Разноцветные ленточки были развешены в главном зале, на длинном столе из тёмного дерева посередине комнаты, были размещены фарфоровые блюдица. Лестница и второй этаж остался всё таким же мрачным, потом что даже Кейя не смог уговорить Дилюка на это. На праздник были приглашены более десяти человек, которые могли пригласить своих приятелей на праздник. Когда Венти узнал, что был приглашен, не сказать, что был удивлен, но был рад такому исходу событии. Наконец-то появился шанс встретиться с давними друзьями, распивать вместе с ними Шато Лафите (Chateau Lafite) и размышлять о жизни; в минутах помутнения разума — смеяться, отхлебывая через большую кружку вино высшего качества. Конечно, это всего-навсего фантазия созданная разумом Барботоса, да, несомненно, вряд-ли получится распивать Шато Лафити в винодельной Дилюка Рагнвиндра. Но где-то в Мондштате хранятся его лучшие сорта вина, давно пора бы распоковать их...
Пора. Эти дни он должен провести в компании собутыльников.
***
До начала события полтора часа,
20:22.
Главная горничная на винокурне «Рассвет» стояла перед дверьцами особняка и встречала новоприбывших гостей. Родовое поместье одного из благороднейших кланов Мондштадта было наполнено терпким запахом вина и алкоголя. Превосходные вина местного производства завоевали место в сердцах городских любителей выпить. Винокурня была расположенна в Нагорье Ревущих ветров. В некотором смысле, это место стало святым для последователей бутылки и бокала.
— Добро пожаловать на винокурню «Рассвет»! — поприветствовала гостя доброжелательным тоном
Аделинда, — Ох, Господин Кэйа! Как я рада снова видеться с вами.
— Мисс Аделинда, вы всегда выглядите столь элегантно! — мягко заговорил своим притягательным голосом Кейа Альберих.
Губы женщины слегка приподнялись, выражая свою благодарность мужчине, и вновь опустились, её лицо приняло все те же без эмоциональные оттенки. Она вежливо проводила мужчину до главного зала, пока его не встретил господин Дилюк, и Аделинда сразу же растворилась за поворотом.
Следущими гостями оказались Джинн и Лиза. Стоило дверям открыться их беседа прервалась и они устремили взгляды на Аделинду. Первым нарушила тишину Лиза, её чарующий смех разрушил воцарившейся дискомфорт.
— Добро пожаловать на винокурню «Рассвет»!
Горничная вновь отварила двери и гости неожидав подобное приняли удивленный вид. Слегка запыхшийся Итэр и импульсивные нотки Паймона остонавились в ту же секунду. Путешественник добро улыбнулся женщине и прошел вперёд, когда та её пропустила. Его взгляд начал разыскивать кого-то посреди присутствующих, коих было немного. Он удивленно оглянулся на Аделинду, а то словно бы понимая немой вопрос произнесла:
— Все гости еще не прибыли.
Понимающе покивав Итэр направился к гуще людей, обсуждающих что-то, пока Паймон не унимаясь жаловалась на что-то. Отдельные слова, которые были произнесены уж слишком громко были таковы: "мы кушать хотели!", "как она могла?", "в следующий раз", "ни ногой".
Гостьями за темной, дорогой древесиной оказались Венти и мистер Чжун Ли. Они словно бы ожидая пока откроет двери горничная, не удивились тому, что та, кажись, обладала сверх чувствительными ушами. На губах Чжун Ли таяла галантная улыбка, а Венти же улыбался совсем легко, словно бы увидел своего давнего друга. Губы Аделинды улыбались взаимно.
Сегодня придется немного напрячься.
21:13.
Крупный двухэтажный особняк, стоящий в центре на холма притягивал взгляд. В первом этаже были включены все света и в окнах постоянно мелкали чьи-то фигуры.
В двери громко постучались, и не удосужившись подождать распахнули её со всей силы. Прибыли последние приглашенные гости. Чайльд Тарталья вошел в поместье с грациозной походкой, его глаза уловили кого нужно и он неторопливо направился в центр помещения. Следом вошла Кли, судя по её запыхшему виду она пыталась обогнать Альбедо, который вошел чуть позже сдержанно осматривая помещение. Самым последним вошел Сяо; пытаясь не привлекать излишнее внимание он направлялся в сторону неприметного места, пока перед ним не вышел путешественник, после чего Сяо позволил себе немного расслабиться.
