Полуночный квартал

– Да. Нет. Я как сказал делать? Нет, ты мне скажи, я как сказал делать? А ты как сделал?! Стараясь не отвлекаться от дороги, Вова повернулся, ведомый чутьем, и увидел то, что всегда вызывало у него ледяные мурашки. Лена смотрела на него тем самым своим строгим взглядом, будто ушат ледяной воды выливала – верный знак, что он чересчур разошёлся и надо успокоиться. Это было непросто – на вчерашней презентации он торжественно обещал, что проект запустят в срок, а теперь выяснялось, что ничего не готово. Новый руководитель технологической группы, которого так советовал Коломойский, явился при полном параде, вручил им с Кошевым по какой-то красивой книжке, Ленке Кравец – старинную брошку, произнес вдохновляющую речь, а наутро превратился в тыкву и заныл о неправильно подобранном софте для анимации. – Я понял, понял, – шепнул он жене и сказал уже громко, но дьявольски спокойно бестолковому собеседнику в гарнитуре. – Переделайте, как я сказал. Знаю, что долго. Заплатите сверхурочные. Нет, бюджет прежний. Все правильно понял. А надо было сразу делать, как я сказал. Вот и молодец. Хорошего вечера. – Вот видишь, родная, я спокоен. Все. – Вова, там поворот… – сказала Лена, и через секунду добавила: – Был, – когда они промчались мимо нужной дороги. – Да черт! – Вова ненавидел делать несколько мелких дел одновременно. Всегда что-то вылетало и путалось, или нужный поворот проскакивал, вот как сейчас. – Найдём разворот и вернёмся. Глянь пока по картам, куда ехать. Лена сняла с панели телефон с навигатором и поводила пальцем по экрану. – Что-то глючит, – задумчиво сказала она. – Перезагружу. Когда телефон показал схему объезда, Вова последовал указаниям. Путь вёл на какую-то дурацкую дорогу с грунтовым покрытием, но внедорожник же на то и внедорожник, чтобы ездить там, где другие вязнут, правда? Неправда, – решил внедорожник и заглох у какой-то развилки. Вова вылез из машины и заглянул под капот, скорее для проформы, потому что в начинке автомобилей был, мягко сказать, не Копенгаген. Забравшись в салон и потыкав во все имеющиеся кнопки, он заключил, что дело дрянь и нужно звонить в сервис. – Тут не ловит, – огорошила Лена. Не ловило ни внутри, ни снаружи, ни с вытянутой руки, ни после матерной увертюры. Цивилизация сняла штаны и показала им жопу. Пережив минутный ужас своей несостоятельности как вожака стаи – слава Богу, никто, кроме Лены, этого не видел, – Вова заметил на развилке какой-то указатель. – «Санаторiй «Пiвнiчний Гай», – прочитал он. – Звучит жутко. – Звучит как место, где есть телефон, – фыркнула Лена. – Пойдём, пройдёмся. Написано, двести метров всего. Тропинка вела через рощу – что, в общем-то, логично. Деревья были высокие и ветвистые, почти закрывали солнце, и через пару минут стало даже прохладно. Казалось, что наступили вечерние сумерки, хотя по Вовиным часам не было ещё и четырёх. Указатель не обманул – они действительно вышли к зданию. Нет, не так – это был огромный особняк в три этажа с резными козырьками на окнах. – Это что ещё за резиденция, – пробурчал Вова. Судя по роскошному виду, это был санаторий для богатых господ, подорвавших здоровье тяжелым физическим трудом – распиливанием госбюджета. Но полагающегося в таких случаях заборчика с охраной и камерами не было. Да и вообще никаких препятствий – гуляй, кто хочешь. Водись тут страусы – уже разбежались бы. Дорожка упиралась прямо в огромную железную дверь с чугунной ручкой-колечком. Не найдя рядом кнопки домофона или звонка, Вова взялся за кольцо и постучал в дверь, чувствуя себя янки при дворе короля Артура. Дверь сама собой приоткрылась – ровно на ширину среднестатистического такого человека. Вова с Леной переглянулись и просочились внутрь. Едва они вошли, дверь захлопнулась, совсем как в дешевом ужастике, и Вова, как правильный герой ужастика, подумал, что виноват наверняка сквозняк. Они оказались в просторном холле без единого окна, но с кучей светильников на стенах и театральной люстрой на потолке. Дорогущий паркет, дубовый шпон, крученая лестница – чисто Межигорье. Вокруг не было ни души, но на роскошном угловом столике с витыми ножками стоял телефон – старенький, квадратный, с диском для набора. Вова подошёл к столику и снял трубку, она отозвалась длинным гудком. – Смотри-ка, работает! – Обрадовался он и, зажав трубку ухом, набрал номер сервиса. После пары гудков трубку сняли, и тихий женский голос ответил: – Добрый день, чем могу помочь? – Добрый день, девушка. У меня машина заглохла, нужен сервис. – А вы знаете, где находитесь? – Так же тихо уточнил голос, не спросив ни фамилию, ни номер договора. – Санаторий «Пiвнiчний Гай» под Киевом, в юго-западном направлении. – А знаете, почему вы там оказались? Вова оторопел. Да хоть труп ехал закапывать, сотрудницу сервиса это волновать не должно. – А какое это имеет значение? – Вежливо спросил он. – Вам очень важно узнать, почему вы там оказались. Без этого вам не выбраться. – Не смешно, – заговорил было Вова, но запищали короткие гудки. Он снова набрал номер, но телефон молчал. – Что, не работает? – Раздался тихий Ленин смешок. Вова помотал головой. – А ты не пробовал в розетку включить? – Лена подошла, подобрала с пола волочащийся шнур и воткнула в телефонную розетку в стене. – Что за фигня, – Вова оторопел. – Лен, я же только что по этому телефону разговаривал. Ты же слышала. – Не слышала. Я была в коридоре. Искала рецепшен или что у них здесь… А как ты мог говорить, если телефон выключен? – Лена, я – честное слово… – он пересказал ей разговор с загадочной девушкой. Жена нахмурилась. – Вова, я просила меня так не разыгрывать, – сказала она строго и даже, кажется, немного обиделась. Включённый в розетку телефон все еще молчал, и Вова поплёлся за Леной по коридору на поиски какого-нибудь человека. – Ну, Лен, я правда звонил. Может, шнур сам выпал, ну я не знаю, – пробормотал он, пытаясь на ходу обнять жену за плечи. Лена ехидно глянула на него и толкнула первую дверь – она оказалась закрыта. Они попробовали другую, третью, но результат был прежний. И лишь огромная дубовая дверь в конце коридора поддалась – внутри оказалась большая комната, похожая на столовую. На потолке – хрустальная люстра, посреди комнаты – шикарный стол с одним стулом с атласной спинкой. Ни одного окна, зато множество портретов на стенах – охотник с кабаньей тушей, двое румяных детей на фоне деревьев, и все прямо как с картинок в учебнике истории. Особенно Вовин взгляд привлек портрет мужика в ночном колпаке – мужик был жуткий, как с плаката о вреде нездорового образа жизни. На столе, прямо перед стулом стояла тарелка с едой – сочный прожаренный кусок мяса с жиром. Запах раздавался на всю столовую. Все выглядело так, будто из комнаты только что вышел человек, и сейчас вернётся, чтобы отобедать. Но других дверей в столовой не было, и Вова задумался, почему они не встретили его в коридоре. – Иди сюда, – позвала Лена и подняла со стола листок. Вова подошёл ближе и взял записку у неё из рук. «А вы знаете, для кого этот ужин?» – прочитал он. – Ерунда какая-то. И для кого же он? Вова почувствовал, как урчит в животе, но он же не дурак, чтоб есть найденное буквально на дороге. Бесплатный сыр, как говорится, кратчайший путь к платной медицине. Он покрутил записку, но ничего более вразумительного на ней не оказалось, поэтому он отложил ее в сторону и тут заметил, как Лена изменилась в лице. – Вова… – пробормотала она, указывая на стол. Он проследил за ее взглядом и понял, что аппетитный стейк, еще секунду назад лежавший на тарелке, превратился в червивый кусок тухлятины. В нос ударила мерзкая вонь. – …! – Не сдержался Вова и машинально притянул к себе Лену, словно испугался, что вонючее мясо на них набросится. Он потащил ее за руку прочь из комнаты, обратно в холл, где уже вовсю надрывался телефон. Вова схватил трубку и гаркнул: – Чего вам надо?! – Вы не узнали, для кого ужин, – сообщил прежний тихий женский голос. – Почему вы ушли? В одном Лена была права – все это напоминало какой-то дурацкий розыгрыш, и Вова, еще секунду назад готовый устроить разнос любому, кто задаст ему хоть один