***
Хантер распахнул глаза, и его ослепила окружающая чернота. На секунду он испугался, что ослеп. Хрипло и часто задышал в приступе паники, пытаясь мысленно связать всё произошедшее за столь короткое мгновение, но получалось плохо. Всплывающие одно за другим воспоминания сегодняшнего вечера причиняли физическую боль, от которой парень вцепился в пушистые виски. Но что это? Он почувствовал холодные пальцы на собственной мокрой от испарины коже. Значит, у него есть тело, которое он из-за беспросветной тьмы не видел. Но где он? Где Луз? И самый главный, ужасающий, но не менее волнующий вопрос из всех — где Белос? На эти вопросы Хантер не мог дать ответа, пока не сделает и пары шагов. Куда идти он тоже не знал, но побрел, аккуратно вымеряя каждый шаг, выставив вперед руки, чтобы случайно не столкнуться с чем-то или кем-то, скрывающимся в предательском мраке. Он не знал, как долго он шел, но, прищурившись, заметил вдалеке крошечную точку света, которая выглядела чужеродной в пустом черном пространстве. Хантер, сломя голову, позабыв о всех мерах предосторожности, побежал на свет с одной лишь мыслью (ЭТО ВЫХОД) Но уже совсем скоро он резко сбавил ход, потому что пустота будто задрожала от его присутствия и начала меняться. Густая тьма расходилась, и из нее лезли толстые корни деревьев, петляющие ветви и кривые стволы, извивающиеся до овальной формы. Больше Хантер не спешил и внимательно изучал открывшийся перед ним новый мир. Кроме старых, сухих деревьев, свисающих сверху шипастых лиан и толстой паутины он тут и там видел рваные куски золотистых тканей, красные перья, ножи в стволах, истекающие чем-то черным и вязким. Это место было ему определенно знакомо. Когда Хантер подобрал один из лоскутов, он тут же бросил его, словно обжегся. Это часть знамена Императорского ковена. Долго думать не пришлось, отгадка пришла молниеносно — он вновь в сознании Белоса. Хантер большим усилием воли подавил подступающую тошноту и безумное желание закричать, что есть силы. Но этого категорически нельзя было делать, иначе он услышит. Если Хантер сейчас в сознании Белоса, то где же его внутреннее «я»? А что сейчас делает Белос настоящий? Может быть он находится в без сознания, а друзья ищут способ спасти их товарища. Подобные мысли обнадеживали, но Хантер не мог сидеть сложа руки и ждать, когда его благополучно вызволят. Нужно было искать выход самому. Поэтому он вновь продолжил свое путешествие по сознанию Императора. С его и Луз последнего визита здесь многое поменялось: древа воспоминаний совсем засохли и сгнили, а из открывшихся дупл медленно вытекала темно-зеленая субстанция, какую Хантер видел в тот злополучный день; сами картины памяти потеряли краски, а холсты истерзаны звериными когтями, и многие стали просто не читаемы; императорские знамена и посохи лежали тут и там, сломанные и разорванные, чего Хантер не мог вспомнить или, может быть, пытался забыть; на земле лежало все больше и больше остатков палисманов, от чего Хантер невольно морщился и безуспешно глотал вставший ком в горле. Как там Флэпджек? Что если Белос навредит и ему? Хантер тряхнул головой, прогоняя мрачные мысли. Он твердо решил, что выберется раньше, чем это случится. Внезапно, он стал замечать довольно целые картины «воспоминаний» в более тонких живых деревьях. Что это за уголок памяти такой? Хантер подошел к первому попавшемуся холсту и вздрогнул: на нем был он, проходил тренировку со скаутами. Но ведь это его воспоминание, Белос в тот день не смог присутствовать из-за проблем со «здоровьем». Тогда что оно здесь делает? Судорожно парень подбежал к похожему дереву и вгляделся в цветные краски — там тоже было его воспоминание! Тот самый судьбоносный день игры в дерби, о котором Белос уж точно знать не должен был. Если раньше Хантер что-либо понимал и укладывал в голове, то сейчас всё посыпалось как карточный домик. Внутри росли паника и предательское желание закричать: «Что здесь происходит?», но Хантер обхватил себя руками и отвернулся от собственных воспоминаний. Так где же он все-таки и как отсюда выбраться? Пальцы судорожно впивались в предплечья. Долго сдерживать эту дрожь он не мог, его трясло всего, хотелось выплеснуть накопленный за несколько минут (или часов?) стресс. Резко расцепив руки, Хантер со всего размаху ударил кулаком по мертвому стволу дерева. Кора затрещала, а из неё потекла всё та же болотного цвета мерзость, которая теперь была на кровоточащих костяшках парня, от чего неприятно щипало свежие раны. Хантер тут же пожалел о своем импульсивном