Приятная атмосфера царила вокруг, тишину везде нарушал лишь звон посуды, громкие голоса отовсюду. Все разделившись в несколько компании обсуждали общие темы между собой.
Чайльд не отвлекаясь на закуски и напитки был увлечен беседами с разными людьми подряд. В его нотках слышались самые разные эмоции, пока он рассказывал другим и отвечал им. Его харизматичность привлекала всеобщее внимания от чего многие гостьи тянулись к нему, пытаясь завести лёгкую беседу. А он казалось бы и сам был рад происходящему. Даже Моко и Хилли, что должны были быть заняты обслуживанием гостей устремляли взгляды в сторону импульсивного парня.
— Удивительно, ваши глаза подобны Бездне! — почти что кричит Хилли растягивая губы в улыбке.
Улыбка Чайльда остаётся всё такой же кокетливой и ласковой. Он прикрывает глаза и тихонько выдыхает.
Тарталья пытается сменить тему, но девушки словно бы не слыша его пытаются зацепиться за край ускользающей всё дальше темы. Они снова сообщают ему о его глазах, но значительную роль он придает слову "Бездна". Они вновь и вновь утвердительно кивают, по детскому наивно улыбаются.
Удивительно насколько спокойным он себя чувствует в данный момент.
Посреди всей этой веселой идиллии Чайльд вдруг извиняюще улыбаясь отдаляется от центра и направляется искать уборную. Теряя улыбку с каждым шагом он последовал на второй этаж, где оно должно было находится. Свет во втором этаже был приглушён. Мрак обитающий вокруг укутывал Чайльдая, даря ему инородное ощущение комфорта, когда не нужно притворяться. Но притворство — неотделимая часть самого Чайльда.
Да, Чайльда Тартальи. Не Аякса.
Чайльд выпускает воздух изо рта. Горько вздыхает. Музыка на втором этаже винокурни слышится медленнее. Стремнее. Вокруг стоит мертвая темнота, нигде нет окон.
Шаг вперёд,
Два назад..
Твои глаза все выдают.
Мрак болезненно близок ему. Ближе, чем кто-либо на этом свете. Ведь только мрак вкурсе всего, что происходило в её просторах, вкурсе всего, что произошло с Ним. Бездна — это бесконечный мрак. Мрак, где он выживал буквально целую вечность. День тянулся за днём, час за часом, секунда за секундой и все — слишком тягуче. Тягуче медленно. Аякс даже не знал наступает ли рассвет вообще. Лишь ощущения усталости и накатывающий сон доказывали ему, что время идёт. Но не спешит.
Словно бы в подтверждение этому в голове слышится подавленный голос, значительно отличающийся от задорного.
«Хочу домой», — шепчет Аякс. Облик маленького Аякса утопал в бескрайней глубине океана. Утопал в темной дыре, где он застрял навеки. Оттуда нет выхода; но даже если и есть, Тарталья не спасёт его.
«А где твой дом?», — в ответ шепчет сама Темнота.
Маленький Аякс больше не доберется домой.Его ждала семья, его ждало теплое, уютное месте, где он мог бы отдохнуть. Где нет тьмы. Но все утеряно, потому что Он больше не Аякс. Он был безымян до того момента, пока не получил имя — Чайльд. Это называется перерождение. Когда за один переломный момент твой мозг меняет все нейроновые сети и ты просыпаешься новым. Новым — значит пустой оболочкой. Когда он вернулся обратно его никто не ждал. Все было потеряно. Он вернулся и не чувствовал долгожданного счастья, потому что Тот Аякс — не он. Тот желал всей душой выбраться из этого кошмара и побежать домой, когда как Тарталья ничегошеньки не желал. Потому что он был пустым внутри. Потому что маленький рыжий мальчик по имени Аякс умер и забрал все с собой. От Чайльда отделилась вся боль и вместе с нею
Он Сам. Семья встретила его с широко распахнутыми глазами, пока он весь обмерзший, грязный пришел к ним с засохшими корками крови по всему телу. Пришел и почувствовал себя неважно. Глубоко внутри притаилась вина. Будто бы он отобрал чужое счастье.
