Конец света назначен на 03:13 AM по UST. Берегите себя и своих близких.
Когда камеры выключаются, а благодарности гостя за подарок иссякают, Стас между делом кидает: – Ребят, сегодня ночью конец света, но не загоняйтесь, плиз. Таким тоном он столько раз рассказывал о графике выхода видео, об организационных моментах тура или о монетизации на их канале, что Шаст на мгновенье даже ловится – это очередная формальность, которую не обязательно запоминать. Ну конец света и конец света. А ко скольки завтра-то приезжать? Съёмочная группа разбирает декорации и собирает неотвеченные вопросы, тоже не особо озадачиваясь этой информацией. Антон кидает взгляд на часы: почти полночь. «Этой ночью» – это уже через несколько часов что ли? Он окидывает взглядом ребят – Арсений в нетерпении постукивает носком по полу, Дима залип в телефоне, а Стас препирается с Серёжей: – Матвиенко, я знаю твои «на полчаса попозже», – продюсер выдыхает. – Ты тогда вообще к обеду приедешь. В районе пищевода собирается напряжение, и, чтобы немного сбросить его, Шаст вкидывает: – Так конец света же. Дима хмыкает, а Серёжа охотно кивает: – Вот именно, такое событие, я его собираюсь ночью встречать. Стас закатывает глаза: – Если будет конец света, можете вообще не приезжать, – и уходит вглубь локации. Силы, которые только несколько минут назад были на исходе, неожиданно возвращаются выбросом адреналина в кровь. Блядь, если реально конец света, то Антон к нему нихуя не готов. На кончиках пальцев концентрируется еле заметная дрожь, и он стучит по карманам штанов – пачка сигарет тут, а зажигалки нет. По дороге в раздевалку он старательно игнорирует нависающих над ним со всех сторон тени Всадников Апокалипсиса, которые еле помещаются в тесных коридорах павильонов. Он останавливается у кулера, чтобы налить воды (Арсений всё время говорит, что все проблемы от недостатка воды). Но пока в бутыли подпрыгивают пузырьки, ловит себя на мысли, что как-то глупо рассчитывать на то, что правильный водный баланс организма спасёт его от конца света. Тем более, что цунами… – Шаст. Он подпрыгивает от неожиданности, хотя определяет обладателя голоса по первой шипящей. Ему бы расслабить плечи, выдохнуть и повернуться к Арсу с улыбкой, но вместо этого он продолжает следить за тем, как вода льётся в пластиковый стаканчик, и не отпускает рычажок крана. Но мужчина не обращает на это внимание и продолжает: – Подкинь до отеля, а? Шаст краем сознания констатирует, что таких просьб он помнит всего несколько штук за дохуя лет их общения, но не задерживается на этом. Всё место в голове занимают два пульсирующих слова:КОНЕЦ СВЕТА
Антон кивает и, наконец, отпускает рычажок на кулере, делая несколько глотков. Попов не уходит, Шаст чувствует его взгляд на себе. – У тебя зажигалки нет? – он оборачивается назад и видит, как тот качает головой. Когда они входят в гримёрку, Дима спешно скидывает в рюкзак вещи, одновременно натягивая куртку, а Серёжа с остервенением трёт лицо салфеткой для снятия макияжа. – Лицо себе сотрёшь, – кидает ему Арсений. – Будешь облазить. Серёжа в ответ бурчит что-то неразборчивое, но его движения становятся чуть аккуратнее. – Шаст, если что, приезжай на выхах, Савина спрашивала, – кидает Дима перед тем, как выйти за дверь. – Ты тоже, – тыкает он на Арса. – А ты нет, – указывает он на Матвиенко. – Ты плохо на Тео влияешь. – Кто кроме дяди Серёжи его научит машину водить? – цокает мужчина. – В два года? Серьёзно? – закатывает глаза Позов. – Отпизди его, ладно? – кидает он Антону и выходит в коридор. Шаст начинает смывать макияж и ловит себя на том, что лицо зудит от слоёв косметики. Он старается быть аккуратнее, но чем явственнее он видит в зеркале перед собой неровности кожи и синяки под глазами, тем резче становятся его движения. Он кидает взгляд на Арса, который аккуратно обрабатывает кожу ватными дисками, и несколько секунд завороженно следит за плавностью его движений. – Да блядь, – фыркает Серёжа, и Шаст видит, что тот задел рукой какое-то средство, которое растекается по полу небольшой лужей. Пока Матвиенко пытается ликвидировать последствия, Антон снова обхлопывает себя по карманам – зажигалки