***
Вынырнув из омута воспоминаний, принц проводит рукой по волосам спящего на его груди Кейла. Тот трогательно морщит нос и ближе прижимается к тёплому телу. Ощущать этого ублюдка под боком было делом привычным вот уже десять с небольшим лет — статус лучших друзей, ставших в последствии любовниками, прочно закрепился за ними ещё с первой встречи и того милого подарка. Картинка, кстати, до сих пор висит возле кровати Альберу, заключённая в золотую рамку. И сколько бы Хенитьюз не ругался, сколько бы не угрожал лично порвать свой собственный рисунок, но почему-то всё никак не доходил до этого. И блондин был искренне счастлив - этот корявый и довольно смешной набросок цветными карандашами каждый раз облегчал душевные терзания. — Люблю тебя, — его тихий хриплый шёпот тонет в алой макушке, от которой исходит аромат яблок и вина, растворяясь в вечерней тишине комнаты. — Как же сильно я люблю тебя. Разумеется, Кейл этого не слышит, продолжая мирно дремать в кольце крепких рук. Однако он как-то истинктивно улыбается, потираясь щекой о ткань рубашки. От такого сердце Альберу затопляет нежность вперемешку со светлой грустью — его малыш столько всего делает ради того, чтобы никто не увидел такую его сторону, а перед ним всё же открывается. От этого становится почти физически больно — закрышись под маской ублюдка после смерти матери, брошенный графом и воспринимающий дворецкого как отца больше, чем кровного родителя, Кэйл заслуживает всего этого мира. Не то, чтобы Кроссман не предлагал, только вот его сокровище отказывалось каждый раз, неустанно напоминая, что весь его мир сводится к одному-единственному блондинистому принцу. Полукровка шутит, что их таких в империи целых трое, за что получает поцелуй в уголок губ, ну или куда придётся по воле случая, а после смеётся. Рядом с этим человеком ему необычайно легко и тепло.***
Кейлу едва исполняется семнадцать, когда он впервые начинает кашлять без видимой причины. Ему всё так-же семнадцать, когда кашель учащается, становясь дольше и сильнее. И ему всё ещё семнадцать, когда на ладони после очередного приступа остаются алые капли. Альберу, звоночек тревоги в голове у которого звучал довольно долго, действительно запаниковал и, не слушая больше оправданий юного графа, посадил, а точнее положил его под домашний арест. Разумеется, это было заключение во благо — кто отпустит кашляющего кровью человека укреплять свой образ ублюдка в ближайшем к поместью Хенитьюзов баре? Вот принц и не отпускает, вместо этого приводя врачей одного за другим. И все как один разводят руки. Мол, не знаем мы, Ваше Высочество, что с вашим благоверным, думайте сами. Так длится ровно до того дня, пока комнату больного красноволосого не посещает врач с его земель. Сухонький старичок наверняка застал ещё предыдущего правителя, отца нынешнего, если вообще не его деда. И именно он лечил матушку Кейла до самой её кончины. Проведя осмотр, он отводит Альберу в соседний со спальней кабинет и качает головой. — Хворь забрала мать, вернулась и за сыном, — скрипучий голос выжигает слова на подкорке сознания принца, который замирает от неожиданности. — Боюсь, юноша не оклимается - как родился слабеньким, так таковым и остался. Заберёт его мрачный жнец, да явно в скором времени. В глазах темнеет, в горле пересыхает, а тело начинает неконтролируемо трястись под аккомпонемент кашля из-за двери. Прислонившись к стене, блондин сползает по ней вниз, оседая на ковре с длинным ворсом, в который вцепляется пальцами. Старик смотрит на него с сочувствием, а после подходит ближе к выходу, ненадолго замерев. Полуобернувшись, он добавляет: — Мальчонка он хороший, уйти сможет спокойно, — Альберу всего передёргивает от этих слов, а в уголках глаз печёт от собравшихся слёз. — Ты главное люби его до последнего. После чего врач уходит, а Кроссман остаётся наедине со своими чувствами и мыслями. Кейл, его солнечный милый Кейл, умрёт? Как скоро это случится? Сколько у них ещё есть времени? Почему именно он? Не найдя ответа ни на один вопрос, принц отпускает ковёр, заменяя его на свои волосы. Первые слёзы катятся по его щекам, прочерчивая влажные дорожки, которые начинает щипать от воздуха.***