вопрос, засомневался. Все-таки он не последний человек на телевидении, и ему могли устроить подставу в пилотном проекте какого-нибудь нелепого шоу – а это значило, что ни в коем случае не стоило терять самообладания. Вдруг прямо сейчас на него смотрит скрытая камера, а какой-нибудь горе-продюсер ржет, глядя, как господин Зеленский героически защищает супругу от протухшего обеда. – А таки почему вы спрашиваете? – Усмехаясь, ответил он, разглядывая холл и прикидывая бывалым взглядом, где может висеть камера. На всякий случай подмигнул туда, где она могла оказаться вероятнее всего – пусть знают, черти, что их трюк разгадали. Девушка на том конце провода проявила впечатляющую выдержку – ни на миг ее голос не дрогнул. – Тот, кому предназначался ужин, сейчас находится в столовой, – сообщила она. – Как только он закончит, он придет за вами. Снова пошли короткие гудки, и Вова гневно взглянул на трубку. Кто бы не придумал этот аттракцион, страху они нагнать умели, у него даже холодок пробежал по спине. – Родная, это какая-то фигня. Пойдем отсюда, – велел он, и Лена дернула за ручку входной двери. Та не поддалась, но Вову это не смутило – было заметно, что механизм старый и тяжелый, а Лена все-таки леди. Поэтому он попытался открыть сам. Ничего не изменилось, поэтому он толкнул дверь от себя – снова безрезультатно. Он подергал из стороны в сторону, поискал какие-нибудь кнопки в панелях по обеим сторонам от проема, но дерево сидело плотно – никаких зазоров и щелей. – Мы в каком-то шоу, да? – С досадой спросила Лена. Она не любила светиться на экране, о чем тысячу раз говорила Вове, и это разозлило его еще больше. Он ту же самую тысячу раз сообщал всем коллегам, что если они хотят впутать его в какую-то авантюру, жену трогать нельзя, и когда этот цирк закончится, кому-то точно вырвут гланды через жопу. Неожиданно со стороны коридора, ведущего к столовой, раздался оглушающий стук, будто на паркет уронили каменное ядро. Через секунду стук повторился, потом снова, и казалось, что он приближался. Видимо, это был зловещий «он», которого предсказывал голос в трубке. Вова огляделся кругом. На противоположном конце комнаты была другая дверь. Он в три шага долетел до нее и распахнул – за ней оказался точно такой же коридор. Вова не планировал прятаться – кто бы ни решил над ним пошутить, трусом из низкосортного ужастика он себя выставлять не собирался, – но по законам жанра к ним должна была приближаться какая-то гадость, вероятно, с водой или бутафорской кровью, поэтому Лену нужно было куда-то деть. Хватит ей и того, что ее тоже заставили в этом участвовать. – Постой пока там, – велел он. – Если я все правильно понял, сейчас будет грязно. Лена кивнула и спряталась, а Вова повернулся к противоположной двери, откуда уже бухало так громко, что аж в ушах звенело. Он стоял и ждал. Возможно, ему действительно предстояла встреча с какой-то гадостью, а может, сценаристы рассчитывали, что они смоются, испугавшись звуков, и не заготовили вообще ничего. После самого громкого звука дверь начала дрожать. Изнутри ручку стали крутить будто клещами – скрежет стоял неимоверный. Вова решил не дожидаться, пока дверь распахнется и на него кинется костюмированный актер, поэтому подошел сам и распахнул дверь. Коридор был пуст. Вова пялился на него несколько секунд, не понимая подвоха, но тут все светильники начали мигать, и через пару секунд погасли. «Вот сейчас», – подумал он, глубоко вздохнув, ожидая, что из темноты что-нибудь выскочит. Вместо этого свет опять зажегся, а коридор был по-прежнему пуст. Вова решительно пошагал в столовую – после всей этой чертовщины ему было любопытно, не изменилась ли локация. В столовой все было на месте, только тухлое мясо с тарелки ожидаемо исчезло. Вова подошел поближе. Ему был знаком концепт квест-рума, он даже сам пару раз водил в такие места Сашку, и наверняка после подобного шоу им могли оставить подсказку. Раз уж их заперли, выхода было два – разгадать загадку или испортить шоу, уныло околачиваясь на одном месте. С первым, как он предполагал, они справятся быстрее. На столе по-прежнему лежала записка, но текст в этот раз был другим. «Спасибо за десерт». Вова пожал плечами – никаких заданий, никаких вопросов. «Да пожалуйста», – пробурчал он и пошел обратно. – Лена, выходи, – крикнул он, вернувшись в холл. Лена его не услышала, и он подошел ближе. – Лена! Она снова не откликнулась, и тогда Вова открыл дверь. Лены там не было. Опять захотелось выругаться, но Вова помнил, что его снимают, и сдержался. Он знал свою жену. Она вряд ли бы стала тосковать под дверью, а пошла бы бродить дальше в поисках выхода. Оставался и другой вариант – она заодно с продюсерами этого дурдома, но тогда их бы ждал серьезный разговор, потому что подобные подставы не входили в число их семейных ценностей. – Лена! – Позвал он еще раз из коридора. – Лена! Первая же дверь в коридоре была открыта и вела в самую обыкновенную спальню – только обставленную с особым шиком. Вова осмотрел все, заглянул в шкаф и под кровать – мало ли где она могла спрятаться, – но всюду было пусто. В следующей комнате было то же самое – шикарная мебель и никаких следов Лены. Вова обследовал весь коридор, и все комнаты были спальнями. Лишь предпоследняя отличалась – это была ванная, с кафельными стенами и полом, раковиной, унитазом и, собственно, большой чугунной ванной у дальней стены. На ней была задернута занавеска, и, судя по тени, за этой занавеской кто-то сидел. Очертания показались Вове неестественными – сидящий не двигался, голова была сдвинута как-то на бок, рука высовывалась из ванны и выпирала под шторкой. Он подошел и отдернул занавеску. – Лена, выле… – сказал Вова и осекся. Перед ним была не Лена. *** В ванной, закрыв глаза и свесившись на бок, лежал Жека. – А ты здесь что забыл? – Рявкнул Вова, и Жека, дернувшись, очнулся. Открыв глаза, он часто заморгал и закрутил головой, как будто только что проснулся. – Э-э-э… Вован? – Пробормотал он, заметив Вову. – Ты что делаешь у меня… в ванной? – У тебя? – Переспросил Вова, и в голове у него сама собой сформировалась тирада о том, какие мудаки устраивают такие приколы. Жека осмотрелся кругом совершенно натуральным недоуменным взглядом и ответил: – Неа. Это не у меня. Это мы вообще где? – Санаторий «Пiвнiчний гай». Знаешь такой? – Пивничный? – Хмыкнул Жека, – в Чехии, что ли? – Выходи из образа, блин. Ты чего здесь дрыхнешь? – Я… а я не знаю, Вова. Я вообще засыпал… а я не помню, чтоб засыпал. Жека рассказал, как проснулся утром, сидел дома, читал текст, присланный Валерой, а потом… – Кажется, в дверь позвонили. Но я не помню. – В смысле – не помнишь? – В прямом. Бац – и пустота. А потом ты над ухом орешь. – Боже, что за дурдом, – пробормотал Вова и присел на пол, прислоняясь спиной к ванне. Он рассказал Жеке, как они с Леной заблудились, и поделился догадкой, что их заставили участвовать в какой-то дурацкой программе. Жеку он тоже подозревал, особенно после того, как тот вскочил и задрал на себе футболку. – Вов, а глянь, у меня там, ну… шрамов на спине нет? – Каких шрамов, ты рехнулся? Ванна же вроде не со льдом, – добавил Вова, ухмыляясь. – Тебе в падлу, что ли? Ну посмотри. – Нет у тебя никаких шрамов, пан почетный донор, – успокоил его Вова. – Признавайся, твоя тупая идея? – Если ты про розыгрыш – я тут точно не при чем, – с легкой обидой ответил Жека. – Я тебя знаю, если я Ленку впутаю – ты мне голову откусишь. – Значит, кто-то все-таки связывался и предлагал? – Да задрал ты. Никто не связывался и не предлагал. Я тут еще больше тебя охреневаю, ты сюда хотя бы сам приехал. Вова рассудил, что если Жека и замешан, то сам разберется со своей совестью, она у него чуткая и прожорливая. Главным делом было найти Лену и понять, как отсюда выбраться, поэтому он потащил очухавшегося друга на поиски. Последняя комната в коридоре оказалась гостиной. Мебель, как и везде, была роскошной – парчовый диван, деревянный кофейный столик, камин, кресла, картины и старые часы с гирьками и маятником. Секундной стрелки на них не было, но маятник раскачивался. Правда, шли часы неправильно – показывали четверть десятого. Вова