Сам себе враг

Хеллион наклонился вперед, раздраженно смахивая пыль с высокой напольной лампы; хвост его чуть подрагивал от напряжения. Корсет сжимал грудь, платье вызывало жгучее чувство стыда, а трусики, которые язык не поворачивался назвать «нижним бельем» - какое это белье, две полоски! – терлись между ягодицами, вызывая дискомфорт и желание их поправить в очередной раз, оттянув мерзкую полоску в сторону. Ох, еще две комнаты и он свободен на целых два дня. По крайней мере, так сказал господин Бон, а господин, невзирая на свою отвратительную сущность, привычки врать не имел. Так что Хелли с нетерпением ждал «свободы». От обязанностей, от «работы», от мерзкой одежды, от «учебы», пахшей безысходностью и всякими телесными жидкостями. Передышка, ему необходима была коротенькая передышка от того, что его окружало последний год после попадания в Приют. Приют. Ха-а… Приют был лишь прикрытием. С одной стороны, это было место для обездоленных всех возрастов и мастей, и да, здесь честно помогали пристроить детей в семьи. Но для тех, кто попал сюда во взрослом возрасте, этот огромный особняк на закрытой территории превращался в филиал Ада на Земле. И они постепенно куда-то исчезали… но кому какое дело до несчастного обездоленного? Как только родителей не стало, дражайшие родственники подсуетились и его, единственного отпрыска и наследника, сплавили в это… заведение. Подделка документов, приправленная щедрым пожертвованием в фонд «несчастных сироток», и вот уже вместо Хеллиона существует некто «Хелли», а сам лерре Хеллион, увы, погиб по неосторожности. Упал с флаера, бывает же такое, да? Эх, молодежь!.. Хелл помотал головой, протирая пыль с покрытой лаком витрины. Нет, нет. Лучше думать о том, как выбраться отсюда без потерь. Пусть его и убеждали, что побег невозможен, что он теперь на правах безродной вещи, игрушки в чужих руках, ни за что он не поверит в эту ложь до конца. Он будет сражаться. Он еще отомстит. Он должен. Не будь он из семьи Шенксирроа. И он найдет… Его мысли прервал скрип двери. Хелл замер, резко оборачиваясь на звук. В проеме стоял гость дома господина Бона, директора Приюта. Сегодня господин Бон устраивал званый вечер, заодно организовывая сбор пожертвований и всевозможное оказание помощи страждущим. Ведь господин Бон, как известно, очень добрый и щедрый человек… - Прошу проущенияу, – мяукнул Хелли, дрогнув голосом, - вы, каужетса, оушиблись дверью-няу. Учиться человеческому пришлось уже здесь и сам он считал свое произношение ужасным. Впрочем, это было не важно, поскольку хозяину… то есть, директору и учителям, напротив, нравилось. Пожалуй, это пугало еще больше. И напрягало, безусловно. - А мне кажется, что нет, – ухмыльнулся высокий и грузный мужчина, потягивая вино из бокала и тут же отставляя его в сторону на свободную полку. Не успел Хеллион сказать и слова, как гость уже шел к нему, расстегнув ворот белоснежной шелковой рубашки и звонко щелкнув застежкой на брюках. «Твою мать», – зачем еще один из гостей Бона может подходить к мальчишке-неко, выряженному горничной и находящемуся в отдаленной комнатке, вопроса не стояло. Стояло другое. И судя по масляному взгляду гостя, он ожидал встретить именно здесь именно его, Хелли. Вряд ли это была случайная встреча… Неко прикусил нижнюю губу, попятившись, но был грубо остановлен и вжат в стену шкафа. - Куда же ты, малышка, – издевательски шепнул мужчина; Хелли вздрогнул и отвернул голову от его дыхания. По сравнению с Хеллионом гость выглядел громилой, и ладно бы от него просто несло тяжелыми духами и потом, вперемешку с алкоголем, но ведь и член оказался под стать. Толстый, большущий… «Не влезет», - с ужасом подумал Хелли, содрогаясь от омерзения и дергаясь из стальной хватки – откуда в таком толстяке столько силы? Кажется рыхлой горой жира, а на деле черт знает что! - Пуститеу, поужал-ста, – беспомощно мяукнул Хеллион, когда влажная рука задрала ему юбку и с силой огладила по ягодице, сверху вниз, цепляя пальцем тонкую полоску трусиков с тем, чтобы тут же скользнуть пальцами по ложбинке и выбить испуганный вскрик. - Не стоит кричать, малышка. Тебя тут никто не услышит, - ласково сообщил ему толстяк, благодушно потрепав за щечку второй рукой: Хелли замер, забыв как дышать. Внезапно он вспомнил выражение лица господина Бона, когда тот раздавал им указания об уборке. Им – это ему и еще паре