поступке, потому что всё вокруг вновь затряслось, искажалось, из дупел деревьев лилась будто черная смола, окончательно скрывая за собой воспоминания Белоса. Когда жидкость начала подступать к ботинкам Хантера, он без промедления побежал вперед. Но куда ему бежать? Нет и намека на выход. Будет ли он погребен здесь заживо, утонув в отвратительной жиже? Хантер метался, как пламя свечи на ветру, то в одну сторону, то в другую, но длинные ветви с лозами зашевелились и преграждали дорогу куда-либо, вгоняя парня в угол. В конечном счете, Хантер остановился, тяжело дыша через рот, а думал только об одном: «Это конец». Внезапно грязь перестала литься изо всех щелей и, движимая неведомой силой, направилась в сторону Хантера. Но не успел он задержать дыхание, как зловонная волна пронеслась мимо него, собираясь в центре закольцованной «комнаты» из деревьев и поврежденных, реже целых, холстов воспоминаний. Зрелище, которое открылось Хантеру, было пугающим и омерзительным по своей сути: наблюдать, как черно-зеленые сгустки с хлюпаньем, надувающимися пузырями, выстраиваются в длинную, непропорциональную фигуры, но дается это с большим трудом и каждую секунду нечто терпит поражение от собственного бессилия. Хантер встал как вкопанный, не в силах повернуть голову или хотя бы закрыть глаза. Шок сковал его тело. Он видел это уже. Он знает, что сейчас появится. То, что всегда преследовало его в кошмарах. Когда из головы, покрытой седыми волосами, выросли длинные деформированные рога, Хантер забился мелкой дрожью. Оно смотрело на него своими горящими глазами. Ни в жизнь Хантер не назовет его своим дядей. Судя по всему, внутренний Белос слился с собственным проклятьем, не в силах больше сдерживать его. И сейчас Хантер был с ним один, в его же сознании, без палисмана, не зная, как дать отпор. Да и был бы здесь Флэпджек, парень не уверен, смог бы он и с такими шансами сделать что-то своему создателю. Тварь ещё пару раз дернулась в конвульсиях, словно его не устраивало собственное тело, пытаясь принять около человеческий облик. Безуспешно. Максимум на лице появилось больше кожи, что скрыла длинные зубы, сформировало нос, а в белках стало меньше черноты. Но это жалкое уподобление никуда не шло, Белос всё потерял. По сравнению с ним Хантер и то больше походил на ведьму. — Сколько бы ты не убегал от своего предназначения, но ты всегда сослужишь мне хорошую службу, — говорит Белос с нескрываемой насмешкой в голосе, но с нотками удовлетворения. Несмотря на своё жалкое существование, он умудряется находить положительные стороны в положении, будто уже выиграл. — Где я сейчас нахожусь? Где мои друзья? — колеблясь, спрашивает Хантер. — Где ты? — наигранно повторяет вопрос охотник на ведьм. — Ты сейчас вместе со мной, и разумом, и телом. И твои друзья тоже с нами. — Что? — Хантер не был дураком, но столь прозрачные ответы ставили его в тупик. — Взгляни сам. Извивающаяся и переломанная в несколько местах рука неожиданно приблизилась к его лицу и прикоснулась ко лбу. Хантер всё увидел. Увидел Луз, которая неумело использовала глифы, что было не в её стиле. Увидел друзей, которые называли его именем Императора и «охотником на ведьм». В конце концов видел собственные руки, покрытые тем же зелёным наростом, из которого состоял сам Белос. Ладонь резко отстранилась, и видение исчезло. Ушибленная рука заныла с новой силой, и Хантер, стиснув зубы, взглянул на костяшки. По спине пробежал холодок. Черная смола с изумрудным отливом вросла в рану и на глазах медленно расползалась по всей руке. — Твое пустое тело идеально подошло как сосуд для меня… — Нет! — в сердцах выкрикнул Хантер, сам того не ожидая. — Я не твой сосуд, я — настоящая ведьма, я — живое существо! — Кто сказал тебе такую глупость? — Белос никак не отреагировал не крики своего «Золотого Стража», а продолжил вкрадчиво вести разговор как с истерящим ребенком. — Неужели человеческая девчонка, которая захотела стать ведьмой, заставила тебя закрыть глаза на правду? — Луз — не просто человеческая девчонка, — прошипел Хантер, начиная раздражаться, но страх всё ещё не отступал. Он не забывал с кем сейчас ведет беседу, — и она помогла мне почувствовать себя обычным человеком, а ты снова всё портишь! — Ты — обычный человек? Сила чар этой юной ведьмы поистине сильна, раз ты так уверенно говоришь подобный бред, — ухмылка поползла вверх, обнажая нечеловеческие гнилые зубы. — Наши сознания, как ты мог заметить сам, переплелись. Я многого оказывается не знал о твоих вылазках за пределы замка. Внутри