Солнце в зените

      — О, не-е-т…       В непрерывно кружащейся голове оглушительно бил надтреснутый колокол чудовищных размеров. Пит попробовал открыть глаза, но само движение век вызвало мучительный болезненный спазм в висках. Однако яркое полуденное солнце, пробивающееся в иллюминатор каюты, заставляло несчастного шевелиться, если он не желал получить ожог во все лицо.       Мир вокруг — если он вообще существовал — плавал в каком-то отвратительно воняющем мареве. Потолок кружился.       Смутное беспокойство.       Пит разлепил губы и глубоко вдохнул и выдохнул. Подумал, что зря он это, потому что сдержать рвотные позывы едва успел.       Ну и ночка выдалась.       Хорошо, что они не на дне, а то ведь могло быть и куда хуже.       Хозяин «Терезы» оторвет им головы, когда узнает, что они сотворили с его птичкой. Кажется, вечером они неудачно лавировали. Хорошо, что последний трезвый — Шелби — надумал встать на якорь у этого чертова мыса.       Но вечеринка, проклятье, вышла на славу. Пит был и сам не дурак выпить, но сколько выхлебали вчера Шелби и Грег — это надо ума решиться или остаться без печени. Пит пробовал сфокусировать взгляд в низкий потолок каюты, припоминая, в какой именно момент его вырубило — когда Грег начал шпилить Оливию при всех, или уже после.       Если он помнит, то, значит, его вырубило после. Жаль, конечно, он на сочную Олив и сам глаз положил. Может, не наберись он так, и ему бы обломилось… Но теперь уж… Шелби и Агнес улизнули с глаз долой и правильно сделали, потому что Пит, кажись, подначивал Грега в его трудах.       Славное вышло путешествие, что и говорить.       Том Нельсон, дядя Грега, владелец яхты, был парнем крутым, бывшим сотрудником береговой охраны. Шуток не любил и не понимал, и покататься честной компании разрешил только в обмен на услугу — забрать от мыса Кэпфейр, где когда-то был маяк, груз, оставленный кем-то из рыбачков. В общем и раньше были подозрения, что Том состоит с бывшими подопечными в интересных отношениях, но теперь они с блеском подтвердились.       Пит почему-то думал, что им придется забрать груз ценного улова или еще что-то похожее. Но ящик оказался один, не слишком большой, да еще и какой-то потрепанный жизнью. Правда, был тяжеловат — Пит и Шелби спускали его вдвоем, чертыхаясь по дороге.       Развалины маяка, куда они прибыли накануне утром, выглядели даже живописно, на высоком зеленом мысу, на фоне бездонного синего неба. Наверное, тут было вполне приятно нести службу, когда маяк еще работал, думал Пит, осматривая спокойное море и их яхту, отсюда, с высоты казавшуюся крошечной.       На самом деле «Тереза» была вполне приличной посудиной, с двумя комфортабельными каютами, мостиком и внушительным трюмом, где рядом с ящиком с текилой и разместили ценный груз.       В конце концов, их сделка была почти завершена — груз забран, отчего бы ребяткам и не повеселиться вволю, так сказать, не отпраздновать? Если уж не получилось, то хоть посмотреть на счастливца Грега да на сиськи Олив, а потом передернуть в каюте… Правда, как Пит подозревал, и с этим вышла незадача — трусы, хоть и были спущены, все равно заляпаны белеющими пятнами разной степени свежести. Кажется, по пьяной лавочке сны ему виделись совсем радужные…       Сглатывая слюну в несколько приемов, Пит нащупал чьи-то запасные шорты — все еще стараясь не вертеть головой без необходимости. Шипучие таблетки должны были быть где-то на мостике, эх, не надо было столько пить, дурацкая затея была… Чем вечеринка на пляже была хуже вечеринки на яхте?       Наконец с превеликим усилием Пит встал и, вцепившись в стенку, попробовал выпрямиться. Он не мог понять, почему не получается, то ли шторм, то ли… Пошатываясь, он добрел до двери и, когда ее открыл, его выбросило едва ощутимым движением покачивающейся на волнах «Терезы» на противоположную сторону, к двери второй каюты.       