***
У темноты множество хищных глаз, у темноты зловонное смрадное дыхание. Тысячами безжалостных липких рук темнота трогает его. Она держит его в крохотной холодной каморке. Её лапы шарят по всему его телу, не оставляя ни дюйма нетронутой кожи ни внутри, ни снаружи. Закрывают ему рот, не дают поднять веки. В стылой темноте ему остаётся только хрупкая вера в то, что в двери его камеры есть окошко и сквозь перечеркнувшую его решётку далеко-далеко синеет чистое небо. Только это позволяет ему дышать.***
— Твой брат мёртв, — шепчут старые деревья без листьев. Всадник невозмутимо продолжает свой путь. — Твоего друга больше нет среди живых, — цепляются за ноги лошадей сухие высокие травы. Кони рвут их, словно ветхую паутину. — Твой родной в холодной сырой земле, — вьётся по лесу зябкая позёмка. Ни один мускул не вздрагивает на лице беспощадного жнеца. — Твоё сердце остановилось! — кричит ему ночь призраком женщины с тёмными густыми кудрями. Руки крепче сжимают пряди белой гривы и холодный металл рукояти серпа, но светлые глаза всё так же смотрят вперёд.***
Отсутствие надежды — это вечная привычная жажда, неизбывный снедающий внутри голод. Он выматывает, отнимает силы. Душит. Давит. Страх, боль, гнев, усталость — последние оставшиеся чувства сплетаются в единый комок, неизбывной тяжестью лежат в глубине живота. Это тело уже давно не принадлежит ему. Он давно уже не сопротивляется прикосновениям тьмы. Он почти растворился в ней. Эти руки кажутся ему такими же, как руки из тьмы. Он совершит всё, что ему прикажут. Он совершенно не помнит, кто он. Синее небо в его снах давно стало серым.***
Кони волнуются, они ускоряют бег. Длинный серп разит без жалости и пощады. И за криками падающих под копыта людей (врагов?) всадник всё сильнее сомневается, что слышит стук в своей собственной груди. Но ничто не остановит его. Смерть ищет жизнь. Она может искать вечно.***
Тьма волнуется. Она чувствует нарастающую опасность. Её руки совсем липкие от страха, когда она вкладывает тяжёлый меч в его пальцы, когда тянет его за отросшие волосы и одевает во мрак. Когда толкает его наружу из тесной камеры, чёрными крыльями раскрываясь у него за спиной.***
Самый короткий день, самая длинная ночь. Канун наступления холодного царства. Они встретятся на усыпанных порошей замерзших болотах. За плечами воина в чёрном будут рычать во тьме огромные псы с огнём в глазах и открытых пастях. Но всадник остановится как будто в раздумье, впервые за бездну тишины почувствовав в своей груди слабый удар. Узнавание придёт уже в бою. Придёт страшной болью, чувством неподъёмной вины и ощущением дикого ужасного чуда. — Ты не спасёшь его! — разнесётся под облаками клич ловчего сокола. Но всадник спрыгнет с коня, бросит серп и скинет львиную шкуру. Нагой и безоружный всем собой низринется он в сплетение чёрных липких щупалец, обнимет боль, вину и отчаянье. Усталость и гнев. Страх и ярость. Тоску и одиночество.***
Ночь и зима без остатка поглотят их обоих.***
Вьюга будет выть и стонать. Псы и кони растворятся во тьме и низких свинцовых облаках. Наступит время нового холодного сна, давящего голода и ночных кошмаров в объятиях долгого мрака. Но и этой ночи грядет конец. В человеке с тёмными, как плоть земли, волосами слишком много жизни, слишком много любви. Даже бесконечности мрака не хватит, чтобы задушить в нём надежду. И когда его солнце, его луна, холодный мрамор, беспощадная судьба и живое воплощение смерти настигнут его, он повернётся и отдастся им в руки. — Стив, — прошепчет он, вдыхая знакомый любимый запах. — Наконец-то я нашёл тебя, Баки, — с нежностью ответит ему его бледный всадник.***
И придёт великое воскрешение, которое в природе называют чудом весны.