить парня переживаниями. И вот чудо! На звонок ответили впервые за всю неделю. Не успел Ацуши обрадоваться ответу, как из трубки послышался грубый незнакомый голос. Это был кто-то из полиции. Попросил приехать для опознания.***
«Дазай Осаму. Разбился на автомобиле, превысив скорость и не справившись с управлением. Вследствие сильных повреждений и утечки бензина, автомобиль загорелся вместе с владельцем, который не смог выбраться», — говорил полицейский своему коллеге, который вписывал все данные на какой-то бумаге. Всё казалось нереальным. Накаджима не устоял на ногах, упав на раскалённый солнцем асфальт. В голове что-то неустанно звенело, а взгляд был устремлён в пустоту. Уши заложило, было одновременно слишком шумно и тихо настолько, что слышно биение собственного сердца. Перед глазами снова и снова всплывает страшная картина, которую так хочется забыть. А может это всё сон? Тогда он сейчас проснётся и всё будет хорошо. Дазай-сан, живой, пойдёт с ним на очередную тренировку, где обучит ближнему бою и даст советы для совершенствования боевых навыков, а потом они пойдут в кафе, находящееся на первом этаже здания, где расположено и агентство. Там наставник снова предложит милой официантке совершить парное самоубийство, на что та откажет, а Куникида вновь будет ругаться на коллегу. — Ацуши, вставай. Нам больше здесь делать нечего, — Куникида протягивает руку, чтобы тигр мог встать. Встать было тяжело. Когда они уходили, Доппо приходилось придерживать парня, потому что ноги того не слушались. Они всё норовили подкашиваться и переплетаться между собой, из-за чего парень пару раз чуть не упал. Дазай готовил к своей смерти всех сотрудников агентства ещё с самого начала, но для Ацуши он был слишком значим. Он буквально заменил ему отца, спас мальчика от голодной смерти, научил множеству важных в жизни вещей. Был рядом всегда... Это чувство опустошённости было таким чуждым и непривычным. После того, как Ацуши вчитывался в один документ около пятнадцати минут, так ничего и не поняв из написанного, Куникида отпустил его домой. Как на зло на улице начался дождь, а Накаджима не взял с собой зонта. Как ни странно, это не печалило парня. Ему нравилось, как от капель дождя постепенно намокают его волосы и одежда. Капельки дождя скатываются маленькими ручейками по лицу, словно слёзы. Или вместе со слезами? Плюс плакать под дождём состоит в том, что никто не заметит, что ты плачешь. Все прохожие будут думать, что это дождь, а ты можешь спокойно дать волю эмоциям. Именно с дождём к тигру пришло окончательное осознание потери. Теперь он один в этом мире. Его покинул тот, кто был рядом в любой беде. Тот, кто всегда мог дать дельный совет и указать на нужное направление. Никто не сможет заменить Дазая Осаму. Никто и никогда. Как бы сильно он не старался. В этот момент можно услышать треск. С таким треском сломалось и рухнуло что-то очень важное в душе Ацуши Накаджимы. Дни в агентстве стали проходить тихо. Все видели состояние Ацуши, но никто не мог ничего сделать с этим. Часто с ним проводили время Наоми и Танидзаки, чтобы парню не было так одиноко. Хотя это не особо помогало: большую часть времени Ацуши был погружён в свои мысли и не слушал, о чём говорят ребята. Тигр не понимал, как все они могли так спокойно отреагировать на смерть товарища, принять её как должное. «Почему? Почему всё так?», — часто проносилось в голове Накаджимы. Первое время любое воспоминание о наставнике вызывало слёзы, которые детектив не мог сдержать, а дома, когда после работы принялся убираться в тумбочке, пока появилось свободное время для этого, он обнаружил их совместную фотографию с Дазаем на Новый год, Ацуши проплакал около получаса. Слёзы сменились агрессией, что было очень непривычно для парня. Очень хотелось что-нибудь сломать или разбить, как какие-то пять дней ранее разбилось на несколько тысяч маленьких осколков что-то внутри него самого. После этого всего парень решил для себя, что ему нужно стать сильнее и перестать так открыто показывать всем вокруг свои переживания. Все смогли справиться, так почему он так слаб? Наставник учил его не жалеть себя, сейчас самое время последовать этому совету. Ацуши стал усерднее погружаться в работу, чтобы заглушить все мысли и чувства. Он научился подавлять эмоции. Из-за этого ему было сложнее поддерживать людей или сочувствовать им, за что он