Как выяснилось, времени у них было совсем мало — меньше даже, чем у Деруса с его женой. И сколько бы Альберу ни искал лекарства, сколько бы денег он не отдавал лекарям и магам, всё было бестолку. Его маленький огонёк угасал с каждым днём, больше походя теперь на едва теплящуюся искорку. Всё больше часов проводя в сонном бреду, Кейл исхудал и побледнел ещё сильнее, чем до этого. Волосы потеряли былой закатный блеск, губы вечно сохли и трескались, а под глазами залегли глубокие тени. Послав к чёртовой матери все свои дела, блондин едва ли не ковром стелился возле возлюбленного, заботясь о нём с тройным усердием. Отец лишь понимающе кивнул и поручил королевской канцелярии поиски хоть какого-то лекарства, за что полуэльф был ему непомерно благодарен. Рон, а также Бикрос, были переведены на личное услужение Кейлу во дворец и также едва ли не ночевали у постели своего господина — за годы заботы об этом брошенном ребёнке Молланы неимоверно привязались к нему, воспринимая скорее уж как члена своей семьи. — Альберу, у меня есть небольшая просьба, — голова больного, покоящаяся до этого на груди принца, чутка поднялась, но тут же опустилась обратно. Сил не хватало уже даже на это. — Да, любовь моя? — Блондин, нежно перебирающий тусклые пряди и массирующий затылок, не остановился ни на секуду, отвечая полушёпотом — Кейлу было трудно говорить в полный голос, а чтобы не заставлять его перенапрягаться все его немногочисленные собеседники понижали голос. — Не уходи от государственных дел слишком надолго и стань хорошим правителем, — лёгкая печальная улыбка тронула бледные губы Хэнитьюза. Принц поначалу не совсем понял к чему это было сказано, но спустя пару мгновений осознание накрыло его с головой. Его малыш беспокоится о том, что будет после его смерти. Блондин задушенно всхлипнул, утыкаясь носом в по-прежнему приятно пахнущую макушку. Он не мог пообещать этого, ровно как и не мог представить себя на троне без Кейла рядом. Он не хотел представлять себе жизнь без Кейла.***
Тишина наступила за неделю до совершеннолетия молодого графа. Она окутала весь дворец, заползла в сердца прислуги и стражи, поселилась в сознаниях обычно безучастных к проблемам старшего второго и третьего принцев. Она была тяжёлой, налипающей на кожу мерзким слоем, стягивающей движения, но никто не спешил прерывать её — сердце этой самой тишины находилось в личных покоях наследного принца, свернувшись на полу перед камином в обнимку с рубашкой Кейла. Он умер на рассвете, прямо во сне, и это отчасти радовало Альберу — хотя бы уйти его любимый смог спокойно, не задыхаясь в агонии кашля, который явно стремился разорвать лёгкие аловолосого. Блондин в этот момент не спал, просто лежал, слушая мерное сопение под боком, которое внезапно прекратилось. Осознание пришло не сразу. Когда же парень наконец понял, почему длинные чёрные ресницы больше не трепещут, а тонкие изящные пальцы не сжимают в кулачке его рубашку, то было уже слишком поздно. Однако Альберу не спешил сообщить прискорбные вести дежурящим за дверью стражникам и горничным. Он подтянул хрупкого человека повыше, уткнулся носом в его волосы и заплакал, тихонько поскуливая. Никогда гордый принц не мог подумать, что будет вести себя словно собака, потерявшая хозяина, но вот он — лежит, издаёт жалобные звуки и совершенно не видит смысла жить дальше. Оказывается, это больнее, чем можно было представить.***
С момента смерти возлюбленного нынешнего императора, Альберу Кроссмана, прошло уже больше десяти лет, — а ведь именно столько они были вместе, — но он всё также одинок. Взойдя на престол после смерти отца семь лет назад, он поражал людей своим бесстрастным лицом и холодным взглядом. Впрочем, всё это не мешало ему быть хорошим правителем, так что дела шли в гору. Верные соратники, любящий народ и молодой Мастер Меча под рукой не давали скатиться куда-то вниз по иерархии империй. К слову, Мастером Меча была сводная сестра Кэйла, Лили. Из всех Хэнитьюзов она, кажется, дольше всех оплакивала брата, каждый раз блестя слезами при завороте разговора в сторону старшего из детей графа. За это Альберу слегка проникся к ней уважением и дружеской симпатией, позволяя иногда выплакаться ему в плечо. Так, мало по малу, они сблизились и из простого рыцаря Лили превратилась в Личного рыцаря Его Величества. И именно она сейчас стояла за спиной блондина, который устало потирал переносицу на очередном