сверился со своими часами, на них было без пятнадцати четыре. Прикинув, что на все баловство с телефоном и дверями ушло как минимум полчаса, Вова удивился и, приглядевшись, понял, что его часы встали. Очередная удача – села батарейка. Жека с любопытством разглядывал все вокруг, лапал обивку и совал голову в камин. Особо он заинтересовался часами и даже потрогал стрелки, сдвигая их вперед на пять минут. Вова хотел надавать ему по рукам за порчу реквизита, но передумал – хочет он заниматься туризмом, пусть развлекается, пусть хоть по кусочкам эти часы разберет, лишь бы помогал. Лены в комнате снова не оказалось, но оказалась записка – она лежала аккурат посреди кофейного столика. Вова уже привык, что с ним общались посланиями, поэтому взял ее и прочитал. «Почему никто не подходит к телефону?» – Было написано на ней каким-то другим почерком, кривым и детским, да еще и с ошибками. Вова вздохнул. Видимо, им нужно было снова вернуться в холл, получить новые указания. – Алло, – прорычал он в трубку. – Вы знаете, где ваша жена? – Спросил голос, и Вове на секунду показалось, что в нем слышится волнение. – Вероятно, где-то в вашем доме, – буркнул он. – Это не мой дом. Вы знаете, кому принадлежит этот дом? – Кому? – Вам нужно узнать, кому принадлежит этот дом. Без этого вам отсюда не выбраться. – А где Лена? – Спросил Вова, но в трубке снова были короткие гудки. На удивленный взгляд Жеки он только закатил глаза и жестом показал на лестницу, начинавшуюся посреди холла. Крупная, винтовая, с ковровой дорожкой по центру. Лена могла уйти наверх, пока он носился по столовой. – А что было написано в последней записке? Ну, в той, что ты в столовой нашел? – Поинтересовался Жека, пока они карабкались наверх. – «Спасибо за десерт». – Жуть какая. Это они про Ленку, что ли? Вова на секунду замер, но глубоко вздохнул и ответил почти спокойно: – Думаю, эффект должен был быть именно такой. Хватит чушь молоть, пошли осмотрим все. Лестница заканчивалась на втором этаже в таком же изысканном холле, только чуть поменьше. Дверей тоже было две, как и внизу. – Давай ты налево, я направо, – скомандовал Вова. – Так управимся быстрее. Он открыл дверь и оказался в коридоре – все таком же, только дверей было меньше. Первая же оказалась открыта и вела в комнату, похожую на кабинет. Тяжелый письменный стол был приставлен к окну, почти все стены скрывали книжные стеллажи, а в углу стоял столик с двумя креслами и шахматной доской, на которой была расставлена незаконченная партия. Вова невольно подошел ближе и рассмотрел доску – когда-то он любил играть, но теперь времени не хватало. Фигуры были красивые, резные, похожие на мраморные, слева – бежевые, справа – темно-зеленые. Партия казалась едва начатой, потому что многие пешки стояли на месте, но чем больше Вова вглядывался в доску, тем нелогичнее казалось положение фигур. У белых был снят с доски слон, у черных – оба коня. Три белых пешки прятались в своем углу поля, где вообще никак не могли оказаться, прикрытые другими фигурами. Черный король стоял посреди поля, а черный ферзь – одну линию не доходя до края в стороне, противоположной старту. Сразу три белых фигуры ставили ему гарде. Самый логичный в этой ситуации ход был черным ферзем, чтобы уйти из-под удара, и Вова передвинул фигуру, снимая с доски белую ладью, одновременно с этим ставя шах белому королю. Ничего не произошло, и он принялся рассматривать кабинет в поисках очередной подсказки. В конце концов, если ему требовалось определить хозяина дома, кабинет был самым подходящим для этого местом. Порыскав в столе, он нашел ворох бумаг, но все они были пустыми. Вова надеялся лишь, что не придется обыскивать все книги, потому что на это ушла бы вечность. Не найдя ничего достойного, он все же решил присмотреться к корешкам – по закону жанра один из них должен был о чем-то говорить или даже открывать тайный ход. Признаться честно, после того, как его ничем не забрызгали и не выпустили остолопа в гриме, Вова уже не так сильно злился на авторов этого квеста. Их не пытались выставить дураками, не подкидывали отрубленные головы, да и вся обстановка была довольно изящной – за исключением того, что весь этот имперский пафос он откровенно не любил. Вова все еще не допускал мысли, что им грозит какая-то реальная опасность. Даже пропажа Лены его не так сильно пугала, хоть и намек Жеки его немного напряг – но лишь на ту самую долю, на какую он бы волновался, потеряйся Лена в каком-нибудь съемочном павильоне. В конце концов, это и был съемочный павильон, не могли же они и правда без спроса вломиться в какой-то санаторий? Да если бы сюда был свободный доступ для всех подряд, всю роскошь из комнат уже растащили бы. Книги, как на подбор, были старыми, как из советской библиотеки – какие-то собрания сочинений, энциклопедии. Что-то подобное хранилось в шкафу у родителей, и в детстве Вова перечитал едва ли не все, что там водилось, поэтому многие книги знал. Вот, например, собрание сочинений Набокова – у него была книга про шахматиста, и очередную записку могли спрятать в ней. Пока Вова перебирал тома в поисках нужной книги, его взгляд упал на корешок с соседнего ряда. Название было тошнотворно подходящим. «Вы знаете, где черная королева?» Он открыл книгу, но листки были пустыми. Он потряс ее и быстро пролистал, найдя, наконец, страницу с текстом. Там было одно слово. «Обернитесь». Вова невольно вздрогнул и обернулся, ожидая увидеть все, что угодно, но это был просто портрет. Висевший там, где, – Вова мог поклясться, – еще минуту назад его не было. На портрете в рембрантовских тонах был изображен старый человек в ночном колпаке, лохматый и нахмуренный, безумно похожий на того, который висел в столовой. Неожиданно по портрету словно прошла рябь, и старик улыбнулся жуткой улыбкой, поднимая руку и указывая пальцем прямо на дверь. Вова и сам не понял, как оказался в коридоре. Сердце колотилось, пальцы подрагивали – трусом он никогда не был, но подобные штуки в стиле «Астрала» действовали на уровне рефлексов. Собрав мысли в кучу, Вова усмехнулся сам себе. Наверняка это был экран, на который пустили изображение, а он испугался, как мальчишка, хорошо хоть не заорал. Умом он понимал, в чем подвох, но возвращаться в кабинет одному почему-то не хотелось. Вова решил взять с собой Жеку – пусть они и потеряют время, но зато обзор будет на триста шестьдесят градусов и подобная дрянь его врасплох не застанет. Жека обнаружился в первой же комнате, исследующий шкафы комода. – Думал, тут записка где, – объявил он как-то виновато, предъявляя Вове свисающие с пальца кружевные панталоны. – А тут только бабские трусики. – Тебя на ядерную подлодку отправь, ты и там найдешь бабские трусики. Пошли со мной, у меня походу крыша поехала. Вова притащил Жеку в кабинет и ткнул пальцем в проем между книжными стеллажами. – Вот тут, – объявил он, – висел портрет. А потом как давай лыбиться и рукой на дверь указывать. – А ты чего? – Свалил я, чего, – буркнул Вова. Признаваться Жеке, что он пулей вылетел прочь, было как-то стремно. – Штанишки поменять не надо? – Дорогой друг не упустил случая подколоть. – Если что, я там целый ящик сменных нашел. – На башку себе эти штанишки натяни, а то продует, – обиженно отозвался Вова. После того, как Жека его высмеял, вся эта история с портретом показалась совсем дурацкой. – А что там было про черную королеву? – Вдруг спросил тот, разглядывая доску. – «Вы знаете, где черная королева». Ну, Лена типа. А что? – Да ничего. Ее тут король щемит, – сообщил Жека, и Вова подошел к столу, разглядывая партию. Пока его не было, белые сделали ход – во только король подобрался к его ферзю на целых две клетки, хотя ему полагалось ходить не больше одной за раз. Белый ферзь тоже сдвинулся – и теперь у него оказалась вилка на черного ферзя и на короля. – Этот гад еще и фигуры двигает… – пробормотал себе под нос Вова. Все происходящее ему категорически не нравилось. Как будто кто-то старательно намекал ему, что Лена в опасности, и более того – теперь ему словно предлагали выбрать, спасти ее или себя. По всем правилам шахматной партии полагалось защищать короля, и