***
Тот субботний вечер смог стать чем-то на редкость особенным, дал новую почву для размышлений, но как раз-таки поэтому нёс за собой не только хорошее. Киллуа не в силах отпустить мысль, что с тех самых пор, а может ещё и раньше, чувствовал себя странно. Чертовски непривычно. Проклятая и вроде традиционно беспричинная тревога не уходила весь вечер, но в какие-то моменты ощущалась, осмелюсь сказать, приятно. В какой-то степени. Или же мозг просто ищет хорошее там, где им и не пахнет, чтобы не свести обладателя с ума. Главное, что не произошло помутнение рассудка, а со всем остальным ему ещё предстоит разобраться. Попав домой ближе к десяти часам можно было ощутить многие вещи куда острее. За столь длительное пребывание вне дома он, естественно, получил, но можно было с уверенностью сказать, что это того стоило. Случайные (или не очень) касания рукой, бьющие током, нелепые разговоры в темной кухне, бьющееся сердце и запах ночи. Запах чего-то нового и одновременно с тем старого. По-сравнению с этим многое казалось пустяковым и не не несущим смысла, ради этого можно было перетерпеть многое, хоть Киллуа обычно и выбирал скучную стабильность (которая на самом деле была безнадёжной рутиной), создающую иллюзию безопасности. Эмма — вообще отдельный разговор. Во всё происходящее до сих пор тяжело поверить полностью. Как иронично, что люди, за короткую и ничем особо не примечательную жизнь ставшие для него особенными, оказались близкими родственниками. Даже если одну из них он до того дня не особо-то и помнил. А чуть ранее вообще считал нездоровой выдумкой. Может уже и утекло немало времени с их дружбы, но она что тогда, что сейчас казалась невероятно надежной и приятной. Тяжело, наверное, было не потерять с возрастом свою редкостную непосредственность. В тот вечер они так и не поговорили. «Целая жизнь впереди» Безусловно, это всё очень трогательно, но.. Гон. Чувства, которые он вызывал были немного.. Не внушающими доверия, по-другому не назвать. Чьего доверия? Самого Киллуа. К кому? К себе. Он сомневался в их подлинности как никогда и ни в чем. Нет, действительно, ошибиться во многих других вещах не значило поиметь особо плачевные последствия, в отличие от того, что нужно было решить для себя сейчас. На кону стоял давно утерянный эмоциональный баланс и доверие своему сознанию. Как бы там ни было, Золдик сразу знал, что это такое и с чем его едят. С самой первой их встречи. И задолго до неё. Но с каждым разом, с каждой встречей и мимолётным взглядом его одолевали сомнения. Казалось бы: всё лежит на поверхности, чего тут думать? И раньше он чувствовал что-то подобное, но в .. другом ключе? Впервые — в двенадцать лет в мужской раздевалке. Было неожиданно и ужасно. Ужасно почувствовать это совершенно не там, где следовало бы, понять, что тебе не повезло, и эту жизнь ты явно не в лотерее выиграл. Ужасно было встать на путь ежедневной борьбы с отвращением к себе. Потом по-другому, но на подобие, в тринадцать. На уроке литературы. За четвёртой партой второго ряда, пристально глядя на своего чересчур красивого одноклассника, спавшего на уроке, подперев щеку рукой. Вглядываясь в его черты лица, находя длинные пальцы изящными, чувствуя что-то, выходящее за рамки эстетического восхищения кем-то внешне понравившимся тебе. В следующий раз, немного времени спустя, с тем же самым одноклассником, но в школьной поездке, вынужденно сидя рядом. Слишком рядом — маленький автобус как нарочно оказался забитым учениками, приходилось выходить из ситуации разными методами. Это повторялась раз за разом, но в какой-то момент успешно пошло на спад. Года полтора назад. Киллуа перестал замечать за собой столь сомнительные реакции на совершенно обычные ситуации. Если подумать, они практически не общались. Тот мальчик, как и многие другие, не питал к Киллуа особо позитивных чувств, позволяя себе только спросить домашнее задание. А затем и вовсе перешёл в другой класс, и Золдик перестал видеть его достаточно часто, чтобы подсознательно выделять на фоне остальных. В последний год у