Наш автобус

— А это… случайно… не наш автобус? — внезапно посреди гулкой тишины, сопровождаемой лишь громким пением приморских птиц, стрекотом цикад и шумом колыхавшейся от ветра растительности, раздаётся робкий мальчишеский голос, робкий в основном из-за тяжёлой отдышки и некоторого внезапного недоумения, с которым его обладатель глянул вслед транспорту, так прозаично проехавшему мимо. Его спутник, шагавший не более энергично и выглядевший уже не так бодро, невзирая на своё происхождение, чуть сбавив шаг с озадаченным недоумением, тоже смотрит вслед автобусу, немного щурясь. — Солнечные блики очень ограничивают моё поле зрения, позволь мне присмотреться, — бегло мямлит спутник своим шепелявым голосом, в это же время щурясь ещё сильнее и приставляя ладонь к лицу, чтобы красноватые лучи солнца, уже провисавшего над горизонтом морской глади, не мешали обзору. Но достаточно лишь одной секунды, чтобы тот удивлённо ахнул и аккуратно пихнул компаньона в плечо, — святая триангуляция! Действительно наш… п-побежа… ох! — он не успевает договорить и сообщить очевидное, как реакция юноши не требует себя ожидать — и тот хватает его за запястье, вынуждая снова сорваться на бег, напрочь игнорируя красно-оранжевое солнце, продолжавшее выжигать глаза, розоватый горизонт, живой цвет которого так игриво переливался на многочисленных морских волнах, шероховатую и почти непригодную для пешего перехода обочину, идти по которой всё равно становилось всё труднее и труднее, и длинные серо-бордовые тени, которые невольно следовали за отыгравшими своё за сегодняшний день влюблёнными. Раздаются громкие частые шаги, отдавашие преимущественно тяжёлым металлическим звоном, немного шипящий звук открытия двери старенького автобуса и скрип его ослабших ступенек, ознаменовавших то, что двое путников благополучно забрались на последнюю оправданную надежду добраться домой не поздней ночью. Им было достаточно нескольких секунд, чтобы без каких-либо слов занять приглянувшиеся места — а в этом можно было разгуляться, так как автобус оказался практически пуст, за исключением нескольких незнакомых пассажиров — уже без какой-либо спешки устроиться поудобнее, выдохнуть спокойно — и только после этого будничного ритуала, словно водитель действительно ожидал, когда двое бойцов расположатся, двери захлопываются и автобус вновь начинает своё движение. — Наконец-то! — чересчур громко выдыхает Леон, с очень сильным восторгом прижимаясь к жёсткой, но уже такой привычной спинке сидения, запрокидывая голову и быстро поправляя мешавшиеся волосы с лицом неподдельного удовольствия. Карл хорошо чувствует, как парнишка расслабляет мышцы, сопровождая это ещё несколькими вздохами, но руку сидевшего совсем близко робота по-прежнему не отпускал. Геолога немного забавляла эта сцена, но, на собственное же удивление — прямо сейчас полностью разделял состояние юноши, поэтому, недолго прожигая взглядом улыбку наслаждения, приплюснутый носик, часто моргающие глаза и влажный от пота лоб с всё равно немного выбивавшимися слипшимися рыжими прядями, со слабой улыбкой покрепче сжимает загорелую ладонь и следует примеру своего спутника, с удовлетворённым стоном откидываясь назад. Раздаётся рокот двигателя — и бойцов в сию секунду начало немного укачивать, невзирая на ровную дорогу, по которой прямо сейчас простирался их путь — но это вовсе не имело значения, уж слишком уставшими они были. Немного отдышавшись, хамелеон всё-таки немного опускает взгляд и со звонким смешком, хоть и по-прежнему очень устало, снова подаёт свой голос, произнося назойливую правду, — Эти два часа были ужасными… я никогда так не ненавидел ходить пешком. — Я и вправду слышу это от человека, который презирает транспортные средства и иногда предпочитает сутками пропадать в лесу? — незамедлительно отвечает Карл, сначала лениво прижимаясь своим плечом к плечу возлюбленного, а затем по мере продвижения своей спокойной речи ещё сильнее наклоняясь к ящеру и забираясь едва ли не под его шею, пока в его голосе появляются некоторые наигранно упрекающие нотки, — Иногда не удосужившись кого-либо предупредить, м-м, Леон? — Ну не ворчи-и, это был лишь