можно было бы взять белого ферзя черным, но тогда следующим ходом его бы снесла пешка. Ситуация была заведомо проигрышной. Вова на секунду забыл, что к этой партии его ничего не обязывает, и очнулся лишь тогда, когда Жека подергал его за рукав и предложил идти дальше. Напоследок Вова вернулся к шкафу, чтобы проверить, не появилось ли новых посланий в книге про королеву, но книга исчезла. *** Следующая комната в доме оказалась, как ни странно, кухней. В углу был вход в кладовую. Внутри кладовой кто-то отчаянно бился и кричал. Голос был женский, и Вова, ни секунды ни думая, подлетел к двери и дернул за ручку – та не поддалась. Дверь казалась довольно непрочной, и Вова решился на небольшой подвиг. – Лена, отойди! – Крикнул он, уверенный в том, что там заперта его жена. Внутри его, видимо, услышали и послушались, потому что стало тихо, и Вова с разбегу влетел в дверь плечом. Выбить не получилось, но приоткрылась небольшая щелка, как будто внутри была хлипкая задвижка, которая от удара наполовину вылетела из пазов. Он снова отошел, но тут героически влез Жека. – Давай по очереди. От Жекиного мощного тарана задвижка слетела окончательно, и узница смогла выбраться наружу. Это оказалась не Лена – вернее, Лена, но не та. Лена Кравец. – Что это за хрень!.. – Завопила она, и добавила еще пару непечатных слов. – Зачем вы меня сюда засунули? Я чуть со страху не сдохла, вы, придурки… У Вовы не сразу получилось ее успокоить, но после того, как они объяснили Мале, что тут все оказались не по своей воле, она утихла и даже как-то обрадовалась. – И какого черта мы сидим? – Спросила она. – Давайте разделимся и все тут обыщем. Вдруг ее так же закрыли, сидит там сейчас, с ума сходит. Я вот чуть не сошла. – Да мы пробовали уже разделиться, – ответил Жека. – Так на Вову портрет напал. – Никто на меня не нападал! – Взвился Вова. – Он просто улыбался. – Надеюсь, это все не бесплатно, – фыркнула Маля. – Иначе это какое-то совершенно тупое шоу. Я больше часа тут просидела! Поддавшись на ее уговоры, они все же решили пойти врозь – Вова пошел с Малей, а Жека, которому ничего страшнее ящика с бельем пока не попалось, отправился в другой коридор один. Пока они обследовали комнаты – самые обычные спальни, ничего примечательного, – Маля поведала, как жизнь довела ее до кладовки в санатории. Она пришла к массажистке и после процедуры разомлела под тропическим обёртыванием, а потом проснулась полностью одетая и полной темноте. В отличие от Жеки, который мирно дрых в ванне, ее пробуждение было действительно жутким. Вова подумал, что им с Леной еще повезло – они ведь приехали сюда своим ходом, а еще у них, в отличие от друзей, остались мобильники, которые рано или поздно смогут поймать сеть. Финальная комната оказалась непохожа на все другие. Она напоминала лабораторию – чересчур яркий, иссиня-белый свет, несколько столов, накрытых оргстеклом, никаких избыточных декораций и картин на стенах. Последнее Вова отметил с облегчением, потому что после инцидента в кабинете на все портреты он поглядывал с опаской. На столах ничего не было. Ни записки, ни утвари, пустота. Заслуживал внимания только серый железный шкаф в углу – в такой полагалось убирать реактивы. На нем висел кодовый замок на шесть цифр. Вова попытался покрутить цифры в разные стороны, но ничего не вышло – комбинацию оставалось только подбирать, а это еще одна загадка на полдня. – Попробуй два-один-два, три-четыре-три, – подсказала Маля. – Почему именно это? – Наверх посмотри. Вова задрал голову и увидел огромные, во весь потолок выведенные черные цифры, будто кто-то рисовал, прицепив кисточку к швабре. Цифры были неровные, словно писалось дрожавшей или вовсе детской рукой. К замку они, впрочем, подошли, и шкафчик открылся. Внутри висел телефон, как в старом таксофоне, и листок с текстом. «Для связи с третьим этажом наберите 0». Надпись выглядела совсем не угрожающей, и Вова тут же позвонил. После одного гудка трубку подняли, и послышалось встревоженное «Алло». – Лена! – Обрадовался Вова. – Лена, это ты? – Вова, господи, наконец-то, я думала, опять… – Ее голос был не просто взволнованным, она чуть не плакала. Вова сразу насторожился. – Что случилось, родная? Где ты? – Я не знаю, Вова, – жена всхлипнула. – Я где-то в доме, но я не могу понять, как попасть в холл, а еще тут ходит какая-то женщина… – Что за женщина? – Не знаю, она… она просто ходит и причитает, что-то о роще, забравшей ее детей, и о спиленной лестнице. Вова, найди меня, тут жутко, а еще звонят… – Кто звонит, Лена? – Не знаю. Какой-то мужчина. Он звонит и постоянно спрашивает, знаю ли я, где нахожусь, а потом говорит, что я должна узнать прежде, чем он придет. И бросает трубку. А я не знаю, что ему ответить, Вова, приходи, пожалуйста… – Родная, держись, я придумаю, как до тебя добраться, – ответил Вова самым спокойным голосом, на какой был способен. Ему стало резко наплевать на камеры и реакцию возможных телезрителей. Самое важное было найти Лену и утешить. Вот эти слезы и ужас в ее голосе было точно не разыграть, а значит, она по-настоящему боится и может быть в опасности. – Если он позвонит до того, как я приду, скажи, что ты на третьем этаже. И посмотри, нет ли у тебя какого-то пути вниз. – Я не видела, но я проверю, – пообещала Лена. – Как выглядит твой этаж? Там тоже коридоры с комнатами или?.. – Нет, там просто галерея, и… – Для продолжения разговора опустите жетон, – выдал бесстрастный голос. Ничего, похожего на жетон, рядом не было. Спешно пошарив по карманам, Вова нашел какую-то монетку и попытался запихать ее в прорезь, но не вышло, да и разговор к этому времени прервался. Он попытался позвонить снова, но автомат снова потребовал жетон, и Вова со злостью повесил трубку на место. – Кто бы это ни придумал, я придушу их всех нахрен, – со злостью сказал он. – Вова, ты, наверное, сейчас на меня наорешь, но я не уверена, что это розыгрыш, – растерянно пробормотала Маля, рассматривая один из столов. Вова подошел и увидел, что под стеклом была еще одна записка. «Каким будет ваш следующий ход?» – Тут же было пусто, – проворчал Вова. Что за дешевые спецэффекты! Он схватился за оргстекло и снял его со стола, рассмотрев со всех сторон – стекло как стекло, на экран не похоже. Записка тоже была настоящей, бумажной, да и в столе не было ни одного проводка. Мысль о том, что кто-то прокрался в комнату и подложил листок, пока они разбирались с телефоном, казалась безумной. – Если это не розыгрыш, то что? – Чертовщина какая-то… – пробормотала Маля с такой интонацией, с какой обычно начинают креститься. Но она не стала, а вместо этого предложила: – Пойдем Жеку найдем. Может, у него что получилось. Они заглянули во все комнаты левого крыла по очереди – обычные спальни, как и большинство комнат в доме, вот только во всех вывернуты комоды – видимо, Жека проводил тщательный обыск. Его самого нигде не было, в том числе и в последней, замыкающей коридор. Это оказалась огромная детская. – Ты же говорил, что это санаторий, – задумчиво произнесла Маля, оглядывая комнату. – Странная планировка для санатория, тебе не кажется? Где, ну, процедурные там? Эта комната, в отличие от остальных, была обставлена в светлых тонах, но мебель была такой же дорогой и затейливой. Детские кроватки, одна – маленькая копия взрослой, а вторая – манеж с прутьями, стояли изголовьями друг к другу, а с потолка над ними свешивалась гирлянда с резными фигурками осиновых листочков и почему-то диких кабанов с клыками. В углу стоял низенький столик с приставленным к нему детским стульчиком, по столику были раскиданы листы из альбома и цветные карандаши. С другой стороны сидела ватага мягких игрушек – не ярких и современных, а коричневых и серых, допотопных, будто из мешковины. Такие стали вновь популярны в последние годы, хотя продавались все больше в сувенирках, а не в детских отделах. В отличие от предыдущих комнат, в детской картин не было, зато были фотографии: одна над столиком, с изображением мальчишки лет четырех в матросском костюмчике на фоне леса, а другая – над колыбелькой, и на ней серьезного вида девочка держала на коленях младенца. Фотографии