Doughnut

Сегодняшний день был особенным и для Хару и для Дайске. Пусть это и было их второе Рождество друг с другом, но для Хару это было первое Рождество за пределами Японии, а Дайске впервые посетил Лондон с тех пор, как уехал в Токио. Он думал, вернуться сюда будет так же тяжело, как и в Японию, но это оказалось не так. Он почти не почувствовал ни тяжести, ни боли, лишь небольшую тоску. Может, потому что в Японию, где жили старые ранящие воспоминания, он возвращался совсем один, а сейчас с ним был Хару, который был рядом и на которого всегда можно положиться. Он не знал. Но это было не так важно. Вернее, важно было совсем не это. Погода в Лондоне не слишком холодная, но влажный воздух делал своё дело и спустя какое-то время неспешной прогулки, не смотря на походы в магазины, они оба начали подмерзать и Дайске, шмыгая носом, схватил Хару за рукав парки и потащил в какой-то ларёк, что-то бормоча о том, что он просто обязан попробовать местный глинтвейн. Сам Дайске ничего себе не взял, просто попросил подождать его и куда-то ушёл. Хару оставалось лишь выполнить его просьбу. Один он всё равно бы заблудился. Но стоит отдать Дайске должное, вернулся он действительно быстро, держа что-то в руке. А глинтвейн и правда на вкус оказался поистине сказочным. Хару очень понравился Лондон, на каждую улицу он смотрел с таким интересом в глазах, что Дайске едва сдерживал улыбку. Вернее даже не пытался. Особенно его привела в восторг Риджент-Стрит. Улица была украшена фонарями, огнями и гирляндами, в магазинах нарядные ёлки с мишурой, отовсюду раздавалась рождественская и не только музыка, периодически ездили двухэтажные автобусы, украшенные разноцветными гирляндами и непривычного для Хару вида машины, но золотые иллюминации с ангелами превращали это место в самое настоящее чудо, от которого тяжело было оторвать взгляд и Хару, изучая это словно ребёнок, почти забыл про стаканчик с напитком в руке. Общими с Дайске усилиями, Хару стал чуть лучше понимать английский, поэтому не чувствовал себя слишком некомфортно из-за невозможности понимать местных жителей, туристов, рекламы и ценники в магазинах, но тем не менее, он всё ещё очень часто обращался к напарнику с вопросами, как переводится то или иное новое и непонятное ему слово, а говорить не мог совсем (кроме того, Дайске как-то сказал, что с таким произношением лучше ему вообще ничего не говорить и Хару в кой-то веки был с ним охотно согласен). Наверное, им повезло, что людей в этот раз было не так много, или, быть может, свою роль сыграло уже закрытое метро и что люди хотели поскорее оказаться дома в тепле и кругах своих семей. Семьи... Дайске сжал плюшевого медведя. *** — Дайске, милый, — услышал над ухом ласковый голос матери Дайске. Он открыл глаза, протирая один из них рукой, и только после этого заметил, что, оказывается, уснул на ковре в куче одеял и игрушек, одетый в костюм короля. Рядом с Саюри стоял его отец и улыбался так же тепло, как и она. — Уже утро? — всё так же сонно спросил мальчик и услышал в ответ тихий смешок родителей, в котором не было ни капли насмешки или злобы. Саюри села рядом, улыбаясь самой тёплой на свете улыбкой. Она погладила сына по мягким волосам, а секундами позже перед ней возник плюшевый медведь. Маленький мальчик похлопал глазами и не понимал, что произошло, пока Саюри не вручила его ему. Медведь был большим, очень плюшевым и приветливо улыбался. — С Рождеством, солнышко, — сказала она, обнимая Дайске, едва тот начал рассматривать игрушку в руках. Вскоре к ним присоединился и Шигемару. — С Рождеством! — с энтузиазмом воскликнул Дайске и тут же задумался, — А у меня нет подарка, — почти прошептал он, прижимаясь к родителям. — Ты здесь, с нами, это и есть самый большой подарок для нас, сынок, — с улыбкой успокоила своего сына Саюри. Ведь не существует большего счастья для родителей, чем счастье и здоровье их ребёнка. *** Медведь, которого подарила мама, до сих пор лежит где-то, подумалось вдруг Дайске, при взгляде на того, что сейчас был у него в руках. Он был гораздо меньше, на нём была красная шапочка и красный рождественский плащ, а ещё у него была дружелюбная улыбка. — Эй, Камбе, — внезапно окликнул его Хару и Дайске, повернувшись, увидел его тщетную попытку казаться чуточку серьёзнее, — Ты как в себя ушёл, что-то случилось? Дайске ухмыльнулся той мягкой ухмылкой. — Можно и так сказать, — ответил он и Хару в ответ подтолкнул его плечом. — Смотри, не врежься в столб. Кстати, — он кивнул на медведя, — зачем ты его с собой таскаешь? Дайске улыбнулся самому себе, опуская голову. Была в его сердце легкая меланхолия, возвращающая его назад, в детство, когда он был беспечно счастлив в кругу своей семьи. — Бабушка всегда говорила: "Вложи в подарок своё сердце и подари своими руками". Я как-то говорил об этом, помнишь? Он остановился и повернулся к непонимающему Хару, протягивая ему медведя: — С Рождеством, Като. Хару уставился сначала на медведя, которого Дайске держал перед ним обеими руками, а затем на самого Дайске. У Хару щёки и нос были красными от легкого мороза и, наверное, горячего глинтвейна тоже. Он выглядел очень забавно. Да и Дайске выглядел ничуть не лучше него: взлохмаченный, с красным от холода лицом и криво висящим на шее зелёным шарфом. Когда до него дошло, он широко улыбнулся и обнял Дайске рукой, что не была занята многочисленными пакетами. Дайске услышал тихое хихиканье рядом с ухом и пряный запах алкогольного напитка. Ему было приятно или он считал, что это глупо? Дайске, в общем-то, не должен был переживать об этом, но что-то заставляло его чувствовать волнение. Ведь он делал это не потому, что испокон веков так принято: дарить подарки на Рождество. Като был важен для него и он хотел открыть ему эту часть своего сердца, чтобы он знал, видел и чувствовал. — И тебя с рождеством, Камбе, — вдруг сказал он так тихо, словно хотел чтобы его услышал только он, — Только у меня нет подарка, изви... В этот момент Дайске слишком крепко обнял Хару в ответ, сцепляя руки под его пальто, не давая Хару закончить предложение. — Всё в порядке. Твоё присутствие рядом очень много для меня значит. Он и представить не мог насколько. Дайске был по-настоящему счастлив, что Като, едва ли не близкий для него человек, был с ним здесь, в городе, который играл большую роль в жизни Дайске. — Ты слишком сентиментальный сегодня, — усмехнулся Хару, обнимая крепче. Эти слова были чуть ли не последними, которые он ожидал услышать от него. Но он понимал это. И всей душой принимал. Рождество же на то и Рождество, чтобы случались чудеса, верно? Камбе и был самым настоящим чудом. — Чушь, это ты просто напился, — подшутил Дайске, не разрывая объятие и Хару в ответ лишь посмеялся, потому что на душе было так тепло и радостно. ... Что-то, однако, всегда остаётся прежним. Но всё же, в Рождество ведь правда случаются чудеса. Стоять здесь, посреди Лондона в обнимку с Като, было для него самым большим подарком, а для Хару — самое удивительное чудо, которое останется в их сердцах навсегда. Вот это то, что было важно.