в них всё так же нет. – Зажигалка? – кидает он Серёже, но тот только быстро мотает головой, занятый тем, чтобы полностью не измараться в средстве. Сегодня конец света, а они тратят время на то, чтобы стереть макияж. Мимо гримёрки проходят другие члены команды, и Шаст ловит лоскутки их разговоров: планы на завтра, планы на неделю, планы на отпуск. Откуда только берётся уверенность в этих планах? Шасту бы и в обычный день – не закосячить с планами на несколько часов, а сейчас… вроде как, вообще ничего не имеет смысла. – Ты всё? – вырывает его Арсений из раздумий. Он уже ждёт у двери. – Пару секунд, – кивает Шаст. Парень переодевается под ворчание Серёжи о том, что всё делается через жопу. У Антона нет причин с ним не соглашаться. И нет оснований предполагать, что и конец света не пойдёт аналогичным образом. Тени Всадников в коридоре становятся отчётливее и будто чуть ближе. Шаст натягивает на костяшки пальцев рукава худи, а голову укрывает под капюшоном – нет никаких доказательств того, что это плохая защита от конца света. На улице его с новой силой тянет курить, и он раздражённо выпускает воздух – до ближайшей доставки минимум километр. А если конец света в самом начале ночи? Будет обидно даже не покурить. Арсений идёт за ним к машине. Его движения не такие пружинистые как обычно, но всё равно спокойные. Новость о конце света будто вообще его не тронула. А Антона почему так разъёбывает? Шаст разблокирует машину и ныряет в тепло салона. Автомобиль встречает его мягким светом и лёгким успокаивающим запахом хвои. Арс садится на соседнее сидение и сразу включает радио. Парень заводит машину и медленно выводит машину с парковки. По мнению некоторых учёных, наиболее безболезненным конец света станет для жителей Северного Полушария, так как подавляющее большинство его жителей встретят его во сне… Шаста всего передёргивает, но он не позволяет дрожи уйти в пальцы, и не ведёт руль даже на сантиметр. Он кидает взгляд на Арсения – тот кивает в такт новостям, будто это музыка. – Думаешь, правда? – Антон кивает на динамик. Мужчина поворачивает к нему голову: – А это что-то меняет что ли? – тянет он. Вообще-то меняет всё. Но Шаст этого не говорит, а меняет тему: – Ты когда в Питер? Скоро не останется ни Питера, ни Москвы, но Антону важно услышать, что Арс не встретит конец света в поезде или самолёте. – В понедельник после съёмок, – кидает Арс, не акцентируя внимание на смене темы. – Тоже хочешь? Антон кидает на него короткий взгляд и возвращает на дорогу. На сетчатке отпечатывается образ мягко улыбающегося друга. – Сорри, у меня в планах конец света, – «отбивает» парень. Попов коротко хмыкает и опять утыкается в окно. Шаст не понимает, как можно быть таким спокойным, если впереди маячит конец всего. Он сворачивает с трассы на заправку под многообещающее сообщение диктора:Все граждане нашей страны уверены, что у верхушки чиновников есть план, который не разглашается в сугубо практических целях…
Гул автомобиля стихает на несколько децибел, но Шаст совсем глушит машину, чтобы и диктор заткнулся. Он верит тому, что есть план на девяносто девять процентов, а тому, что он сработает – на один. – Тебе что-то надо? – кидает он Арсу, перед тем как выйти из машины, но тот мотает головой. Снаружи ветер проходится по кудряшкам Антона, и он накидывает капюшон, чтобы не продуло уши. Как он услышит ржание коней Всадников, если отит начнётся? Девушка в магазине на заправке скучает. Она пробивает Шасту бензин и снова утыкается в телефон, пока тот рассматривает снеки. Интересно, успеют появиться тик-токи про конец света или он везде наступит одновременно? Про себя он уверен, что сегодня точно не уснёт. Минус одна возможность проигнорировать конец света. Но может есть другие варианты? Шаст вдруг утыкается взглядом в упаковку «Лейс» со сметаной и луком и не может от неё оторваться. Зачем он её рассматривает? То, что прячется в клетке за рёбрами, вдруг скребётся и просит выпустить наружу. Антон знает, что это «разрушит карьеру каждого из Импровизации, сломает его жизнь и жизни всех, кто его окружает». То, что внутри – неминуемый локальный конец света, но...А какая теперь разница?