раз… пару раз, — с чуть виноватой улыбкой мальчишка подаётся навстречу, в качестве извинения целуя уставшего шахтёра в макушку и поглаживая его металлическую ладонь большим пальцем — и этого действительно достаточно, чтобы робот удручённо вздохнул и прикрыл глаза, попросту не желая обсуждать эту тему прямо сейчас. Совсем немного просидев, прижавшись друг к другу, Леон первый отстраняется от металлического тела, вынуждая Карла с некоторой паузой сделать то же самое, устремив немного удивлённый взгляд на подростка. В его карих глазах видно слабое раздражение, которое он явно был намерен выдать с потрохами прямо сейчас, до этого момента оставляя какую-то сладковатую загадку, — но, вообще, я реально никогда так не уставал. Типа, мы шли пешком до этой остановки от пустыни до пляжа. Ну спасибо за то, что хоть не в Морге Мортиса на этот раз игра была, ещё бы, блин, дольше пёрли, — недовольно цокает парень, уже совсем не подбирая выражения и разговаривая со своей интеллигентной пассией так, как разговаривает в обычной жизни, параллельно немного наклоняясь вперёд и снимая с себя рюкзак, который благополучно прижал к сидению в порыве наслаждения долгожданным отдыхом. Геолог понимающе улыбается, но, так и не придумав, что можно добавить к крайне спокойной брани хамелеона, молча наблюдает за тем, как тот отстраняет свою руку, ставя на колени небольшой рюкзак, в котором была лишь бутылка воды, несколько конфет и скомканная толстовка — Леон всегда очень «основательно» готовился к играм. Миленький рюкзачок тихо расстёгивается — и, как и ожидал Карл, оттуда с каким-то ворчанием достаётся полуторалитровая бутылка, уже опустошённая наполовину, — да и слишком жарко было, я как-то не привык, у меня ж в лесу обычно прохладно, — раздаётся тихий смешок, место которого почти сразу занимает тишина, прерываемая лишь шумом колёс, — м-м… будешь? — ящер сначала с какой-то лелеющей интонацией в голосе протягивает своему любимому бутылку воды, но, увидев, как робот сначала поджимает губы, уставившись в его взгляд, а затем отрицательно качает головой, своевольно пожимает плечами, вновь притягивая желанную при такой погоде жидкость к себе, — Значит мне больше достанется, — ехидничает про себя юноша, открывая крышку и тут же очень жадно присасываясь к горлышку, словно испытывал жажду целый месяц. — На самом деле, как бы иронично это не звучало для меня, я солидарен с тобой. Сегодняшний день был настолько энергозатратен, что у меня есть некоторые переживания по поводу того, чтобы мне хватило энергии до того момента, как я доберусь до шахты, — Карл вновь устало прижимается к спинке сидения, поглядывая на своего парня и прислушиваясь к большим жадным глоткам, которые он делал, но в тот момент, когда шахтёр произнёс последние слова — тот немного спохватился, прекратил пить и молча указал на бутылку, предлагая её вновь. Зная, что Леон просто так не отстанет, робот тихо усмехается с некоторым подсознательным умилением, — нет, вода не поможет, — и после этого юноша, печально вздохнув, снова запрокинул бутылку и начал делать глотки поменьше, точно так же не отрывая едва приоткрытого взгляда от геолога. Когда мальчишка вдоволь напился, оставив бутылку наполненной где-то на четверть, он негромко выдыхает, параллельно довольно ловко помещает тару обратно в рюкзак, мгновенно закрывает его и ставит на соседнее сидение, чтобы не мешал. Дождавшись того заветного момента, когда ящер, облизав губы, вновь вернулся к своему механическому парню, прислонившись и так нежно приобняв его, не стесняясь поглаживать плечо, Карл, до этого терпеливо немного болтавший коротковатыми ногами и поглядывавший на быстро сменявшие друг друга редкие деревья и неподвижную морскую гладь, ласкаемую красневшим с каждой минутой солнцем, за окном напротив, наконец-то выдаёт придуманную ещё пять минут назад мысль, уже немного бессмысленно, хоть и довольно осознанно хихикая, — если я не ошибаюсь, этот автобус по расписанию был последний. Вообрази, если бы мы пришли хоть на минуту позднее. — Да-а уж, очень они нас, бойцов, любят, — сначала слишком досадно тянет юноша, своим серьёзным тоном даже немного озадачивая робота — но эта слишком серьёзно-странная атмосфера развеивается несколькими звонкими смешками с ноткой привычной хитрецы, которая, наверное, была свойственна только этому рыжеволосому чуду, — ну, в таком случае пришлось бы шагать к Мортису! Он бы точняк тепло нас принял, — выделяя интонацией слово «тепло», хамелеон не сдерживает саркастическое хихиканье, однозначно так и не забыв, насколько нелепой была их прошлая встреча с вампиром. То ли вспоминая, насколько смехотворно это было, то ли от того, что он уже был неимоверное уставшим, то ли от того, что прямо сейчас мальчишка был неимоверно весел — геолог тоже начинает улыбаться и посмеиваться, даже не думая над какой-то конкретной причиной такой реакции. Ему было очень весело в компании подростка, обычно разгуливавшего в своей любимой зелёной толстовке — и этого достаточно. — Божечки, какой ужас! — слишком громко вскрикивает Карл, изо всех сил пытаясь притвориться, что на самом деле испугался лишь от упоминания имени бойца, но, ощущая, как к нему с той же нежной лаской прижимается тёплое тело, как оно обнимает робота ещё крепче, так внимательно заглядывая в механические глаза, всё-таки не сдерживается и начинает смеяться во весь голос, уже не беспокоясь о том, что кто-то посчитает их с Леоном странным, что он смеётся слишком громко от такой простой шутки, что рыжеволосый подросток смеётся вместе с ним, что они всё больше и больше жмутся друг к другу, совсем позабыв о том, что колёса автобуса всё катятся и катятся, везут их к их не самым обычным домам — джунглям и шахте, которые были так рядом друг к другу и по воле судьбы оба отдалены от цивилизации, из-за чего у них всегда была необходимость возвращаться после игр вместе — только вот делать это на автобусе для Карла было почти что новинкой. Но сейчас он совершенно не думает об аспектах и своеобразных прелестях публичного транспорта, сейчас он очарован Леоном, очарован тем, что наконец может отдохнуть после долгого дня, наконец смеяться во всю грудь просто потому, что смешно, потому, что он свободен. Хоть и в тот момент, когда волна эйфории прошла и тем самым немного освежила голову, геолог был вынужден немного утихомирить и себя, и своего возлюбленного, случайно оглянувшись и внезапно обнаружив, что оставшиеся единичные пассажиры откровенно на них пялятся, видимо, даже не задумываясь, что этим двоим пришлось преодолеть вместе лишь за этот день, совсем не понимая, какое желанное и едва уловимое счастье они постигли прямо сейчас — что, впрочем, далеко не вина этих странников. Но время неумолимо шло вперёд — и виды за окном, в которое постоянно с детским любопытством поглядывал Карл, пытаясь отворачиваться от бившего прямиком в лицо оранжевого света, постепенно превратились из красочно красного от солнечных бликов моря, волны которого торопливо колыхались неслабым ветром, сначала в небольшой сосновый лесок без каких-либо жителей, благополучно закрывавший уже поднадоевшее солнце и позволявший из-за однообразия пейзажа часто отвлекаться, рассматривать различные необычные для робота атрибуты общественного транспорта, кожаные сидения, жёлтые поручни и ржавые оконные рамы, прислушиваться к уже ставшему монотонным и неслышимым звуку быстрой езды или иногда просто закрывать глаза и экономить энергию механического тела; по крайней мере, до тех пор, пока лесок не закончился и пассажирам предстал вид бесконечных пустых полей — своеобразная серая зона, серая не только из-за того, что таким образом в этом направлении отделяла цивилизованные и довольно густонаселённые территории Старр Парка от джунглей и немногочисленных шахт, обустроенных в небольших горах, но и из-за того, что в какой-то момент с неба исчезла даже та розово-золотистая полоска, отдавая власть непроглядной безжизненной серости вечера, которая резко стала практически чёрной, когда водитель автобуса решил включить свет в салоне. С каждой редкой остановкой в каких-то безымянных странных посёлках пассажиров становилось всё меньше и меньше чуть ли не в геометрической прогрессии, ровно как и разговоров в замкнутом пространстве, которые исходили, как бы удивительно это ни было, исключительно от двух