него вообще откровенно мало что вызывает эмоции, чего уж там. Особенно позитивные, что сам Золдик прекрасно понимал, понимая так же причину снижения и без того невеликой тяги к активной жизнедеятельности. А затем и последствия. Но даже так сделать ничего не удавалось. Но теперь оно вернулось. И имя этому — гомосексуальность. Страшное слово, не так ли? В самый неподходящий момент, когда «стоило бы подумать о чём-то другом». Нет, действительно. Например о том, что он до сих пор не выбрал профессию, даже род деятельности. Что-то тут не сходилось. Естественно, признать такое за собой ох как непросто, тем более в нынешних реалиях своего места проживания. Всё бы ничего — всем нам нужно время на принятие. Но хоть какая-то конечная точка же должна существовать! Это продолжается три года, и за эти три года Киллуа так и не пришёл к чему-то утвердительному. И чаша весов ни капли не сдвинулась ни в одну из сторон. И в ближайшее время, казалось, не сдвинется. Даже после осознания некоторых вещей, слушая оскорбления в сторону представителей ЛГБТ-сообщества Золдик ни разу не принимал это на свой счёт, не ассоциировал себя с этими людьми. Он всего лишь недовольно закатывал глаза(насколько это возможно, будучи никак к оскорбленной группе не причастным), за пару лет успев выучить наизусть каждую вариацию их негативных высказываний на этот счёт, но не ощущал, что его это касается напрямую. Уже даже не расстраивался, а плевать на это всё хотел — мнение большинства так просто не изменить, и со временем это доходит как нельзя лучше. Так если исправить ничего нельзя, почему бы просто не расслабиться? В какой-то момент и правда начал расслабляться. А когда родители из года в год на каждый горячо ненавистный семейный праздник представляли(и представляют до сих пор) его непременно загнанное в угодные им рамки «счастливое будущее» с нелюбимой женой и тремя детьми, так вообще уже ничего не хотелось. В глазах Киллуа брак и взрослая семейная жизнь были какой-то вынужденной мерой, которая приносит всем в это вовлечённым только несчастье. Особенно когда вам за сорок. Когда вы всё время ссоритесь, ненавидите друг-друга, живете вместе ради детей, чужого мнения и ещё непонятно чего. Возможно, для них развод всё ещё является чём-то позорным, а-ля «не смогли сохранить семью», будто жизни вне брака не существует и дальше ничего хорошего уже не светит. Семейные ценности — это, конечно, хорошо, но разве это то, что необходимо всем вне зависимости от их желания? Неужели любовь заканчивается так быстро? Или виной всему предрассудки, наносящие только вред? Хочется, конечно, верить во второй вариант, ведь от предрассудков можно избавиться, а против природы не пойдёшь. Брак его родителей был необратимой ошибкой — вы возненавидели друг-друга, жизнь уже потрачена, вам под пятьдесят, дети тоже немаленькие. И ничего из этого не вернуть. Нельзя повернуть время вспять, выбрать карьеру, свободу, своё личное счастье и более ответственно подойти к выбору партнёра. Интересно, признают ли они это сами в моменты нормальных взаимоотношений? И даже в моменты ненормальных. Наверное, сложно нести на себе бремя прошедшей молодости, хоть на ней свет клином и не сошёлся. Многое прожитое вызывает печаль. Вот так бы Киллуа и жил, периодически возвращаясь к своим безрезультатным рассуждениям, но появился Гон. Тогда, в коридоре, он не казался кем-то особенным, и уж точно не выглядел как человек, который в будущем принесёт столько проблем. Особенным он и не был. Мальчик, средний по всем параметрам, любящий разговоры ни о чем, зелёный цвет и быть в центре внимания. И за это его нельзя осуждать. Гон — всего лишь тот, кто определенным образом выражает своё небезразличие к Золдику, уделяет ему внимание, обнимает его, улыбается, бессмысленно берет за руку, хотя мог бы просто позвать пойти за собой. Тот, кто стал важным, и очевидно почему. Влюблён, получается? Но это всё было таким пустым. У тебя недостаток внимания, нездоровое социальное поведение и ещё целый букет. Естественно ты привязался к первому