Эта дурацкая синяя упаковка, которая играет бликами в искусственном свете, продолжает притягивать его взгляд.Какого чёрта, я должен это прятать?
Вопрос, который птичкой мечется по клетке, на дверцу которой Шаст каждый день вешает новый замок. Замки тихо звенят, ударяясь о прутья, и Антон вздрагивает, когда со дна клетки раздаётся скрежет. Всадники спустились с коней и своими когтями вырезают узоры на металле. Он не хочет умереть у этой закрытой двери. Одним движением он хватает упаковку «Лейс» и открывает клетку. Шаст осознанно идёт на это – выпустить то, что разорвёт его жизнь на части и позволит не заметить глобальный конец света. Его мысли закручиваются в вихре и щекочут мозжечок – когда они доберутся до сердца, а оттуда распространятся по всему телу – лишь вопрос времени. Антон берёт ещё одну упаковку лейс и газировку – то, что нужно, чтобы чуть облегчить «умирание». А, чёрт, чуть не забыл. – А зажигалка у вас есть? Девушка поднимает на него глаза и цокает: – На витрине всё выложено, я от вас ничего не спрятала. Но курить Антону уже хочется меньше. Ему до трясучки хочется – в машину к Арсу. Потому что Арс – главная и единственная составляющая его конца света. Шаст кидает взгляд на машину, как только выходит из магазина – тот залипает в телефон. Теперь его профиль уже не кажется таким привычным, как всего несколько минут назад. Он одновременно притягивает и отталкивает, разрывая внутренности. И в обычный день Шаст бы надел на клетку ещё один замок, но теперь она пустая, и все птички-чувства разрывают его сердце своими острыми клювиками. Его настолько кроет, что больно. Но он знает, как заглушить эту боль – впиться в чужие губы и кусать – кусать – кусать. – Прикинь, и тут огня нет, – кидает Антон, садясь в машину (его голос не дрожит – «100 очков Гриффиндору!»). – Зато вон чё есть, – он кидает на заднее сидение покупки. – Эм, – Арс теряется на секунду. – У тебя день самоуправления? Его кроет от интонаций – бывший замок № 273. Кроет от голоса – бывший замок № 43. Кроет от близости – бывший замок № 476. – У нас, – безапелляционно кидает Шаст и выезжает с парковки. Совершенно точно – это говорит не он, а желание разорвать Арсения на мелкие кусочки укусами, а потом бережливо собирать часть за частью. Быстрый трах – это то, что ему нужно. Это будет концентрированный коктейль под названием «Конец всему». «Ты знаешь Арсения, ты думаешь ему нужно от тебя что-то большее?» – язвит Стас на одной из тусовок в абсолютном неконсисте: «Он сбросит своё напряжение и уйдёт в закат». «Но если заката нет, то может всё-таки не уйдёт» – жалобно скулит внутри, но недостаточно громко, чтобы перебить рёв двигателя. – У меня планы на вечер, – холодно вкидывает мужчина. – Ну сейчас-то ночь, – мгновенно отбивает Шаст. Ему некогда задерживаться на возражениях Попова. Он видел, как тот на него смотрит. Он помнит каждый двусмысленный разговор или жест. У него на коже отпечатаны все места, которых Арс касался. – И куда мы… едем? – фыркает мужчина. – Куда и планировали, к тебе в отель. Он ебёт, где эта уверенность в моменты, когда кто-то также вторгается в его личное пространство. Или когда вкидывает несмешные шутки про Арса. Или когда пытается вытянуть из Шаста «да», потому что отказываться ему тяжко. Шаст набирает скорость и делает радио чуть громче.Наш репортаж будет идти всю ночь, поэтому оставайтесь с нами, чтобы услышать конец света в прямом эфире!