прижавшихся друг к другу влюблённых бойцов, болтавших о многочисленных событиях, произошедших сегодня в играх, о своих планах на оставшийся кусок вечера, планах на завтра или вовсе о всякой неинформативной ерунде, сначала стараясь быть тихими и не беспокоить оставшихся отдыхавших пассажиров, но всё равно в какой-то момент срываясь на какие-то возгласы и вскрики, совсем не стесняясь при этом крепко обниматься и покрывать друг друга лёгкими поцелуями — хоть и с каждым десятком минут эта активность постепенно сходила на нет и они замолкали на всё более долгие промежутки времени, предпочитая изредко устало тереться плечами в качестве своеобразного напоминания. В моменты бездействия Карл очень любил тратить малое количество энергии на различные непостижимые мысли, перебирать у себя в голове различные современные геологические загадки, которые, несомненно, проанализирует при наличии свободного времени, питая собственные надежды когда-то разгадать их при помощи своего доблестного аналитического склада ума, вспоминать итоги своего прошлого рабочего дня, хихикать при мысли о том, какие интересные образцы, ещё со вчерашнего дня лежащие у него в сумке, по-прежнему перекинутой через плечо, ему предстоит обработать и изучить дома или просто с нежной улыбкой думать о своём прелестном рыжеволосом мальчике, не дающем покоя его усердно работающим процессорам уже долгое время — но прямо сейчас, находясь в этом небольшом прохладном автобусе, геолог почему-то не способен думать ни о своей работе, ни своих планах, ни предстоящей ему и очень радовавшей его деятельности — его голова была буквально пуста, даже тёплые влюблённые мысли о Леоне соизволили не дразнить его — ожидаемо, учитывая то, что хамелеон какие-то пять минут назад, тихонько вздохнув, прикрыл глаза и аккуратно положил и до этого склонявшуюся голову куда-то между каской и плечом шахтёра, весь из себя выбившийся из сил, такой уставший и сонный, настолько миленький и очаровательный, что робот даже не хотел двигаться или как-либо ему мешать, полностью и без каких-либо слов доверяя юноше своё не очень удобное плечо со слабой улыбкой — как же при таких обстоятельствах в груди должны пригреться какие-то другие чувства помимо бездумной пылкой любви к этому мальчишке? Тем не менее, в какой-то момент Карл, вдоволь насладившись тихими сопениями ящера, всё-таки встрепенулся, вспоминая о том, что за окном уже практически непроглядная холодная ночь, а Леону необходимо как минимум пять минут ходьбы, чтобы добраться к своему ночлегу… ну и немного ослеплённый мыслью о том, что совсем не хочет отпускать Леона. — Леон… — намеренно шепчет геолог, чуть поворачиваясь к упомянутому лицом и неловко протягивая руку, чтобы потрепать мягкие волосы уже немного ёрзавшего подростка, который тихо что-то промычал, ещё сильнее зарываясь в металлическое плечо, — ну котёнок, я вижу, что ты ещё не спишь, — шепелявый ласковый голосок раздаётся приятным звенящим и таким нежным шёпотом по всему опустевшему салону, вынуждая хамелеона тихо хихикнуть и даже открыть свои глазки, видимо, от ощущения того, как настойчиво, но бережно чешут его голову. Робот совсем немного любуется тем, как парень тихо зевает, не удосужившись даже прикрыть рот ладонью, и вопросительно хмыкает, ещё сильнее прижимаясь к небольшому телу шахтёра — и, дождавшись хоть какой-нибудь реакции, немного взволнованно вглядывается в коварную тьму за окном, — уже довольно поздно. Может быть, ты останешься у меня этой ночью? — довольно самонадеянно и почти что без какого-либо обдумывания выпаливает Карл, так по-невинному соскальзывая ладонью с затылка ящера и начиная гладить его плечо, где-то в подсознании желая поцеловать его и подкрепить свои слова — но, увы, прямо сейчас ему слишком сложно сделать это из-за собственной конструкции и факта того, что отлипать от его плеча Леон явно был не намерен. Раздаётся вздох, — Обдумай моё предложение. — Не, Бо убьёт меня, если я сделаю так снова, — вяло отвечает мальчишка в чужое плечо, не сдерживая своего печального стона в самом конце предложения. Робот-шахтёр чувствует, как его жёлтые глаза непроизвольно тускнеют, а в груди заседает