Хантера всё похолодело. Раз он может свободно смотреть все воспоминания Белоса, то глупо было предполагать, что воспоминания его племянника останутся незамеченными. Император сделал неровный шаг вперед, и Хантер заметно дрогнул всем телом, за что мысленно дал себе оплеуху. «Не показывай ему свой страх, — твердил здравый разум, — но раз мы едины, то ему это давно неизвестно». Белос подобную реакцию гримволкера никак не прокомментировал и направился не к Хантеру (что ненадолго ослабило внутреннюю хватку в груди), а к одному из живых, здоровых и молодых деревьев с золотистой листвой. Хантер узнал воспоминание в кроне ветвей — его затянувшаяся прогулка с Луз по черному рынку, которая, как он считал, и стала концом его как Золотого Стража и началом как просто Хантер, дикой ведьмы. — Ты сильно привязался к ней, — не предполагает, а констатирует факт Белос, вглядываясь в яркие краски момента в памяти «племянника», — даже задумывался, а не любовь ли это? Но отвечу на этот вопрос сам: ты не можешь любить. Твоё тело — подделка, а душа ненастоящая. Даже сердце не бьется, потому что вместо него — камень. — Это не правда! — отчаянно спорил Хантер, сам не зная точного ответа. Может быть Белос был прав? Он ведь его создал. Но верить в это парень отказывался всей своей сутью гримволкера. — Я же чувствую что-то: эмоции, переживаю, у меня даже идут слёзы, это не может быть… — … Лишь имитация жизни, — продолжил за него Белос. — Образно говоря, всё, что ты перечислил — не более чем заданные функции твоей природой гримволкера. Когда я создал первого, буду честен, был поражен вашей способностью так натурально симулировать повадки живых существ. Но кукла никогда не будет настоящим мальчиком, как и ты никогда не сможешь любить по-настоящему… — Прекрати! — впервые в жизни с языка Хантера сорвался приказ для дяди. Обычно всё было ровно наоборот, Белос говорил Хантеру закрыть свой рот и убираться в башню. Но он стоит здесь и сейчас, голова всё ещё была на плечах, хотя за подобные выходки — парень считал — наступает верная смерть. Хантер поднял глаза на дядю и увидел, как он мгновенно поменялся в лице: глубокие морщины образовались вокруг собравшихся на переносице бровей, глубокие мешки под глазами стали словно ещё глубже и чернее, а некогда играющая ухмылка поползла вниз, влеча за собой две дуги сухой и дряблой кожи от носа. Но Хантер, понимая всю опасность своего положения, продолжил: — Я — не твоя кукла… Больше нет! — добавил он для уверенности. — И я не стану больше тебе помогать в твоих злодеяниях, слышишь меня?! Голос Хантера то и дело срывался от нахлынувших эмоций, но, судя по всему, его хлипкая речь заставила Белоса о чем-то задуматься. От каждого слова его монструозная физиономия вытягивалась и бледнела, несмотря на свою природную зелень, а если бы эти голубые, но обжигающие льдом глаза могли одним взглядом убивать, то Хантер был бы уже трижды мертв. — Клянусь волей Титана, это ведьма заставила тебя произнести эти слова! — было заметно, что охотник на ведьм обращается не конкретно к Хантеру, а к кому-то ещё, кого не было здесь, но его присутствие незримо ощущалось повсюду. — Ты не посмеешь воткнуть мне нож в спину, Калеб! — Я — не твой брат! — взревел Хантер, голова которого уже раскалывалась. Это были последние слова в чаше терпения Его бывшего Императорского Величия. Вместе с терпением кончились и горсть его сил держать слабый человеческий образ, который исчез за маской монстра. Тварь сорвалась с места и бросилась на Хантера с одной целью — поглотить его без остатка. Но Хантер, натренированный годами в Императорском ковене, на одном лишь рефлексе смог увернуться в сторону и чуть ли не покатиться кубарем, ударившись о твердые стволы. Все тело разом похолодело, на спине ощущалась испарина, а в голове заполошный крик (БЕГИ) Но Хантеру некуда бежать. Он в западне. Вместе с собственным кошмаром наяву. То, что раньше было Императором Белосом, неуклюже развернулось, захрипело, зарычало, издавая совсем утробные звуки, непохожие ни на одно живое существо. Оно посмотрело на него, своими голубыми точками в червоточинах. Между ними были считанные метры, окружены тесной чащобой запутавшихся воспоминаний. Монстр, словно хищник, сгруппировался для ещё одного броска на свою жертву. Хантер втянул побольше воздуха через нос и приготовился. Бегать как загнанный зверь по клетке, оттягивая свою скорую кончину, было безнадежно глупо. Спустя столько лет он был готов дать отпор, который пусть и вряд ли спасет его никому ненужную жизнь. Нелепо, но