***
— Во имя Двух Лун! Что это было? — тихо прошипел Карджо, продолжая следить за растворяющимся во мраке дымчатым силуэтом. — Всего лишь неупокоенный дух, — сообщила возвратившаяся к костру жрица таким будничным тоном, словно отогнала от лагеря зайца, а не привидение. — Я же предупреждала, что в Ночь Сказаний и Свечей по дорогам всякое бродит. — Ты так же сказала, что сможешь совладать со всем этим «всяким», — недовольно фыркнула Ки’райя. Вся шерсть на теле каджитки была вздыблена, а уши плотно прижаты к голове — наёмница очень не любила встречаться с тем, что не могла убить своими клинками. — Этот дух не опасен, — встревоженный вид охранников видимо забавлял жрицу Аркея. — Он и не нечисть вовсе. Его в этом мире держат не месть или гнев, а любовь к сыну и данные клятвы. — Что-то каджиту кажется, этот несчастный бродит здесь уже долго? — заметил Карджо и поспешил перевернуть кусок баранины, успевший заметно подгореть снизу. Пылающие поленья недовольно зашипели от упавших капель жира. Неожиданное появление призрачного охотника не только всерьёз их испугало, но ещё и испортило долгожданный ужин. — Ты прав. Уже очень долго, ещё со времён войны Красного Алмаза, как я полагаю. Но раз он до сих пор не встретил сына ни среди живых, ни в рядах мёртвых, значит его тревоги были не напрасны и с парнем действительно случилось что-то тёмное. — И что же? Безутешный отец обречён вечно скитаться по лесам Скайрима? — Когда придёт его время, великий Аркей завершит его путь, — покровительственно заявила жрица. — Карджо надеется, что его путь жизни завершится в каких-нибудь тёплых местах, — передёрнув плечами, промурчал каджит, аккуратно поднося свои мохнатые лапы поближе к огню. — Мы — дети пустыни, и северные ветра пробирают нас до костей. — Зря волнуешься, Карджо — призраки не чувствуют холода, — усмехнулась Ки’райа и, отодвинув свои высохшие сапоги подальше от огня, удобно расположилась на свёрнутой шкуре и вновь откупорила бурдюк терпкого, приправленного горячими специями вина. Стылый осенний воздух уже успел проморозить землю, но кроны большинства деревьев всё ещё пестрели огненной листвой. Над головой каджитки пронеслась, кружась в весёлой пляске, стайка летучих мышей. — Тебе-то откуда знать, Ки, что чувствуют духи? Этот себя и мёртвым-то не считал, — парировал Карджо. — Видимо, смерть пришла к нему внезапно и милосердно быстро. Настолько, что погружённый в свои заботы дух так и не сумел её осознать, — рассуждала жрица, с необъяснимым усердием всматриваясь в пламя костра. Неожиданно раздавшийся громкий шорох заставил всех троих подскочить на месте. Ки’райя осторожно запустила лапу в прелую листву и, пошарив там немного, отчего воздух наполнился сырым запахом плесени и грибов, извлекла тёмно-красный плод, начавший подгнивать с одного бока — дар давно одичавшей яблони. — И как же именно он погиб? — жадно вонзая клыки в слегка ватную, но дурманяще ароматную мякоть яблока, спросила наёмница. — Кто знает? Леса Скайрима полны опасностей. Особенно в такую ночь, — словам жрицы вторило гулкое уханье совы, добавляя им мрачности. — Потому-то никто кроме нас и не согласился вести тебя ночью в Рифтен, — многозначительно сверкнула глазами Ки’райа. — И потому я плачу вам вдвойне. — Ещё одна встреча с подобной чертовщиной, и я потребую доплаты сверху, — нагло заявила каджитка, швыряя огрызок в сторону дороги, скрытой за влажным войлоком тумана.Туманная дорога
31 октября 2022 г. в 18:34
Дорога под сапогами печально чавкала, лениво извиваясь в сгустившихся над сырой землёй клубах тумана. Во влажной пелене, подсвеченной голубоватым светом луны, скользили призрачные тени. Хельмуд покрепче сжал лук и нервно передёрнул плечами — по спине то и дело пробегала колючая дрожь не то от холодных прикосновений промозглого воздуха, настойчиво пробирающихся под куртку, не то от дурного предчувствия.
Бывалый охотник хорошо знал здешние леса, таящие в себе множество опасностей: от голодных зверей и безжалостных бандитов до куда более страшных и тёмных созданий.
Затопившее чащу молочное марево превратило практически оголившиеся стволы деревьев в костлявых чудовищ, что выплывали из темноты и тянули к нему свои корявые лапы.