К счастью, она была заперта — оно и неудивительно, учитывая, что ее с вечера заняла парочка Шелби и Агнес. Отлепившись от двери, Пит побрел в сторону мостика, время от времени останавливаясь и переводя дух, чтобы не заблевать все окружающее — уж очень хотелось.       На мостике сладко дрых Грег, прямо на низком столе, в чем мать родила. К щеке прилип обрывок какого-то журнала, стол был залит подсыхающим пойлом, и воняло так, что можно было топор вешать. Оливии не было, да ей и не хотелось бы наверное видеть это на трезвую голову.       Пит потормошил приятеля за плечо. Ответа — ожидаемо, — не было. Он осторожно обошел бесчувственного Грега и вышел на палубу.       Яркий свет и блики от белоснежных мачт и стекол ослепили мгновенно, и Пит почувствовал, как предательски возвращается чудовищная головная боль и головокружение. Как найти эти чертовы таблетки?..       — Эй, с добрым утром!       Оливия, как и полагалось морским девам, топлесс нежилась на солнышке, подставляя свое роскошное тело горячим лучам. Не будь Пит так поломан похмельем, он бы попробовал пристроиться к этой русалке, плевать ему было на Грега и их вчерашние кульбиты.       — Олив, — едва ворочая языком, произнес Пит, пробуя вернуться к реальности — я тут ищу…       Она чуть приподнялась, грациозно потягиваясь. Как оказалось, одежды на ней вообще не было, только на бедра небрежно наброшено полотенце из корабельных запасов.       — В шкафчике, Пит, рядом с трапом в трюм. В маленьком настенном. Он там один, найдешь.       Сделав указующий жест рукой, она нарочно медленно и грациозно перевернулась набок, и полотенце соскользнуло прочь. Во рту пересохло. Пит облизнулся.       — И Грегу тоже сделай стаканчик. Он что-то совсем раскис, — добавила Олив, наблюдая, каким именно взглядом Пит пожирает ее.       Да, он и в самом деле встрял. Олив была девица шикарная, хваткая, Пит таких любил. Да что там говорить, он на нее сразу запал, только, конечно, шансов не было: Грег давал сто очков вперед как трахаль. Эх, заполучить бы ее в объятия… Пит размечтался, да так, что чуть одолженные штаны не обкончал.       Шкафчик, конечно, оказался на своем месте, в нем нашлась пачка шипучего аспирина — истинный дар богов. С ним в руках, удерживая, как самое драгоценное, Пит вернулся на мостик. Он оглянулся в поисках пары более или менее чистых стаканов, на крайний случай — просто целых, однако ничего пригодного не обнаружил. В проеме выхода на палубу на секунду мелькнула тень — Олив, сообразив, что Пит не слишком расторопен в его состоянии, принесла пластиковые кружки.       Одеться она не потрудилась — на смуглые плечи был наброшен крохотный, ничего не прикрывающий халатик, да она и не собиралась стесняться. В первый же вечер, когда компания пила за знакомство, Олив от души целовалась с Агнес, доводя Шелби до исступления. Потом, чуть позже, когда Олив, захмелев, оседлала питовы колени и прикусила нижнюю губу своими острыми зубками… Опять закружилась голова, Пит едва не рухнул на стол к спящему Грегу.       Олив неторопливо подошла к маленькой раковине рядом с баром, куда была подведена питьевая вода, и повернула маленький вентиль. С шипением и протестами, далеко не сразу, но вода пошла. Тоненькая струйка ударила в гулкое металлическое дно, от шипящего звука у Пита заломило зубы.       — Что это? — вдруг отдернула руку Олив, бросив кружку в раковину.       — Где? — Пит, бросив глазеть на нее, подошел поближе, заинтригованный.       В чаше раковины болталась какая-то ерунда, нечто среднее между комком человеческих волос и водорослями, и не разберешь, что — где. Одним словом — гадость. Олив состроила гримасу.       Как бы там ни было, пить из резервуара с питьевой водой тут же перехотелось.       — Погоди, где-то тут была вода… — недовольная, Олив полезла в порядком опустевший за ночь корабельный бар. Там обнаружилось ровным счетом две бутылки газированной воды, одна запечатанная, вторая — уже открытая и наполовину пустая.       Только сейчас Пит осознал, как же его мучит жажда. В глотке пересохло, как в пустыне, связки просто слиплись, и он, схватив бутылку, вскрыл и почти опустошил ее.       — Полегче, ковбой, — окликнула его Олив, скрещивая руки на так ничем и не прикрытой груди. — Ты вообще понимаешь, что, кроме резервуара, это единственная вода, которая осталась на яхте?       Пит, отвлекшись от сисек собеседницы, отставил бутылку в сторону. Полторы пинты, не больше.       — М-да… — протянул он, почесывая все еще гудящую голову. — Пойду стукнусь к нашим голубкам, спрошу, где и что смотреть в этом резервуаре. Может, как-то прочистить можно…       Вспомнив, что брали его в увеселительно-контрабандистскую прогулку на правах механика, Пит поплелся к каютам, бросив прощальный голодный взгляд на округлости Оливии.

***

      Заперто.       Конечно, мать его, заперто — Шелби кувыркался со своей Агнес всю ночь, да так, что «Тереза» ходила ходуном, даром, что уже была поставлена на якорь. Под утро только угомонились — Пит еще сопли мотал, что Грег во все розетки трахает красотку Олив, вырубался в каюте, а эти двое все никак не утихали.       Пит стукнул громче — теперь, видимо, спали, утомившись.       Но ответа опять не было.       Выругавшись, Пит уже собрался пойти будить Грега — вдвоем высаживать двери как-то легче… За его спиной послышались шаги — Олив решительно отстранила его и дернула за ручку. Дверь и на ее чары не поддалась. Пит победоносно поднял брови — нет, он тут не самый пьяный идиот.       Олив, уже немного более одетая — под купальным пеньюаром было натянуто светлое платье-резинка, едва прикрывающее бедра, — аккуратно орудуя тонкой металлической пилкой для ногтей, поддела запирающий язычок, и нехитрый механизм пришел в движение, отъехал внутрь, открывая замок.       Приободрившийся, Пит взялся за ручку. Олив попросила жестом — потише, вдруг еще спят…       Но в каюте со спущенными шторками на иллюминаторах стояла удушающая жара — это была солнечная сторона яхты, а солнце все никак не желало убираться прочь из зенита безоблачного неба. Ни пылинки, ни ветерка. Совершенно застоявшийся, спертый, пропитанный солью воздух.       Заправленная кровать, даже не примятая. Казалось, здесь вообще никто не спал, не говоря уже о бурной ночи, которую, судя по звукам, проводили Шелби со своей подружкой.       Оглядываясь, Олив прошла к двери в крохотную душевую — кроме собственно кабины и унитаза там ничего не помещалось. Как в трейлерах. Но и в маленькой ванной было пусто, хотя мысль о том, что Шелби с Агнес продолжали марафон там, смешила до колик: двоим поместиться было никак невозможно.       — Бред какой-то.       Озадаченная, Оливия присела на угол кровати. Пит тупо таращился по сторонам, рассчитывая неизвестно на что. Глупо рассчитывать, что друзья просто решили поиграть с ними в прятки.       Кажется, утро после вечеринки переставало быть мирным: безвестное отсутствие шкипера на яхте было ничуть не лучше недостатку питьевой воды, и первое существенно усугубляло второе.       Не совсем еще ясно соображая, Пит вывалился из каюты Шелби. Куда они могли деться? Он вышел на мостик и огляделся.       Грег все так же был неподвижен.       Сколько времени человек способен спать в одной и той же позе?       Но Питу пока было не до него. Он осмотрел палубу, но и там ничего особенного не обнаружил. С вечера ничего не изменилось, брошенное Олив полотенце валялось на прокаленном солнцем настиле. В остальном — никакого присутствия Шелби и Агнес.       И солнце — не двигалось.       Полдень застыл, ветер стих, и жара, чудовищная жара плавила все вокруг. Волны лениво плескались о борта неподвижной яхты, но и их вид не освежал.       