Ход уголком

Сложнее всего было выйти в город без лошади. Она признала в нём хозяина и шла по пятам, куда бы его ни несло. Шираиши привязывал её, а эта дура зубами распутывала узел и всё равно тыкалась мягким носом ему в спину. Он пробовал отогнать её хворостиной, чтобы она отстала: лошадь топталась, отворачивала морду, прятала круп от прута, но всё равно не уходила. — Вот и что мне с тобой делать? М? — Шираиши развёл костерок в перелеске рядом с полем. Кобыла щипала траву у его ног. — Продать тебя? А? Думаешь много дадут? — Он дёрнул её за гриву. Лошадь фыркнула и прилегла, положив тяжёлую голову ему на колени. — Да ладно тебе! Никуда ты от меня не денешься, я тебя честно украл. Шираиши любил животных. Переворачивал жуков, упавших на спину, вытаскивал котят из сточных канав. Когда-то давно, в прошлой жизни, до тюрем, он пас овец и коз при храме. Овцы были глупые, и, что странно, среди них не было ни одной белой овцы. Как самого младшего, его оставляли спать на улице, он пробирался в загон, забивался между овцами и воображал себя императором на пуховых перинах. А потом храм обеднел и овец пришлось продать. Когда настоятель решил продать самого Шираиши людям из клана Якудзы, тот сбежал. Они неслись по тракту в префектуре Хоккайдо. Вернее сказать, неслась лошадь, а сам Шираиши пытался удержаться в седле. Погони не было, просто кобыле взбрело в голову пуститься в галоп. Они успели миновать два блок поста, когда лошадь замедлилась и свернула с тракта. Деревушка, куда лошадь его вынесла оказалось довольно крупной. По крайней мере, так Шираиши решил сам для себя, обнаружив, что кобыла вынесла его персону не абы куда, а прямиком к ступеням местного публичного дома. — Остаёшься до завтра и я оплачиваю все три дня сразу! — Шираиши блефовал. Деньги у него кончались после первой ночи, а вот запал и храбрость от саке только приумножилась. Раздосадованная отсутствием прибыли куртизанка наступала на него, сжав в руке острый гребень на манер ножа. Уговорами и сладкими речами ему удалось продлить свой отдых до третьего утра, и, как назло, сегодня пришёл его черёд исполнять обещанное. — Просто представь, сколько ты принесёшь этому дому и всего то надо… — Торг не работал. Женщина замахнулась, но промазала. Шираиши отползал по кругу, собирая на ходу одежду. Самое сложное было вырваться из публичного дома. Снаружи комнаты уже ждёт хозяйка, а окона в комнате выходят на три стороны: понять бы, которое из них северное. С северной стороны борделя Шираиши оставил свою честно украденную лошадь, и, если её ещё не успел подрезать никто другой, лошадь всё ещё принадлежала ему. — Ты ж моя хорошая! Тигрица! Пчёлка над цветком! Ну не надо! Давай поговорим! — Куртизанка чередовала атаки, загоняя его в угол. — Как дерёшься, ты смотри! Твои родители должно быть настоящие самураи-аи-аи! — Острый гребень больно прошёлся по его спине, стоило Шираиши зазеваться, натягивая штаны. Он скрючился, повалился и откатился к окну. Где бы ему не приходилось драться, он всегда проигрывал, что будучи мальчишкой в храме, что в тюрьме, он нарывался на кулаки и всегда был бит. Этот случай рисковал не стать исключением из правил. Шираиши уловил момент, когда куртизанка подошла ближе и рванул её пояс. Юката, и так держащаяся на честном слове, распахнулась, а пока её хозяйка запахивала полы, Шираиши рванулся к окну и распахнул деревянные ставни. Солнечные лучи брызнули ему в глаза. — Восточное! — Отметил Шираиши. Он уже воображал, как лихо выпрыгнет из окна и через крышу скроется с глаз честного народа, но сзади его огрели кувшином. Саке брызнуло ему за ворот и пахучими каплями побежало по спине. — Зачем же?! Рыбонька моя! Любимая, дорогая, единственная! На что тебе эта мелочь?! Ну хочешь, я женюсь! Мы уедем! На красивом коне далеко-далеко. У тебя будет всё! Лучшие платья! Много денег! Так много, что ты никогда не будешь работать! — Шираиши снова отступал. — Со мной ты будешь купаться в золоте, как при императоре! Я найму тебе лучших