попавшемуся. Привязался, и путаешь это с влюблённостью. Не торопись там с выводами — на пользу это точно не пойдёт. Слишком мелко было влюбиться таким образом. Слишком предсказуемо и не достойно всеобщего внимания. Но имет ли это значение? «Ладно, пройдёт. Чего уж там.» — думал Киллуа, кладя в рот конфету, в которой как обычно надеялся найти дофамин на весь оставшийся день, ведь иначе не сможет заставить себя выполнить и базовых действий. Стоило ли надеяться на взаимность? Едва ли. В любом случае — Киллуа никогда не признается в чём-то подобном первым, даже под дулом пистолета. А вдруг я это придумал? Внушил? Вдруг я хочу внимания? Да, я его хочу чересчур сильно. Но чьего внимания, если я никогда не говорил об этом, и не собираюсь говорить? Отличаться от остальных, выделяться из толпы? Вдруг это лишь способ протестовать столь ненавистному консервативному окружению? В мире так много людей, с которыми это могло и впрямь происходить, но произошло именно со мной? Маловероятно. Приходилось частенько слышать от консерваторов что-то вроде «сейчас мода пошла на вот этих гомосеков», и в такие моменты хотелось верить, что это не более чем способ утешить самих себя от мыслей об этом «загнивающем обществе». А вообще, даже если так, разве это настолько плохо? Пока подростки остаются подростками, они и должны искать себя. Безусловно, забавы ради приписывать себе «нетрадиционную» сексуальную ориентацию(если ей и не пахнет) — глупо и совершенно не весело, но что если это было сказано сквозь месяцы и годы самокопания и ненависти к себе? Разве можно судить, кто имеет право открыто себя позиционировать, а кто нет? «А если я это перерасту.. Пойму, что это был лишь период.» Киллуа и хотел, и не хотел этого одновременно. Хотел по очевидным причинам: многое даётся куда проще, когда ты гетеросексуальный мужчина. Но если он на самом деле им окажется, все эти годы будут обесценены в миг. Все его переживания, мысли, сомнения, всё, с чем он столкнулся, сгинет в миг. Забудется, как страшный сон. А потом он, уже нормальный, взрослый, независимый человек, с улыбкой на лице скажет своей нормальной, взрослой, независимой девушке что-то вроде: «представляешь, я около семи лет считал себя геем». И тут же отпустит эти годы, как что-то нереальное. И неизвестно, что она подумает, что почувствует, не начнёт ли в чем-либо сомневаться. Но если он это действительно чувствует, разве оно может быть самовнушением? Как же тяжело жить.***
Этот понедельник выдался не на редкость паршивым. Киллуа в очередной раз не спал всю ночь, и только под утро удалось задремать. В последнее время даже сон совсем плох. Он, всегда поздно ложащийся и встающий, естественно, не услышал режущий уши звон будильника, а проснулся чисто случайно от какого-то грохота: Каллуто что-то спозаранку уронил на кухне. Этот мелкий гадёныш опять остаётся дома. «Что же тебе, блять, не спится?» — первая мысль у только пробудившегося Киллуа была такая. Нет, буквально. Лицезреть такую несправедливость в чистом её обличии просто невыносимо. А потом он вспомнил, что сегодня не воскресенье, и неплохо было бы взглянуть на время. 7:45. 7:45?!? Уроки начинаются меньше чем через час. Не на шутку встревоженный этим фактом, Золдик сию же секунду подскочил с кровати, в полусонном состоянии надеясь благополучно дойти до ванной без физических повреждений. Ментальных не избежать, с таким то режимом сна, какой кошмар! Ему нужно минут пятнадцать, чтобы полностью прийти в себя, и утренняя спешка, к сожалению, от этого не освобождает. В школу он всё же опоздал. На минуту. Опоздание на урок — это то, чего Киллуа неоправданно сильно боялся. Даже если это всего одна минута. По факту, ничего особенного в этом не было, он и сам пару раз опаздывал (менее чем на три минуты, но всё равно!). Но у него, благо, репутация была хорошая, поэтому опоздание даже на длительное время запросто сошло бы с рук. Килл прекрасно это понимал, но всё равно не позволял себе опаздывать. Но первый урок алгебра.. Единственное место, где его недолюбливают. Он, не мешкая, постучал три раза