В ночных сумерках так приятно играть в «шашки». Он выныривает на полосу прямо перед машинами и кайфует от их гудков. У него вообще никаких сомнений в том, что он умрёт. И прямо сейчас он палит в своей голове все пути отступления. Горит металлическая клетка. Горят замки. Горят Всадники Аполкалипсиса, которые по неосторожности оказались рядом. И в каждом язычке пламени – имя Арсения. Он краем глаза видит, как тот поддёргивает ногой и закусывает губу – пытается переварить происходящее и найти объяснение. Вот только объяснения нет – они давно этого хотят. Почему не сегодня? Несмотря на пророчество Стаса – их быстрый трах не станет концом всего. Чем ближе они к отелю – тем отчётливее Шаст понимает это. Арс отряхнётся от случившегося и пойдёт дальше абсолютно «чистым». Эта ночь станет только его личным концом света. Он представляет, как набросится на Арсения, как только припаркуется. Как он искусает его нижнюю губу до крови и заставит его стонать от удовольствия. Когда навигатор уводит машину с трассы, и перед Шастом маячит здание отеля, он уже на семьдесят процентов состоит из адреналина и на тридцать из желания. Его руки мелко трясутся, а губы сохнут так, что начинают щипать. На парковке перед отелем столько свободных мест, а он всё равно делает два круга, прежде чем приткнуться. И в это время адреналин в крови пульсирует – пульсирует – пульсирует, с каждым кругом растекаясь по всем мышцам. А когда двигатель глохнет, и радио прекращает работать, тишина вдруг оседает на его коже тонкой и прочной плёнкой. Если её вскрыть – весь адреналин выльется наружу, а пока... он вдруг замирает прямо в центре происходящего. Сбоку сидит Арсений и тоже наблюдает. Он спокойно ждёт объяснений, вымотанный сегодняшними съёмками и долгой рабочей неделей. Этот отчаянный рывок из клетки, результатом которого должен стать быстрый перепихон, – самая очевидная вещь на фоне предстоящего конца света. Но при быстром взгляде на Попова эта очевидность вдруг блекнет на фоне их совместной усталости. А ещё на тлеющих останках прутьев и замков – он вдруг видит то, чего не замечал раньше. В тёмной машине перед ним вдруг снова вспыхивают все неоднозначные взгляды, разговоры, касания, но он вдруг видит их с другой стороны. Желание смазывается, и во всех них скользит тепло и нежность. Ему больше не хочется сгореть в их кульминации, ему хочется о них греться. Он не хочет умирать вместе с Арсением. Он хочет с ним жить. И вместе с этим пониманием он вдруг вздрагивает от серьёзного и спокойного голоса: – Антон, что происходит? Да, что происходит? Когда голос Арсения вспарывает тонкую плёнку на коже Шаста, вдруг оказывается, что под ней больше нет адреналина. Он на сто процентов состоит из одиночества перед грядущим концом света. И даже спалить себя в локальном конце света у него не получается. – Привёз тебя к отелю, как ты и просил, – просто кидает Шаст. И передумал с тобой трахаться. Антон не смотрит на мужчину, зная, что в его взгляде слишком много вопросов, на которые он ебёт, как отвечать. – Арс, правда, – он выдыхает. – Увидимся завтра, окей? Или увидимся никогда, если конец света всё-таки наступит. Он говорит эти слова лобовому стеклу, но никак не Попову. Потому что если он вдруг повернётся к