первое правило — не подходи близко

      Ему никогда не было так страшно.       Никогда, ничего ещё не вызывало такую бессильную панику. Может, это был не настолько сильный страх, но он подпитывался глубоким чувством безысходности, которым новый Мэр намеренно накрыл весь город, просто чтобы причинить ему боль. С виду могло показаться, что ничего не изменилось, но это была лишь видимость. Люди ходили на работу, улыбались, смеялись, пили вечером в компании, играя в бильярд, потому что им приказано. Потому что всех, кто не приспособиться, не пускают в этот кукольный домик. Всё должно быть по-старому, потому что это игра. Не очень старая, но, видимо, очень захватывающая, раз Фиск не поскупился всё подстроить настолько тщательно.       Из-за этого казалось, что кроме их города в мире ни одного другого не существует. Может, так и было, — для остальных стран в СМИ всё было в полнейшей порядке, так что Нью-Йорк теперь словно жил в собственном маленьком безрадостном мирке. Даже не в порядке, скорее как обычно. Тот же уровень преступности, тот же уровень рождаемости. Тот же уровень смертности. Никто ведь не расскажет, что происходит на самом деле, никто.       Это теперь огромный дом, в котором хищников выпустили охотиться за единственной мышкой.       Мэттью не нравилось это сравнение, потому что его придумал Фиск и потому что оно наилучшим образом описывал ситуацию.       «Ты не сбежишь, тебе некуда. Ты не оставишь своих близких. А они теперь тоже часть игры, даже драгоценная и неусидчивая мисс Пейдж. Ты останешься, потому что я так хочу. Потому что это теперь мой лабиринт, и смотреть на то, как минотавр ищет свой ужин — одно из развлечений.»       О, да. Старое, доброе, самое распространённое развлечение. Охота.       Ночью со всех улиц пропадали люди. Вместо них появлялись существа в чёрной одежде и с самым разным оружием. Кто-то с одним пистолетом, кто-то с ножом. Кто-то с собакой. Кто-то с напарником. Никто не говорил об этом днём, но Мэттью знает, что у них даже нет официального названия, только злобная кличка. Псы.       И это начинается снова. В какой бы части города он ни был, это часть сделки, — сделки, которую он не совершал, не подписывал, не жал руки, — он должен выйти ночью. Он должен играть роль мышки, прячась или убегая по улицам, но условие — его обязательно должна засечь хотя бы одна камера. Это было легко. Сложнее было не попасться после.       Их теперь повсюду было всегда слишком много.       В какой-то момент, когда за ним с громким, оглушающим лаем гналась борзая, ведя за собой толпу охотников, Мэтт с отдающей противным звоном в голове паникой понял, что это напоминало ему одну погоню из какой-то старой книги, от которой у него шёл холодок по позвоночнику. Впрочем, теперь сюжет не казался таким уж нереальным.       Хотелось бы ему, чтобы он тоже мог уплыть по реке туда, где его не найдут ни собаки, ни ищейки Фиска. Но он не сможет так жить, зная, что бросил Карен и Фогги. Это не закончится с его побегом. Только с его смертью.       Хотя он сильно сомневался, что Фиск убьёт его легко и быстро, — он знал, что у его цепных собак практически всё оружие направлено на его поимку. Это было бы слишком просто — убить такого, как он. Расточительство.       Мэттью не отказывал себе в старых привычках — ночью часть лица всё ещё скрывала чёрная ткань, — Мёрдок знал, что Фиску это понравится, а может и позлит немного. Это же грёбаное реалити шоу, он должен делать, как прописано в сценарии.       Ему и самому уже становилось почти интересно, — когда они, наконец, оббегают весь Нью-Йорк до такой степени, что Мэттью будет знать каждый его уголок, а охотники Фиска — каждый его следующий шаг. Временами казалось, что они это знают и так, но пытаются каждый раз использовать что-нибудь новое, чтобы поймать его или покалечить.       