Биологический интерес

Он любил многое. Любил красить ногти розовым. Любил возиться со своей вычурной, для сельского мальчика, причёской. Любил менять себе местоимения. Из-за этого все в школе звали его педиком. Но они не знали, что на самом деле это было правдой… Как только солнце взойдет над крышами избушек, Егорка просыпался — ведь надо идти в школу — получать знания. Лениво потягиваясь и кое-как раскрывая серые, как оперение птичек, глаза, мальчик в перво-наперво обращал взгляд на то, что внизу. Сквозь грязно-серое одеяло, которое некогда было белоснежным, виднелась подростковая утренняя эрекция. Егор испытывал смешанные эмоции. С одной стороны, он радовался этому явлению, ведь оно означало, что мальчик теперь мужчина. С другой стороны… он ненавидел свое мужское достоинство. Единственное, что убивало его женственность. Когда дни, будучи он просыпался, были красными в календаре, Егор никуда не торопился. Он медленно тянул свою хилую мальчишескую ручонку туда, где зудело больше всего. Тогда в его голове постепенно принимали форму порочные образы… Каждый из них был точь в точь похож на другой. И всякий раз это был высокий и худощавый мужчина средних лет, чьи волосы были подстрижены ёжиком. Аккуратно выбрита нижняя часть лица, очки на переносице, что подчёркивали его строгий и начитанный вид; он всегда одевался в деловом стиле и имел средний по тону, но внушительный голос. Этот образ всякий раз будоражил каждую клеточку тела Егорушки. Он вновь прикрывал глаза и придавался юношеским страстям, пробегающим словно мощный разряд тока по его молодому телу. Пока правой рукой он нащупывал набухшую плоть, левая блуждала между французских булок, средний пальчик зарывался в (не)большую ямку, массируя задний проход. Рот мальчика приоткрылся и тихий, но полный вожделения стон вырвался и пронзил тишину, витающую в квартире. Егор представил, как сильные мужские руки крепко обнимают его сзади, едва ощутимая щетина щекочет его кожу, словно крылья бабочек, слегка обветренные губы сладко шепчут ему на ухо «Нечего бояться, мой ученик. В моих руках ты познаешь то, что не дано другим твоим сверстникам»… Но тут фантазии растаяли, словно первый, и такой порочный… снег. В утренней тишине раздался скрип потертой двери, и в комнату заглянула грузная женщина. Это была матушка Егорки. Вид у неё был сонный и растерянный. Егор не растерялся и сделал вид, что крепко спал. В плане воспитания мать мало уделяла времени сыну и никак его не контролировала, предпочитая обществу собственного дитяти бутылку-другую «Оксаночки»*. И поэтому она поверила в сие притворство — её единственной задачей было разбудить своего сына в школу. — Егорчиик, — раздался пропитый голос мамы, — просыпайся, в школу пора! — Ну мааам, — жалобно раздалось в ответ, — я не хочу, мне больно, у меня… месячные. Мальчик не единожды пытался откосить от школы с помощью своей гендерной неопределённости, но на этот раз мать была более или менее трезвой, поэтому шансы убедить её свелись к минимуму в пользу маман. В ответ на это у матушки едва не выкатились глаза из орбит. — ЧЕГООО? СЫНУЛЬ, С ТОБОЙ ЯВНО ЧТО-ТО НЕ ТАК! ГОСПОДИ, И ЭТО Я ПРОИЗВЕЛА НА СВЕТ! — Но я не сын, мам… — в предвкушении скандала, робко ответил Егорушка, — реально… не надо спорить… — А КТО ТЫ? КТО ТЫ, МАТЬ ТВОЮ? — Я девушка, мам… — едва слышно пролепетал он. Лицо матери раскраснелось хлеще обычного. Алкоголь хоть и провоцировал метаморфозы над её личностью, но сейчас божья водица покинула её голову и освободила дух, а это значит, что все скрытое (или по крайней мере то, что таковым казалось) начинало проясняться, словно таежный туман в полдень. — ДЕВУШКА? ДЕВУШКА?! А В КАКОМ МЕСТЕ ТЫ ДЕВУШКА? — женщина надорвала глотку настолько, что бутыли с драгоценной жидкостью полопались из-за высоты звуковых частот. Егор не знал, что ей ответить, но твёрдо решил, что не ударит в грязь лицом. — В душе. — Собрав остатки гордости и смелости, что ютились в его сердце, произнёс парнишка. Тем временем глаза свирепущей матушки начинали рыскать в поисках предмета, ударом которого можно уж точно выбить дурь из головы дитяти (возможно, навсегда), но что-то в её голове внезапно щёлкнуло. Глубоко вдохнув воздуха, Егор также это почувствовал. — Блядь, кто додумался закрыть кота в ванной? Действительно. По всему дому витал аромат переваренных куриных лапок и дешёвого жидкого корма для кошек. Он был настолько едким и стойким, что мать позабыла о разговоре с сыном (или дочерью?) и отправилась устранять источник сих французских духов. Егорушка вспомнил, что именно он запер ни в чем не повинную зверушку в ванной за то, что та действовала ему на