Прямо перед глазами

      Он чувствует настойчивое касание мягких женских пальчиков к своей руке, а глазами, застиланными пеленой невнятного тумана, видит лишь шелковистые иссиня-чёрные хвостики, которые безумно хочется пропустить сквозь длинные модельные пальцы; и пухлые, говорящие что-то губы, нежно прикасавшиеся к нему когда-то в прошлом. И только где-то на задворках замутнённого сознания он отчётливо видит обеспокоенные васильковые радужки, и его внутренний приглушённый опустошённостью голос истошно вопит о том, что это не она.       Стоящая напротив брюнетка кажется до зуда в костях родной, и Адриан удивляется — почему она не улыбается так беззаботно, как это было раньше? А как она улыбалась? И вообще — кто она? Он пытается вспомнить хотя бы имя назойливого образа, однако в голове царит пустота, и парень медленно оглядывается, пытаясь ухватиться взглядом хотя бы за что-то значимое. И в области видимости оказывается плакат супер-героини в вырвиглазно-красном с крапинкой костюме, с такими же переливающимися сапфировым цветом волосами, блестящими на солнечном свете лазурными глазами, и Адриан резко поворачивает голову к девушке напротив, судорожно ища желанные сходства. Он тотчас замечает несколько другой оттенок радужки и более высокий рост, и наконец до его сознания смутно доходят какие-то звуки, издали напоминающие его имя.       Зрачки уменьшаются в попытке сфокусироваться, и в очертаниях брюнетки он узнаёт свою милую одноклассницу Маринетт.       — Адриан, — уже которую минуту терпеливо окликает его Дюпен-Чэн.       И её голос ему кажется безумно бархатным и ласкающим уши, однако парень одёргивает себя, и, проморгавшись, с извиняющейся улыбкой приподнимает бровь — он абсолютно не помнит, что ему говорили, и тем более не понимает — что от него хотят.       Маринетт глубоко вздыхает и, облизнув губы, продолжает, пронзительно смотря словно в его израненную и пустую душу.       — Я… Ты обещал мадам Бюстье помочь с залом в актовых декорациях… То есть с декорациями в актовом зале! И она отправила… меня на твои поиски. Но если тебе не очень хорошо, ты только скажи!       Дюпен-Чэн нервно улыбается, всей душой надеясь на то, чтобы Адриан её правильно понял, и, избегая его взгляда, смотрит в бок — как раз на тот самый плакат с её сестрой в роли первой чудесной Леди Баг, после чьей смерти талисман достался Маринетт.       Девушка прекрасно ощущает каждую эмоцию в Адриане — она видит его потерянный взгляд, ощущает его бледную и холодную кожу руки и, наконец, действительно видит то, что происходит у него в душе.

Потому что она сама пережила такой ужас.

      Маринетт боковым зрением наблюдает за ним, за тем, как он зависает на полминуты, переваривая сказанное ею, а потом, вытянув из себя вымученную улыбку, легко сжимает несколько влажной ладонью запястье Дюпен-Чэн в знак поддержки, и утверждает что-то о том, что он в полном порядке.       Помоги мне, — отчаянно, словно цепляясь за последнюю ниточку спасения, вопит его взгляд.       И она замечает это. Замечает так же, как и лёгкий шлейф сигаретного дыма, почти что наглухо скрытый брендовым и слишком едким одеколоном. Поэтому, пытаясь отвлечь его, Маринетт берет Адриана под локоть, и, забывая про свою застенчивость, начинает рассказывать что-то забавное про Алью с Нино. И это даёт свой толк, потому что она замечает его едва заметную искреннюю полуубылку, впервые не выдавленную специально.       И она до трепещущегося сердца рада своей маленькой победе.