парней и девчонок на попечении «Приюта». Указания комнат и время, отведенное на уборку каждой…. Вот к чему это было! Он знал! И выходные после… Хелли шумно сглотнул; одной рукой толстяк поглаживал его по попке, вторую переместил на шею, вынуждая упереться грудью в шкаф и выгнуться в спине так, чтобы отставить задницу. Кольнуло стыдом. Хелли сжал зубы; хвост его дергался из стороны в сторону, и это явно забавляло гостя. Тот даже начал мурлыкать себе какую-то детскую песенку под нос. - Пожа-алуйста, - мурлыкнул Хелли, особо уже ни на что не надеясь, но планируя хотя бы выбить из гостя ласку и нежность. Гораздо хуже будет, если он окажется не просто любителем котят помоложе, но садистом, после которого все обещанные выходные будут испорчены. - Что такое? – притворно удивишись, отозвался мужчина, перехватывая котенка за яички и вызывая тихий всхлип. - Будьте… со мной… добры, господин, – умоляюще протянул Хелли, облизывая пересохшие губы. - Зачем же мне это? – с такой же добродушной интонацией переспросил толстяк, и что-то в его голосе заставило Хелли собраться и напрячься. Внутренняя чуялка взвыла от ощущения опасности. Толстяк сжал его яички и резко отпустил, отвешивая Хелли звучный шлепок по ягодице и сжимая его за горло. Котенок дернулся, забившись в хватке, но гость и правда оказался весьма силен. И явно вытворял подобные вещи не впервой, зажимая его все крепче к стенке, вдавливая собственным весом. Хеллион ощутил его горячее дыхание сперва на затылке, потом у правого уха; после его ушко дернулось от чужого языка, а сам он хрипло взвыл: в попку вонзились чужие пальцы, сразу два, насухо! Чертов извращенец! - Пстх-хте! – сипел Хелли, забившись изо всех сил, но толстяк только сопел и заламывал его все круче, душа до пляшущих черных мушек, до выбивания всех мыслей из головы кроме «нет-нет-нет» и «помогите». Попку разрывало острыми вспышками боли. Его драли пальцами, а он не мог ничего сделать. Как и тогда… так и сейчас. - Мях… - Ти-ише, ти-ише, моя хорошая, – ласковый голос вонзался в сознание, уносил куда-то в сторону, не сочетаясь с действиями насильника. Тот ухмылялся, все-таки отпустив горло рыжего неко, отчего Хелли закашлялся, сгибаясь пополам. Воспользовавшись заминкой котенка, толстяк схватил его за руки и быстро перетянул явно заготовленным ранее ремнем, выкручивая за спину, – такой славный, сладкий мальчик. Побудь немного девочкой, ладно? – Хеллион зашипел, и от ненависти, и от боли в горле и спине, и от накатившего принятия. В Приюте его с первого дня учили, что «хозяин» прав во всем и его просьба – закон. И, невзирая на отчаянное сопротивление, «учеба» делала своего дело. Слово хозяина… закон. «Нет-нет-нет», – по подбородку стекала ниточка слюны, Хелли выгнулся, как и хотел гость, но мысленно взмолился к собственному рассудку и всем богам. Ему нельзя терять гордость, ему нужно помнить о свободе и долге. И чести!.. Он не слаб… - Вот так, во-от та-а-ак, – шепчет на самое ухо, прикусывая мягко. Дышит тяжело и грузно. Хелли тоже не шевелится, позволяя толстяку творить с собой все, что тот пожелает. Проклятый извращенец даже сподобился смочить палец в слюне, продолжая толкаться в его нутро. Жестче, болезненнее, добавляя палец за пальцем и вскоре Хеллион потерялся во времени. И до того механично все происходило, что вряд ли неко смог бы сказать, как долго это продолжается – пару минут или полчаса. Когда насильник убрал руку, пришлепнув Хелли по изрядно замученной раскрасневшейся дырочке, он вызвал лишь тихий писк мальчишки и вздрагивание всего его тельца, застывшего в одной неудобной позе. - Видишь, я вполне себе добрый, как ты и хотел, – насмешливо прошептал толстяк, прижимаясь пахом к попке Хелли и отираясь с силой; неко поплохело от одного лишь тона мужчины и он сжал губы, но тут же, словно очнувшись, распахнул рот и простонал как можно глуше и тягуче: - Вы оучень доубрый, господин... Нья-ах, – ему стало противно от самого себя, но чувство стыда и гадливости ушло быстро, стоило лишь насильнику приставить свой член к его анусу. Входил он тяжело, растягивая дырочку еще больше, чем та была разработана, и Хелли обреченно и болезненно застонал в голос, срываясь на вскрик. Мужчина за его спиной хохотнул и в ответ сдавил его бедра ручищами, шлепая и сжимая, чтобы тут же внезапно и зло натянуть на себя одним махом. Из глаз Хелли брызнули звезды, оказавшиеся