я инкуб мне пох*

Коганегава наряжен в чертового Джокера. И Цукишима этим фактом почему-то совершенно не удивлен. Очень даже гармонично вписывается в образ, только грим кривоват и парик с торчащего хохолка норовит съехать при очередном подскоке-резком движении. У Коганегавы как будто шило в жопе, честное слово. А ещё он буквально тащит огрызающегося Кея по ночным переулкам в какое-то левое место, где, конечно же, будет толпа, разнаряженная черт знает в кого, где будет моря алкоголя и такое же море орущих незнакомцев. Кошмар интроверта одним словом. — Кошмарный праздник, — Цукишима сбрасывает со своего плеча руку Коганегавы, слишком доверчиво на нём повиснувшего и из-за этого едва не опрокинувшегося на асфальт. Хмыкает и продолжает идти вперед, — такой же кошмарный, как твой костюм. Уже выпрямившийся и ускоривший шаг Джокер-Коганегава улыбается жутковатой шрамированной улыбкой так, будто Кей ему лучший комплимент в этом мире сделал. — Так и было задуманно, Цукки-кун! — В образ ты вписываешься говенно, — кривится Цукишима, — так смотреть на твои клоунские ужимки ещё более тошно. Далеко нам ещё? — ноги отвратительно путаются в длинном вампирском плаще, который ему радостно всучил Акитеру, когда узнал о том, что младший братишка все-таки соизволил предпринять попытку влиться в студенческую жизнь. Сам Цукишима предпочел бы образ Ганнибала Лектора. Гораздо более нетривиально, но с вампирской тематикой насел ещё и Коганегава, который утверждал, что уникальный талант пить кровь у людей — это буквально призвание Кея по жизни. Ямагучи, узнавший обо всем по переписке, похихикал, но вариант тоже одобрил. Даже отправил Цукишиме по почте искусственные клыки и грим. Поэтому теперь Кея бесил ещё и противный шепелявый звук, периодически проскакивающий в речи. — Да пришли уже! Нам туда, — Коганегава радостно ныряет в бьющий по глазам оранжевым светом от тыкв-фонарей и многочисленной паутиной двор. Одногруппник едва не пританцовывает на ступеньках европейского типа домика, непонятно как затесавшегося в переулках Киото. Почти каноничный кадр получается, — ээй! Мы пришли! — Звонок для кого изобрели, недоумок? — Цукишима скрещивает руки на груди, вновь путаясь в складках плаща и раздраженно матернувшись под нос. — Ой, точно, — Коганегава ржет, чешет затылок и нажимает на многострадальную кнопку. Остается только надеяться, что кто-то внутри услышит этот звонок через грохот орущей музыки. И дверь распахивается, чуть не сбив Коганегаву с ног. Но реакция у сеттера ого-го — ловко отскакивает в сторону. А на пороге дома стоит уже другой Джокер. И когда он открывает рот и приветственно раскидывает длиннющие руки в разные стороны к горлу Кея подкатывает комок дежавю. — Коганегава-кун! — два Джокера стискивают друг друга в приветственных объятиях. Теперь парики норовят съехать уже у обоих. Цукишима закатывает глаза, поднимаясь по ступенькам и норовя протиснуться мимо этих двоих незамеченным под гримом. Не выходит, — и Обычный парень здесь? Ну надо же, каких гостей к нам попутным ветром принесло! — Тендо (а это именно он, сомнений никаких) ловко ловит Кея за шкирку и тоже обнимает так, что костюм (или это уже кости?) начинают подозрительно скрипеть. — Убьете же, Тендо-сан, — Кей бессильно клацает зубами, едва не прикусив язык искусственным клыком. Джокер-Тендо разжимает руки и одним пинком отправляет новых гостей вовнутрь, ещё и ухитришись по пути захлопнуть дверь. Коганегава восхищенно округляет глаза — они попадают на настоящий шабаш самой разномастной нечисти.        Спустя полчаса, показавшись поистине вечностью, и одного коктейля подозрительно неонового цвета в бумажном стаканчике, который Тендо буквально заставил его выпить, Цукишиме удалось улизнуть от двух неугомонных Джокеров, которые трещали ему в обах уха настолько громко, что перекрикивали даже музыку. Местом своей новой дислокации Кей избирает второй этаж, где атмосфера выглядит более тихой, нежели на первом, где стоит весь основной алкоголь и танцуют ведьмы, эльфы, эльфийки и другие персонажи из абсолютно разных вселенных. Пока Цукишима проталкивается через толпу, ухитряется буквально лоб в лоб столкнуться с двумя бывшими игроками Шираторидзавы (ну хоть не с Ушивакой, и на том спасибо) и ещё с кем-то, подозрительно напоминающим одного из близнецов Мия. Когда Кей наконец оказывается наверху и опирается на перила, то не сдерживает вздох облегчения. Коктейль, сначала показавшийся на вкус омерзительно химозным, приятно греет изнутри, и даже биты музыки теперь ощущаются как-то приятнее. Наверное потому, что наконец играет знакомый Цукишиме Мэрилин Мэнсон. Кей в очередной раз оттягивает узкий ворот плаща и смотрит вниз, на импровизированный танцпол. Именно там отжигает один из Джокеров — по макушке непонятно: Коганегава это или всё-таки Тендо. Ну и похрен. Рядом с Джокером оказывается какая-то зажигательная Бетвумен в черном латексе, утягивая того в горячий танец на двоих. Цукишима усмехается. А потом на танцпол буквально залетает ещё один персонаж, ухитряясь перетянуть всё одеяло внимания на себя. Это самый настоящий инкуб — затянутый в узкие