Поморщившись, Пит направился обратно. Торчать на жаре в таком жутком похмелье было смерти подобно. Опрокинув по пути в себя остатки нагретой минералки и недопитым сбрызнув растрепанную голову, он вновь спустился к каютам.       Тишина была мертвой.       — Эй, Олив, а ты… — Пит без стука ввалился в каюту Шелби, рассчитывая обнаружить Оливию там, где он ее оставил. Но комната уже опустела, и он отправился в каюту напротив, в которой провел отвратительную ночь — под стоны трахающихся парочек.       Он нашел ее на той самой кровати, где грезил о ней — с чудом уцелевшей банкой содовой, даже, судя по всему, прохладной. Пит тут же узрел скомканные шорты, сброшенные утром и покрытые подсохшими потеками спермы, и ему стало неловко. Он не хотел и думать, что успел втюриться в эту Оливию за пару дней, да ладно, не бывает такого. И потом, дала-то она не ему, а этому здоровяку — Грегу, отдыхающему в кают-компании. Прямо на столе.       Отставив банку и потянувшись, Оливия похлопала загорелой рукой с розовыми ногтями по сбитым простыням. Пит, уже успевший десять раз ее простить — вообще за все, — в один миг оказался рядом, все еще не в силах поверить, что все это происходит на самом деле.       Возможно, ему просто стоило быть с ней понастойчивее — или просто расторопнее. Солнце, море и выпивка делали красоток сговорчивыми, и, если тоненькая, почти плоскогрудая Агнес — точно во вкусе Шелби, — ломалась для виду, то Олив сразу дала понять, что собирается тут поразвлечься.       От ее присутствия в непосредственной близости у Пита точно рукой сняло головную боль и отвратительную дрожь в руках. Он сглотнул, чувствуя, насколько его дружок готов к покорению новых вершин. И глубин. Грубые руки немедленно стиснули тяжелые, круглые сиськи. С помутневшим взглядом и прерывающимся хриплым дыханием Пит приподнимал их обеими ладонями, чуть сминая соски в складках гофрированной ткани. О, округлости у нее были что надо… Засадить бы ей — прямо между. Олив с шумом втянула воздух сквозь сжатые губы и выгнулась, чуть разводя бедра, — ей тоже было по душе происходящее. Быть может, Грег ей накануне чем-то не угодил, такие не очень-то разбираются, как бы порадовать даму.       Осмелев, Пит стянул вниз верхний край эластичного платья, освобождая божественные сиськи Олив. Утром она ведь прекрасно ходила нагишом, в конце концов. Да как ходила, святые боги… Пит облизал ближайший к нему сосок, не слишком решительно и довольно неловко. Солоноватый привкус — видимо, еще утром Олив успела поплавать в ласковом море. От всего ее тела веяло таким… спокойствием и негой, влечением, чувственностью — что у Пита с каждой секундой все сильнее ехала крыша, и он едва ли не благодарил судьбу за подаренный шанс. О, как он ночью желал присунуть ей, стонущей под Грегом — хоть куда-нибудь.       Постанывая в закушенную нижнюю губу, она выгнулась, подставляя грудь и живот прикосновениям, развела колени шире. Пит запустил руку в штаны, собираясь вытащить свой уже совершенно окаменевший хрен, второй рукой забираясь меж ее бедер, чувствуя, что нетерпеливые пальцы утопают в горячей влаге.       Тяжелый стук откуда-то снизу, из трюма, раздался как гром с ясного неба, и Пит проклял все на свете, когда Олив — в ту же секунду, — соскочила с кровати, натягивая на плечи накидку.       — Что это могло быть?       Пит хотел бы с неудовольствием ответить, что не знает — и что они могут пойти посмотреть — но потом, после того, как… Но то, что Шелби с Агнес не появлялись, хотя уже пора бы, уйди они поплавать подальше, и начинающаяся жажда — а взять воду посреди моря было неоткуда, — быстро стряхнули с Пита эротические иллюзии.       — Пойдем поглядим что да как, — предложил он, с тоской наблюдая, как Олив заправляет грудь обратно в платье.