Это раздражало, бесило, это заставляло невольно поднимать плечи, пытаясь спрятать голову и Мэттью вымещал эту злость на коротких стычках с ними. Но он часто мог нарваться сильнее, чем ожидал.       Однажды они умудрились почти его поймать. По голове прилетело довольно крепко и он очнулся только на пути к чёрному фургону без номеров и с тонированными стёклами. Кто-то из людей Фиска, видимо, особенный шутняра, решил сделать селфи с ним, едва пришедшим сознание. Когда он, едва вырвавшись, смог сбежать, сломав пару чужих коленей, его не отпускало чувство, что ему позволили уйти, потому что водитель так и не вышел, хотя Мэтт ясно чувствовал, как он лениво курит в салоне, иногда поворачивая голову к боковому зеркалу.       А ещё он начал чувствовать этот запах. Запах человека, который должен быть давно мёртв. Запах войны и пороха. Но Мэтту думалось, что у него просто уже едет крыша от постоянного давления этой мрачной, душной, обречённой атмосферой его родного города, потому что этот запах каждый раз ускользал от него, перекрываемый мокрым асфальтом, вонью псов и грязного воздуха вдоль дорог, а ещё стёртой кожей на плащах ищеек Мэра.       Это отвлекало, потому что это давало какую-то призрачную, не особо поддающуюся объяснению надежду. И такие отвлечения порой стоили пары сломанных рёбер или серьёзных ушибов по голове.       В ту ночь это отвлекло его в самый неподходящий момент, прямо перед тем, как всё вокруг снова стало тихим, холодным, бесцветным. Когда Мэтт в растерянности мог только чувствовать рядом чужие шаги, не имея возможности услышать их, пятясь, пока ему в челюсть не прилетел кулак.       Он потерял связь с происходящим после этого, будто у него не пропал слух, а онемело всё тело. Дышать стало трудно, вокруг пахло только кровью, причём так сильно, что казалось, будто воздух всегда должен так пахнуть.       Он попытался подняться, когда пинки в живот и в спину вдруг прекратились, давая ему передышку, но всё, что он смог — это нащупать рядом стену, тяжело приваливаясь к ней спиной и сплёвывая кровь изо рта. Мэттью не мог понять, что происходит, потому что его опять словно закрыли в вакууме, пока тишина сменялась высоким звоном в ушах, а его собственная кровь пахла слишком сильно, не давая сориентироваться и заставляя Мэттью беспомощно вытянуть руку в попытке уловить хоть что-то.       Он надеялся, что если его снова начнут бить, он просто умрёт прямо тут он полученных травм.       На щеку легла чья-то мокрая, шершавая ладонь, опаляя лицо приятным жаром. Писк в ушах почти стих, а вытянутая в бессмысленном жесте рука вцепилась в ворот куртки из надёжной, гладкой ткани.       —… Слышишь меня? Эй? — прозвучало вдруг совсем рядом с ухом. Такой низкий, рычащий голос, неожиданно взволнованный. Мэтт знал этот голос.       — Фрэнк? — задушено прохрипел он, отчаянно цепляясь уже за его протянутую руку, опираясь другой о стену позади, чтобы встать. Пальцы со щеки переместились на плечо, вынуждая сидеть.       — Полегче, Красный, успокойся. Передохни, — с небольшой долей облегчения попытался успокоить его Касл. — Мы здесь одни.       — Ненадолго, — пробормотал Мэтт, чувствуя, как раскалывается голова, мешая формулировать связные предложения.       — Хреново выглядишь, — продолжая держать Мёрдока за руку, неодобрительно вздохнул бывший солдат. — Надеялся, что найду тебя раньше них. Умеешь прятаться.       Мэтт слабо улыбнулся, понимая, что смех сейчас заставит и голову и треснутые рёбра болеть ещё сильнее.       — Можешь не рассказывать, — Фрэнк мягко похлопал его чуть выше основания шеи, видимо, замечая, с каким трудом дышит Мэтт. — Либерман мне звонил. Рассказывал, что устроил Фиск. Сказал, что теперь никто не в безопасности, особенно твои друзья. Я просил присматривать за Карен. И я говорил этому уроду, что если мы ещё раз с ним встретимся, я ему пулю в голову всажу, — он шмыгнул носом, качая головой. — Стоило мне уехать, город превратился в пародию на какой-то стрёмный, дешёвый ужастик, а тебя сделали послушной белочкой. А ты говорил, мол порядок наведёшь.       