в дверь, не дождавшись разрешения открыл её и высунулся к классу. Все в один миг устремили на него свои пронзительные взоры. О нет.. Не надо.. —Здравствуйте, извините за.. — стараясь не смотреть на одноклассников, пробормотал он, но был прерван на полуслове. —Заходи, Золдик. —и на этом спасибо, хоть не пришлось два дня прощение вымаливать. Киллуа так и поступил. Зашёл. И, надеясь не споткнуться, как это обычно бывает, направился к своей второй парте, к Гону, который его уже не ждал. Он вновь расплылся в приветственной улыбке. Даже не сел ни с кем другим, на минуточку!!! Хотя, Фрикса тоже не очень тут любят из-за их крайне любопытного общения. Точнее, не то чтобы не любят, скорее не обращают внимания. Он бы обязательно смог влиться в коллектив, но намеренно не сделал этого. Интересно, с чего это вдруг коммуникабельный новенький проявляет такой интерес к парню, который ни с кем никогда близко не общался? Видимо, Гона не особо волновало мнение о нём остальных одноклассников. И Золдик больше всего хотел уметь так же. —А я думал, что тебя не будет! Обычно всегда рано приходишь, а сейчас позиции сдал. —не «привет», не «здрасьте». У них уже было заведено не здороваться. —Ты помнишь, чтобы я хоть раз за всё это время пропускал школу? — неспеша(несмотря на то, что урок уже начался) усаживаясь рядом и доставая свои учебники из рюкзака, спросил Киллуа. Вопреки всему, он уже не мог воспринимать Гона так, как воспринимал его сначала. Да и сначала воспринимал его не то чтобы нормально. —Нет.. —пробормотал Фрикс, мысленно ему сочувствуя. Он мог остаться дома при одном только желании(только не слишком часто), но выбирал ходить в школу, ведь «дома скучно». И Килл бы никогда этого не понял. Ах, как же хочется проспать всю жизнь, чтобы никого и никогда не видеть. —Вот и всё. —утвердительно ответил он, надеясь закончить диалог и не начинать его до конца урока. Настроение с самого утра паршивое, ещё и на алгебре непременно подпортится, как только к доске позовут. Но Гон, кажется, считал по-другому: —А ты, что-ли, никогда не болеешь? Ох, больная тема! Совершенно не поддерживать здоровый образ жизни (не считая отказа от вредных привычек), не заниматься спортом, спать в переизбытке, есть одни конфеты, ведь аппетит пропадает подозрительно часто, не выходить из дома, и при этом не болеть простудными заболеваниями. Этот мир так жесток. —Как назло. Если и болею, то редко и совсем слегка. —И как такому как ты это удаётся.. —Такому как я? —Обиженно переспросил Золдик, ожидая услышать что-то вроде «ну ты тако-ой ленивый, ничем не занимаешься целыми днями». Но Гон, благо, додумался выразиться более щадящим образом: —Ну.. Неактивному? Даже слишком. —А-а, ну да. Это меня убивает. —Зевнул Килл, прикрывая рот рукой и кладя ватную с утра голову на парту. —Тебя всё подряд убивает. — Вбросил Гон, чисто для того, чтобы последнее слово осталось за ним, и тоже прилёг на свой край парты. —Фрикс, к доске! Надеюсь, ты с таким же интересом озвучишь нам решение уравнения, с каким рассказываешь что-то соседу. — прикрикнул строгий голос, и, вообще, так ему и надо. Туда этого болтуна, от учебы отвлекает! Надо же. Класс обернулся на них, одаривая короткими смешками. Гон скривил комично недовольную физиономию и нехотя поплелся отвечать. Можно было сказать «я не знаю, ставьте два» , но это уже совсем для лентяев. Всё равно плохую оценку получать, а там и время потянуть можно, и хотя бы на слабенькую троечку выйти. —Гон, учебник! —шепнул ему вслед Золдик, протягивая злосчастную алгебру девятого класса. Гон благодарно кивнул головой (свой учебник он оставил дома) и развернулся обратно. Несколько секунд он молча стоял у доски, непонятно чего ожидая. —Ну, я жду. — преподавательница сложила руки на груди, в полной мере демонстрируя всё своё ожидание. —Аа.. а что надо делать? —Ну конечно, вести бессмысленные разговоры на уроке алгебры всяко интереснее, чем вникать в работу. Вы чем вообще думаете, в конце года все будут сдавать обязательный экзамен! —Недовольно глаголила женщина, с каждым словом повышая тон и увлекаясь любимым делом всё больше.