Солилоквий

Жизнь в Кинлох похожа на один и тот же предсказуемый день, причем не самый благосклонный. В ожидании Истязаний Йован убедился в этом на собственной шкуре; они и так держат его в учениках издевательски долго, будто наказывают, не предъявляя обвинений, чтобы он, вестимо, в поисках причины распотрошил себя и собрал заново аккурат ко времени казни. Многовато чести для надменных фокусников, которые и могут только, что смотреть свысока да болтать попусту, разыгрывая обиженную невинность. Ульдред, вдохновленно предлагавший ему «другие пути» — в сущности, такой же. Он не стал лучшим магом, нет; скорее уперся в очередную непробиваемую стену и детально обрисованное будущее, в котором им с Лили нет места.             «Вздорный мальчишка, ты себя погубишь и всех нас заодно». Йован до сих пор не представляет, как должен был поступить. Лили пускает к себе, непотребно прислоняясь так, как не должна в отношении любого мужчины, и порой молит Создателя смилостивиться, когда они остаются наедине в аскетичной келье, а затем медленно и долго занимаются любовью, всеми силами отсрочивая наступление безобразно тусклого рассвета в куцом оконце. Рыжие волосы, обрамляющие свежее овальное личико, по цвету напоминают кровь, которая то и дело мерещится на ноющих холеных ладонях, продолжая взывать, и Йован не сможет об этом не размышлять. Храмовники в коридорах со скуки сплетничали: бывает, доходит до того, что раны, наносимые малефикаром самому себе, превращаются в незаживающие истекающие стигматы. Ему звезд с неба не хватать, и Йован до боли явственно может это представить на себе. В молельне Лили невесомо дотрагивается до плеча и отводит в сторону, за узорчатую стальную перегородку между колонн, чтобы сказать что-то важное, ощущая, как на душе тяжелеет, как, едва слова просятся на язык, во рту тотчас пересыхает. «Они хотят тебя усмирить, Йован. Я видела приказ на столе у Первого чародея, сохрани нас Создатель». Льющийся голос, привыкший к Песни Света, разбито сходит на шепот. Йован в эту минуту пораженно теряет все слова на свете, но знает, что ради них готов на что угодно. И всё разваливается.