нервы. По крайней мере, он так рассуждает. Никто не должен мешать парню отпускать свои мысли и чувства в бескрайний океан похоти, даже если это кот. И тут этот факт сыграл Егорке на руку Под обширный и благой мат своей родительницы, парень тихонько привстал с кровати. Солнечные лучи, наглые и игривые, слепили его свинцовые глазки. Но в голове его возникала тёмная каша, которая в процессе лишь больше и больше подгорала на огоньке под названием «возбуждение». Егорка, стараясь по-максимуму игнорировать это, лениво смахнул русую чёлку с лица, натянул розовые махровые носки с авокадо и потопал чистить зубы на кухню, так как в ванной злая мама проводила уборку, параллельно журив кота за совершенное. Вспомнив, что принадлежности для чистки зубов находятся именно там, школьник лишь еще раз махнул чёлкой и решил забить огромный, увесистый, длинный, влажный и волосатый… болт на свой ротик. Пусть воняет. А еще будет влажным, лоснящимся, источающим мускусный аромат и истекающий вожделенной спермой… От одних этих мыслей у мальчика становилось все теснее и теснее в трусах. Он не мог думать ни о чем другом, кроме желания снова предаться утехам. Даже на урчащий желудок было плевать. Зрачки Егорушки расширились в поисках того, о чем он сам, скорее всего, не знал. Его томный взгляд скользнул по круглым часам, висящим на облупленной стене. Они показывали 6:20. Это число означало, что до школы еще долго придётся убивать время, на что Егорка обрадовался — ведь этого времени достаточно для того, чтобы удовлетворить нужду. В это время матушка Егорки уже закончила уборку кошачьего помета и наказание его создателя и потопала в спальню. У парня сквозь челку загорелись глаза — ведь теперь ванная наконец-то свободна… Несмотря на все, мальчик все еще боялся мамы. И вправду, в трезвом состоянии она была той еще фурией. Поэтому, чтобы у неё не возникло вопросов по поводу чрезмерной задержки сына в отхожей комнате, парнишка начал издавать пухлыми, как у уточки клюв, губками пердящие звуки, имитируя обильный понос. Возможно, тем самым намекая на качество маменькиной стряпни. Парнишка подлетел к унитазу и громко открыл крышку, после чего, шумно дыша, достал свой подростковый инструмент и сквозь желание вновь познать удовольствие и ненависть к своей мужественности, провел ладошкой по миниатюрному, но твёрдому, словно основый кол стволику. С его губешек сорвался сдержанный стон; глаза такие, словно все его сны внезапно ожили, и все происходило здесь и сейчас, наяву… *** В прохладном классе было тихо, словно в склепе, лишь дождь стучался в окошко, над которым были немного покоцанные и грязные обои, оскверненные голубиными отбросами, за что отдельная благодарность давности последнего ремонта школы. Все уже почти дописали контрольную и отправились на перемену, в то время как Егор был тем самым счастливчиком-тугодумом, которого задержали после урока «на пару минут». Парень чувствовал, что строгий, но в то же время полный заботы взгляд его любимого учителя направлен ни на кого другого, кроме как на него. Егорушка пребывал в диком смятении и старался что есть силы не смотреть в эти зимние глаза — закрывал взгляд чёлочкой и делал вид, что дописывает работу, хотя в его голове не было места для такой чепухи. Очи Егорушки пробежали по строчка последнего задания. Гребаные тесты по биологии… Нужно было ответить, как называются мужские половые клетки. По телу мальчика пробежали мурашки, сердце словно бы электризовалось и будто что-то ударило там, между тощих пацанских ног… Тронулось все что угодно, но не мозги… Тут произошло то, чего Егор так дорого остерегался. Он поднял в раздумье взгляд, и сквозь русую чёлку, его серые глазенки столкнулись с уверенным, строгим взглядом педагога. И следом порочные мысли поглотили его… Тугое анальное отверстие парня мучительно скрипело, впуская в себя эрегированный половой член, истекающий предэякулятом. Аккуратные большие пальцы рук надавливают на мальчуковые соски, вызывая высокий стон из набухших от властных поцелуев губок. Каждый мощный толчок в ректальной мышце молодой мужской особи Homo sapiens сводил его чресла. Каждая его вена, в которых пульсировала неимоверная мощь и стойкость, ощущалась плотью мальчика и доводила того до предела безумия. Егорушке хотелось, чтобы его учитель овладевал его телом и разумом все больше и больше; проник в каждую его клетку и извергнул семянную жидкость… Мысль о том, что он будет вынашивать детей своего вожделенного учителя лишь погружала в океан страсти все глубже и глубже; Егорушка хватался за жилистые ладони своего альфы и беспомощно умолял того ускориться и приблизить прекрасный миг