Вязкая карамель

Слегка шуршали ветви деревьев, когда их затрагивали хаотичные порывы несильного ветра, кружащие листья и волнующие подолы платьев и пальто редких прохожих. В тени таких деревьев затаились одинокая скамейка и девушка на ней, любующаяся утренним пейзажем обрамленного пушистыми кустиками пруда, где резвились утки. Брусчатка была слегка треснутая от старости, но не портила общего вида, а даже скорее добавляла антуража. Некая серость и треснутость мира, которая уже давно поселилась в душе одинокой девушки. Донна вдохнула полной грудью свежий морозный воздух, с наслаждением опустошая баночку с горячим кофе из кофейни неподалеку, где она любила отсиживаться с ноутбуком, делая вид, что работает. На деле же часто смотрела в панорамное окно и гадала, упадет ли на землю метеорит, закончив, наконец, ее страдания. Лишь малая неприятность, ведь куда хуже, когда ты делаешь вид, что живешь. А Донна именно этим и занималась в последнее время, потеряв всякую надежду на светлое будущее. Она зациклилась, понимая это, когда в разгар особо мерзких погодных условий, навевающих тоску на девушку, вспоминала свои школьные годы, разделенные на до и после. «До» таило в себе радостные моменты близости и счастья, уверенности в завтрашнем дне и том, что все будет хорошо, у них все получится. Донна была готова направить Рафи, помочь решить все ее проблемы, но, видимо, была недостаточной опорой. Или же была недостаточно нужна, раз за «до» наступило «после». Мрачная и гнетущая атмосфера как внутри так и снаружи. Та старая Донна как будто умерла, ушла на покой, переключив управление своей жизнью на автопилот. Она больше не радовалась, не испытывала счастье и надежду. Просто существовала, как будто у нее забрали часть души. Оторвали кусок от сердца, даже не удосужившись зашить открытую рану, оставив ту изливаться темной и густой субстанцией, мало похожей на кровь, скорее на нефть, поглощающую все то счастье и радость, позволяя проникнуть инфекции в столь ослабший и хрупкий организм. Донна тогда очень сильно заболела, не хотела никого видеть, медленно умирала, не понимая, что с ней происходит, и неужели возможно так сильно любить кого-то? Ее разбили, даже не потрудившись склеить обратно. И ей пришлось делать это самой, по кусочкам собирая званого то хрупкое, но все равно склеивая мозаику криво и неумело. Она собрала лишь очередного несчастного, бродящего по земле в поисках смысла, имело маскируя за жизнью обычное жалкое существование. Донна усмехается, переваривая собственные мысли по нескольку раз, а после достает помаду и тонкой пленкой наносит на бледные, чуть розоватые губы, делая их кроваво-красными. Яркими и вызывающими, как сама Рафи. Когда-то эти губы жарко целовали ее, наполняя рот горечью, но такой сладкой и манящей. И Донна подсела на эти губы, как на иглу. А после ее резко лишили дозы, оставив напоследок слабый отголосок того сильного дурмана в виде губной помады. Любимой помады. Яркой и необузданной, как ее бывшая девушка, и было глупо предполагать, что ей будет достаточно Донны, которая никогда в своей жизни ни бросала никому вызов. А следом идет сигарета. Донна начала курить с того момента, травя собственный организм никотином, желая сократить и без того малый срок, который отведен ей на жизнь. И именно те сигареты, что курила Рафи, пытаясь впитать в себя остатки ее обжигающе-горького вкуса и запах, чтобы не забыть, что бы… для чего? Донна не знает. Но этому ритуалу уже больше десяти лет. Так может… пора остановиться? — «Максим» дерьмовая марка, — слышит она вдруг голос рядом и оборачивается, натыкаясь взглядом на девушку, одетую довольно неформально. Порванные джинсы, топ, едва прикрывающий грудь, волосы длинные и ужасно спутанные, черного цвета. Похожа была на ворону со стороны, а на деле змея. А еще ее волосы привлекли внимание Донны и в ином смысле. Она просто… вспомнила. Подобный хаос всегда возводила на ее голове Рафи, ведь той было скучно смотреть на что-то идеальное. Она всегда несла за собой хаос, а Донна хотела бы мира. И сейчас она бы с радостью привела эти волосы в порядок, заплетя в аккуратный колосок или же две косы, как у Джинкс из «Аркейна», потому что эта девушка… тоже излучала некоторое безумие. Точно змея. Но больше всего внимание Донны привлек пирсинг. Потому что у Рафи тоже был пирсинг. Но у Рафи был не такой пирсинг. У нее он был кокетливым, а у этой девушки хищный «змеиный укус». Донна знала, Донна читала. И два серебряных кольца, блестящих в лучах солнца, действительно напоминали змеиные клыки, готовые вонзиться тебе в глотку в любую секунду. Опасно. Но