служанок! — Болтовня действовала на куртизанку раздражающе: её пальчики схватили воздух в угрожающей близости от его горла. Шираиши изловчился и перепрыгивая лужи на циновке подбежал ко второму окну. Под окном был покатый козырёк крыльца, а рядом с ним дожидалась своего нового хозяина кобыла. Шираиши опёрся на деревянную ставню, едва не срываясь вниз, и, раскачавшись достаточно, прыгнул, метя в седло. Он промахнулся не на много, едва задев лошадь ляжками и плюхнувшись на задницу прямо на землю позади неё. Лошадь ржанула, лягнула ногами назад, чудом не задевая беглеца, и рванула вперёд. Квартал красных фонарей они покидали вместе под визг девок из публичного дома. Лошадь бодрой рысью гарцевала вперёд, а позади неё, потирая зад, пылил сапогами обольститель дам, король побегов и известный конокрад из Минамифурано. Шираиши неумолимо приближался к Отару. Не то чтобы в этом заключался его грандиозный замысел, погони за ним не было, да и сам он никуда не торопился, вот только лошадь везла его через сёла, будо её там уже заждались. Они трусцой перемещались по тракту, если ему не изменяла память, то где-то к обеду они должны будут выйти на большой блок пост, а перед солдатами ему лучше не светиться. Шираиши натянул удела, сворачивая с тракта в лес. Кобыла упиралась, Шираиши вёл её под уздцы через бурелом. — Какая же ты дура! — Возмущался он. — Ты что, хочешь, чтобы нас поймали?! Лошадь промолчала. — А знаешь, что, а давай! Остаёмся около дороги, пусть нас найдут, меня отправят в тюрьму сладко спать и вкусно есть, а тебя на колбасу. Вот это жизнь! Пойдём, говорю! Ты должна меня слушаться, сегодня я твой хозяин! А потом позади них особо громко хрустнула ветка, то ли дерево собралось повалиться, то ли неудачно вспорхнула какая-то большая птица, но лошадь взревела дурным голосом и пустилась вскачь прямо через кусты. — Вот, то-то же! — Пыхтел Шираиши, болтаясь на уделах и собирая на себя все колючки по пути. Через некоторое время они вышли к заброшенному храму в лесу. Лошадь угомонилась и с удовольствием щипала траву, Шираиши вспомнив босоногую юность, взлетел по каменным ступеням к тории. Добравшись до вершины он опустился на каменные плиты и перевёл дух. Вот при таком же храме он когда-то и жил. Он посмотрел с высоты на лесную чащобу вокруг, плотно обступившую храм, и двинулся дальше в синдэн. Обиталище бога было заброшенным, сколько же лет его не касалась рука человека? От дверей осталась одна створка, да и та покосилась, лишившись части петель. Лучи солнца пробивались сквозь дырявую крышу и сквозь дверной проём было видно, как на сквозняке вертятся на свету пылинки. — Интересно, чему или кому был посвящён этот храм. — Подумал Шираиши, вглядываясь в изъеденную временем деревяшку, на которой когда-то было выведено название храма. Воровато озираясь, Шираиши шагнул внутрь, грустная картина открылась его взору. В дыру на прохудившейся крыше был виден белый кусочек неба и часть птичьего гнезда, сквозь полу-сгнившую циновку в некоторых местах проросли молодые побеги. Шираиши поклонился на всякий случай и собрался было выйти из главного дома, но взгляд его зацепился за шатающиеся ветки дерева, тянущиеся сквозь окно прямо в храм. Сделав первые два шага, он не удержал равновесие и всё же наступил на циновку, под ногой неприятно хрустнуло и половица провалилась вниз. Надо быть осторожней, так и шею свернуть не долго. Вдоль стены, боясь лишний раз наступить на опасные половицы, он двинулся к окну. На пол пути его догнала мысль, что это могла быть просто птица или любопытная белочка, но от мысли этой он отмахнулся. Шираиши подкрался к окну, стараясь не задевать ветви и осторожно выглянул наружу. Из окна было видно далёкую землю, если стена рухнет вместе с Шираиши, то костей он точно не соберёт, чаща обступила храм плотным кольцом и с этой стороны это было особенно видно. А потом Шираиши скосил глаза в бок и отшатнулся, как от огня. На ветке сидел маленький старикашка, поджав худые спичечные ноги. Он