были очевидно старинные, еще дореволюционные, поэтому дети на них были похожи на маленьких взрослых. Маля взяла на себя труд проверить кровати, а Вова занялся столиком для рисования. Втайне он надеялся, что где-то среди детских вещей может заваляться жетон, и он снова позвонит Лене на третий этаж. Бесплотно копаться в доме было тем труднее, чем больше он думал о несчастной жене, запертой где-то под крышей. На столике среди россыпи карандашей лежали альбомные листки с каракулями, которым Вова в поисках записки сначала не придал значения. И лишь убедившись, что посланий нет, он всмотрелся в детские рисунки. Первая картинка изображала дом в три этажа, очень похожий на тот, в котором они находились – вот только внутри не было никаких окон, а на рисунке они были вполне отчетливо прорисованы. Вова вспомнил, почему дом изначально не показался ему странным – снаружи ведь были окна! Он видел их, видел резные козырьки, а внутри были сплошь лампы и непроницаемые стены. Видимо там, под деревянными панелями… – Тут стены двойные… – прошептал он, и вгляделся в рисунок. В одном из окон третьего этажа была нарисована очевидно человеческая фигура – огуречик с кругляшком головы, две руки-палки и копна длинных волос. Вероятно, женщина. По логике картинки получалось, что это единственное окно, через которое видно, что происходит внутри дома. Лена говорила про какую-то женщину, которая гуляет по третьему этажу Через окно они и выберутся! – Маля, нам обязательно нужно на третий этаж! – Воскликнул Вова и подлетел к Мале с рисунком. – Посмотри, видишь? Это подсказка, через окно третьего этажа видно человека, значит, оно доступно, и его можно открыть или разбить. Смекаешь? – А как мы выберемся? – Не знаю, простыни свяжем, их тут куча. Вовин взгляд упал на другой рисунок, до которого он еще не успел добраться. Это тоже был дом, такой же, как и на предыдущем рисунке. От окна вниз вела длинная линия, пересекаемая жирными кругами, очень похожая на канат, который Вова придумал связать из простыней. Внизу стояли три человека, а четвертый… четвертый виднелся в окне и обеими руками держал канат. Нарисовано было схематично, но понятно – тому, четвертому, даже дорисовали пальцы. Было у него и лицо – одновременно злое и печальное, а под левым глазом вытянутой точкой была отмечена слеза. Этот рисунок Вова поспешил отложить в сторону, чтобы Маля не видела. Он все еще не очень верил, что в этом доме творится какая-то чертовщина, но заранее знал, что если кому-то и придется остаться в окне и держать канат, то будет это, конечно же, он. Был там и третий листок, но на нем было лишь схематичное очертание дома - прямоугольник с крышей – и большой знак вопроса по центру. Словно еще одна записка - «А вы знаете, что это за дом?». Да черт тебя побери, не знаю я, что ты за дом, – подумал Вова, складывая рисунки на место. Взгляд упал на фотографию, висящую над столиком, ту самую, с пацаном в матроске, но теперь на фотографии была только роща. Мальчик с картинки бесследно исчез. Вова оглянулся на соседнюю фотографию, с которой по-прежнему испуганно смотрел младенец, но девочки, прежде державшей его на руках, не было. Вова тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя пугающие мысли, и решил не говорить об этом Мале – не лезут дети из портретов и ладно. Игрушки Вове тоже показались какими-то странными, но что именно в них странно, он снова понял не сразу. Глаза. У кого-то из них было два глаза, как полагалось, у кого-то – один. У двух игрушек было пришито по третьему глазу на лбу, а у одной их и вовсе было четыре. И лишь последний из них, затасканный медвежонок с прорехой в боку, был вообще без глаз. Они сидели на полу ровно в ряд. Заметив застывшего Вову, разглядывающего игрушки, Маля подошла и встала рядом, задумчиво наклонила голову. – А ты смотри, они ведь сидят в том же порядке, – заметила она. – Ну, как цифры в замке. Два-один-два, три-четыре-три – И ноль, – добавил Вова. Его тут же озарило. Он поднял затасканного медвежонка, пошарил в прорехе и с торжествующим видом вытащил оттуда старенький телефонный жетон. *** Оказавшись у телефона, он засунул жетон в прорезь. – Лена! Родная, ты как? – Вова, он снова звонил, – Лена ответила тихо и глухо, будто прикрывала трубку ладонью. – Он велел мне узнать, что это за дом, до того, как он придет. Я поискала какой-то выход, но ничего не нашла. Правда, в центральной комнате лежит ковер, и эта женщина, когда идет, будто постоянно запинается обо что-то. Я попробую его убрать. – Молодец, – Вова улыбнулся. Все-таки Лена была умницей. – Лена, с тобой ведь все… все в порядке? – Да, – коротко отозвалась она. – Я… я говорила с ней. – С кем говорила? – С той женщиной. Она рыдала на полу, и я подошла ближе. Она сказала, что муж запер ее на третьем этаже, чтобы она не бродила по его дому и не мешала гостям. А еще сказала, что ее дети, Павлик и Оля, потерялись в роще, потому что роща, ну… забирает око за око. – Что? – Вова не верил своим ушам. Рассказ Лены звучал словно викторианская страшилка. – Она сказала, нас всех пригласил хозяин, чтобы отдать роще свои долги. Это звучит безумно, я понимаю, да и она не выглядит здоровой, но… что, если это правда? Кого это – нас всех? – Здесь Маля и Женька, – ответил Вова. Лена ахнула. – Она не сказала, что значит «нас пригласил хозяин»? – Она сказала, что… – Для продолжения разговора опустите жетон. – Да еб твою мать! – Вова уже не сдерживался. Он с размаху бросил трубку на рычаг, и она беспомощно звякнула, да так, что он испугался – не хватало еще в ярости разломать единственный способ связи с Леной. – Где-то в потолке холла должен быть люк, – сказал он Мале. – И нам надо выяснить уже, чей же этот чертов, блядь, дом. Лена говорила с какой-то женщиной наверху. Эта женщина сказала, что нас сюда пригласил хозяин. – Знаю я этих хозяев, – буркнула Маля, все еще злая на неведомого кого-то за незабываемый час в кладовке. – Небось Ахметов посмотрел наш последний проект и решил, что у тебя день рожденья. Вова усмехнулся. Маля всегда была самым большим скептиком из них всех. Возникающие из воздуха записки и прочее вуду могли ее удивить, но не убедить. – Ольга Юрьевна, в роли путчистки в больничке все были равно страшнее всех. – И как у тебя только язык повернулся, Голобородько, – Маля хмыкнула. – Идем лучше в кабинет, узнаем, что это за хозяин такой. Бумаги на столе в кабинете по-прежнему были пустыми, зато на нижних полках Маля нашла сверток с фотографиями. Они были такими же старыми, как в детской, а люди на них были одеты по-дореволюционному. Мальчика Вова сразу узнал – он был тот же самый, что пропал с фотографии, и даже костюм тот же. Только на этой фотографии он был не на опушке, а в фотоателье, и за плечи его держал высокий мужчина преклонных лет с зачесанными назад седыми волосами. Он кого-то напоминал Вове, но он никак не мог взять в толк, где видел это лицо. На другой фотографии снова был тот же мужчина, а рядом с ним женщина – гораздо моложе его, бледная и худая, а на руках у нее был младенец. У женщины на фотографии были выколоты глаза – две крошечных прокола от иголки, даже не сразу заметишь. На третьей фотографии мужчина был один – он сидел в кресле, лениво возложив руки на подлокотники, и смотрел на фотографа из-под полуприкрытых век. Вова понял, почему это лицо было ему знакомо. Тот же самый мужчина тогда улыбнулся ему с портрета. Пока он рассматривал фотографии, Маля нашла еще кое-что. – «История Северной Рощи», издание тысяча девятьсот восемьдесятого, – прочитала она. – Издана к открытию пионерского лагеря «Огонек», для среднего школьного возраста. «Здравствуй, дорогой пионер…» – Маля фыркнула, пытаясь сдержать смех. – Короче, тут все адаптировано донельзя, но можем полистать, вдруг что интересное найдется. – Давай поищем, – согласился Вова. Ничего более полезного у них все равно не было. Уже по привычке взглянув на шахматную доску, он заметил странную картину: белый король, на предыдущем ходу прижавшийся к черному ферзю вплотную, отступил на шаг, и между ними втиснулся белый ферзь. Положение было таким, что Вова, не знай он шахматных правил, решил