слезами, тут же залившими щеки; и неко заорал – член внутри не просто распирал, он, казалось, раздирал ему кишки, изрывая потроха и смешивая те в кашицу. Задницу он не просто «чувствовал», о, нет! Судя по всему, в ней скопились все его физические и ментальные ощущения, вся его жизнь. И Хелли кричал, надрываясь, хрипя, брыкаясь и пытаясь вырваться прочь, но был лишь насмешливо приподнят на руках так, что его ноги обреченно повисли в воздухе, а ремень на руках болезненно натянулся, врезаясь в кожу и выворачивая суставы. - Пожаул-ста, прошу, не няудо, нет! – срывая голос кричал Хеллион, дергаясь и лишь раз за разом насаживаясь на член-дубинку; мужчина смеялся и двигал бедрами, вбивая Хелли в стенку шкафа с силой. В какой-то момент Хелли, кажется, потерял связь с реальностью. Ему почудилось, будто бы все это сон и происходит не с ним. Он будто бы со стороны себя увидел. Как огромный мерзкий толстяк вжимает его, чья голова едва до пуза ему достанет, в проклятый шкаф, натягивая на гигантский член, выпирающий из живота так, словно Хелли вот-вот родит. Но после наваждение сошло на нет и боль вернулась. Саднила щека. И болели ребра. И плечи. Он не чувствовал рук и все, что было ниже спины, словно превратилось в одну большую точку Боли. Но теперь Боль размазалась по его телу как масло по хлебу, став чем-то… относительно привычным. И он все еще задыхался, вскрикивая каждый раз, когда член внутри него продвигался до живота, практически выступая за его пределы, натягивая кожу, замирая на мгновение и тут же двигаясь назад, освобождая нутро и практически выходя прочь. Хелли уже не плакал, он только бездумно ждал, пока все закончится. Ведь когда-нибудь это должно закончиться? Когда-нибудь. - Еще… немного, - проскрипел насильник, поглаживая Хелли по хвосту и резко хватая тот у основания, отчего котенок вновь вскинулся, чувствуя, как его прошибает пот, как скатывается капелька по виску. - Мя-ях!.. – взвыл он не своим голосом; внутри все перевернулось, сворачиваясь в тугую пружину. - Ха-х… Что, нравится? Маленькая ж ты шлюшка… – ухмыльнулся мужчина, вновь перехватывая подлый хвост у основания: у Хелли закатились глаза от вспышки противоестественного удовольствия. В этот момент неко мысленно взвыл, желая скорейшей смерти. А гость перехватил его за ремень поплотнее и подхватил под живот, вновь нанизывая на член. Хеллион слабо застонал – удовольствие и не думало его покидать, усиливаясь и патокой вливаясь на болезненные уколы. Котенок задрожал, растерянно поерзав задницей из стороны в сторону и ловя себя на мысли, что так не то, чтобы терпимее, но чувствительность, будто бы издеваясь, меняет весь спектр предлагаемых ощущений. Невзирая на то, что в попе явно хлюпает не только лишь слюна и предэякулят его нынешнего господина, но и собственная кровь, он явно чувствует себя лучше. В горле пересохло. - Не-ет… – сдавленно выдавил Хелли; член толстяка вновь прошил его едва ли не насквозь, а потом тот резко одернул тельце неко от стены и бросил на диван, который Хеллион только недавно очистил специальной тряпочкой. Неко тяжело дышал. Сил на то, чтобы подняться и как-то воспротивиться происходящему не было. Слабость и… вожделение, пришедшее на смену боли. Это было что-то неправильное, тошнотворное, мерзкое. Как и чужая улыбка, больше похожая на оскал. - Что, нравится? Его вновь потрепали за щечку. Руки толстяка всё так же были мокрыми, но теперь пахли не только солёным потом, но и металлом, вперемешку со смазкой. - Тогда продолжим, моя хорошая, – чужой голос вдавливался в голову чем-то кошмарным. Хелли поднял взгляд, сглатывая вязкую слюну. Толстые пальцы-сосиски подцепили его за подбородок и огладили разбитую губу. - Будь паинькой, – толстяк двоился в глазах. - И папочка тебя… – в ушах шумело. Палец толкнулся в его рот, оглаживая зубы и нажимая на язык. - Научит всему, что полагается знать… Он не должен… Всё внутри переворачивается от нового прикосновения к проклятому хвосту и Хеллиона вновь выгибает, выжимая новую порцию надсадного низкого стона. - ...хорошей девочке, – ласково отдается эхом, шумит прибоем в висках, ломит в затылке и дико ноет уже в собственном паху. - Да-а, хозя-яуин, – выдавливает Хелли, закатывая глаза и содрогаясь от накатившего оргазма. О, он не должен… но немного побудет хорошей девочкой. Чуть-чуть. Пару… минуток… И ещё… И ещё-ох!... Н-нх… Мн...