—Триста сорок девятый номер, второй пример. —Сдалась она, понимая, что особо никто из класса в работу тоже не вникал. Фрикс медленно начал переписывать условие, специально растягивая время. —Ну, что тут нужно сделать? Может, какие-то преобразования? Дальнейшие пятнадцать минут как рукой сняло. Спасибо, Гон. Учительница активно пыталась что-то до него донести, но получалось не сильно. Наконец, решив уравнение за него, она важно присела за свой учительский стол и безнадёжно покачала головой: —Ладно, Фрикс. Ты новенький, поэтому подарю тебе три. Вот сколько я уже в школе работаю — прилежные ученики ни разу не переходили. Только одни бездельники! — это замечание, кажется, было совершено ни к чему. Но всех всё устраивало: лучше пусть на уроках рассказывает крайне интересные истории из своего богатого жизненного опыта, чем ставит двойки. Гон совершенно никак на её слова не реагировал, лишь смотрел с абсолютной пустотой во взгляде. Сразу видно — ему всё равно. Наверное, преподавательница ожидала от него каких-либо благодарностей за натянутую оценку, но он об этом даже не подумал. Не из невоспитанности(или каких-то ещё негативных чувств и побуждений), а действительно не подумал. Просто забрал учебник и направился обратно к соседу. Золдику такое было незнакомо. Каждую секунду следить за тем, чтобы не казаться невоспитанным или бестактным, знаете-ли, было паршиво. Гон, предварительно придвинувшись ближе, положил голову на парту лицом к Киллуа. Расстояние между их носами было чересчур маленьким, даже неуместным. Бесстыжий он, всë-таки. Даже не постеснялся. Никогда ведь не пожалеет об этом, какими бы последствия ни были, сволочь. И гадай теперь, зачем он это сделал. Снова. Они не касались друг-друга, но и этого хватало по горло, чтобы в животе что-то перевернулось наизнанку к чертям собачьим. Нет-нет-нет. Бред да и только. Килл, к превеликому сожалению, почувствовал, как его лицо медленно розовеет. Ему никогда не нужно было особого повода, чтобы залиться краской, а сейчас и тем более. Гон мягко улыбнулся, и Киллуа всем сердцем хотел надеятся, что тот ничего особенного не замечает. Хотя, тот кто ищет — всегда найдёт. Он мог бы спросить: «что ты делаешь?», что являлось абсолютно логичным для двух гетеросексуальных парней, состоящих в дружеских отношениях(ну тут уж как у кого границы расставлены, это всё ещё может входить в рамки дружбы), но ему эта дрянь нравилась. Золдик уже привык пытаться найти в этих глазах что-то особенное, но сейчас просто смотрел в них, выискивая в зрачках свой силуэт. В этот момент он не был способен рационально думать о чём-то, тревога и чувство, непрерывно с ней мешающееся до такой степени, что различить невозможно, заполонили его голову и заключили здравый рассудок в клетку. А ключ от неё у Гона в руках. Ему нравилась эта затуманенная бессмыслица, нравилось то, чем она была вызвана. Сейчас он просто молча смотрел, смотрел и не думал о причинах и последствиях. Этим Килл займётся позже. И скорее всего, пожалеет, что не оттолкнул Гона. Но какая сейчас разница? Странно, но у Золдика и в мыслях не было, что их такое положение может вызвать у кого-то вопросы. А у Фрикса и тем более — клал он на ваши вопросы, имейте ввиду. Киллуа решил, что ещё пару мгновений, и он раствориться от таких контактов. На сегодня хватит. Он осторожно приподнял голову, надеясь, что на щеке не осталось отметины от стола и возвращаясь в подобающую ученику позу. А Гон его примеру следовать не спешил. Самое время вздремнуть. Благо, учительнице всё равно.***