смотрел на Шираиши сощурившись, или это только казалось из-за обилия морщин на его круглом, лице. Старикашка протянул к нему худую руку и что-то залопотал на скомканном японском диалекте, растягивая бесцветные губы. Шираиши с ужасом признал в нём священника, который когда-то приютил его в своём храме. К горлу подступил страх, но вместо того, чтобы дать дёру прямо сейчас от почти что родственника, Шираиши замер, как вкопанный, что-то внутри него противилось, не давало уйти вот так, даже не поздоровавшись. Собрав силу духа в кулак и бормоча сквозь зубы мантру, Шираиши высунулся из окна, сильнее налегая на трухлявую стену храма. Сухой кулак старика разжался, выпуская в лицо Шираиши облако древесной пыли, он вдохнул, выдохнул, чихнул и… проснулся. Это же надо было так глупо уснуть, привалившись к храмовым воротам! Шираиши утёр лицо рукавом, за шиворотом было мокро, как бывает после короткого полуденного сна. Он оглянулся на главный дом, двери были на месте, но воровская чуйка подсказывала, что они не заперты. Подумать только, какие страсти! Если бы Шираиши лично не видел, как его наставник испустил дух, то наверняка скакал бы сейчас от радости или сломя голову нёсся в храм на любой шорох от туда. К слову о шорохах: за деревянными дверьми действительно слышалась возня, должно быть через дырку в стене туда пробрались дикие звери и обустроили себе гнездо. — Ничего святого! — Вслух произнёс Шираиши. — Ничего святого… — повторил он, шаря по карманам в поисках фляги, неужели он оставил её у лошади. Хотелось пить. Шираиши огляделся в поисках воды, обычно перед храмами стояли такие купальни с черпаками, где можно было омыть руки. Купальни не было, зато остался покосившийся от времени ящик для пожертвований. Денег в нём не оказалось, Шираиши даже поборолся с собой, думая опустить туда монетку. Вряд ли кто-то бы нашёл её, а саму Шираиши она была явно нужнее. Стоило ему убрать монету обратно в карман, как внизу раздалось тревожное конское ржание. — Кто?! — Шираиши бросился по каменным ступеням вниз. Лошадь, привязанная к железному колышку кружилась на месте и брыкалась, будто отпугивая врагов. А вот про диких зверей то Шираиши и не подумал, оставляя лошадь вот так вот посреди леса. Он мигом отвязал лошадь, намереваясь дать шпоры, как только вскарабкается в седло. — Кто здесь?! — Как можно суровее проблеял он. Лошадь особенно яро скаканула, разворачиваясь в сторону опасности. Там под раскидистым кустом чесал лапой за ухом упитанный тануки. — Ну тебя! Шираиши погрозил ему кулаком. — И этого малыша ты испугалась? Он же совсем не страшный, айны таких едят. Всё, успокоилась? А теперь бежим-ка отсюда быстрее.

***

— А может Шираиши опять напился и ему приснилась всякая чушь? — Асирпа недоверчиво смотрела на него. — Там никогда не было храмов. Шираиши вылетел на группу Сугимото, когда лошадь в очередной раз понеслась совершенно не туда, куда бы ему хотелось. Хотя об этом её решении Шираиши не пожалел: всё-таки путешествовать вместе со всеми было веселее, безопаснее и вкуснее. Пока девчонка разводила костёр и суетилась вокруг ужина, Сугимото ввёл его в курс дела. Они вышли из деревни айнов не так давно, Сугимото повел их в обход крупных населённых пунктов, чтобы случайно не напороться на остатки седьмого дивизиона. Изначально их вела Асирпа, но так как дороги она не знала, рулил Сугимото, а она отвечала за хозяйственную часть похода. Шираиши присоединился к ним через два дня пути: он выскочил на них верхом на лошади, как раз во время охоты. Дичь в округе была распугана. Съесть лошадь, впрочем, Шираиши не позволил: плакал, заслонял кобылу собой, ругался, снова плакал, когда Асирпа достала ядовитые стрелы. Огата в этом балагане не участвовал. Василий шёл с ними, но тоже не отсвечивал — бродил кругами и даже к Огате не приближался. Их путь лежал на юг в префектуру Нагано. Надо было пересечь пролив, но до этого им было ещё далеко. Спустя череду приключений Шираиши наконец смог спокойно выспаться, не