Под серой шалью

Тоненькие Танечкины ножки в неестественно грубых для нее серых сапогах несут её по серой полосе нашей дорожки. Она шагает так быстро, что поспеть за ней почти невозможно; моя комплекция совсем не та, что у нее - нагонять трудно, как ни крути, но я стараюсь. Сквозь тонкую ткань ее серой шали, накинутой на мое лицо, виден ничуть не искаженный в формах, но потерявший краски мир. Ее длинные серые волосы развеваются по ветру и липнут к губам, когда она оборачивается, чтобы увидеть, как медленно я ползу. Танечка кричит мне что-то, но ее голос съедает шум слева, издаваемый серой электричкой, которая мчится мимо нас так не вовремя. И также не вовремя в кармане моего коротенького серого пальто вибрирует мобильник. Я расстегиваю косую дорожку молнии, засовываю руку в карман и достаю сраный серый мобильник. Сбрасываю - говорить ни с кем не хочется. Когда эта серая железная махина проезжает, Танечка, оказавшаяся рядом со мной, уже ничего говорит. Она берет меня за серую от обморожения руку и заставляет тащиться за собой. В ее глубоко посаженных серых глазах не читается ничего, кроме пустоты. Мне никогда не нравились ее глаза… Справа от нас беспрерывно гудит нескончаемый серый поток машин. Если оступиться и пойти немного правее, чем идем мы, то можно угодить в него. Наверное, это будет очень больно. Мы с Танечкой заворачиваем налево, и пола ее серой юбки красиво развивается по ветру, так же, как и пряди ее серых волос. Мы просто стоим и смотрим… Стоим и смотрим, пока она наконец не заговаривает со мной. Она говорит, что сегодня хорошая погода. Да... хорошая. Такая же пасмурная и серая, как она, и всё вокруг абсолютно серое, тоже как она. Я соглашаюсь с ней вслух, а потом шум другого серого поезда заглатывает в себя мои слова. Танечка снимает с моей головы свою серую шаль и в следующую секунду шагом-прыжком двигается вперед. Ее пшенично-золотые волосы красиво развиваются по ветру, прежде чем скрыться в закрытой пасти синего поезда. Серый гравий нашей широкой дорожки окрашивается красной кровью из ее проломленной головы. Наверное, это было очень больно…