Уроки пролетели довольно быстро, со исключением того факта, что до слипающихся глаз хотелось спать. Ещё и голова время от времени кружилась. Но это уже вошло в привычку. Как и сидеть на лавочке на физкультуре — учителя давно смирились, что заставить его не смогут. Не в состоянии он заниматься физическими активностями. Иногда куда больше хотелось прогулять физкультуру, чем ту же физику. Там хотя бы сидят, а не носятся по всему спортзалу до посинения. Ещё и эти нормативы поганые, придуманные неизвестно для кого.. И вот, после седьмого урока Киллуа с Гоном направились в актовый зал, где их ждал Курапика. Но Леорио, единственный знающий, как работает доисторическая техника в актовом зале, к ним не торопился. Нет, серьёзно, её будто даже включить без образования айтишника невозможно. Паладинайт, кстати, будущий врач, но какая разница! Всё одно. Курута сказал, что он сейчас занят куда более важными вещами, например пересдачей зачёта по химии. Но продлится это, скорее всего, недолго, поэтому стоит подождать. Гону это не очень понравилось: «Почему мы не можем сделать это завтра? Ну и что, что времени и так мало осталось? У нас своих дел нет, что-ли? Я на тренировки опоздаю! Мне ваши мероприятия нигде не нужны, просто подводить не хочу» Не получив ответа на свои недовольные возгласы, он устроился на скамейку рядом с Киллуа и лениво вытянул ноги. Затем демонстративно зевнул, с каверзной улыбкой положил голову ему на плечо и закрыл глаза, словно приготовившись ко сну. Он, в свою очередь, вздрогнул так, будто его током ударили. Когда же это всё закончится.. Курапика, стоящий чуть поодаль многозначительно взглянул на Киллуа, непонимающе вскинув брови. У него в голове сейчас явно складывался один сомнительного содержания пазл. Золдик же притуплённо втыкал в пол, не зная, как стоит на это реагировать, и его поведение однозначно всё усугубляло. Его совесть уже нечиста. А Гон всё не забывал про свою излюбленную манеру всех удивлять и решил немного разрядить обстановку: —Курапика, а вам с Леорио нравится прогуливать уроки? —Что? — Курута слишком смешно удивился, заставив Киллуа прийти в себя. —Ну вы же часто это делаете по всяким там делам.. —Гон невинно почесал затылок, будто спрашивал это на серьёзных щах. Золдик усмехнулся, стоило ему осознать, насколько же Гон не фильтрует речь. Курапика безнадёжно покачал головой, решив ответить на этот вопрос без доли сарказма, чтобы у одного бессовестного сопляка заговорила совесть. Пусть знает, с кем разговаривает! —Когда как. Иногда надоедает. —после этих слов наступила нудная пауза —А ты бы тоже хотел? —Не знаю-ю.. —Гон задумчиво посмотрел в потолок, только сейчас серьёзно задумавшись над этим. Но Курута решил втянуть в этот разговор ещё одного находящегося в этом зале: —А ты, Киллуа? —Гон только сейчас поднял с его плеча голову и заинтересовано заглянул в глаза. Он нарочно вёл себя моментами инфантильно, это и надоедало(хоть и сильно была заметна наигранность такого поведения), и в то же время на подсознательном заставляло чувствовать себя смелее, ведь «такой непосредственный человек разве может желать зла?». Конечно, может. Но моментами становилось ясно, что Гон понимает больше, чем может показаться на первый взгляд, и его действия имеют какой-то конкретный мотив. —Я лучше умру. —коротко бросил Киллуа, но всё же решил подумать над этим —Ну, это, конечно, важная работа. Сама мысль о том, что её выполняешь ты, а не кто-то другой, наверное, очень приятная. Но в то же время это так утомляет. —Ну да, так и есть. Но не так уж это и утомляет, мы вполне справляемся. Помимо нас ведь есть и другие ответственные за это, всё не лежит только на наших плечах. —Ответил Курапика, радуясь, что устаёт не настолько быстро. —Ладно, я сейчас приду. Разговор слишком быстро стал скучным! —Вскочил Гон, и, собираясь выйти, демонстративно помахал рукой им вслед. Он ушёл. В зале вмиг стало тихо, что наглядно показывает, насколько Фрикс суетливый. Но звон в ушах остался. По этой причине Золдик полную тишину тоже не любил. Всё же, было слишком тихо. Ещё чуть-чуть, и можно было услышать стук собственного сердца. Тут что, грёбанная звукоизоляция? Да нет, просто помещение большое. Курапика, до этого стоящий на месте, присел рядом с Киллом. —Киллуа, почему ты сегодня такой.. Не знаю, какой. —Звучало слишком серьёзно, будто он сейчас на экзамене и обязан отвечать. Чтобы звучать дружелюбнее, Курута добавил: —Влюбился, что-ли? У Золдика сразу же расширились глаза, а тревога начала потихоньку возвращаться на