бы, что белый ферзь защищает черного от нападения короля. Это было забавно, и в то же время невероятно бесило – Вове не нравилось играть с невидимым собеседником, который к тому же ставит фигуры, как вздумается. Решив, что тоже может устанавливать правила, он поднял обоих черных коней, но одного из них поставил на доску, а второго сунул в карман. Маля тем временем нашла информацию в книге. – Ха. Ну, во-первых, мы, кажется, в Житомирской области, ты знал? – Нет. Я вообще в другую сторону ехал. – Теперь знаешь. Более того, мы рядом с Коростенем. Помнишь, чем знаменит? – Это не тот город, где Ольга древлян сожгла? – В точку! Так вот, написано, долгое время здесь был лес, потом рядом появилась деревня, которую так и назвали – «Пiвнiчний гай». Дальше идет ода советскому образованию, мол, неграмотные жители деревни боялись ходить в рощу, пока им не открыли школу, – видимо, специально, чтобы пионерам было, о чем страшилки рассказывать. В деревне была усадьба. Принадлежало все это богатство Павлу Гаевскому, но он чиновничал в Петербурге и лишь на старости лет поселился здесь со своим сыном. Он тут же вырубил половину рощи и велел выстроить дом в другом месте. Видимо, рядом с чернью жить не хотел. – Чиновник, что с него взять. Так это про него мы узнать должны? Она быстро пролистала страницы. – Не уверена. Последним владельцем «Рощи» был Николай Павлович Гаевский, его сын. Он взял себе в жены местную крестьянку, она родила ему сына, но сын пропал, едва ему стукнуло пять. Гаевский, как здесь пишут, не расстраивался, любил поохотиться – ого, да тут тогда кабаны водились! – и часто приглашал гостей. Даже крестьян к себе зазывал, но они почему-то ходить к нему не любили. – Интересно, почему, – саркастично хмыкнул Вова. – Это все написано в детской книжке? – Ну да, он тут эдакий шаблонный помещик – кутит, проедая народный хлеб, пока жена убивается по сыну. Но у них еще двое детей было, девочка и мальчик. Девочка тоже пропала, и жена после этого слегла, и Гаевскому пришлось запереть ее… – Маля сделала паузу, – на третьем этаже. – А что с ним случилось потом? – А потом, пишут, он сам рехнулся. Мол, революционные настроения нарастали, крестьяне бродили под окнами, и Гаевский распорядился окна изнутри заделать. Все, кроме одного, наверху, мол, Полина очень любила смотреть на рощу. – Какой романтик. А Полина – это жена его? Маля кивнула. – Дальше пишут, сбежал с семьей от советской власти, и его следы теряются. Тут про него немного, книжка-то советская. Больше о том, что пытались тут сделать потом, – Маля принялась листать. – Сразу после революции тут был госпиталь. Потом хотели сделать из деревни райцентр и посадить сюда местную администрацию, но что-то не сложилось – тут, как понимаешь, не написано. Про военное время ничего не сказано, а сразу после здесь был исследовательский институт. Что исследовали – не написано, но раз не написано и стоит в глуши, то наверняка ядерка. Они продержались дольше всех, аж до шестьдесят второго, а потом здесь устроили санаторий для номенклатурных работников. Знаешь, что любопытно… – Что? – Еще во времена госпиталя окна-то вернули. Тут даже фотография есть, смотри, – Маля сунула Вове под нос книжку с черно-белой иллюстрацией медсестры, склонившейся над кроватью раненого, а на фоне белели два оконных проема. – Слушай, ну эти доски выглядят новыми, – Вова постучал по панели. – Если их здесь развесили еще при царе… мне кажется, тут все обновили. Представь себе такую мебель сто лет назад, да и вообще бесхозную мебель. Ее бы зимой на дрова растащили! – Хочешь сказать, кто-то специально тут все восстановил? – Не сомневаюсь ни минуты. И портреты развесил, и фотки подложил. Теперь Вова уже не боялся, а просто злился. Чем больше он узнавал, тем сильнее ему казалось, что над ним издеваются. Отремонтировали дом, наняли актеров, раскидали подсказки, наверняка вбухали кучу денег – и все зря, потому что если это попробуют протолкнуть в эфир, Вовины юристы их загрызут. – Вова, а ты про портрет говорил – он там висит, да? – Спросила Маля. Вова повернулся и увидел того самого старика в рамке. Тот снова стоял в колпаке и улыбался – и с каждой секундой улыбка становилась все шире. С Малей было не так страшно, и сначала Вова даже думал остаться и посмотреть, что же случится дальше. Скорее всего, это анимация. Было бы весело увидеть, как ролик заканчивается и тут же начинается сначала. Но тут старик двинул плечом и… уцепился рукой за раму. Узкая морщинистая кисть, как будто по-прежнему нарисованная маслом, лезла все дальше и дальше – старик будто вытекал наружу, и также тягуче ползла и его улыбка. Вову пробрала жуть – он не ожидал, что кино будет с полным погружением, – но все же он подошел к раме ближе, пытаясь понять, в чем фокус. Вблизи рука казалась вполне осязаемой, хоть и непохожей на настоящую – словно нарисованная маслом, без пор, волосков и складок. И тут Вова вспомнил Лену – она там боится наверху, пока он тут грим оценивает. Он схватил руку за запястье и дернул на себя. Рука была обжигающе ледяной, но Вова не придал этому значения. Он был зол. – Слушай, ты, клоун… – его силы было достаточно, чтобы актеришка вывалился из рамы, но тот даже не шелохнулся. Вместо этого старик, словно насмехаясь, наклонил голову на бок и стряхнул Вовины пальцы, а через миг дернулся вперед и вцепился ему в горло. Хватка была такой, будто его душили на морозе железной цепью. Пальцы словно вплавлялись в шею, и, как бы Вова ни цеплялся за них, ни пытался разжать, были неподвижны. При этом старик продолжал улыбаться, будто держать Вову не составляло ему никаких усилий. Он не понял, как все закончилось – лишь услышал треск и пронзительный вопль, а когда очухался, то увидел Малю, сидевшую возле него на полу. – Вова, ты как? С тобой… все хорошо? – Что случилось? – Пробормотал он, садясь. Шею все еще жгло, будто надели раскаленный ошейник. – Я раму его сломала… и холст порвала, – Маля показала разломанные деревяшки и куски холста, лежавшие на полу. Они были сплошь закрашены темной краской, никаких следов человеческой фигуры на них не было. – Какой-то очень затратный способ меня прикончить, – прохрипел Вова, глядя на следы былой роскоши. – Ты все еще думаешь, что это подстава? – А что еще? – Фыркнул Вова, но как-то неубедительно. Конечно, ему, сыну инженеров, не верилось во всякую сверхъестественную муть, но этот тип душил его по-настоящему, будто и впрямь не рассчитывал, что нужно будет выходить на поклон. Это не могло быть по-настоящему, никаких привидений и монстров не существует, это все народные мифы и массовая культура, но нутро твердило, что все взаправду. А нутро редко ошибалось. В конце концов, лучше оказаться дураком и выжить, чем оказаться дураком и умереть. Маля поджала губы, явно желая что-то сказать, но спорить не стала. – Надо найти Женьку, – сказала она. – Я теперь очень за него боюсь. *** После того, что произошло, Маля наотрез отказалась разлучаться, и Вова был ей благодарен. Сам бы он вряд ли попросил. Они обшарили весь второй этаж, но Жеки нигде не было. Они спустились вниз. В холле первого этажа снова надрывался телефон. – Алло? – Вы знаете, что случится в полночь? – Это был все тот же женский голос, но теперь невыносимо печальный. – Не знаю, – отозвался Вова. – До полуночи осталось полчаса. Вы знаете, как отсюда выбраться? – Кто вы такая? Что за чертовщина тут происходит? Куда вы дели Жеку?! – Вова с трудом сдерживался, чтобы не закричать. – Я не знаю, что происходит на нижних этажах. Он не разрешает мне спускаться. Только Олечка с Павлушей могут… И тут Вову будто озарило: – Позовите к телефону мою жену. Женщина будто задумалась на секунду, но тут же ответила: – Не могу. – Что значит не можете?! С ней все в порядке?! Телефон замолчал. Вова в отчаянии посмотрел на Малю. Она обняла его, прижала и погладила по голове, как маленького ребенка. – Вов, не раскисай. Осталось немного, мы со всем справимся. Маля была надежная, умная, добрая – не раз она вот так же утешала Вову, когда он падал духом, как старшая сестра, нянчащая карапуза с разбитой коленкой. – Опять аврал, да, Вовка? – Улыбнулась Маля. Ну