— Дурная сегодня ночь, — зло бурчал норд себе под нос. — Дурная, чтобы шляться по лесам. Дурная, чтобы сбегать из дому. Дурная, чтобы…
Цепкая хватка вины болезненно сжала сердце. Зря он был так суров с Сейгеном. Теперь-то Хельмуд понимал, что в его словах не было мудрости, лишь злость и несдержанность, не подобающие отцу. Но, смилуйся Кин, как же сложно порой видеть зрелого мужчину в сыне, что, кажется, лишь вчера обдирал коленки, гоняя каменных крабов по берегам Илиналта. Ещё сложнее было сдержать желание отвесить ему добрый подзатыльник, когда он собирался бездумно рисковать собственной жизнью. И всё же…
Хельмуд шумно втянул студёный воздух, горчащий запахом сырой земли. Не стоило ему так кричать, пусть даже угли гнева и распаляло лишь желание защитить — знал ведь, как Сейген бывает горяч и строптив.
Норд сжал кулаки до болезненной судороги в пальцах, ускорив и без того спешный шаг. Он не успокоится, пока не отыщет сына. Милостью Кин Сейген окажется цел, ведь если нет…
Ветер безуспешно пытался воевать с туманом — вырванные им дырявые клочья растворялись в глубине ночного неба, и плотная завеса смыкалась вновь, — когда очередной порыв принёс с собой зловещий шёпот.
Хельмуд затравленно оглянулся, но в промозглой пелене лишь медленно покачивались лохмотья лишайников, свисающие с ветвей. Переборов душащее чувство тревоги, он направился было дальше, но впереди возник неясный проблеск света. Тёплый огонёк плясал в глубине тумана манящей искрой.
В любом другом случае Хельмуд обошёл бы случайно встреченный в ночном лесу костёр по широкой дуге, но только не сегодня. Он был готов рисковать ради шанса найти сына.
Стоило приблизиться, как туман вдруг схлынул волной, оставляя на дороге лишь небольшой обрывок пелены. Сгустившись, он обрёл очертания женского силуэта. Хельмуд растерянно сморгнул — перед ним стояла невысокая женщина в светлой, не по погоде тонкой мантии.
Инстинкты гнали старого охотника прочь, но тело словно обволокло неясным теплом, которое так и тянуло к странной незнакомке.
Светлая кожа её будто излучала мягкий свет, глаза же, напротив, полнились тенью.
— Приветствую тебя, странник, — эхо множило нежный голос, словно он доносился из глубины колодца.
Хельмуд скупо кивнул, не находя в голове и пары связных слов.
— Что ищешь ты этой ночью в глуши?
— Я… — слова выдавливались с трудом и застревали в воздухе, — я ищу сына. Сейген. Молодой светловолосый лучник. Мы повздорили, и он среди ночи отправился в Солитьюд. Должен был идти этой дорогой. Вы не…
Капюшон мантии смялся от еле различимого покачивания головы.
— Ты был жесток со своим сыном? — слова, прилетевшие издалека, опалили, словно горячие губы шептали их у самого уха.
— Нет… нет, хотя… — горло сдавило удушливым дымом, в котором сбитый с толку Хельмуд уловил запахи горящего жира, мокрых сапог и кислого вина. — Я не имел права ему запрещать. Должен был благословить на участие в восстании. Сейген стремился стать воином, защищать Скайрим и обрести славу в бою. То, что я ему сказал… Я не хотел… Я должен отыскать сына и получить его прощение.
Слова лились, поднимались из самой глубины, выскальзывая из-под тяжёлых валунов вины, выворачивали нутро Хельмуда, не имеющего возможности сдержать их поток, наизнанку.
Зыбкий силуэт качнулся, и новая волна дурманящего тепла окутала охотника, притягивая ещё ближе к не имеющей лица фигуре.
— Ты проделал долгий и нелёгкий путь, странник. Быть может, пришло время отдохнуть?
Тонкая рука с гостеприимно распахнутой ладонью застыла в воздухе, едва не касаясь его запястья.
Хельмуд чувствовал, как подрагивают пальцы, как нестерпимо вдруг потяжелела отсыревшая меховая броня и как устало бьётся его сердце.
Разум всё отчётливее понимал, что кем бы ни была стоящая перед ним женщина, его миру она не принадлежит. Но страха норд отчего-то не ощущал. Напротив, бледная рука манила, даруя сладостное обещание покоя.
Но в его сердце болезненно дрожала до предела натянутая тетива, не позволяя Хельмуду забыть данную самому себе клятву.
— Нет. Я должен идти. Я должен отыскать сына.
Оглушительная тишина больно давила — не слышно было ни завываний ветра, ни скрипа трухлявых ветвей. Всё вокруг словно безжизненно застыло, и лишь отсветы огня плясали за спиной у незнакомки, порой выхватывая из мрака рогатые силуэты.
— Надеюсь ты отыщешь его, странник, и пусть скорее завершится этот путь, — прозвучало заботливо и нежно, словно слова из материнской колыбельной.
Тепло тут же отступило, тени глаз растворились в ночи, а туман сомкнул вокруг Хельмуда свои влажные объятия. Норд крепче сжал лук и уверенно отправился в подсвеченную голубоватым светом луны пелену, уходя прочь по лениво извивающейся в никуда дороге.