***

      — Тут темно, как в преисподней, — пожаловалась Олив, следуя за Питом на расстоянии вытянутой руки, так, чтобы не оступиться, она держала его за полу рубашки.       Пит бы не возражал — в темноте хорошо было слышать ее дыхание и ощущать тепло нагретой кожи, и запах парфюма и моря был хорош… Но «посмотрим» значило все-таки «посмотрим», и Пит, ориентируясь тоже наощупь, дернул рубильник на стене.       Две тусклые лампы осветили трюм.       Здесь было чуть прохладнее, но только потому, что сюда не проникал прямой солнечный свет. Еще пара часов такого вынужденного стояния — и здесь тоже будет жарко, как в аду.       Штабель ящиков со снастями, оборудование для рыбалки. Ничего примечательного — за исключением масштабов. Том, судя по всему, был заядлый рыболов. С мощностями среднего предприятия…       Сразу за закрепленным штабелем они поставили ящик, который забрали с маяка и, конечно, ничем его не закрепили — не умели, да и смысл… Дядя бы предупредил Шелби, если б в грузе было что-то бьющееся.       Но именно этот злополучный ящик лежал почти в центре небольшой площадки под второй лампой. Пит точно помнил, что ящик устанавливали на полу, причем решали, надо ли его привязывать к мачте. Решили, что не надо.       Но какая сила могла вот так поднять и обрушить тяжеленный груз? Сам по себе ящик выглядел обыкновенным: покрашенное в черный дерево, кое-где краска облупилась, проглядывали серые доски. Судя по запаху, усилившемуся теперь, когда ящик был открыт, он провел довольно много времени в морской воде. Крышка откололась от петель — такое могло случиться, если бы ящик уронили с высоты или стукнули по нему. Но никакого волнения на море не было, да и ящик никто не ронял. Пит подошел ближе.       — О, господи…       Олив тоже не поверила своим глазам — на полу, под отошедшей крышкой, что-то сверкало. Пит поднял деревяшку и отдернул руку — он еще не видел столько золота в слитках своими глазами.       — Ничего себе находка, — протянула Оливия, поднимая брови. — Вот это дядя у Шелби…       Любопытство взяло верх. Пит осмотрел дно крышки, которая едва болталась на одной петле. Никаких отметок или…       — А здесь что? — нетерпеливая, Олив приподняла край материи, в которую были завернуты слитки. Серая и расходящаяся под руками ткань имела маркировку.       Судя по всему, это была простыня. Обыкновенная простыня.       — Пит, «Антониа Граза»?       Пит уставился на оттиск на простыне, пытаясь воззвать к и без похмелья дырявой памяти.       — Э-э-э… Кажется, это корабль.       — Ты что-нибудь знаешь о нем?       — Только то, что его лет двадцать назад обнаружили какие-то отчаянные ребята, он дрейфовал до этого еще столько же. Искали его очень пристально, не вспомню, с чем дело связано. Но команда эта долго не протянула, почти все на той посудине и погибли, а потом она сама рванула.       Оливия нахмурилась. История была знакомая, уже давно ходила по побережью, но, как водится, деталей никто не знал.       — А что искали?        — Я, признаться, и не знаю толком… — Питу было странно вести осмысленный диалог с напуганной и серьезной женщиной, которую он не более чем десять минут назад мечтал натянуть на ствол по самые яйца. Но в это мгновение уже было совсем не до амурных приключений.       Он запустил руку в гору слитков и достал один. Увесистый, неровный, он был явно пришельцем из времен более давних, чем двадцать или даже сорок лет назад. Маркировка и вовсе поставили точку в сомнениях.       — Они искали… Золото нацистов они искали, Олив, — прошептал Пит, отбрасывая тяжелый слиток.       Тоже желая посмотреть, Оливия извлекла следующий.       — Этот такой же.       Мгновенно и окончательно протрезвев, Пит взглянул на нее, совершенно осмысленно, впервые со дня знакомства.       — Послушай, нам надо выбираться отсюда. Поднимемся на мостик, разбудим Грега.       Оливия рассеянно кивнула.       — Потом посмотрим, что с рацией и вызовем помощь. Или сами попробуем довести эту птичку до порта, быть может по пути встретим помощь.       Оба не заметили, как в совершенно жарком трюме их начал бить ледяной озноб. От крупной дрожи зуб на зуб не попадал, и Олив согласилась.       — Пойдем-ка отсюда…