волнуясь, что кобыла куда-то его утянет. По дороге успели набрести на одинокую избушку в лесу, сначала думали заночевать там, но двери оказались плотно заперты. Огате всё казалось, что из этой избушки за ними следят, на крыльце даже лежала свежая газета, поэтому решено было оставить лесных жителей в покое и двигаться дальше. Утром они уже переправлялись через ручей. Огата бесился. Он предлагал Сугимото обойти по нормальным путям. Без блуждания по лесу и выебонов в стиле выживания. У них было достаточно средств, чтобы нанять повозку, хватило бы и на пароход до Хонсю, но нет — надо же щегольнуть и было бы перед кем. Девчонка, с которой в детстве не доиграли, вор рецидивист? К чему была эта переправа — Огата тоже не мог взять в толк. — Не хочешь идти со всеми — свали. Я не для того сохранил тебе жизнь, чтоб ты всем мозги делал. — Самоконтроля у Сугимото прибавилось: то-ли взрослеет парень, то ли травма головы так сказалась. От Цукишимы Огата мельком слышал, что после травмы Сугимото в драке впадает в ярость, рубит своих и чужих, вот уж точно психопат. Спорить с ним Огата не стал, но топая позади всех продолжил ворчать себе под нос. Воды в ручье было едва по пояс, талая вода с гор билась в поваленное дерево. Асирпа шла по скользкому бревну первая — размокшее дерево даже не прогнулось под её ногами. Шираиши перешёл верхом на лошади — его кобылке холодная вода была не страшна. Следующим по брёвнышку шёл Огата. Он осторожно переставлял ноги, но где-то на середине бревно прогнулось. Огата остановился и скосил зрячий глаз через плечо: Василий топал за ним следом. — Дурнина! Отступи назад! — Василий замер на окрик, но почти сразу же двинулся дальше. Огата тоже зашаркал в сторону берега, но не успел. Василий толкнул его в спину. Несильно, ласково, но этого хватило: Огата оступился и упал в воду, приложившись затылком о бревно. Василий вместе с остальными ждал его на берегу. Было плохо. Обидно. Холодно. Хотелось дать по зубам Василию, всыпать Сугимото, ударить лошадь, чтоб она отлягала Шираиши, отшлёпать Асирпу, но вместо всего этого Огата дрожа на ветру молча, под общий смех стягивал с себя промокшую одежду. Василий перестал ржать первым и не постеснялся обернуть его в свой бушлат. Асирпа слиняла за хворостом. — Ну и зачем? — Огата заглянул Василию в глаза. — Много думаешь. Остынь. Шираиши смотрел на них всех и думал: как же он сильно соскучился. Было в этой его походной жизни с остальными, что-то, что не шло ни в какое сравнение с тёплой постелью и горячей едой в тюрьме. Наспех обсушив главного снайпера отряда и прочитав в его взгляде где и сколько раз он всех их видел, команда двинулась в путь снова. Шли без привалов на обед по оленьим тропам. Асирпа скакала в берестяных сандаликах почти нога в ногу с Сугимото (когда только она успевает переодеваться по погоде). Сам Шираиши пустил лошадь шагом и глядел по сторонам во все глаза, выискивая за кустами и кочками что-то подозрительное. Такую же работу выполняли Огата и Василий. Они замыкали отряд, шли молча, но Шираиши готов был поклясться, что эти двое к вечеру подерутся. На ночлег останавливались на огромной поляне, будто специально расчищенной для них. Перепуганная дичь бросалась врассыпную и попадала прямо на стрелы Асирпы. А вот когда стали ставить времянку, Огата и Василий снова дали о себе знать. Один отказывался ночевать с другим, но в тоже время не мог позволить кому-то одному остаться вместе со всеми. В итоге этих двоих отправили в лес ставить себе отдельный шалаш, раз они такие мнительные. Шираиши привязал кобылу к дереву, натаскал ей веток с особо сочной листвой и вместе со всеми обустраивал лагерь к ночи. Если бы он только знал, что будет дальше, обязательно бы дал дёру ещё до наступления темноты, но сегодня судьба распорядилась иначе. Стоило костру прогореть, как в сгущающихся сумерках вокруг поляны стали вставать тёмные силуэты в просторных самуэ. Огата и Василий не сговариваясь щёлкнули затворами, и, судя по тому, что выстрелов не