Каждый вечер он сидел возле окна и смотрел на опадающие хлопья снега. Смотрел на яркую луну отражающуюся сквозь мрак и очертания ёлок.
Тарталья упивается этим, наслаждается пронизывающей болью в груди.
Его взгляд пробегает по различным дверям и по случайности он выбирает ту, где есть балкон. Нетерпеливо шагая все ближе к дверям балкона, он чувствует все больше и больше боли. Боли от нехватки воздуха. Двери не поддаются. Он пробует еще несколько раз, но никаких результатов, от чего он начинает дышать все громче и громче. Начинает все отчаяннее и отчаяннее прикладывать силы на дверную ручку, что в конце концов та падает, отвалившись от самой двери. Его захватывают чувства. Безумная ярость. Впервые за столь долгое время его наполняет сильная ярость. Ярость, накопившаяся внутри него. Он пинает дверь и та лишь скрипит, той же твердостью оставаясь на месте.
— Чёрт, чёрт, чёрт!
Слишком много эмоций. Ноги подкашываются и он позволяет себе уязвимость — прислоняясь к двери, сползает вниз. Он знает, что это пройдет совсем скоро, но это не успокаивает его, наоборот раздражает еще сильнее.
Больно. Чертовски больно. Что-то ноет внутри, разрывая все внутренности. Сердце бешено колотится и от этого его пронизывает оглушительной болью раз за разом. Лицо не выражает ничего. Оно выглядит даже спокойнее, чем обычно.
Он знает, что в любую минуту может кто-то войти, это знание приводит его в ужас и в тоже время он наслаждается этим. Своим положением. Наслаждается тем, что кто-то может увидеть. Это мазохистическое удовольствие. Осознание того, что вот-вот будешь пойман в своей слабости. Этот риск от которого сводит скулы. Только риск спасает его от всего. Риски приносят удовольствие; несмотря на то, что почти вся остальная часть это - боль, он любит это.
Мысли отключились, все чувства притупились. Он не знает сколько времени прошло. Он просидел тут долгое время, устремив взгляд вниз, в пол. Безжизненно свиснутая голова чувсвует прикосновения. Его бережно прижимают к груди и он не сопротивляется. Мягко и нежно гладят по рыжим вихрям. Шепчут что-то слишком нежно. Аякс внутри плачет. А сам Чайльд находится в какой-то прострации. Окружающее пространство ощущается слишком нереальным. Собственное тело ощущает не своим, от чего и касания к голове кажутся совсем далёкими.
— Аякс, — шепчут в уши нежный голос. Чайльд разучился дышать. Но он выдыхает. Выдыхает знакомый аромат: ванильный, что-то слабо ощутимое.
— Аякс, я рядом, я тут.
Собственное тело тяжелое. Голова отрывается от груди, взгляд ищет глаза янтарного оттенка. И находит. Вдох. Выдох. Глоток воздуха напоминает ему о том, что он живой. Янтарные глаза светятся ярким светом в полумраке. Чайльд дышит. Он, мать его вашу, дышит.
— Умница, — шепчет Чжун Ли.
— Чайльд, — замолкает Архонт, пристально вглядываясь в безжизненные голубые глаза, — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — выдыхает в ответ тот.
— Аякс.
Чжун Ли наблюдает за ним потемневшим взглядом. Даже после стольких объятий в мраке, после всех утешений в тишине он продолжает пытаться скрыть боль от него. Продолжает стесняться собственных эмоции, считая это слабостью.
— Твоё «нормально» оказалось далеко от нормального.
Они продолжают сидеть там, в объятиях друг-друга утонув. Их очертания сливаются воедино с вещами вокруг и лишь еле уловимые дыхания доказывают их существование. Голова Чайльда покоится на коленях Архонта, пока тот поглаживает его волосы. Голубые глаза устремлены в пустоту, пока янтарные следят за подрагивающими ресницами.
Их глаза слишком привыкли к темноте.