***

      Солнце стояло в зените.       Оно не сдвинулось ни на градус, и все еще чудовищно слепило — стоило выйти на палубу.       — Я проснулась около полудня, — сообщила Олив Питу, пока они поднимались. — Все спали, было тихо. Грег, скотина, вырубился прямо на столе — ты и сам видел. Я постаралась улизнуть потихоньку, потому что ночью хотела уйти, расшумелась, и этот засранец проснулся… Решил продолжить… Но в этот раз я очень тихо ушла, спустилась поплавать, но надолго меня не хватило. Потом на палубе высохла и только приготовилась позагорать в свое удовольствие, как нарисовался ты.       — То есть, ты не помнишь, как наступило утро?       Олив фыркнула от глупости вопроса.       — Я спала, умник! Как и все! Для меня утро наступило в полдень!       И в самом деле — чушь какая-то.       — А Шелби? Ты слышала их с Агнес?       — Ну конечно! Их сложно было игнорировать, даже сопение Грега перебивали своими криками.       Пит на всякий случай уточнил:       — А утром? Утром ты их не видела?       — Нет. Говорю же — все было тихо, я ушла плавать.       На мостике, нагретом добела, было нечем дышать. Море и солнечный свет слепили.       Тяжко вздохнув, Пит приблизился к Грегу и тяжело, с трудом перевернул его — сбросив со стола на низкий диванчик. Он остался по-прежнему неподвижен, только веки чуть шевельнулись. Пит подумал, что Грег с похмелья страшен и приготовился давать отпор.       Однако из-под едва приоткрытого правого века Грега показалась муха. Выползла на отечную, желтоватую щеку, деловито потерла передними лапками одна об другую, взмахнула крылышками — раз, другой — и взмыла под потолок с низким жужжанием. Сразу следом за ней показалась и вторая. За ней — третья, потом, когда веки окончательно распахнулись и стало понятно, что там безнадежная пустота, а Грег безнадежно мертв, Олив закричала.       Пит увел ее — в свою каюту, подальше от Грега и назойливого гула насекомых. Она дрожала и всхлипывала, отказываясь отпускать Пита. А он обнимал ее и понимал, что был первостатейным глупцом, думая только о том, как бы трахнуть ее, когда ситуация стала уже угрожающей, а он этого не понимал.       — Олив, пожалуйста, — уговаривал он ее, успокаивая и гладя по волосам, — Олив, ты слышишь меня? Я сейчас посмотрю, что с рацией и вызову помощь. Понимаешь? Скоро сюда кто-нибудь придет… Нам помогут. Нас заберут отсюда…       Он и сам понимал, что больше всего на свете хотел бы оказаться подальше от этого райского уголка: бездонного неба, лазурного моря и палящего солнца. Испепеляющего, мать его, солнца.       — Попробуй принять душ, немного освежиться. Подожди меня здесь, я совсем скоро вернусь.       Женщина все еще всхлипывала, но кивала понимающе. И Пит был бы рад с ней остаться, но страх — теперь уже за собственную жизнь, — гнал его на мостик, к мертвому Грегу, к собственным страшным догадкам о том, где могут быть пропавшие Шелби и Агнес в поисках пути к спасению. Он осторожно притворил дверь и вышел.       