тем не менее устрашающее в своей несобранности, огромное проклятье ринулось на него, но Хантер, опережая, попытался ударить первым в отвратительную вытянутую морду. Движения вышли смазанными из-за неуверенно поставленных ног, по щиколотку стоявших в черной воде. Кулак Хантера пришелся куда-то на худую скулу, но столкнулась вовсе не с костью или что-то там может быть у твари, а ввязался во что-то мягкое и упругое. «Бить его — бесполезно», — осознал Хантер, не удержавшись на ногах и таки упав в зловонную жидкость. Наивно было надеяться, что проклятье императора было чем-то похожим на человека, оно лишь отражение его пороков, отвратительный сгусток всех его ужасных поступков, а значит против него обычные кулаки — лишь насмешка. Но так просто сдаваться Хантер не желал, поэтому когда длинные худые пальцы легли на его шею, а на лицо закапал болотного цвета гной, он вцепился в запястья монстра, не глядя и не дыша, пыталась снять их с себя. Но тварь обладала чудовищной силой. Помимо давящего чувства на своей шее, будто ее обхватили жесткой веревкой, Хантер чувствовал, как он тонет. Задыхается в дурно пахнущей воде и не может открыть глаза. А нужно ли? Чтобы единственное, что он видел перед своей кончиной, были обезумевшие глаза его «дяди»? На секунду даже возникла мысль: «Наверное, это видели предыдущие Золотые Стражи», — от которой стало ещё дурнее, чем от удушья. — Хантер! Я знаю, что ты всё ещё здесь! Борись с ним! Хантер судорожно распахнул глаза, услышав знакомый голос, и тут же зажмурился от боли — жидкость колюче защипала на роговице. Он ещё не умер. И его друзья живы. Луз жива. Она сейчас, как и он, боролась с Белосом. Звала его. Не теряла надежды вернуть его. Хантер чувствовал, как её слова растекаются от головы до рук, которые словно налились новой силой. Будто открылось второе дыхание, Хантер в очередной попытке попыталась убрать руки монстра, но уголком глаза заметил, что согнутое колено Белоса находится вровень с ступней гримволкера. Он не упустил эту возможность и как можно сильнее ударил по ноге твари. Белос, не ожидавший удара исподтишка, повалился на бок, отпустив племянника, чтобы подставить руки под себя. Хантер воспользовался этой возможностью и как можно быстрее встал на ноги. Он ощущал присутствие Луз. Её объятия. Он был не один. Она была с ним. Она ему помогала. И Хантер чувствовал себя сильнее, чем прежде. Не давая дядя подняться, Хантер вцепился в длинные кривые рога чудовища и впечатал его лицом в пол. Оно продолжало барахтаться, истошно выть, и долго парень не может его удерживать. Поэтому поставил сапог прямо на лоб монстра, как можно сильнее надавливая, а рога, наоборот, тянул на себя. Сопротивляясь, Белос тщетно пытался оттолкнуть Хантера, но внезапно закричал, когда послышался оглушающий треск. Парень вздрогнул, а по всему телу пробежались мурашки от крика, словно мучавшегося животного, но давить не перестал. В конце концов, он почувствовал, как потерял равновесие, настолько отдавая все силы на это, когда голова того, что он называл «дядей», с булькающим хлюпаньем раскололось на гной и слякоть. В ушах все ещё звенели отголоски нечеловеческого рева.***
Хантер, щурясь, хоть на улице была ночь, медленно открыл глаза. Он не понял, что произошло, и ошарашенно оглядывался по сторонам: больше не было портретов, мертвых деревьев и сочащейся черной воды, а знакомое кладбище. После он почувствовал что-то теплое на своей груди и опустил голову — там он увидел любимую кучерявую копну каштановых волос. Луз не отпускала его всё это время, хотя могла умереть. Обезображенные зелеными наростами и деформированные руки еле слушались его, но Хантер заставил их аккуратно лечь на спину девочки. Она заметно вздрогнула и подняла слезящиеся, испуганные, но при этом полные слепой надежды, глаза. Какого же было её удивление и счастье, когда она не увидела одержимых голубым сиянием, а немного тускло-розовые, уставшие глаза Хантера, по которым она так немыслимо соскучилась. На неё без улыбки, в который раз доказал себе парень, невозможно было смотреть, поэтому выдавил из себя измученное поднятие уголков губ вверх настолько, насколько мог. Луз без задней мысли бросилась ему на шею под взгляды ошеломленных друзей и матери: — Это ты! Хантер, ты здесь! — Я здесь, — Хантеру даже самому не верилось. Всё ещё было больно. Всё ещё было страшно. Что он возьмет над ним вверх. Но Луз была рядом, а значит всё будет хорошо. Хантер так чувствовал, что бы про это не говорила его «природа» гримволкера. С ней он чувствовал себя живым.