последовало, оба залегли в засаде по бокам. В освещённый круг костра шагнула высокая фигура в праздничном кимоно — очевидно, это был главарь банды. На руках у него, будто домашний кот, сидел упитанный тануки. Шираиши звучно хлопнул себя ладонью по лбу. Банда Тануки — полу-разбойники, полу-монахи, не имеющие ни храма, ни собственных земель, обирающие всех, кого встречают на своём пути. Сокамерник рассказывал брехливую историю, что дескать ему удалось уйти от банды Тануки, мол когда монахи стали его грабить, то не нашли при нём ни гроша и тогда с досады решили напоить его до смерти. Ему повезло, что и без них он был страшным пропойцей и отключился уже после первого кувшина, а монахи так и приняли его за покойника. Тем временем обстановка накалялась: Сугимото приготовился крушить всё, что движется, Асирпа натянула тетиву, лошадь закричала дурным голосом, выплясывая на месте. Шираиши запоздало подумал, что Асирпа могла бы и не напрягаться, её всё равно бы не тронули — монахам запрещено прикасаться к женщинам. Главарь подал сигнал рукой и в ночной тиши послышался скрип натягиваемых луков. — Наши стрелы с тем же ядом, что и твои. — Подал голос главарь. Тон его был серым, как пепел, будто не было ему дела ни до того, что происходило, ни до того, что он сам говорил. — Мы не имеем ничего против тебя и твоего народа. Проявим же милосердие друг к другу — ты можешь быть свободна. К чести Асирпы — она тоже не поменялась в лице. Как же сильно она выросла за время скитаний. Справа трое монахов подняли с земли невидимого до сей поры Василия, слева также взяли чему-то улыбающемуся Огату. Оба были уже без оружия. — Сегодня прольётся кровь. Вы просто отдадите всё, что есть при вас и тогда мы прольём её меньше обы… — Договорить главному злодею не дали. Сугимото дёрнулся, чем спугнул одного из монахов-лучников. Стрела просвистела в воздухе и влепилась в ствол ближайшего дерева. Получается, у монахов в охране стоит зелёный молодняк. Шираиши не понаслышке знал, как тренируют монахов, чтобы в результате получился универсальный боец с твёрдой рукой, отсутствующим взглядом и стальными нервами. К слову, главарь был именно из таких. — Насилие — глупость земли. Гнев — горе людское. — Пока монах развлекал группу высокопарными речами, Шираиши отчаянно соображал. Монахов он насчитал девятнадцать, вместе с главарём все двадцать. Даже если Сугимото возьмёт на себя четверых, героически погибнув от яда в стрелах, безоружные Огата и Васили приговорят ещё шестерых, Двоих успеет ранить Асирпа, то оставшиеся просто разорвут их на части. — А давайте меняться! Мы вам лошадь, а вы нам наши жизни! — Монах даже не повернулся в сторону замершей у дерева кобылки. — Не сотрясай воздух только потому, что глуп. Мы всё равно получим всё, что есть при вас. — Монах обратился к нему. И это было странно, обычно все злодеи, которых Шираиши встречал просто шли напролом и убивали не глядя, не размениваясь на диалоги с несколькими людьми сразу. Монахи явно чего-то ждали. — Здесь в нескольких часах пути к северу есть дом в лесу, там остановился богатый торговец. Да. Там остановился торговец лесом — у него как раз на руках много денег после сделки. Он угощал нас белым рисом сегодня днём. — Шираиши врал напропалую. Домик в паре часов пути действительно был, но судя по тому, что их не впустили, жил там скорее всего бедный лесник. Главарь банды отдал знак и за его спиной закачались ветви кустов — должно быть, отправил разведчика в хижину посреди леса. Шираиши выдохнул — вот не повезло жителям этой хижины. Надо сказать, что вчерашнему жителю хижины и правда редко везло. Если бы его спросили, он бы с уверенностью ответил, что родился под несчастливой звездой и везение его по жизни почти не настигало. Однако сейчас был как раз тот самый редкий случай, когда в хижине, куда должен был направиться кровожадный бандит, его не было. Участь его, по правде сказать, всё ещё была не завидна: он сидел невидим и неслышим на ветке дерева, и, глядя на толпу