Пить хотелось невероятно. Но все, что он смог найти — несколько капель в той банке, которая валялась посреди почти пустого бара. Пит с сожалением вспомнил, как утром выпил почти пинту воды залпом, хоть она и была теплой и омерзительной. За такую он бы сейчас отдал пару слитков из трюма…       Пит осторожно обошел Грега, все еще лежавшего на сидении за столом. Ноги его, быстро распухающие на жаре, свешивались до пола, постукивая твердыми пятками о ящик, служивший основой узкого диванчика, когда яхту покачивало на крупной волне. Пит отвернулся в поисках рации на пульте. Все эти кнопки… разве он сможет вывести «Терезу» в море или найти путь в этой бездне к порту?.. Питу вспомнился заброшенный маяк. Он подумал, что и там бы оказался с радостью, хоть какая — но земля.       Мухи роем кружились под потолком и раздражали.       Он нашел рацию, кажется, даже включил. Но не мог разобрать, что же он слышит — жужжание было на всех частотах, одинаковый шум, такой же, как бесконечная лента раскаленного горизонта — белый.       Ни одного сигнала в эфире.       Полдень в этом мире не собирался заканчиваться. Где же, мать его, они оказались…       Жужжание становилось невыносимым, и Пит решил, что Грега бы лучше куда-нибудь упаковать с мостика. Когда придет помощь, тогда и решат, что с ним делать — а пока… Но прикасаться к нему Пит не решался. Лучше бы во что-нибудь завернуть.       Совершенно автоматически Пит отвернул вентиль на барной раковине — пить он это дерьмо, конечно, не собирался, может, добудет пару капель — просто лицо сполоснуть, хоть немного освежиться. Тонкая ржавая струйка со стоном вырвалась из крана. На металл раковины выплеснулся комок водорослей, волос, каких-то чешуек… От омерзения Пит скривился, но еще более всеохватывающим был ужас — он вдруг начал помимо воли увязывать в какую-то невероятную цепочку все странности этого морского вояжа, мозг услужливо подсказывал версии одна другой невероятнее.       Пустота радиоэфира тоже настораживала — значит, им с Олив придется искать помощь самостоятельно. Но нужно было что-то решить с Грегом! Пит, тяжело вздыхая, поплелся к каютам, ему нужно было раздобыть что-нибудь, во что бы завернуть здоровяка Грега, и спустить его в более прохладный, чем все остальное, трюм.       Он в нерешительности остановился перед дверью своей каюты, прислушиваясь. Всхлипов слышно не было, может быть, Олив уже уснула — после душа. Он с сожалением подумал о том, как она, должно быть, в эту минуту хороша и свежа, как пахнет ее нежная кожа. Но раздумывать времени не было, поэтому он, взяв себя в руки, повернулся к противоположной двери и решительно взялся за ручку.       — Ну наконец-то! — чуть не воскликнул он, обнаружив, что кровать Шелби и Агнес наконец не пустует.       Почему бы в самом деле парочке, наплававшейся поодаль, не вернуться тайком на яхту и не уснуть?.. Пока они с Олив, скажем, ходили в трюм. Пит злорадно усмехнулся про себя — сейчас он скажет им все, что думает.       Но все слова, которые так и напрашивались Питу на язык, улетучились — как только он набравшись смелости, сдернул покрывало со спящих.       Совершенно обнаженные, Шелби и Агнес, конечно, не спали. Тела их были пересечены напополам — у Шелби чуть выше пояса, у его девушки — на уровне груди. Разрезанная мертвая плоть обдала оторопевшего Пита чудовищной тошнотворной волной гнили и разлагающегося белка. Гигантские раны, чернеющие на телах, выглядели так, будто бы их распилили или разрезали громадной леской, как масло нагретой нитью. Матрац под трупами полностью пропитался кровью, она под тяжестью тел капала с остова и образовывала лужицы по периметру кровати. Лицо у Шелби потемнело, распухло, так, что не узнать, а Агнес, хорошенькая как картинка Агнес застыла с грустной полуулыбкой — у Пита мороз прошел по коже от одного вида.       