невнятная тоска, причина которой, вроде, и ясна, но всё равно сейчас так нежелательна, поэтому Карл не осмеливается обдумывать это прямо сейчас, лишь задумчиво отводит взгляд, слабо трётся навстречу и не менее печально вздыхает возле мальчишеской макушки. Он так не хочет оставлять свой алмаз, не хочет оставлять там, где ему быть не положено и где ему не нравится, настолько, что тот предпочитал ранее сбегать к геологу и спать у него, не хочет, как и хамелеон, но, увы, пока что вынужден немного потерпеть это, несомненно, немногословно радуясь тому, что они в любом случае проводят довольно много времени вместе. Но он не совсем бессилен в этой ситуации, всё-таки он может хоть немного облегчить жизнь Леону, привнести ещё немного света в его жизнь и заставить улыбнуться ещё один разок, поэтому… — Тогда я выйду с тобой и доведу до дома, — не скрывая твёрдости своих намерений, шахтёр лёгкими прикосновениями всё-таки отстраняет ящера и с некоторой печалью уставляется в его едва сонные карие глаза, прикасаясь к мягкой коже щеки, хоть и уже покрытой едва ощутимой щетиной, невольно поглаживая её большим пальцем, иногда случайно задевая краешек губ. Однако, услышав это заявление, юноша лишь вскидывает брови, становится бодрее на глазах и начинает довольно активно трясти головой с каким-то по-грустному опустошённым выражением лица, не разрывая зрительного контакта. — Нет, малыш, не надо, — Леон говорит так непривычно тихо, в какой-то момент опуская взгляд, из-за чего в груди геолога по какой-то неприятной причине закололо, видимо, почувствовав до самых кончиков пальцев это едва прикрытое разочарование, с которым мальчишка жмётся к его руке, так трётся щекой, пытаясь изобразить вялую улыбку, имевшую место быть, может, на самом деле, из-за сильной усталости — по крайней мере, Карл очень надеялся на это. Робот чувствует жилистые ладони у себя на плечах, как они бережно обхватывают подвижные соединения, видит, как хамелеон поворачивается к нему ещё сильнее, как бы сильно этому не мешали немного не устроенные для влюблённых парочек сидения, видит едва нахмуренные бровки, по-милому серьёзное выражение лица напротив и просто не сдерживает нежную ухмылку, хоть и немного неуместную прямо сейчас, — тебе же потом пешком домой идти, так ещё и по лесу! Короче нет, Карл, не надо, — с ноткой задумчивости делает свой вердикт подросток, от нервов немного покусывая губу и приближаясь к механическому лицу. Но эта неловкая заминка, сопровождаемая непродолжительной тишиной, быстро исчезает, когда Леон немного вскидывает плечи и широко улыбается, прикрыв глаза, видимо, уже довольно хорошо зная, что шахтёр с секунды на секунду готовился задать немногословный вопрос о том, что будет делать юноша, — а я его уже знаю как свои пять пальцев, дойду хоть с завязанными глазами и руками. Ну Ка-а-арл, я и сам могу!.. Шахтёр некоторое время смотрит на нервно усмехающегося ящера со слабым недоверием, поглядывая то на его блестящие карие глазки, которыми он словно выпрашивал довериться его словам, то на его изредка и едва заметно подрагивающий носик, то на искривившиеся в любящей улыбке чуть растресканные губы — и понимает, что не может спорить с этим чудом. Был бы рад добиться своего, но прекрасно понимает, что сейчас не тот случай, когда его правота сделает лучше, поэтому Карл тяжело вздыхает и отстраняется от тепла парня, прижимается к спинке автобусного сидения, скрестив руки на груди, всё-таки признавая своё поражение и неспособность как-либо повлиять на ситуацию. — Хорошо, — геолог слабо пожимает плечами, прикрывая глаза и снова тихо вздыхая. Однако просидев так совсем немного, он приоткрывает один глаз и смотрит на гораздо повеселевшего Леона, но тон его голоса всё равно не становится более благосклонным, — тогда соизволь сообщить мне, когда окажешься дома, — к груди хамелеона резко приставляют указательный палец, чуть ли не тыкая его со всей ненаигранной строгостью, которую мог прямо сейчас собрать в своей голове по кускам Карл, — сразу. Не забудь, окей? — робот-шахтёр некоторое время смотрит на мальчишку лишь одним глазом, но быстро успокаивается, когда видит, как часто кивает хамелеон