да, у них всю жизнь аврал, по-другому уже и не умеют. Все предыдущие комнаты на первом этаже оказались заперты, кроме одной крошечной кладовки рядом со столовой. Жеки там не было, зато была очень ценная вещь – стремянка. Вова вытащил ее в холл… и врезался в Жеку, живого и здорового. – Стой кто и… господи помилуй, что у тебя с шеей? – Ахнул Жека. Вова рассказал о стычке с портретом, и о телефоне в лаборатории, и о странной женщине – словом, обо всем. – А ты вообще где был? – Последние минут пять – в туалете. Это вы ко мне ломились? Жека выглядел беззаботным, будто вокруг был не жуткий дом с привидениями, а магазин электроники. И Вова не возражал – им нужен был хоть один оптимист. Наверху Вова поставил стремянку поближе к центру, возле лестничных перил. – Нам нужны все простыни, которые только можно найти. Справитесь? – Вован, ты прости меня, конечно, но ты что тут один делать собрался? – Спросил Жека. – Надо люк найти. У нас мало времени. Я один справлюсь. – Не дорос, блин, – Жека оттеснил его в сторону и сам полез на стремянку. Вова оценил ситуацию – он мог бы легко дотянуться до потолка, но люк, если он и был, должен был располагаться над самой лестницей. Жеке с его длинными руками было бы гораздо проще, и Вовин героизм тут был бесполезен. Хоть оставлять Жеку, не видевшего своими глазами всего кошмара в доме, и было страшно, он все же послушался и отступил. Они с Малей метнулись в коридор за простынями, но все спальни, в которых они побывали каких-то десять минут назад, были закрыты. Вова вспомнил, что во всех этих чертовых комнатах висели портреты, на каждом из них был этот отвратительный старик. Видимо, после Малиного бунта он решил понадежнее от них спрятаться. Мировая она женщина, все-таки, если даже монстры ее боятся. Попасть удалось лишь в детскую. Кроватки там были маленькие, постельное белье – крошечным, поэтому в ход пошло все, даже наволочки. Веревка вышла короткая, дай бог бы дотянулась до верха первого этажа, но все же лучше, чем ничего. – Внимание, сейчас будет фреска Микеланджело! – Объявил Жека, едва они вернулись в холл, и изящно вытянулся, отпирая шпингалет над лестницей. Закончить также эффектно не удалось, потому что язычок сидел туго, но Жека справился с задачей, и с противным лязгом замок поддался. Доски тут же откинулись, и через секунду над ними показалось лицо. – Лена! – Радостно закричал Вова. – Вова! Леночка, Женька… – Лена выглядела уставшей, но невредимой. – Заберите меня отсюда! – Нельзя, Лен, – сказал Вова, нахмурившись. – Это нам всем надо к тебе, наверх. Она не стала спорить – когда он говорил таким тоном, она вообще никогда не спорила. Лене скинули веревку из простыней и велели куда-нибудь привязать. Через минуту она вернулась, держа хвост каната в руках. – Тут ничего нет, только стол. Давайте Малю первой, она легкая, а я подержу. Ничего не оставалось, как послушаться, и Жека уступил Мале место на стремянке. Маля, конечно, повизжала для приличия, но скорее потому, что ей приходилось делать то, что она со школьных времен ненавидела – взбираться по канату. Делала она это неумело, стол и Лена с трудом выдерживали, но в итоге Маля справилась, уцепилась рукой за край люка, и Лена буквально затащила ее на третий этаж. Следующим полез Вова, и у него получилось лучше – все-таки физподготовка, да и держать вдвоем было куда проще. Жека должен был ползти последним, но вместо того, чтобы карабкаться, он стоял на стремянке и разглядывал что-то у себя под ногами. – Ребят, тут это… на лестнице… Вова сунулся в люк и увидел между первым и вторым этажами человеческую фигуру. Это был старик. Он был одет уже не в ночной колпак, а в охотничий костюм, и поднимался стремительными шагами сразу через две ступени. Жека опомнился и дернул за канат, да так, что девчонки чуть не свалились, но Вова вовремя подхватил, и втроем они втащили друга на третий этаж вместе с веревкой. Дотянуться до крышки люка им не удалось, но Жека напоследок так вдарил ногой по стремянке, что она с треском повалилась на бок. – Вова! – Лена бросилась мужу на шею и уткнулась в плечо. Он прижал ее к себе и растерянно погладил по волосам. – Родная, все почти закончилось. Нам нужно найти окно и выбраться отсюда. Через квадрат в полу Вова видел, что старик стоит на втором этаже и смотрит на них злым немигающим взглядом, и постарался оттащить Лену в сторону. Он знал, что это лишь вопрос времени, когда призрак найдет способ добраться до них, поэтому нужно было спешить. Единственное окно было в левом крыле. Возиться с ним долго не пришлось – рама легко поддалась и открылась, впуская внутрь свежий сентябрьский воздух. На улице уже было темно, и Вова машинально взглянул на часы, снова чертыхнувшись, увидев, как стрелки застыли на без четверти четырех. Он выглянул наружу и осмотрел площадку возле дома – по-прежнему никого, только крошечная опушка и роща, такая высокая, что за ней не было видно дороги. Он спустил канат вниз, убедившись, что тот достает до первого этажа. – Так, сначала Жека, потом Маля, потом Лена, – Вова остановился, но тут же добавил: – Я последним. – А чего это ты последним? – Взбунтовался Жека. – Я самый тяжелый, логичнее меня последним пускать. – Вот именно потому что ты самый тяжелый, пойдешь первым, – отрезал Вова. – У нас веревка короткая, а ты самый длинный, будешь остальных ловить. Этот свой бескомпромиссный тон Вова оттачивал годами, и все в «Квартале» знали, что с ним таким лучше не спорить. Жека покорно взобрался на подоконник, ухватился за простыни и полез вниз. Следом за ним спустили Малю, и настала очередь Лены. – Вова, а ты… тебя кто держать будет? – Как-то растерянно проговорила она. – А я… – Вова стушевался, вспоминая рисунок из детской. Действительно захотелось плакать. – А я вон, к столу привяжу. – Он же тебя не удержит, – сказала Лена тем самым тоном, которым обычно отговаривала его делать глупости, которые, как она знала, он все равно сделает. – Лен, я… Она закрыла ему рот ладонью и, приблизившись, прошептала на ухо: – Жду тебя внизу через пять минут. Не появишься – разберу это дом по дощечкам, слышишь? До кирпичика разберу. Все тут сломаю, но тебя отсюда вытащу. Понял? Вместо ответа Вова просто поцеловал ее ладонь. Лена улыбнулась, хоть и видно было, что хочет заплакать. Решительно отвернувшись, она села на подоконник, ухватилась за канат и, крикнув «Встретимся внизу!», спрыгнула. Убедившись, что все спустились, Вова затащил веревку наверх. Нужно было придумать, куда привязать другой конец, потому что Лена была права – стол его не удержит. Он не собирался следовать указаниям горе-художника, который нарисовал его плачущим в оконном проеме, но и шею ломать в приступе героизма тоже не хотелось. Пока он разглядывал комнату в поисках якоря, в дальнем конце галереи зазвонил телефон. Вова хотел проигнорировать звонок, но трещало так громко и требовательно, что он не выдержал и подошел к телефону. – Теперь вы знаете, чей это дом. – Сообщил мужской голос на том конце провода. – Николай Павлович? – Поинтересовался Вова устало. Он был почти на сто процентов уверен, что старик с портрета – тот самый Гаевский, но расстилаться перед давно почившим хозяином сил уже не было, будь он хоть Сатана во плоти. – А вы знаете, что происходит в полночь? – Нет. А вы мне расскажите, – Вова уже слишком устал, чтобы бояться какого-то призрачного голоса в трубке. – В полночь роща забирает всех, – ответил ему старик и положил трубку. Вова пожал плечами и поступил так же. Нужно было возвращаться к окну – он не знал, сколько времени оставалось до полуночи, но подозревал, что немного, и кто знает, какая чертовщина начнет тут происходить. Вернувшись к окну он понял, что не один – буквально почувствовал на себе пристальный взгляд и обернулся. Перед ним стояла женщина. Она была бледная, с длинными распущенными волосами, одетая в ночную рубашку – ни дать ни взять привидение. У нее были огромные, глубоко запавшие глаза и бесцветные губы, и стояла она неподвижно, как статуя. Ее вид будто загипнотизировал Вову, и он не мог ни заговорить, ни пошевелиться – просто стоял и смотрел, а она смотрела на него. – Вы знаете, что