У Мэттью даже не было сил с ним спорить. Он слишком устал, он слишком вымотан. Минутное прикосновение к щеке ему напомнило об этом получше синяков и порезов.       — Не волнуйся, я им больше не позволю так просто отбивать тебе печень, — послышался щелчок перезаряжаемого пистолета. Фрэнк поднялся. — Давай, пошли. Либерман тут заныкался в новую нору. Там даже есть ванна.       — Сколько время? — тихо уточнил Мэттью. Ему ещё нельзя. Он должен оставаться на улице до пяти утра, иначе Фиск узнает, что он нарушил правила. Таков уговор, который они почему-то никогда и не обговаривали.       — Почти пять.       Мэтт тяжело выдохнул, сглатывая. Почти пять, — это сколько в понимании Фрэнка?       — Я слышал, что у этих живчиков одна задача — тебя гонять всю ночь напролёт. И если ты сольешься раньше какого-то там времени, то «босс будет недоволен».       О да, будет. Никто не смеет пересекать установленные им границы в его городе.       Не горя желанием отвечать что-то конкретное, Мёрдок медленно кивнул, ненавидя себя за то, что Фрэнк может видеть его таким. Просто диковинная зверушка в каменном лесу, скачущая под чужую дудку. Мэтт до скрипа сжал зубы.       Ты заслужил такое обращение, и ты знаешь это.       — Ну хорошо, — решив не развивать эту тему, Касл подхватил Мэттью под руки, помогая встать, придерживая нетвердо стоящего на ногах под спину. Мёрдок, превратившийся после драки в практически оголённый нерв, открытый всему шуму города и радующийся, что все запахи перебивает вонь крови, слишком ярко ощущал и слышал его громкое дыхание, щекочущее шею. — Посмотрим, что с твоими рёбрами и поговорим. Или хочешь понежится в водичке? Потому что от тебя воняет, словно ты месяц не мылся.       Мэтт раздавленно, беззвучно рассмеялся, не сдержавшись.       — Не отказался бы, — ответил он, слыша, как Фрэнк сдержанно улыбается в ответ одними уголками губ. Он еле перебирал ногами, из последних сил помогая морпеху тащить их до назначенного места. Первые шаги давались особенно трудно, и Мэттью просто бессильно уткнулся в какой-то момент головой в плечо Касла, капая кровью из разбитого носа на его куртку. — Спасибо, — невнятно пробормотал он, кончиком языка облизывая окровавленные губы.       — Пошли уже, — осторожно погладив по спине, так же тихо ответил Фрэнк. Мэттью правда был благодарен вселенной хотя бы за то, что она послала ему такого человека, как этот. В отличие от тех же Карен или Фогги Фрэнк порой понимал его даже без слов. Это окупало его пристрастие к радикальному способу решения проблемы. По крайней мере сейчас.       Отключив тело в подобие автономного режима, Мэттью позволил себе просто вслушиваться. Это успокаивало его после таких коротких приступов и позволяло вернуть хоть какой-то контроль над собственной головушкой. Слушать, как по безлюдным улицам шумит ветер, как беспокойно ворочаются в кроватях жители города, как, едва слышно передвигаясь по дому, единицы тех, кто не спит по ночам, заваривают себе чай, опасаясь отодвинуть штору и выглянуть в окно. Он слушал, как, хлопая дверями, уезжают охотники, скрипя тяжёлыми ботинками, когда они с Фрэнком дошли до нужного места и дверь открыл какой-то тощий, лохматый мужчина, моментально начавший что-то негромко, но назойливо тараторить. Мэтт не слушал его, но уловил среди прочего, — это он, тот самый? Сорвиголова? Господи, Фрэнк, нас же из-за него убьют, Мэр всех предупредил, чтобы они не, — и ёмкое, подходящее на рычание Заткнись, где-то у своей макушки.       Слушал, как где-то близко, но очень далеко щебечет птица, которая казалась будто бы чужой для этого города. Слушал, как девушка в квартале отсюда шёпотом напевает песню, крадучись передвигаясь на кухню с книгой в руках.       — Красный, эй, только не отрубайся.       Мэтт сосредоточился на ощущении горячего, пышущего адреналином тела, прижатого к нему, на крепких ладонях, ощупывающих его бок. Прикосновения были мягкими, но уверенными, проходились прямо по синяками, по чему-то сломанному в груди и по отбитой пояснице и это приносило такое облегчение, что даже боль от ран не могла его перекрыть. Впервые за месяц этих игр в кошки-мышки он почувствовал себя в безопасности. Наверное, даже если бы сюда ворвались охотники Фиска, Мэтт позволил бы им без какого-либо сопротивления себя утащить.       Где-то на фоне начала шуметь вода.       — Он всегда так много болтает? — тихо уточнил Мёрдок, желая услышать в ответ голос Фрэнка и позволяя тому стянуть с его головы повязку.       — Дэвид? — Касл фыркнул про себя. — Уж кто бы говорил. На заметку, — твой голос мне всегда нравился больше. Идём, помоешься. А то я тебя через час просто выкину из окна сам.       В ванной было сравнительно тепло, даже душно из-за горячей воды и маленького пространства, и такая почти резкая смена температуры для Мэттью отозвалась табуном мурашек вдоль спины. Подумать только, как давно он не отмокал в ванне, перебиваясь в последнее время пятиминутным душем или по-быстрому ополаскивая голову. Он должен был слушать, что происходит вокруг него и быть готовым, — любой из прохожих, любой из тех, мимо кого он шёл к временном убежищу мог доложить охотники которые, как выяснил Мэтти ещё в первую неделю, обожали и дневные облавы. Ещё одна вещь, по которой он скучал, если не считать работы, встреч с друзьями и походов в церковь. Теперь даже там было небезопасно.       Мэтт бессильно опустился на бортик, стараясь не свалиться и отпуская руку поддерживающего его всё это время Фрэнка. Тот покопошился в шкафчике, видимо, ища шампунь, а после повернулся обратно к бывшему адвокату, хватая ворот его кофты, оттянув её сначала в одну, а потом в другую сторону.       — Снимай, - видимо, критерии приемлемого состояния одежда не прошла.       С коротким вздохом, напомнившим ему разом обо всех синяках на теле, Мэтт послушно, но медленно стянул её через голову, пустым взглядом уставившись куда-то в порог комнаты.       Будет ли откровенной наглостью попросить Фрэнка помыть ему волосы?       Мёрдок прикрыл глаза, нагибаясь чуть назад, чтобы проверить воду, и вздрагивая, едва пальцы коснулись поверхности.       — Горячая? Чёрт, просил же Либермана… — недовольно цокнул Касл, замечая реакцию Мэтта и забирая у него грязную кофту. Пока он выворачивал кран на ледяной поток, Мэттью думал о том, что у Фрэнка до сих пор ни разу с их встречи не сбилось дыхание. Он слышал, как перекатывались мышцы рук под его кожей, как спокойно стучало сердце. В последнее время было сложно услышать подобный ровный пульс хоть у кого-то. В особенности у того, кто не желал бы ему зла.       Мэтт почти нехотя снял штаны, не слезая с бортика. Касл из ванной так и не вышел, и можно было бы подумать, что он просто ожидает оставшуюся часть грязной одежды, но бывший адвокат чувствовал на себе его взгляд Он даже смог каким-то образом понять, куда именно смотрит Фрэнк, - на зашитую, недельной давности длинную рану прямо под рёбрами.       Уже не особо думая о приличиях, просто находя невероятно привлекательной мысль свариться заживо, если перед смертью горячая вода подарит ему хоть каплю удовольствия той старой жизни, он отправил к оставшимся на полу штанами и белье, осторожно залезая в ванну, стараясь из последних сил не поскользнуться. Волосы на затылке и руках моментально встали дыбом, но Мэттью пересилил желание тут же выбраться.       Наверное, раньше его бы сильно смущал тот факт, что мужчина, с которым они на самом деле едва знакомы, стоит и вот так пялиться на него, растянувшегося обнажённым в воде.       