Испив кровавые слёзы

Елена ворвалась во все тот знакомый ей до горечи закрытый туалет, в котором некогда обитает плакса Миртл. Ох, не прошло ведь и недели, как она вновь вернулась сюда. Она вернулась за свободой. Свобода нам дается одна, но каждый берет эту свободу по своему. Но каждый принимает выражение " свобода " по своему. И пусть белокурая распорядилась именно так. Ведь если Джордж ее отверг, она не сможет считать себя свободной. Физически, - так оно и будет, но душевно - никогда. Она останется верна только этому юноше. Рыжеволосому юноше, который так запал ей в самую глубину души. Этому рыжеволосому юноше удалось покорить ее. И Доминика была на него совсем не в обиде. Она не обижалась на то, что тот решил расторгнуть все это. И как он еще смог так долго держаться? Она вошла сюда без слез. И уже не выйдет отсюда. Разве что ее вынесут, если хоть кто-то осмелится войти в этот туалет. Палочки уже не было, так что ломать было нечего, да и незачем. Она лишь в последний раз наполнила легкие воздухом, который ей показался даже слегка сладким. Он был какой-то приторный и слегка вяжущей. Возможно это и странное описание воздуха, но ведь мертвецу все приятно. Приятно все то, что связано с бывшей памятью. А ведь совсем недавно она приехала в эту школу чародейства и волшебства Хогвартс. Ведь совсем недавно все только начиналось. Вот она бежит по школьному коридору со своей любимой сестрой-близняшкой Викторией. Слышен задорный смех двух светловолосых проказниц. Смех одной из них навсегда застрянет в этих стенах, отдаваясь радостью. Он будет ревом. Ревом свободы. Липман достала из своей сумки перо и ручку, начиная строчить лишь жалкое прощение... прощение перед всеми: " Джил, я тебя всегда любила. Ты была не просто частью меня, ты была чем-то большим. Ты была моим лучиком солнца, моим светом в окне. Ты была светом надежды. Я никогда о тебе не забуду.. Наверное очень глупо говорить о памяти, учитывая, то что меня наверное уже нет. Если ты читаешь эти строки, то ты можешь понять это. Помни это: Смысл вымысла прост - магия действительно существует. Только ты это сможешь понять. Джордж, мы с тобой расстались как-то не очень гладко. Все было на эмоциях. И я хочу извиниться за такое свинское отношение к тебе. Я не имела никакого права так поступать. И, чтобы загладить свою вину, я хочу подарить тебе свою сову. Я так и не придумала ей нужного имени, а потому ее кличет просто " Шестнадцать". Но ты можешь назвать ее по другому. Ты же мне говорил, что твоя куда-то пропала. Вы поладите с этой совой. Я уверена, что ты еще найдешь ту единственную девушку, которая будет превосходна во всех отношениях. " Она аккуратно свернула пергаментный лист и положила на пол, в надежде, что когда ее тело найдут, найдут и то письмо. Письмо, в котором она указала всех, кого ценила по настоящему. Пусть и не говорила, пусть и вела неподобающе. Но все же она могла любить. Белокурая достала перочинный ножичек и с щелчком раскрыла его. Довольно острое лезвие плавно скользнуло по мягкой кожице запястья девушки, разрезав бархатистую плоть, дав волю обильным потокам крови. Алая заструилась по холодным плитам, согревая их своим пока еще жизненным теплом. Она положила голову и прикрыла глаза, слегка улыбнувшись кончиками губ. Вика неспешно открыла дверцу в туалет знаменитой плаксы Миртл, которую никогда в жизни не видела. Зачем сюда пришла девушка? Это осталось загадкой даже для неё. Лишь какая-то пустота клокотала внутри. Что-то отняли. Самое дорогое что было у белокурой отняли. Осталась лишь пустота. Почему-то застыл радостный смех в ушах. Смех, который икогда не повториться вновь. Всё умерло. Но не внешне. Внутри. Просто пусто... Как только девушка переступила порог, то тут же увидела лужи, нет, море крови. В этой алой жидкости Джил увидела себя... и ужаснулась. Нет это не она. Это кто-то другой. Девушка пошла вперёд, ступая по алой крови, пачкая туфли и подол мантии. Выглянув из-за кабинки девушка хотела закричать от страха, завопить от ужаса. Но не смогла. Ком застрял в горле, не давая и вдохнуть. - Доминика!!! Визг ударил по барабанным перепонкам. Белокурая подбежала к своей близняшке и уселась с ней рядом, плюхнувшись в море крови, которая, казалось, заполнила весь туалет. - Доминика! Доминика!- в ужасе визжала Липман, тормоша сестру за плечо. Тут её взгляд глаз цвета тёмного кофе зацепил кусочек бумаги. Девушка быстро схватила и, по возможности счистив кровь, прочитала. - Доминика!!! - Прости меня... Джи... - белокурая не договорила. Она приподняла руку и та моментально рухнула с плеском в лужу крови. Силы покинули эту девушку. Над потолком проявился светлый огонек, который вскоре исчез. Нет, вряд ли это была ее душа. Просто огонек ничего. Ничего умершего, которое умело все же любить. Стеклянные глаза Доминики застыли навсегда, в последний раз жизненно блеснув радужками цвета темного кофе. На лице застыла легкая милая улыбка, а на устах все еще играл звонкий детский смех, которым она обладала до встречи с близнецами. Пожалуй эта встреча стала для нее роковой. Волосы медленно окрасились красной краской, слипаясь и загустевая. - Доминика... - прошептала белокурая гриффиндорка. Глаза затуманились и на них навернулись слёзы, мешая что либо видеть. Джил закрыла пальцами глаза сестре и поцеловала её в лоб. Отстранившись, Виктория ещё раз посмотрела на сестру. Не выдержав, девушка громко зарыдала, уткнувшись в живот своего близнеца. Мёртвого близнеца. В последний раз. В последний раз она её видит, в последний раз ощущает ещё пока тёпло тело, не успевшее остыть, в последний раз говорит с ней. Всё в последний раз... Не осталось больше ничего. Отняли всё что было. Джил Липман навечно останется одна. Навечно в её ушах застынет тот весёлый смех белокурых первокурсниц, тот весёлый взгляд полный жизни. Навечно она останется одна. Джил больше икогда не улыбнёся, ниогда не засмеётся. Она ведь тоже сейчас умерла, рядом с Доминикой. Душа умерла, оставив тело бесцельно скитаться, пока то не найдёт свою кончину. - Дура! Ты дура, Домиика! Ты дура!- всхлипывала девушка. Больше никогда не будет прошлого... На возгласы сестры никто не отзовется. Уже не будет в памяти искриться звонкий смех. Сестра с сестрою расстается на доблесть окружающих утех. Возможно то, что Джил еще полюбит, но вот Елена точно никогда. Она любила, Бог ее осудит. А ведь за чувства не судят никогда? Возможно ведь и так. Да только кровь струится по холодным плитам, глаза совсем не жизненно блестят. Да и блестят ли..? Нет, они давно прикрыты... Теперь они наводят только смрад.