завораживает. — Да? И какую марку предпочитаешь ты? — спрашивает Донна, продолжая осматривать новую знакомую, столь расслабленную и одновременно собранную. Похожую на карамель. Тягучую, вязкую, но крепкую, никогда не рвущуюся, карамель. Хотя это довольно инфантильно, ведь Донна даже имени ее не знает. — Парламент? — усмехается она и достает толстую сигаретку, обхватывая ту губами. — Более крепкая хуйня, — продолжает девушка, а Донна и не слушает уже, почему-то наблюдая за тем, как грациозно курит незнакомка, уж больно завораживает манера движений и общая подача. А может Донне уже надоело быть одной, и она хочет ласки? Скоро и вовсе на каждую встречную девушку бросаться начнет. — И вышвырни ты уже эту помаду дешевой проститутки. Донна вздрагивает от неожиданности, слыша подобное высказывание, и вновь уходит в себя. Но ведь Рафи была не такой. И ей нравилась эта помада. Она подчеркивала ее яркий образ. — Нормальная помада, — бурчит Донна, стараясь отстоять идеалы бывшей девушки, но делая это настолько вяло и неохотно, что за это вполне можно было бы и раскритиковать. — На вкус полное дерьмо, я не хочу ее жрать, так что смой перед тем, как полезешь целоваться, — усмехается незнакомка. Донна же от такой наглости и самоуверенности теряет дар речи. Однако это подкупает, ведь так похоже на… Хватит сравнений! — Я даже имени твоего не знаю, с чего мне к тебе целоваться лезть? — Свифти, — представляется девушка и обворожительно улыбается. — И разве для того, что может сделать нам обеим хорошо, нужен повод? — подмигивает она, вгоняя Донну в краску. Она уже и забыла, какого это, когда к тебе так нагло и открыто подкатывают, обсыпая пошлыми намеками с ног до головы. Забыла, как это смущает и одновременно возбуждает, подкупает, откровенно цепляет. — Я Донна. — Я знаю. Свифти пожимает плечами, вновь затягиваясь и выпуская колечки дыма в воздушное пространство. Донна же о своей сигарете и вовсе забыла, роняя пепел на потресканную брусчатку. Забыла так же, как и про то, что значит для нее данный атрибут. Впервые за столь долгое время отложила это в сторону. — Ты… следила за мной? Или… А что может быть или? Это единственный вариант, откуда эта странная девушка могла знать имя Донны. — Да и следить не надо. Ты приходишь сюда каждый день, садишься на эту скамейку, мажешь на губы ту дешевую дрянь и куришь эту дерьмовую хрень, — хмыкает Свифти. — Сначала это забавляло, потом начало раздражать, а под конец мне стало любопытно, вот я и подошла спросить, чо эт за ритуал такой по призыву дьявола в «Прадо». Донна тушит ненавистную сигарету и выкидывает в урну, а после нервно комкает подол длинной юбки. Она была как на ладони все это время, даже не подозревая о подобном. А ведь Донна была уверена, что до ее скромной персоны никому нет дела. — Оплакиваю прошлые отношения, — неохотно сознается она, вновь любуясь на прудик, где плавали мама-утка вместе с утятами. Хотела бы и Донна стать утенком, чтобы плавать за маминым хвостиком до самой старости и не думать ни о чем. Но жизнь распорядилась так, что ей необходимо думать. Всегда. — Оу, вот как… и сколько ты сюда уже ходишь? — Десять лет. Свифти давится дымом, откашливаясь. — Вот это я понимаю привязанность, — хмыкает она и вдруг протягивает руку, поправляя Донне волосы. Свифти всовывает ей в пальцы свою сигарету и слегка стирает кроваво-красную помаду с губ. — Знаешь, когда-то все же надо учиться отпускать, — произносит девушка и дарит Донне легкий поцелуй, за которым следует салфетка с номером телефона, впихнутая в карман ее юбки. — Звони, как отпустишь прошлые отношения. С удовольствием подкину новые, — усмехается Свифти, подмигивая растерянной Донне, а после встает и молча уходит. — Ну, и кто к кому полез целоваться в итоге? — вздыхает Донна, притрагиваясь к губам пальцами свободной руки. Осторожно, боясь стереть то мимолетное, но такое жаркое касание. Девушка сидит еще некоторое время, докуривая предложенную сигарету, которая была в разы крепче, но здорово очищала разум, а после достает помаду, с которой не смела расстаться вот уже десять лет. Достает вместе с той самой салфеткой и молча улыбается. Она встает и уходит, не глядя бросая помаду прямиком в мусорное ведро у скамейки, где она недавно еще сидела и разговаривала со странной девушкой, которая теперь кажется ей милой. Донна прилично отстрадала свои десять лет, хотя уверена, что за все это время Рафи о ней даже и не вспомнила, так может все же пора начать двигаться дальше? Все же эта девушка, Свифти, чертовски права. Донне пора отпустить ту, которая никогда не видела будущего с ней. Все же… жизнь продолжается.