бандитствующих монахов, молился всем богам, каких помнил, потому что ветка под ним по-тихоньку надламывалась. Совершенно невероятным образом Нагакура заметил приближающуюся к их хижине группу Сугимото даже раньше, чем навостривший уши Киравус. Они рассредоточились по лесному массиву. Начальник тюремной стражи Кадокура замешкался и не успел даже выйти из домика. — Запрись и никому не открывай. — Хиджиката плотно прикрыл дверь. Кадокура через маленькое оконце видел, как старый самурай отходит в лес, заметая следы. Сначала он негодовал, что все его вот так вот бросили на произвол судьбы, он даже почувствовал бахвальство, мол если он сам ничего в лесу не услышал, значит ничего и не было. А потом в дверь постучали. Бедолага затихарился в кладовке и, приложив ухо к стене, слушал, как Асирпа рассуждает о возможных жителях этой хижины. И вот он уже не в тёплой хижине, а на ветке дерева аккурат над замершими в боевой стойке монахами. Хиджиката ждёт удобного момента чуть позади, из-за беспрерывной болтовни Шираиши шагов самурая совсем не слыхать. И вот главный монах поднимает руку, один из его подчинённых намеревается уйти, но его аккуратно перехватывает самурай. Меч режет несчастного будто масло, не зря старый самурай с ним так возится, выстрели он хоть ста шагов, хоть с двухсот, услышали бы, а тут: тихо, быстро, смертельно — только ветки закачались. Монахи стояли на расстоянии пяти шагов друг от друга, Хиджикате и Нагокуре этого хватило, чтобы вырезать почти всех не привлекая внимания. Шираиши всё ещё пытался уболтать главаря банды, когда заметил, что ряды монахов опустели. Остались разве что те, что держали Сугимото, Асирпу и Огату с Василием. — Ты не понимаешь главного, этот лес всегда принадлежал тануки. — Значит самое время появиться лису и прогнать вас. — Хиджиката Тошидзе шагнул к главному монаху и демонстративно убрал в ножны меч. Монах обернулся, намереваясь призвать своих людей в отаку, открыл рот и захлебнулся: из всего отряда их оставалось пятеро. — Это ты?! — Вся высокопарность скатилась до примитивных вопросов. Оставшиеся в живых монахи сложили в голове два и два, прикинули расстановку сил и оставив путников ретировались в ночной лес. Главарь потоптался ещё с минуту и тоже испарился вслед за ними. Вот так один старый лис избавил лес от группы тануки. В обмен на спасение их жизней Хиджиката попросил привести их к золоту айнов. Это было ожидаемо, всё лучше, чем гоняться в тихую за группой Сугимото по лесам. Ночлег организовали вокруг трёх костров, завтра нужно было двигаться дальше, предстоял длинный день. Они шли все вместе, как и когда-то в начале пути. Шираиши радовался, что никто не вспоминает о том, кому и при каких обстоятельствах он передавал информацию, всё это стало не важно. Он всё также ехал верхом на лошади: Асирпу коняшка не признавала, храпела и отворачивалась, когда девочка пыталась на неё запрыгнуть. А вот Хиджикату она полюбила — с удовольствием жевала сахар с его ладони, а во время ночлега лежала между ним и Шириаши, охраняя сон обоих. Как собака, честное слово. Хотя, может, ей просто нравились бывшие заключенные. Что было в голове у кобылы так и оставалось загадкой для Шираиши ровно до тех пор, пока они не вышли к небольшому городу. Решено было закупить провизии и узнать на счет обоза в нужную им сторону. Огата ликовал, наконец-то к его гениальному ворчанию прислушались. Перед городом в чистом поле стояли разноцветные шатры, светлый купол было видно из далека. В город приехал цирк. Сугимото направился в город, группа разбилась по интересам: Хиджиката набивал трубку, сидя прямо на земле под деревом, рядом с ним, подстелив недельную газету примостился Нагакура. Киравус плёл из дерева себе обувку на летний сезон, Асирпа крутилась рядом и подавала ему кусочки лыка. Шираиши пытался привязать лошадь, но потом плюнул и верхом на ней двинулся в сторону города. Упрямая животина действительно первое время везла его к городским воротам, а потом так же уверенно двинулась