собрании аристократов. Они наперебой рассказывали о проблемах и успехах своих земель, требовали финансирование и возмущались от предложений других. Мастер Меча сочувственно вздохнула и махнула рукой Рону, стоящему возле двери - пускай принесёт чай для императора, они тут ещё надолго. - Ваше Величество, - подал голос кто-то из середины правой стороны. Кто конкретно это был Альберу не особо разбирался, но всё равно направил взгляд в нужную сторону. - В этом году вам уже двадцать восемь, пора бы задуматься о выборе спутницы жизни. Даже ваши младшие братья давно обзавелись наследниками. Моментально повисла тишина, в которой раздался недовольный возглас Бассена: - Следите за языком! - Молодой мужчина вперил гневный взгляд в говорившего, скрестив руки на груди. Нынешний граф Хенитьюз был, пожалуй, самым верным сторонником императора из знати. Оно и не удивительно - старший брат просил его позаботиться об Альберу в последнем своём письме. - Вы совсем недавно вернулись в империю, не вам судить об отсутсвии императрицы. Слова, так и сочащиеся ядом, юный граф едва не выплюнул, гневно сверкая глазами. Лили сжала рукоятку меча, испуская зловещие волны в разные стороны, а Рон помрачнел лицом, больше не походя на доброго дедушку - и всё это было направленно на несчастного аристократа. Тот икнул от испуга, втягивая голову в плечи. Император же печально выдохнул и положил бумаги, которые держал до этого, на стол. - Собрание окончено, спасибо за участие. Длинная процессия потянулась к выходу, попутно кланяясь императору. В комнате остались лишь Бассен, Лили, Рон и сам Альберу, который уронил голову на стол. Его плечи опустились, руки задрожали, а сердце болезнено сжалось. До этого дня никто не смел предлагать ему выбрать жену, свежа ещё была память о годовом затворничестве Солнца империи после смерти Кейла. Ежегодный праздник в честь дня рождения аловолосого, включённый в реестр обязательных ещё при предыдущем правителе, никогда не затрагивал того аристократа - он в это время по обыкновению своему бывал в соседних странах в качестве посла. Так что он и понятия не имел о наличии Луны у Альберу. Лили сделала шаг вперёд и положила руку на плечо мужчины. Тот лишь повернул голову немного вбок, разглядывая пять искуссных картин, тянущихся от пола до потолка. Вот на первой Кейл ещё младенец, лежащий на руках матери - за добавление Джур в композицию Дерус рассыпался благодарностями неделю, по-прежнему тоскуя по погибшей жене. На второй Кейл возраста их первой встречи с Альберу. Маленький, в синем костюме, в той самой комнате и за тем же столом. Переведя взгляд дальше, император вгляделся в лицо тринадцатилетнего Хенитьюза. Тот улыбался, стоя на лестнице и протягивая руку вперёд - именно в этот момент блондин влюбился в него, окончательно и бесповоротно. Четвёртая картина представляла собой аловолосого на своём последнем перед болезнью балу. На ней Альберу долго задерживаться не стал, чувствуя предательски щипающие глаза слёзы, и поскорее перевёл взгляд на последнее изображение. Кейл, примерно нынешнего возраста императора, с диадемой императрицы на голове, но при этом в форме главнокомандующего - такой титул мечтал дать ему тогда ещё принц, готовил подарком на совершеннолетие. Как и помолвочные кольца искуссной работы. Не успел. Золотой ободок занял место на пальце уже мёртвого парня, а Зед Кроссман провёл церемонию посмертного провозглашения. Так что, по сути дела, картина на стене не врала, просто показывала практически свершившееся будущее. Которого теперь уже не будет. - Десять лет прошло, а ты так никого и не выбрал, - Бассен прикрыл глаза ладонью, скрывая выступившие слёзы. - Никто не смог затмить твоего брата. Альберу печально улыбнулся краешком губ. На случай своей кончины он уже давно подготовил документ о передаче трона своему любимому племяннику, сыну Второго принца. Сероглазый малыш с золотистыми локонами был до одурения похож на возможного сына Альберу и Кейла, да и имя носил ровно такое же, как и давно ушедший за грань возлюбленный императора. Выбор был очевиден. Говорят, Альберу Кроссман был влюблён в прекрасного юношу ликом краше звёзд. Огненые волосы струились по плечами, а графитовые глаза сверкали из-под длинных ресниц. Кэйл Хэнитьюз был такой один и лишь он удостоился любви императора.