происходит в полночь? – Прошелестела она, и Вова сразу узнал этот голос – это он разговаривал с ним по телефону на первом этаже. – Он сказал, роща заберет всех. Что это значит? – Роща забирает всех живых в полночь. Вам нужно уходить. Вова поежился. Слова женщины навевали жуть, хоть она и не выглядела слишком страшной – скорее невероятно изможденной или больной. Она безумно напоминала ту женщину с фотографии из кабинета, у которой были выколоты глаза. – Кто вы? – Полина. – Жена Николая Гаевского? – Не произносите его имя! – Выкрикнула она неожиданно резко. – Он чудовище! Выменял всех моих деток на кабанятину! Они все пропали в роще, потому то роща забирает око за око, жизнь за жизнь! По ее бескровному лицу потекли слезы, и Вове захотелось ее утешить – он не выносил женского плача, даже если плакало привидение. Он подошел и коснулся ее плеча, ожидая чего угодно, только не того, что плечо окажется вполне материальным, хоть и мертвенно холодным. Обжигающе ледяным – ни один живой человек не мог быть таким на ощупь. – Роща забрала всех моих деток, все из-за него… за каждое дерево, за каждого убитого зверя… Вова не знал, как утешить бедную Полину. Хоть она уже и была мертва, и прекрасно это знала, она все равно убивалась по своим детям, сгинувшим в лесу. – Он должен ей до сих пор, поэтому он позвал вас сюда. Ему нужно отдавать долг… – Позвал сюда? О чем вы говорите? – Он передал вам приглашение… какую-то вещь из дома. С тех пор, как вы ее получили, любая дорога привела бы вас сюда. Вова вспомнил вчерашние книги и брошку. Господи, да этот технолог не просто ему проект загубил, он его самого на закланье отправил! Вова выкинет его нахрен, как только выберется отсюда. – Он не давал мне спуститься, и мне пришлось посылать деток… они у меня толковые, вот только боятся его до жути… Неожиданно она вывернулась из-под Вовиной руки и посмотрела в сторону галереи. Возле люка стоял старик Гаевский и ухмылялся. – Полиночка, душенька моя, – скрипучим голосом пропел он и шагнул вперед. – Спасибо, что придержала мальчишку. За такой подарок, может, и выпущу тебя вниз, пообедаешь со мной разок, а то сидишь все тут, не знаешь, чем себя развлечь… а я ведь так забавно поиграл с вами, правда, Владимир? Понравились мои записки? А шахматы? А вот телефон я поставил зря – кто ж знал, что эта тетеря научится им пользоваться… – Не подходи, – сказала она, закрывая Вову своим телом. – Он не твой, он уйдет отсюда сегодня. – Ты же сама прекрасно знаешь, любовь моя, – как только роща получит жизнь за каждое дерево да за каждую убитую свинку, она и мою душу отпустит, и твою тоже. И деток твоих драгоценных. – Ты все равно будешь гореть в аду! – Закричала на него Полина и бросилась вперед. – А я так больше не могу! Я простила тебе крестьян, простила солдат, даже деток этих советских простила! Только своих никогда не прощу, и никого больше забирать не позволю! Она накинулась на него, молотя кулаками, но старик только стоял и жутко улыбался, как будто и не было ее вовсе. Неожиданно весь дом содрогнулся от громкого звука – это часы в гостиной отстукивали полночь. Полина обернулась. На ее мертвенном лице было написано сожаление – что не успела, что не смогла помочь, и Вова почти готов был разделить ее отчаяние – он тоже не успел, не уберег, и теперь роща заберет всех - Лену, Малю, Жеку… Жека! Это он, турист проклятый, сдвинул на часах стрелки! Вова вытащил из кармана бесполезный сейчас мобильник, и увидел время - 23:55. – Полина, это не настоящая полночь! – Радостно воскликнул он. – У нас есть еще пять минут. Помоги мне! Старик дернулся с места, хватая Полину за руку, но она с неожиданной для такой хрупкой женщины силой вырвалась и схватила его за волосы. – Я… тебя… ненавижу! Убийца! – Взревела она, раскачивая его за голову обеими руками. Он попытался ее оттолкнуть, но Полина укусила его за пальцы и пнула под колено. Старик взвыл, как могут выть только привидения – пронзительно, протяжно. Как будто все вокруг засасывало в этот резкий, нестерпимый звук. Вдруг из темноты выскочили две маленькие детские фигурки и налетели прямо на старика. Тот от неожиданности пошатнулся и оступился – прямо в открытый люк. Полина едва успела разжать руки перед тем, как он провалился вниз. Маленькие фигурки исчезли так же быстро, как появились. Полина подбежала к Вове. На ее бесплотном лице блестели слезы. – Уходи отсюда. Уходи, забирай своих и уходи! Вова опомнился и сунул ей в руку связку из простыней. – Держи конец веревки, пока сможешь. Я постараюсь спуститься очень быстро. Она кивнула и крепко сжала угол простыни, намотав ее на запястье. Вова забрался на подоконник и обернулся к Полине. – Спасибо тебе. Я очень хочу, чтобы роща тебя простила. Женщина ничего не ответила, только едва заметно улыбнулась, и Вова спрыгнул вниз. Он не лез, он падал, изредка хватаясь за канат, чтобы не слететь камнем. Едва он опустился на землю, канат упал следом. Когда Вова поднял голову, Полины в окне уже не было. – У нас есть минуты две. Бежим, немедленно! Казалось, они побили мировой рекорд спринта на двести метров. На полном ходу пролетев указатель, они затормозили о машину. Маля присела на корточки, прислонившись спиной к двери, тяжело дыша, Жека сложился пополам, упираясь в колени, и тоже пытался отдышаться. Лишь только Лена, вся красная от бега, бросилась на Вову с объятиями и поцелуями. – Я знала, знала, ты выберешься! Боже мой, Вова, мы выбрались, мы справились! – Да, родная моя, все хорошо, – Вова положил голову Лене на плечо и увидел, что на месте тропинки, по которой они только что неслись, стоял непроницаемый лес. Указатель тоже исчез, словно его и не было. Машина завелась сама собой – почему-то Вова не сомневался, что так получится. Они выехали с грунтовки на трассу и доехали до ближайшей заправки. Вова уже с трудом соображал и зевал на каждом шагу, поэтому ребята постановили отправить его спать на заднее сидение, а за руль посадить Жеку, как самого бодрого. Вова улегся головой на колени к Лене и закрыл глаза. – Вы знаете, – услышал он, уже засыпая, Ленин голос. – Если бы Гаевский не попытался убежать от советской власти, роща бы его не тронула. – Откуда знаешь? – Спросил Жека. – Полина рассказала. Он обещал, что выплатит ей долг, и каждую неделю отдавал ей по человеку. Даже заделал окна, чтобы люди не могли сбежать. А когда сам попытался уйти – роща забрала его, но не отпустила. Пока не расплатится. Чувствуя лишь мерное покачивание автомобиля и нежную руку жены, лежащую у него на плече, Вова заснул. Все было хорошо… *** – Эй, Бастер Китон, просыпайся! Вова открыл глаза и понял, что лежит на диване в гостиной, придавленной стопкой распечаток. – Опять полночи сценарии читал? – Лена перегнулась через спинку дивана и потрепала его по волосам. – В кровати спать надо, и так совсем жену не видишь. Вставай, у тебя сегодня три встречи, а вечером еще презентация проекта. Она упорхнула из комнаты, а Вова выкопался из-под сценариев и поднялся, потягиваясь в разные стороны. Он снова уснул без одеяла, одетым, в дурацкой неудобной позе. От таких вот ночевок на диване у него болела спина, а еще болела совесть, потому что Лена опять засыпала одна. При живом-то муже. Неожиданно вспомнились подробности его сна. Какая-то старинная усадьба, роща, комнаты, привидения… что только не приснится, если начинаться на ночь сценариев. Между прочим, не самый худший из всех, что ему присылали, можно было бы и снять, если чуток подправить… Вова перебрал бумаги, пытаясь понять – это он действительно прочитал, или от мешанины в голове у него разыгралось подсознание. Оказалось, перед сном он читал какую-то романтическую ерунду без смысла, куда уместнее смотревшуюся бы на российском телевидении. В спину снова вступило, и Вова поморщился – все-таки возраст уже не тот, нужно с собой аккуратнее… он нагнулся вперед, чтобы растянуть мышцы, и потянулся пальцами к носкам – обычно это всегда помогало. Из кармана у него что-то выпало и со стуком ударилось об пол. Он поднял вещицу и повертел перед глазами. Это была шахматная фигура. Тяжелый, сделанный под мрамор конь темно-зеленого цвета с черными прожилками.