Душная ночь

      Какая душная ночь. И дуновения ветерка не проникает в спальню. Хоть открыты все окна, и дверь на балкон распахнута настежь, а все ж не легче от этого. Зной – он не отпускает и ночью, он тяготит днем … как воспоминания, что не дают уснуть. И никакие молитвы Гипносу и сыну его, Морфею, не помогают. Нет сна.       Елена ворочается на пропахших потом, влажных простынях. Глядит бездумно в потолок и думает. Перебирает в памяти события своей недолгой, но столь насыщенной жизни, мучается виной … снова и снова, ночь за ночью – и не может найти покоя. Видно, таково ее наказание, ниспосланное богами.       Рядом храпит Менелай. Вот уж кому все нипочем. Гордость распирает Менелая – и в войне, сокрушившей Трою, победил, наравне со старшим братом своим, Агамемноном, и другими вождями ахейцев, вернул себе жену – красавицу из красавиц во всем мире, как некогда говорили о ней, Елену Прекрасную, военным трофеем увез ее из разгромленного города и вновь супругой признал, чем благородство характера своего явил – так пели о нем на пирах аэды.       Елена слушала эти песни, сидя, как и прежде, подле своего мужа, терпя его поцелуи, смешанные с каплями вина, что стекали по бороде супруга, марая ее одеяние, натянуто улыбалась и молча кивала, когда к ней обращался муж либо его приближенные. Терпела его ласки в спальне, вынужденная изображать страсть, потому что иначе Менелай обижался и начинал укорять ее, припоминая и Париса (в побеге с ним была ее вина), и жадные взгляды, что бросали на нее гости и приближенные спартанского царя (и вот тут уже виной была не она, а проклятая красота, коей наградили ее боги). О, зачем она ей теперь? Лучше бы Менелай убил ее тогда…       Чувствуя, что не в силах больше лежать, она встает с ложа и, неслышно ступая, выходит на балкон. Легкий ветерок обвевает нагое тело. Становится чуть легче. Елена вдыхает полной грудью воздух, напоенный ароматами ночных цветов. Нотка дыма вплетается в этот аромат – ее доносит с побережья ветер, где жгут костры рыбаки. Пахнет и водорослями – царский дворец выстроен недалеко от морского берега. Если прислушаться, то сквозь пение птиц различишь и отдаленный шум прибоя.       Южная ночь черна. Луны сегодня нет – новолуние, однако, острыми иголочками звезд усыпано небо. Легкий прочерк рассекает небесную тьму – то упала одна из звезд. Когда-то Елену забавляли рассказы нянюшки о звездочках – дочерях богини Астреи. Теперь же, если и думает она о богах, то с грустью – по себе знает, что могут они, как оделить счастьем без края, так и отнять все – жестоко и беспощадно.       Город в отдалении спит. Ее город, она, словно в насмешку, снова стала царицей Спарты – как и годы назад.       Когда-то ее, еще юную девушку, отдали в жены царю спартанскому. Менелай и тогда был груб – истинный спартанец, не признававший нежностей даже по отношению к жене. Юная супруга, предмет его гордости, жила точно в золотой клетке, окруженная рабынями, служанками, что готовы были исполнить любой ее каприз … вот только свободы дать не могли, и путь в отчий дом ей тоже был заказан. В глубине души мелькала иногда мысль о защитнике, избавителе, что придет и заберет ее из постылого мужнего дома. Приходила на миг и пропадала вновь – Елена уже тогда не верила в чудеса. Молила Афродиту-Любовь дать ей силы полюбить мужа – притворяться, изображать чувства, которых нет, было невмоготу. Впрочем, Менелаю, кажется, и дела не было до ее чувств. Он воспринимал супругу, как сокровище, и похвалялся ее красотою на пирах. А Афродита молчала – видать, ее мольбы и слезы совсем не трогали богиню.       