Там человек сгорел.
Фет
Вечер закатывается в ночь, забирая ослабленное сегодня солнце. Мрак поглощает лес, факел-фонарь освещает изнутри крону деревьев, подсвечивая пёстрым жëлто-зелëным. Ведьме спокойней так на душе, когда она, уставшая, возвращается к себе домой. Скрип дряхлой дверцы, запах древесины, пропитанной болотом и кислостью рогоза. Нечисть выкладывает собранные мухоморы, траву и волчью ягоду на стол и устало плетётся к незаправленной постели, рухает на неё. Мысли её посещают, что завтра — Великий день, который она запомнит непременно. Утро мёртвое и тихое, ни одна ворона не гаркает на пустом слове, они ходят по вянущей траве в поисках заспанных насекомых. Из церкви, окружённой деревьями, выходят люди, перекрещиваясь у входа и благодаря Бога за удачный урожай. Ëнсын выслушивает это изнутри и неспешно закрывает Библию. Его строгий покой прерывает человеческий крик с улицы, который становится причиной его любопытства. — Майкл, в чём дело? — спрашивает Ким, когда в церковь вбегает пастух, разгорячённый, с сумкой через плечо и старой кепке. — Сюда идёт ведьма, — отрывисто говорит он, заикаясь, и крестится от испуга. Ким глядит на него равнодушно, но внутри презирает его глупость. Беззвучно цокает, отвернувшись, чтобы пастух не заметил его разочарование в люде. — Приведи мне пять-шесть мужиков, для них есть поручение, а с ведьмой я разберусь, — простолюдин покорно кивает, поправляет кепку и мчит обратно в столицу. Здесь недалеко, но всë равно расстояние приличное для прогулок — церковь расположена на периферии деревни, к ней тянется одна гальковая тропа, по краям которой весной здесь будет цвести кипарис. Ëнсын направляется на улицу, чтобы встретить народ, и не сразу замечает чёрную тень над сводом — когти рвут его рясу, порезы касаются его кожи, терзая до раздражённых розовых полос. Ким глухо шипит, стискивает зубы и отталкивает нечисть. Руки его потеют, голова начинает кружиться, весь барельеф церкви смазывается неаккуратным чернильным мазком графика, пока Ëнсын мчится к столу, а ведьма за ним, остервенело кричит и тянется к нему костлявыми ладонями. Ким наспех хватает нож и вонзает его в кожу деревянного стола, — и нечисть замирает, напуганная резкостью металла. Ëнсын оборачивается медленно, и на лице его появляется расцветающая ухмылка, когда у ведьмы ни капли той бывалой беззаботности. Ким выпрямляется и злорадно смеётся, вытаскивая из-под рясы пучок крапивы. Глаза ведьмы ужасаются, и она делает шаги назад, но Ëнсын вытаскивает клинок и вновь втыкает его, а нечисть стоит, как вкопанная, (жаль, не закопанная под слоем белых лилий на заднем дворе), а Ким медленно приближается к ней, вглядывается в побледневшее лицо из-под капюшона, резким движением смахивая его. — Ты совсем не похож на ведьму, — говорит человек, на что нечисть нервно посмеивается. Да, он тратит большую часть своей силы, чтобы оставаться с гладкой кожей, что будет так жестоко растерзана, и Чо прекрасно об этом догадывается, но топит в себе надежду, что всё пройдёт хорошо. — Это потому что у меня нет бородавок. — Да, ты выглядишь безупречно, — чарующе проговаривает Ким, так ядовито-любезно вкладывая стебли крапивы под многочисленные дыры в одежде ведьмы. Жжёт адом, горящей трухлядью леса, чёрный дым стремится ввысь, заставляя белое небо задыхаться, дерёт кожу кислотой. Страдания Кехëна на мгновение прерываются звуками снаружи. Это прибегают люди и видят застывшую ведьму, сами пугаются, а потом замечают хладнокровие инквизитора, — всё в порядке, господа, — и сразу же расслабляются, возвращают самообладание, шумно подходя толпой. — Друзья, помогите отвести его на площадь, — народ страшится приказа, что ему надо коснуться проклятой ведьмы, а потом берёт полотно и растягивает, Майкл закидывает крапиву и полынь в него, мужики удерживают ткань покрепче, до трещащего напряжения, и Ëнсын, глядя тёмно-преданно, беспардонно толкает в плечо ведьму, которая падает в растительную могилу. Ким думает, что на груди нечисти не хватает чёрной розы. Небо, выплывая из-под свода церкви, шатается под ними неровными шагами, тропа неровная, скрупулёзная. Кехëн не дышит, но всё ещё живёт. Он размышляет, что Ëнсын слишком красивый и прекрасный для этой чёртовой деревушки и церкви, он хочет забрать его с собой и уехать, но Ким считает иначе. Много людей собирается на площади, чтобы лицезреть на смерть ведьмы. Все думают, что она пришла уничтожать хороший урожай, который народ собрал несколько дней назад, а Кехëн хочет выплюнуть им в лицо глупо звучащее неправда! Не нужны мне ваши пищевые сокровища. Мне Ëнсын нужен!.. И он знал, что найдёт его в церкви, и он знал, что не на сто процентов всё пройдёт гладко. Считал, что Ким поймёт его. А Ëнсын предаёт его первым. Не глупый, безграмотный народ, а (жестокий) Ким. Его выталкивают с полотна прямо на острую землю и поднимают так же стремительно, как тряпичную куклу, — напичканную крапивой, — туго привязывая к столбу. Детский гогот не утихает, они переговариваются и кричат что-то недоброе и не до конца понимающее. Они слишком малы, чтобы понять зависимость Кехëна. Глотает сковывающий тело ужас и болевой стон. Слабый огонь трескается внизу, охватывая солому и берёзовые ветви. Жар поднимается, захватывает его плащ, и Чо ощущает помутнение из-за недостатка кислорода. Зависимость Кехëна — Ëнсын. Будто плесень оседает на языке, хочется плеваться, но огонь вокруг не позволяет свободно дышать. Ëнсын сквозь злое пламя глядит на него, насмешливо и издевательски, глаза его тёмные прячут его дьяволов, и в эту секунду Кехëн ощущает родство между ними, но это обман. Иллюзия. Выдумка. Он ведь горит. Чо не сразу понимает, что по щекам стекают липкие слёзы. Он задыхается от дыма, ноги обгорают, он ничего не чувствует, кроме душевной боли. А люд смеётся над ним, и Ким — тоже. В мыслях одаривает его проклятыми маками и безмятежными фиалками, пока Кехён перед ним так жалко умирает. Чо заливается слезами и закидывает голову, молясь Небу на спасение