ненавидел себя. Ненавидел себя так сильно, что был готов умереть, лишь бы избавить мир от такого чёрствого человека. Но об этом никто не знал. Никто не понимал, что творится с Накаджимой. Тот закрылся в себе и ничего не рассказывал. Из-за подавления эмоций за парнем можно было заметить вспышки агрессии (за которые он также себя ненавидел). На миссиях ему стало проще калечить людей, иногда коллегам приходилось останавливать тигра, когда тот прибегал к излишней жестокости. Когда Йосано пыталась поговорить с мальчиком, спрашивая, что с ним такое, тот отвечал лишь: «Всё хорошо». Он говорил эту фразу всякий раз, когда кто-то спрашивал о его состоянии или самочувствии. Он калечил и себя. Ацуши стал чаще чувствовать удушающее отвращение к самому себе. Ему всё ещё было сложно вредить себе, за что он также ненавидел себя. Ненависть и отвращение – вот что он чувствовал по отношению к себе постоянно. Пару раз во время слишком сильного прилива отрицательных чувств к себе Накаджима оставлял на себе порезы, но его дар всё заживлял, что тоже ужасно злило парня. Никто не знал о его самоповреждениях, и это было единственным плюсом в данной ситуации. Никому не стоит волноваться за него. Он не стоит того. Он думал о том, чтобы убить себя. Долго вечером стоял на балконе и размышлял о прыжке. Его манил этот кратковременный полёт под кровом ночи. Проблема была только в том, что он не мог перестать думать о людях. Даже когда ему самому ужасно больно и плохо, когда сердце в его груди разрывается от боли так, что он порой ощущает это физически, он не может перестать думать о других. Нельзя оставлять его коллег, ведь агентство буквально стало для него домом с дорогими ему людьми уже давно. Он должен защищать их ценой собственной жизни и остаться жить хотя бы для того, чтобы не поступать так, как поступил с ним Дазай. Ведь теперь по себе юноша знает, какую боль потеря важного человека может принести. И это чертовски больно. – Как думаешь, в чём смысл жизни, Танидзаки? – задумчиво спросил Ацуши, перебивая спор между братом с сестрой и параллельно помешивая свой кофе, который с недавних пор теперь пил каждый раз во время обеденного перерыва. Две пары глаз изумлённо вылупились на Накаджиму. – Э-э...ну...я не знаю. Я живу просто для того, чтобы жить. Жизнь очень интересна, ведь ты можешь быть в ней тем, кем захочешь. Можешь делать то, что захочешь. Это приносит много положительных эмоций...да? – Я считаю, что ты во всём прав, братик! Ацуши, а что ты думаешь об этом? – влезла в разговор Наоми. – Не знаю. Жить, чтобы жить? Не понимаю... Юноша задумчиво смотрел в окно кафе, наблюдая за прохожими. Хотя скорее он просто повис в прострации. Взгляд его был пустым, а мысли, должно быть, так и роились в его голове, перебивая одна другую. – Ацуши...Ты в порядке? – обеспокоенно спросил Танидзаки, заранее зная ответ. Накаджима посмотрел на друга, натянув улыбку, и сказал: – Конечно, всё хорошо. Со мной правда всё хорошо. Поверили ли ребята в эти слова? Ну...скорее да, чем нет. Они приняли тот факт, что после смерти Дазая Ацуши изменился, но считали, что так и должно быть. Им нужно было лишь находиться рядом, чтобы помогать справляться и надеяться на возвращение прежнего Ацуши. Которого, конечно, уже никогда не произойдёт. В свою очередь Накаджима стал надевать маску шута. Шутил о смерти. Слушал музыку о смерти. Он отшучивался, когда кто-то спрашивал о его состоянии. – Ацуши, – окликнул парня Куникида, когда тот выходил из здания, – будь аккуратнее на этой миссии. Не нужно рисковать собой, как ты обычно делаешь. – Если умру, принесёте на мою могилу каких-нибудь красивых цветов, пожалуйста? Я в них плохо разбираюсь, но уверен, Наоми...– ухмылка не сходила с лица тигра, но строгий взгляд Куникиды заставил остановиться. – Всё со мной будет в порядке, не стоит волноваться. О чём думал Куникида? Он ругался на Дазая за то, как жестоко тот бросил мальчишку. Он думал о том, что паренёк стал точной копией покойного наставника, и негодовал с этого. Теперь Ацуши стал его ответственностью по большей части, ведь Осаму оставил их всех. Куникида корил себя за то, что не знает, как помочь юноше, как привести всё в норму. Доппо не был таким уж эмпатичным, он не мог дать должной поддержки кому-либо, но если с Накаджимой что-то случится, то это будет на его совести. Всё сложно, невероятно сложно. После миссий Ацуши частенько приходил к могиле Дазай-сана. Он мог сидеть там часами, думать о чём-то, а порой и разговаривать с покойным. – Знаешь, я всё думаю о том, как это случилось...