кульминации. И возлюбленный учитель слышал его мольбы и стал быстрее погружаться в пещерку своего омеги только ради того, чтобы с похабным хлюпом оттуда вынырнуть. От испытуемого экстаза Егорушка закатывал глаза — любовался мозгом, который тем временем уже рисовал картину зачатия. Его пещерка жалобно скрипела; розовые стенки, покрытые спермой, которую вёдрами извергал его возлюбленный альфа, доставляли своему хозяину такое запретное и долгожданное удовлетворение. Егорка испытывал жуткий метеоризм и смачно попердывал в такт нещадным толчкам своего учителя. Казалось, это даже заводило второго еще больше и Егорка чувствовал, как внутри его нежного нутра набухает узел… — Я покажу тебе, что значит размножение… Ты познаешь такие прекрасные вещи как беременность и роды… Такое дано не всем, — за его речью последовал громкий шлепок по упругим бедрам мальчишки, — далеко не всем… Голову Егорки не покидала мысля о том, что яички его учителя никогда не бывают пустыми. В этих кожаных мешочках то и дело кипел тестостерон и ничего лишнего кроме него, а замечательные белые головастики вырабатывались в бешеном количестве — намного больше среднего. Лишь одна была у них цель — пройти через путь деликатной, розовой пещерки омеги и достичь его мальчишеского чрева, где зародится молодая жизнь, а спустя некоторое время — увидит свет… — Надеюсь, хоть теперь ты будешь зубрить биологию, мой маленький омега, — хищно проскрипел Сергей Владимирович, чувствуя, как ректальная мышца Егорушки сжимает в вакууме его пульсирующий пенис, — да что уж, как миленький будешь перечитывать все книжки о беременности, что только есть в местной библиотеке, пока будешь носить под своим жалким омежеским сердечком, в прямой кишочке моё потомство… За этими словами вновь последовал грубый шлепок по слегка загорелым, упругим ягодицам покорного мальчугана. Набухший кончик учителя, что бесконечно пускал белых головастиков в своего ученика, был крепко-накрепко зафиксирован внутри шоколадного глазика. Но Егор был ненасытен — он более чем желал утонуть в сперме своего дорогого, прекрасного, брутального и вообще ахуенного омеги. — Ххехеахх, — ехидничал Сергей, — просто так ты точно не отделаешься… Однако постепенно, с каждым взрывом учителя и пуком ученика, разум Егора постепенно отдалялся от реальности и его затянули мысли о бытовухе. Что скажет мама, когда узнает, что её сына (или дочь?) затянула пучина беременности? Что скажет отец, когда узнает, что его дитя богомерзко сношал в гузно какой-то там биолог? Что подумает Taenia saginata по имени Аркадий, который уже 4й год делит один и тот же организм с душой Егорушки, когда узнает, что у него появились соседи и придётся делиться?.. Но тут Егорушку осенило жуткое и печальное ощущение. Ощущение того, что все это — бздеж в такт трения полового хуя (настенного) об стенки кратера; белые головастики, штурмующие прямую кишку в поисках лишней какашки, чтобы слиться с ней воедино; доминантные речи альфы были лишь мимолетными фантазиями и ни разу не реальностью… *** Тем временем стручок Егорушки, который тот умудрился вставить себе же в шоколадный глаз, уже был лишь в одном толчке до того, чтобы пустить белую козявку — головастиков-то у омежки не предусмотрено. Школьник мог попросту забить на этот процесс и слить прямо себе в пещерку, но его светлую и небуйную (от природы омежки) головушку посетила мысль, с которой кажись даже философии Сократа рядом не стояли. До прекрасного всероссийского праздника — Дня учителя оставались лишь сутки. Одной из традиций было вручение подарков своим любимым преподавателям и что Егор уж точно не хотел, так это пропускать сию возможность выразить свои чувства любимому учителю. Такие чувства, на которые только способен мальчик (или девочка?). Но у Егорки из ценностей был только комп, на котором он частенько глядел на мускулистые загорелые мужские тела во всей красе (за что однажды поплатился, когда мама на мгновение вышла из запоя и решила таки посмотреть, что там ее дитя на этом кудахтере смотрит. Теперь на сей машине стоит родительский контроль) и телефон, на котором тот читал омегаверсы, которые пишут больные на голову девочки. Иных ценных вещей у парнишки либо не было, либо он их не замечал. А ведь у него была прекрасная заботливая мама, замечательные одноклассники, которые никогда не обижали и не дразнили его, трудолюбивый отец, крыша над головой как никак. Но к сожалению, в России запрещена работорговля, да и хату продать он не мог — ибо никто на эту избушку не позарится, однако было у него что-то, что все-таки может сойти за годный подарок для учителя биологии… Собственная биологическая жидкость.