и как рассеянно он произносит до боли уверенное «постараюсь!», наконец-то опуская свою механическую ладонь и располагая её между колен, — Смотри мне… В какой-то определённый момент вид за немного отражающим окном начал темнеть и густеть, ознаменовывая, что автобус преодолевает подножие леса, его самую тихую и безопасную часть, намереваясь по маршруту проехать ещё совсем немного и высадить пассажиров — точнее, одного-единственного пассажира, который постоянно здесь ездил, если в этом была необходимость. Чувствуя какой-то непонятный укол беспричинной тоски посреди пиршества забвения и смирения, Карл хоть и жутко хотел эмоционально попрощаться со своим возлюбленным, который покинет его уже через каких-то пять минут, но всё равно не двигался с места, просто изредка с очарованными вздохами поглядывая на фигуру вновь немного придремнувшего мальчишки; но, чувствуя, что без чьего-то вмешательства ящер точно уже не проснётся, геолог всё равно был вынужден снова потревожить его, немного потрясти, сообщить, что остановка Леона совсем скоро, и, самое главное, помня о том, насколько холодно в ночном лесу, обязать его надеть плотную тёплую толстовку, пока не стало слишком поздно. И больше ничего им не оставалось, кроме как поглядывать друг на друга, переплетя ладони так, как они были переплетены в тот момент, когда они только заскочили в старенький автобус, буквально без слов, но всё равно единогласно чувствуя, что поездка в такой приятной компании, в которую было невозможно не влюбиться, превратится в лёгкие незаметные мгновения. Так действительно произошло, ведь, быстро перебирая у себя в голове воспоминания об этой полуторачасовой поездке, робот видел перед собой лишь расплывчатый образ Леона, его милого рыжеволосого мальчика, ластящегося к нему, как настоящий котёнок, хихикающий от всего и говорящий с Карлом так нежно и любяще, его прелестная драгоценность, которую, увы, с минуты на минуту придётся отпустить. Но геолог не печален, ничто не сотрёт с его лица мягкий румянец вплоть до самого момента, когда придётся ложиться спать, ведь он хорошо знает, что они обязательно увидятся снова — и уже завтрашний день будет красив, полон жизни и по-приятному утомителен, как и сегодняшний. Автобус медленно сбавляет ход, позволяя рассмотреть за окном чёткие черты какого-то дерева, увидеть, как оно колышется от слабого ветра, а затем вовсе останавливается посреди какой-то невнятной лесной опушки, пока дверь с уже знакомым и привычным шипением открывается, пропуская в салон свежую лесную прохладу. — Мне пора, — с усмешкой лепечет подросток, после чего сначала осторожно забирается под каску робота и целует его в тёплую щёку, а затем, тихо вздохнув прямо возле механического лица, приподнимается на пружинящие ноги и перекидывает на плечи рюкзак, до этого в полной готовности лежавший на коленях, — спасибо, — говорит ящер уже в адрес водителя, быстро приближаясь к выходу и позволяя Карлу просто молча смотреть за тем, как он уходит прочь, вот-вот собираясь покинуть его. Но тогда, когда Леон, по-ребячески ухватившись за поручень, уже соскочил с одной ступеньки, он немного останавливается и оглядывается на геолога, ослепляя своей весёлой юношеской улыбкой, — спокойной ночи, Карл! — Сладких снов, — громко хихикает шахтёр, видя то, как мальчишка выпрыгивает из автобуса и по мере закрытия обрамлённой стеклом двери превращается в зелёно-рыжее пятнышко, равномерно быстро растворяющееся в мистической тьме леса. Вот и всё, помимо водителя, он остался совершенно один в пустом тихом автобусе, освещённом холодным неживым светом, с лёгкой усталостью, яркими впечатлениями от этого дня и сильной влюблённостью. И, кажется, заводя транспорт вновь, чтобы доехать до конечной остановки, он хотел заговорить с уставшим роботом о чём-то отдалённом, но Карл попросту не мог поддерживать разговор, ведь, уставившись в потолок со слабой улыбкой, его голову посещало лишь две мысли: осознание того, что Леон, вероятнее всего, просто завалится спать, так и не отписавшись ему о том, что благополучно дошёл, и обещание самому себе «забывать» про свою вагонетку и перемещаться вместе с Леоном пешком почаще.