Это правда был несчастный случай или ты сам подстроил это? Наверное, это было больно, вряд-ли ты сам стал бы убивать себя самосожжением, ведь это один из самых болезненных видов самоубийства. Может это дело рук кого-то другого? – юноша устало вздохнул, откинул голову назад, коснувшись затылком могильной плиты, и прикрыл глаза. – Я устал жить. Не понимаю, для чего я здесь. Не могу перестать чувствовать ответственность за других, не могу позволить себе умереть и сделать кому-то больно. Это всё меня злит. Почему ты оставил меня, почему..? Одинокая слеза скатилась по щеке Накаджимы. Он зло вытер её и встал на ноги. – Мне одиноко без тебя. Я...я чувствую себя оболочкой без души. Не понимаю, как поступать правильно. Я ужасно запутался. Чем больше я думаю, тем меньше понимаю, – мысли в голове стали путаться между собой, потому парень обхватил голову руками, схватив себя за волосы, но всего на пару секунд. Немного погодя он пришёл в себя и выпрямился. – Прости, я всё ещё тот слабый мальчик, который вытащил тебя тогда из реки. Но я стану лучше, стану сильнее. Продолжу помогать людям и не важно, что со мной будет. Ацуши стал пить. Никогда раньше он не пил, даже на праздниках он предпочитал пить сок, чтобы пить его вместе с Кёкой за компанию. Они пили сок, а потом вели подвыпивших коллег домой, чтобы всё прошло благополучно. Теперь Накаджима хотя бы раза два-три в неделю заглядывал в бар после работы, пытаясь найти там забвение. Пытаясь заглушить мысли пьяными разговорами со случайным собеседником, который всегда удачно находился в баре. Всяко лучше, чем быть наедине с угнетающими мыслями. Вот и в этот вечер Ацуши сидел, выпивая очередной стакан виски. Хотя по большей части он задумчиво разглядывал содержимое стакана, стоящего перед ним и лишь иногда делал глоток из него. Сегодня в баре почти безлюдно, поэтому мысли о смерти и здесь настигли его. Звон колокольчика на двери выводит юношу из мыслей, дав понять, что кто-то зашёл в бар. Только что пришедший гость подсаживается к Накаджиме. Что ж, вот и потенциальный собеседник. Пока бармена нет, Ацуши натягивает на себя маску наигранной невинности и поворачивается к гостю с широкой улыбкой. – Знаете ли Вы, что повешанье – один из самых отстойных способов самоубийства? Суть в том, что стоит Вам только испустить последний вздох, как Ваше тело расслабляется. По итогу найдут Вас в куче собственного дерьма. Омерзительно, правда? Незнакомец не повернулся на слова юноши, и Ацуши уже успел разочароваться в надежде на беседу с тем. Но тут незнакомец заговорил: – Да, именно поэтому я откинул этот вариант много лет тому назад. Не знал, что ты интересуешься самоубийствами, Ацуши, – это был до боли знакомый голос. Подумав, что это чья-то жестокая шутка, Накаджима очень разозлился. Как кто-то смеет шутить так? Он замахнулся на собеседника рукой, которая уже через мгновенье обратилась тигриной лапой, но тут незнакомец перехватил её, и та вновь превратилась в руку. – Что..? Перед Накаджимой сидел наставник, до этого момента считавшийся погибшим. Сидел живой, с лёгкой ухмылкой, которая была свойственна только ему. Совсем не изменился, только цвет пальто сменился с бежевого на чёрный, а на лице пара-тройка ссадин неизвестного происхождения. На барной стойке перед Осаму лежали солнцезащитные очки и меховая шапка-ушанка, пользующаяся популярностью в России, как было известно Ацуши. Всё это сбило юношу с толку, и ему оставалось только смотреть на Осаму с широко распахнутыми от удивления глазами. – Хочешь узнать, как я здесь оказался? Дело в том, что мне нужно было подстроить свою смерть, чтобы ослабить бдительность главы Крыс Мёртвого Дома. Не столь важно, что я делал эти...полтора года? Если тебе интересно, провернуть иллюзию моей гибели мне помог один эспер, имеющий способность, похожую на дар Танидзаки. Ацуши...почему ты плачешь? Слёзы скатывались одна за другой по щекам Накаджимы, и он не мог этого остановить. Глупая улыбка расползлась по его лицу. Это были слёзы радости, он был несказанно рад, что наставник оказался жив. Дазай позволил юноше обнять себя на радостях и похлопал того по плечу, не понимая, что происходит. Но Ацуши хватало и того, что Осаму был жив.