к разноцветным шатрам. — Куда?! Нам туда не надо! — Бесполезно. Кобыла шла непоколебимо, как эсминец по воде. Заслышав вопли, из палаток сали высовываться сонные циркачи. Лошадь дошла до самого большого шатра, как вкопанная. — Что? Приехали? Ты посмотрела на цирк? Теперь давай обратно, а будешь хорошей лошадью, я тебе выдам сахару. — Шираиши спешился — вокруг гомонили артисты. — Ба! Вы только гляньте, вернулась наша путешественница! — Смотри, она тебя узнала! — Не трогай хвост, лягнёт сейчас! — Глянь, какой, интересно, а он женат… — Мил человек, а где это вы нашу лошадку подобрали? Директор цирка был пузат, бородат, хорошо одет и вежлив. Он утянул Шираиши с собой в главный шатёр под предлогом награды за возвращение кобылы. — Видите ли, лошадка эта не простая, дрессированная. Хоть где её оставь, а дорогу к дому — всё одно отыщет. — Они сидели в маленькой крытой пристроечке, служившей подсобкой при главном шатре. Шираиши ел предложенные бублики и внимательно слушал директора. — В этот раз она что-то долго… мы даже боялись, не попалась ли она известному в этих краях конокраду. — Шираиши поперхнулся. — А где, вы говорите, лошадку нашу нашли? — Да по дороге бродила, с пути сбилась, видать… — Директор посмотрел на него с подозрением, но настаивать не стал. — Не думаете, что опасно вот так выпускать лошадь бродить вокруг, так ведь её кто угодно уведёт. — А что такого… — Директор похлопал пушистыми ресницами. — Вон кошек или собак выпускают… Да вы не удивляйтесь так, я её ещё жеребёнком, помню, выпускал — ничего ей не делалось. А вы добрый человек, раз её на дороге не бросили, вас наградить полагается. — Директор цирка кликнул двоих ребят снаружи и жестами показал что-то невообразимое. На этой ноте Шираиши был бы рад откланяться с парой монет в кармане, но его опять задержали. — Ну, чего же вы сидите, рассказывайте, какие приключения выпали на вашу долю? — А потом директор цирка наклонился вплотную к Шираиши и прошептал ему в самое ухо — Не знаю, где ты подобрал нашу лошадь, но лучше бы тебе здесь больше не появляться, за её возвращение — награжу, а потом гуляй от сюда подальше. — Ты кто? — сипло выдохнул Шираиши. В его глупой голове всплывало что-то знакомое. — Тюрьма Абашири. Воровство детей… и не только. — Уточнять, что значило это самое «не только» не хотелось, а проверять на собственной шкуре было и того поганей. Так вот значит, как повернулась судьба ещё одного беглеца. Зато понятно, от чего Безликий не стал использовать этого заключенного. Наградили Шираиши целым мешком денег. Собрана в него была лишь мелочь, но этого вполне бы хватило на выкуп повозки, провизию, и в целом на какое-то время дальнейшего путешествия. Часть монет Шираиши сразу распихал по карманам — это было на его личные расходы. К месту стоянки он вернулся одновременно с Сугимото. — Откуда барыш? — хмуро поинтересовался бывший начальник тюремной стражи. Ему самому никогда не везло на крупные суммы. Шираиши промолчал — распространяться про получение награды за краденную лошадь было неловко. Двигаться дальше решено было утром, а пока можно было заселиться в гостиницу. — Смотрите! Здесь цирк! Сходим? — Асирпа опознала яркие шатры. — Можно и зайти. Асирпа, а я тебе рассказывал, как выступал в цирке? — Кажется, идея Сугимото понравилась. — Не выйдет. — В диалог вклинился Шираиши. — Они снимаются с места и уходят — заходил к ним на огонёк сегодня. Такая у них жизнь, может быть ещё по дороге встретим. — Жаль… — Асирпа расстроилась. — Интересно было бы посмотреть на дрессированных зверей. В лесу таких не встретишь. Команда всем составом вошла в город. Хиджиката устремился в табачную лавку. Огата и Василий пропали в направлении общественных бань, Кадокура с Киравусом отправились на рынок проверять теорию невезения и везения на покупке яблок, Сугимото с Асирпой искали постоялый двор, где хватило бы места всем. Вслед за всеми шагал и Шираиши, волоча за собой славу вора рецидивиста, короля побегов и конокрада из Минамифурано.