Он не кричал, по крайней мере, не помнил, что вообще раскрывал рот. Вышел из каюты, раскаленной и пропахшей кровью, в ужасе. Они были на мелководье, но никакой земли вокруг не было — и деться с «Терезы» тоже было некуда, хоть вплавь… Он понимал, что теперь нужно найти Олив и уговорить ее помочь ему снять яхту с якоря и увести — куда угодно из этого бесконечного полудня.       Тяжело ей будет сообщить, что Шелби и Агнес… тоже нет в живых. Да и у них самих, что скрывать, шансов было мало — в открытом море, без воды, связи с внешним миром и без навыков судовождения. И, главное, без малейшего понятия, что именно творится.       Пит даже не задумывался, как могли погибнуть Шелби и Агнес и почему исчезли и появились так внезапно. Его обуял настоящий ужас, и он готов был бежать с этой проклятой яхты хоть вплавь. Нужно найти Олив…

***

      Возможно, он не сразу понял, что произошло — точнее, что произошло с ней.       Он немного помялся перед дверью каюты, не сразу решился войти, размышляя, что ему делать, если она уснула — будить или повременить, чтобы несчастная девушка немного передохнула. Внутри была почти полная тишина. Лишь странный звук, звук падения тяжелых капель, нарушал ее. Наверное, Олив спала после душа, и вода с мокрых волос мягко капала на пол, думал Пит, прислушиваясь к этой странной тишине в своей каюте. Но потом здраво рассудил, что времени, чтобы его терять, совсем не осталось — скоро жажда начнет мучить их по-настоящему, и лучше уж выбираться поскорее.       Решительно он дернул дверь и шагнул в полумрак каюты — шторки на иллюминаторах были спущены.       Жужжание.       И здесь были сотни мух, злобно роящихся под потолком, прошивающих пространство, как пули.       И она.       Оливия, роскошная Оливия, покачивалась над полом, надетая нижней челюстью на крюк для потолочного фонаря, ее густая кровь концентрическими кругами покрывала центральную часть каюты, пол и невысокую кровать со сбитыми простынями. Руки женщины бессильно обвисли вдоль боков, уныло покачивалась опавшая обнаженная грудь.       Обезумев от ужаса, Пит выскочил в коридор, едва соображая, что происходит и что ему теперь делать.       Он не мог понять, что же произошло такого, что их угораздило застрять в этом бесконечном дне, как насекомым в патоке. Все началось с этого золота. С этих проклятых слитков.       Золото… Откуда бы оно ни появилось, сам дьявол сопровождал его на море, и оно несло с собой только горе и несчастья. Он припомнил старую легенду, о которой рассказывали на побережье, о том, что «Антониа Граза» когда-то тоже пропал по причине несметных сокровищ на борту — это был злой рок.       Вне себя от ужаса, покрытый ледяной испариной, Пит, пошатываясь от стенки к стенке, направился в трюм. Он готовился выбросить эту дрянь за борт, к чертовой матери, на дно, пусть подавится морской дьявол этим подношением…       Было темно — видимо, совсем иссякли аккумуляторы, и зажглась только ближняя лампочка, едва-едва… Темнота эта была угрожающей, осязаемой; волосы на затылке Пита зашевелились. Наощупь он нашел разбитый ящик с золотом.       Но не успел он взять в руки первые два слитка, как из темноты показалось грустное, немного одутловатое лицо капитана в летах.       — Scusi, signore…       Кажется, этот пришелец из ниоткуда улыбался. Какой-то очень неестественной, слишком широкой улыбкой. Не сразу побледневший до серого Пит сообразил, что это не улыбка — когда верхняя часть головы капитана заскользила набок и с глухим шлепком упала на пол темного трюма.       Парализованный ужасом, Пит слышал жужжание, навязчивое, прилипчивое жужжание: то ли мух, то ли натянутого до состояния струны тонкого плетеного металлического троса, оборвавшего его крик.       Горячий полдень все никак не заканчивался.