Сейчас же он мог думать только о том, какую огромную ошибку только что допустил. Тело, привыкшее в температуре, так сильно расслабились, что Мэтт даже не мог толком пошевелиться. Не мог заставить двинуть коленом или пальцем, но какими же приятными были ощущения, как было приятно ощущать тёплую, выедающую грязь с кожи воду каждой клеточкой тела. Чёрт, он бы с радостью остался здесь до Второго пришествия.       Разморенные в обжигающе горячей воде мышцы словно дали, наконец, почувствовать, сколько напряжения и тревоги в них накопилось, насколько сильно ему не хватало такого простого отдыха. От накатившего облегчения, которое сковало по рукам и ногам хотелось плакать, просто потому что, кажется, слёз накопилось ровно столько же, сколько и потраченных нервов. Сколько раз он душил в горле истерику, заставляя себя думать о Фогги, о Карен, думать о том, что ему нужно их защищать? Заставляя себя думать, что всё наладиться, если он будет вести себя как хороший, послушный мальчик?       На грязную макушку легла мозолистая, крепкая ладонь, перебирающая слипшиеся от пота и крови на виске пряди волос. Мэтт не знал, был ли это пот или слеза, скатившаяся по щеке, когда чужие пальцы переместились туда, размазывая каплю по коже.       — ...Мэтт. Ты слушаешь?       Он даже не пытался сделать вид, что с ним всё в порядке. По другой щеке снова прокатилась капля. Значит, всё-таки слёзы.       — Послушай. Это важно. Я знаю, что для тебя это было нелегко, но ты сильный, эй. Ты справишься. Мы справимся, ладно? Мы надерем зад этому ублюдку, мы, но только вместе с тобой. Так что давай, не раскисай. Ты мне ещё нужен, Мэттью.       Пальцы, оттерев каплю крови на скуле, спустились ниже, задевая разбитую нижнюю губу.       Ему нравилось, как звучало его имя, когда его произносил Фрэнк. Он раньше никогда не звал его по имени.       Хотелось позорно разреветься прямо там, а ещё лучше — уйдя под воду с головой и захлебнувшись до того, как Фрэнк его вытащит, взявшись отчитывать.       Мэтт зажмурился, будто это могло помочь не думать, не слышать, будто это могло каким-то образом защитить его от всех проблем. Хотелось, чтобы Фрэнк ему врезал сейчас, сильнее, чем те петухи, хотелось, чтобы он его душил, прикладывая головой о белоснежный бортик ванной, хотелось, чтобы схватил за волосы и оставил на кафельной плитке отпечаток его лица, хотелось, чтобы зажал нос и рот руками и удерживая на дне, пока не выйдет весь воздух…       — Тебе сейчас хреново, я знаю. Но я обещаю тебе, я…       — Я пытался увезти Карен, — тихо, едва слышно перебил его Мэттью, отвернувшись к стене. — Я просто пришёл с ней поговорить, я думал, что всё просчитал, — он почувствовал, как Касл напрягся, убрав руку. — Я хотел увести её из Нью-Йорка, но на тот момент я просто был так рад с ней поговорить, — судорожный вздох. Какой же хрупкой была иллюзия, будто он может сделать хоть что-то в этом проклятое месте без ведома Мэра. — На следующий день она оказалась в больнице со сломанной рукой, сильно избитая. Она была без сознания почти сутки, Фрэнк.       Бывший морпех тяжело выдохнул через нос, раздувая ноздри. Хотел бы Мэтт, чтобы у него тоже ещё остались силы на ярость.       — Им же хуже, — практически прорычал он. — Если ты не хочешь мыться, я это сам сделаю, потому что, серьёзно, выглядишь, будто вылез из помойки. Да и пахнешь так же.       Мёрдок безэмоционально вздохнул, не поворачиваясь. Ладонь солдата вернулась в волосы, в этот раз чтобы втереть в них шампунь, пахнущий травами.       — Мы всё исправим, Красный, — с завидной уверенностью протянул Фрэнк, кивая про себя для пущей убедительности. — Но только по-моему. Потому что я хочу быть уверенным, что никто больше не тронет ни Карен, ни тебя. Надеюсь, ты сможешь потом организовать мне небольшую пьянку в благодарность, когда мы тут закончим, лады?..