Молчание это интимнее, чем слова. В молчании этом они прислушиваются к ощущениям, прислушиваются к дыханию друг-друга, прислушиваются в бьения сердец.
Чайльд уже успел успокоиться. Ему спокойно и безопасно. В такие моменты он становится мягким, послушным. Скажи Чжун Ли что-то, тот бы непременно сделал все, даже не моргнув. Горячие, шершавые руки начинают массировать кожу головы.
Тепло. Это приносит ошеломляющие ощущения помутнения разума, приносит удовольствия. Чжун Ли все это время раздумывает над тем, как поступить.
«Спуститься вниз или ложиться спать? Нет, определенно не первое. Чайльду нужен покой, чтобы утихомирить слишком сильные чувства», — Архонт нежно поглаживая голову Чайльда, вдруг замечает, что тот уже успел заснул.
Его взгляд устремляется на луну на небе.
***
Здание огибает виноградник, а на его территории разбросаны складские сараи и одноэтажные здания. На небе ни облачка. Барбадос лежит на мягкой траве, уложив одну руку под голову. Весь купол раскинулся прямо над головой. Звезды рассыпавшись на небе освещали все вокруг. Тишина. Лишь иногда слышится безутешный «кри-и-ии» Заводной Птицы. Свежий воздух отрезвляет помутневшую голову. Венти покачивает кружку с алкоголем и жидкость плескается из стороны в сторону.
— М-даа, — вырывается из уст его.
Все уже легли спать. Некоторые вернулись домой, некоторые заснули прямо на диване, некоторые и вовсе забрали себе свободные комнаты. Похоже лишь Барбатос не спал в сию минуту. Постойте, нет...
— Чего не спится?
— Задаюсь тем же вопросом, — ответил Архонт Ли Юэ подходя ближе.
Моракс остонавливается возле него и садится на траву. Они сидят в тишине, слушая стрекоз. Насыщенно зелёная трава мягко колышется. Редко встречающиеся деревья покачиваются тем же ритмом. Ветер холодный, пронизывающий до костей, но Барбатос не чувствовует его, как и Архонт Ли Юэ.
— Собираешься остаться?
Барбатос звонко смеется, словно бы услышав что-то смешное. Его задорный смех прерывается и он молчит некоторое время, пока слегка не качает головой.
— Нет, — отвечает он.
Моракс молчит. Они оба думают об одном. Оба знают, что Барбатос не в состоянии остаться.
— Не знаю увидимся ли мы снова, но надеюсь, эта встреча не будет последней, — произносит впервые за столько лет трогательную речь Барбадос, устремив взгляд в даль.
От чего-то Моракс вкурсе куда. В пустоту, где потерялись близкие ему люди. В никуда, где утерялся всякий смысл. Моракс понимает его. Проживя столько лет, ты будешь все чаще оглядываться в прошлое. В прошлое, куда канули все те беззаботные времена, все те люди, что окружали тебя раньше. Чжун Ли пытается больше не оглядываться. Моракс же живет в прошлом.
Барбадос вздыхает. Они не смотрят друг на друга, не говорят ничего. Барбадос встаёт и застывает в этой позе на некоторое время. Ветер бушует еще сильнее, уносит с собой листья, всё сильнее покачивает деревья. Моракс наблюдает за фигурой Архонта. Наблюдает и за небом, раскинувшимся прямо перед ним. В конце концов, без лишних слов, Барбадос растворяется в ветре и в листьях. Просто исчезает. И появиться совсем не скоро.
***
Во сне Чайльд чувствует поцелуи обращающиеся на его щёки. Его пальцы тянутся обнять за шею мужчину, но его руки нежно перехватывают. Он лежит на мягких простынях и ошущает безграничное тепло, не только от прижимающегося к нему горячего тела. В тыльной стороне ладони чувствуется горячее дыхание. Каждый палец начинают нежно целовать. Чайльд улыбается, мычит от разливающегося внутри тепла. Ему чертовски хорошо. Чжун Ли закончив с пальцами, прижимает к себе сонного парня и мягко целует его рыжую макушку.
Слишком любимый. Слишком родной.
Его аромат насквозь пропитал Тарталью и Чжун Ли улыбается от этого.