нему, птички из клетки начнут рвать его внутренности в три раза быстрее. За грёбаным желанием всегда пряталось что-то большее. И это большее настолько отчаянно вгрызается в его шею, что ему с каждой секундой всё сложнее подавить судорожные вздохи. Уж лучше умереть от конца света, чем от холодного взгляда Арса после перепихона. Ебать он поэт, конечно. Он даже фыркает своей несмешной шутке, и по привычке поворачивается на Попова, чтобы поймать и его реакциию. Его сердце сбивается на половине удара, спотыкаясь об изучающий взгляд. – Я не хочу уходить, Шаст, – просто говорит Арс. Его скулы очерчивает подсветка отеля, а волосы сбились в беспорядке. Фраза звенит в воздухе, отскакивая от стёкол машины и осознания: он же сам попросил его подвезти. Но парень душит любую надежду в зародыше. Он кликает тени Всадников, но те не выглядывают из-за кресел машины, и даже далёкого ржания их коней не слышно. Зато Антон отчётливо слышит, как под ногами хрустят остатки клетки. И прятаться ему решительно негде. Всегда остаются стены из иронии и сарказма, которые спасуют в девяносто девяти случаях из ста, но Арс – тот самый сотый. Он с лёгкостью призрака проходит через эти стены. – Но завтра конец света, – констатирует Антон. Ему кажется, это всё должно объяснить, но это только запутывает. Всадник – клетка – зажигалка, – всё сливается в одну сложно-распутываемую головоломку. Прохождение таких Шаст всегда гуглит. Единственное, что он может – констатировать очевидное: – И поэтому мы тут. Это не способ узнать скрытый смысл или намерения. Это то – как ощущается момент. Они стоят на пороге того, от чего их предостерегало полсотни доброжелателей и полтора миллиона недоброжелателей. И Шаст понятия не имеет, куда относить Стаса. Арсений кивает. Стоит им выйти из этой машины и их захлестнёт реальность. А сейчас – они будто укрыты от всего мира, который скоро исчезнет под чередой взрывов, цунами и землетрясений. «Здесь безопасно и нет места боли», – вот, что Шаст читает в глазах напротив. И в тепле этих глаз плавятся все защитные механизмы, которые он бережно возводил винтик за винтиком на протяжении многих лет. Он кидает в пепелище все пьяные аргументы Стаса; все свои опасения, построенные на сучьих выпадах Арса, и страх боли, если вдруг ничего не получится. На пороге последнего дня он отчаянно хватается за жизнь, которая могла бы обогревать его каждый вечер своей реальностью, и улыбается Арсу. – Знаешь почему конец света? – неожиданно вкидывает мужчина. Антон мотает головой и пододвигается чуть ближе. Мягкость интонаций, движений и взгляда Арса никогда так очевидно не вели к единственному правильному исходу. – М-м-м? – чуть опускает голову Шаст, задевая чужой нос. Парень закрывает глаза, и чувствует, как его щёк легко касаются ресницы, на которые он столько раз залипал. – Потому что зажигалки везде закончились, – Попов цепляет его подбородок своим дыханием. Антон оставляет тихий смешок прямо на губах Арса и возводит вокруг них барьеры, за которые не сможет проникнуть ни один конец света.Глобальный конец света перенесён на неопределённый срок, просим оставаться на связи, чтобы быть в курсе актуальной информации. Относительно региональных и местных концов света информации не имеется.