свою давно забронированную позицию. —А.. С чего ты взял? — И только задав этот вопрос, ему в голову пришла мысль, что то была шутка. Улыбка с лица Курапики пропала. —А? Киллуа, это шутка. Но ты и впрямь сегодня рассеяннее обычного. Неужели..? —Последнее предложение звучало лишь как простой интерес, если даже не подкол, не подразумевающий никакого серьёзного ответа. Но Золдику было не до шуток. Он снова посмотрел вниз, думая, что и сам не знает. Ничего уже не знает. Что правильно, а что нет. Сказать? Почему всё так? —Это Гон? —Хрипло выдохнул Курапика. Такой непривычный тон заставлял чувствовать себя ещё более загнанным в угол. Вот сейчас он явно был серьёзен. Нет. Говорить такое опасно. Тем более человеку, с которым вы даже не приятели, а всего лишь связаны «деловыми» отношениями, которые через полторы недели будут разорваны навсегда. —Нет, нет.. Ты что?! Я никогда бы.. —Звучало на удивление категорично и правдоподобно, Килл был доволен. Ну ещё бы! Задать такой вопрос.. —Понятно. Тогда извини. Чего это я, правда.. —Усмехнулся Курута, уже перебрав в голове все что только можно, решив, что его догадки были ошибочными. Не стоит так полагаться на свою мнимую «эмпатию». —Но в любом случае, не переживай, я не ради насмешки это спросил, и не стал бы как-либо осуждать.. — Несмотря на девяносто пять тезисов против искренности в таких ситуациях, Курапика выглядел очень дружелюбным и надежным, и тем более очень нужно было сейчас с кем-то этим поделиться.. Нет, нельзя. Что он подумает? Какой-то сопляк, ничего особо не понимая, практически называет себя геем? А вдруг он кому-то расскажет? А вдруг он тоже считает, что это просто надо перерасти? —Да. Курута ошеломленно прикрыл рот рукой, подбирая нужные слова. Честно, он был больше удивлён, когда Киллуа опроверг его догадки, но что-то сказать в такой ситуации довольно сложно. Тем более, когда впервые с этим сталкиваешься. —Я.. —А как ты понял? Неужели настолько заметно? —С привычной тревогой в голосе спросил Киллуа, выделяя слово «настолько» и рассыпаясь на мелкие частицы от одной мысли о том, что ЭТО видят все вокруг. —Нет, ты только не бойся! —Курута слегка вытянул руку вперёд, как бы прося остановиться. —Всё в пределах нормы, но я просто подумал, что это логично, учитывая твою ситуацию. Ты так порозовел, когда он положил голову тебе на плечо. И в лице так переменился.. —Ты думаешь, он заметил? Понял всё? Такое уже не в первый раз..—поникшим тоном продолжал он, будто не слушая ничего, кроме тревожных мыслей в своей голове. Но в самом деле каждое слово отпечатывалось в его восприятии жирным шрифтом. —Я не знаю. Но я смею предположить, что такими.. действиями.. он хочет вызвать у тебя какие-либо эмоции. —продолжал Курапика, понимая, что ничего с этими его навязчивыми мыслями сделать не сможет. —Не смею больше делать поспешных выводов, делай, как знаешь! —Хотя и это было некстати, учитывая, КОМУ он сейчас предлагает «слушать своё сердце». Но другие слова в голову просто не приходили. Легко говорить «делай, как знаешь». А если я не знаю? Я не знаю, чего хочу, даже примерно не представляю, как стоит поступать в подобных ситуациях. Но разговор нужно было заканчивать, думать об этом слишком долго равнялось медленному самоубийству. —Ладно.. Спасибо.. Ты же.. —Никому не скажу. Обещаю. —Печально улыбнулся Курапика.***
—Киллуа, я бы позвал тебя на свой матч, но нельзя никого приглашать! Трибуны и так все заняты будут. —Да я всё равно ничего в волейболе не понимаю. Как и в любом другом спорте. —Отмахнулся Золдик, искренне не желая ходить на какие-либо матчи. Даже если бы Гон играл в государственной сборной. Ему хватает и младшего брата с футболом головного мозга, а волейбол ничем не лучше (но от него, вроде, пока что не тошнит, хотя это лишь вопрос времени). —Ну и что!!! Совсем не хочешь посмотреть, как я хорошо играю? —Обиженно спросил Фрикс, несмотря на то, что от этого всё равно ничего не изменится. —Не очень.. Будь ты, например, художником, я бы с удовольствием пришёл на выставку. —Уф.. А ты всё со своими этими..