кожаные брюки, в сетчатом кроп-топе, чокере на тонкой шее и аккуратными рожками на голове, всё как полагается. Цукишима невольно прищуривается: музыка сменяется на более томную, плавную. Тот, кто стоит сейчас на динамиках, явно издевается. А инкуб начинает двигаться, ловя всем телом каждый бит. А Цукишима не может оторвать взгляд. Остается надеяться только на то, что он не распахнул клыкастый рот неприлично широко. Потому что посмотреть точно есть на что. Чем дольше Кей смотрит на инкуба, тем больше ему кажется, что он его уже где-то точно видел. Или ему кажется, что этот зеленоватый отсвет на волосах выглядит знакомым. Возможно, это просто обман подсветки. И тут инкуб поднимает голову вверх, щурясь пьяными подведенными глазами и лукаво растягивая подкрашенные губы. А потом снова растворяется в толпе. Цукишиме резко хочется опрокинуть ещё один коктейль, хотя ещё 15 минут назад планировал просто свалить отсюда куда подальше.        На Коганегаву Кей натыкается случайно — просто открывает плохо прикрытую дверь туалета и обнаруживает одногруппника в обнимку с белым другом. Ничего, пусть приходит в себя. В самом Цукишиме уже два коктейля, а в качестве их спутника — приятное головокружение и слегка притупившееся отвращение ко всему происходящему. Кроме блюющего Коганегавы, разумеется. Теперь, в целом, можно и уходить. Не сиделкой же и так не маленькому сеттеру ему работать. Проблюется и оклемается. А Цукишиме определенно стоит выйти на свежий воздух, чтобы не оказаться на месте Коганегавы. Во внутреннем дворе почти никого не оказывается. Ключевое слово — почти. Единственный, кто там стоит — тот самый инкуб с танцпола, стоящий к Цукишиме спиной. В его пальцах явственно виднеется сигарета Кей приваливается спиной к стене чуть поодаль. Чтобы не мешать. Начинать диалог не хочется. Помимо вызывающего костюма у неизвестного парнишки (почти с нег самого ростом) высветлены нижние волосы, а верхние — собраны в небрежный пучок. А ещё он явно не замечает Цукишиму, напрочь уйдя в себя. А потом тушит сигарету и оборачивается. В этот раз челюсть у Цукишимы точно отвисает. Потому что даже за агрессивным макияжем и пошлым костюмом легко угадать слишком знакомое лицо. — Цукки? Внезапно… — Ямагучи, кажется, даже не особо-то удивляется. Он явно пьян. И эти два факта (плюс ещё и выкуренная буквально пару секунд назад сигарета) сваливаются на Кея одновременно и придавливают к месту железобетонной плитой. Конечно, он просматривал соцсети друга, но там и близко ничего похожего не было. — Не спорю, — к Цукишиме наконец возвращается способность осмысленно говорить. Глаза невольно скользят по лицу Ямагучи — он не видел его уже несколько месяцев, потом опускается на проступающие под сетчатым топом ключицы. Точка невозврата выглядит примерно так. — А ты сегодня вампир, значит, — Ямагучи внезапно делает шаг вперед. Примерно там заканчиваются личные границы Цукишимы, — который пьет кровь. Тебе очень идут эти зубы. Я и не сомневался, — от Тадаши пахнет сигаретами и алкоголем. У него накрашены губы и глаза. И мир, по идее, должен уже схлопнуться, но он почему-то не только не собирается этого делать, но и дарит совершенно поразительные открытия. — Ты в курсе, что я сейчас в ахуе? — Цукишима честно пытается растянуть губы в саркастичной ухмылке, но выходит очень не очень. — Верю. Но инкубом быть классно. Даже охуенно, я бы сказал, — у Ямагучи слишком внятная речь для пьяного человека, но Кей не обманывается этим — у того слишком сильно блестят глаза для полностью адекватного, — а каково быть вампиром? Пить кровь и все такое? — Ещё не пробовал, — голос почему-то хрипит, а Ямагучи смеется. И внезапно оттягивает свой чокер с шеи вниз. — Попробуешь? — Ты пьян, — поздно, Цукишима, собирать осколочки прежней картины мира, личных границ и воспринимания собственной сексуальной ориентации как гетеро. Поздно, потому что у этого неправильного, но такого знакомого и близкого Ямагучи, слишком красивая шея. Какое счастье, что он не обращал на это внимание раньше. — А вампир сыт. А инкуб голоден и это нечестно, — Тадаши несет откровенный бред, и Кею было бы даже смешно, если бы в следующее мгновение его не притянули за воротник (лучше бы в попытке удушить) и приложились к открытому рту (стратегический просчет, никак иначе). Черт. Блять. У Ямагучи сладкие от алкоголя и одновременно горькие от сигарет губы. А ещё кажется, что он ухитряется выдохнуть прямо в рот Цукишиме короткое и горячее наконец-то. Кею влажно, мокро и странно, но прекращать не хочется. Язык Тадаши (второе блять, только не говорите, что этот металлический привкус - шарик пирсинга на чужом языке) играется с клыками и это пропасть. Из которой Цукишиме без посторонней помощи не выбраться, но того, кто сейчас её предложит - он точно убьет. Без особых промедлений, но с особым цинизмом. Рука ложится на чокер. Пошло всё нахер. Хеллоун не такой уж и бредовый праздник. А допрос Ямагучи с пристрастием можно и отложить. На неопределенное время. Потому что его рот сейчас слишком правильно занят самим Цукишимой. Вампир готов подчиниться инкубу. Временно, разумеется.