И вдруг чужеземные царевичи из далекой Трои появились в их дворце – гости, радостно принятые Менелаем, послы, заключившие со Спартой долгожданный мир. И молитвы, что она еще недавно возносила Афродите, неожиданно дали свои плоды, но совсем не те, на которые она надеялась: в сердце спартанской царицы вспыхнула Любовь: безрассудная, опаляющая, глухая к доводам разума, любовь, которую разделил младший из царевичей, Парис. Избавитель, вызволивший из клетки, которой стала ныне ее жизнь, отвезший в Трою, что приняла чужеземную царицу, несмотря на ее страх. Троя, так полюбившаяся ей, и так жестоко пострадавшая за доброту, проявленную к беглянке.       Та война разразилась не из-за нее – это горевавшей Елене пытались объяснить и Парис, и Гектор, и ставший ей отцом Приам. Женщины семьи, наоборот, сторонились ее – и Андромаха, жена Гектора, чей сын только недавно родился, и даже супруга Приама, Гекуба, хоть и пыталась она скрыть неприязнь за ласковыми словами. Елена даже хотела бежать, вернуться к Менелаю и, тем самым, предотвратить эту бессмысленную войну … но ей не дали. И каждый день стал для женщины мукой, каждая победа ахейцев – раной на сердце, а гибель Гектора, брата Париса – ударом в самое сердце: братом стал он ей, и тем горше была невозможность разделить эту боль с Андромахой – с яростью гнала ее прочь троянская царевна, крича, что Елена – причина всех их несчастий. А бывшая спартанская царица даже не могла ей возразить, ибо та была права.       Когда город пал и ахейцы, ворвавшись в Трою, крушили и жгли все вокруг, она ждала гибели. Не сомневалась, что Менелай не пощадит ее … и даже ждала этого, ждала окончания своих мучений. Но и в этот раз боги посмеялись над ней: когда ахейские воины окружили ее, крича: «Смерть предательнице!», когда сквозь их ряды прорвался Менелай, чьи глаза сверкали яростью, ничто не дрогнуло в ее лице, лишь внутри засел предательский страх, и она отчаянно молилась, чтобы все поскорее кончилось. И все кончилось: Менелай, взглянув в ее лицо, неожиданно опустил меч, и схватив жену за запястье, повлек за собой, крича, что Елена отныне – его военный трофей, его пленница, и всякий, кто посягнет на нее и ее жизнь, будет тотчас убит им, Менелаем. Помнится, тогда она рассмеялась, услышав это, и смеялась все время, пока он тащил ее за собой, пока вталкивал в свою палатку, бил по щекам, пытаясь привести в чувство – ею словно овладело безумие. За неудержимым смехом пришли неудержимые слезы, что текли пока он брал ее, закрепляя свою победу, и когда лежала она после, моля о смерти богов, слушая плач и крики несчастных троянцев … до сих пор их тени приходят к ней по ночам.       Аэды потом споют, что Афродита-Любовь сделала красоту Елены еще ослепительнее, и не смог убить ее Менелай: угасшие, было, чувства воспылали в нем при взгляде на Елену, и взял он ее с собою – как трофей, снова назвал женою и царицей спартанской.       Он, может, и выиграл от того, вот только в душе Елены год от года копится усталость. Устала улыбаться, когда хочется плакать, забыла, что, значит, радоваться, не верит больше ни богам, ни мужу, ни приближенным. И ни музыка, ни новые ткани, ни украшения, ни яства не могут развеять этой тоски.       За спиною царицы слышится шорох: то Менелай, пробудившись, завозился в постели.       – Елена! – зовет он хриплым со сна голосом.       – Я здесь, мой царь, – с сожалением покинув балкон, Елена направляется к супружескому ложу. Менелай, похоже, до сих пор опасается, что она однажды уйдет, как это уже случилось много лет назад. Но куда ей теперь идти?       – Иди ко мне! – царь жадно окидывает взглядом нагое тело супруги, безупречное даже теперь. – Ты исчезла, и я решил …       – Я дышала ночным воздухом, – женщина ложится на смятые простыни. – Здесь было душно, я не могла уснуть.       – Ты прелестна! – выдыхает Менелай, подминая под себя супругу. Утыкается лицом в спутанные локоны золотистых волос, вдыхает манящий запах жены, и миг спустя засыпает, даже во сне сжимая супругу в объятьях.       Елена пытается выбраться, но муж держит ее крепко, похрапывая и звонко сопя в ухо. Женщина грустно усмехается. Вот так всегда. Даже во сне Менелай не желает отпускать ее от себя.

26 – 27 октября 2022 г.