Гадкий лебедь

      Отряхнув себя и свою отчего-то замершую около порога напарницу от хлопьев снега, Чуя тихо ругаясь открыла дверь и под локти затащила девушку внутрь. Не переставая излагать свои мысли не в самой лестной форме, ни на секунду всего процесса. Осаму наконец отмерла и медленно под раздражённый взгляд рыжеволосой начала снимать пальто и ботинки, перепачканные кровью. В нетерпении девушка визави постукивала носком по паркету и тихо поторапливала раненную. Пальто было аккуратно повешено на железную вешалку, а ботинки поставлены в подставку для обуви. Накахара окончательно потеряв всякое терпение она с рыком зашла за спину напарницы и начала толкать её в сторону спальни, по пути включая свет в квартире. — Не смей запачкать здесь хоть что-нибудь своей чертовой кровью! — громко и резко дала наставление Чуя, толкая, Осаму к подножью кровати и заставляя её тем самым расположится на полу и прижаться к прохладной древесине из которой была изготовлена кровать. По тихонько около неё начала образовываться лужа тёплой алой крови, которая пачкала брюки, рубашку и доселе белоснежные бинты.       Вернувшись с полотенцем и аптечкой и узрев представшую картину она в очередном приступе раздражения цыкнула. В два шага девушка преодолела расстояние от ванной комнаты до кровати и присела перед раненной, но ухмыляющийся чему-то своему мафиози. Накахара положила принесённые вещи и протянула руки к пуговицам рубашки и начала растягивать их. — Чуя-чан решила пошалить? А я ведь ранена и даже не смогу оказать сопротивление, — веселым голосом пропела она, приподнимая слабые руки. — Завались! — прошипела Чуя, стягивая с её плеч рубашку обнажая худое, но подтянутое тело и бинты, словно змеи, оплетающие торс. Пуля прошла по касательной поэтому рану они могли обработать самостоятельно, да и остальные ранение не представляли угрозу для жизни, единственная загвоздка была в их количестве и Накахара прижав пальцы к вискам представила сколько бинтов уйдёт на перемотку этой мумии заново. Штаны не без помощи шатенки также были сняты, и она осталась практически в неглиже. Дальше пошли бинты, которые легче было разрезать чем размотать, что, Чуя без задней мысли и сделала. Теперь на полу образовалась куча из испачканной одежды и бинта, и они тотчас под недовольный бубнёж были утилизированы.       Полотенцем Чуя прижимала сильно кровоточащую рану, остальные просто обрабатывала и перебинтовывала. Перейдя к рукам девушка незаметно для напарницы скривилась. Смотреть на её руки было гадко, касаться шрамов на них было просто отвратительно, а смотреть в глаза их обладательницы было просто на просто мерзко и это действо вызывало тошноту. И это из-за того, что вместо нормальных для подобной ситуации эмоций — страха, страдания или хотя бы раздражения, в глазах её плескалось, лишь веселье и насмешка над беспокойством Чуи, что выводило её из себя, заставляло сжимать руки пострадавшей до боли последней. На это Осаму только хрипло и ели слышно посмеялась. Так и подмывало разорвать эти шрамы собственными руками, заставить это симпатичное, но гадкое лицо скривится в агонии, закричат до хрипоты и довести до болевого обморока. Закусив губу до крови и незаметно мотнув головой, девушка отогнала назойливые мысли и продолжила обрабатывать и перематывать раны. Более чем через час всё тело Осаму было обмотано бинтами и вернулось к своему прежнему состоянию.       Издав тихий стон Чуя утерла выступившую от кропотливого труда испарину и наконец отодвинулась от напарницы собрала оставшиеся медикаменты и отнесла их обратно ванную комнату. По пути назад она захватила стакан с прохладной водой и передала его ослабленной девушке, которая до сих пор находилась на полу и не сдвинулась с места ни на метр. Выдохнув сквозь плотно сомкнутые зубы Накахара склонилась к ней и помогла подняться на ноги после сразу же скинув ту на мягкую кровать. Подойдя со спины, она сняла стягивающую пышную шевелюру резинку запуская пальцы в волосы и массирую тяжелую голову. Высвободив опутанные волосами пальцы рыжеволосая накинула на Осаму одеяло и ушла переодеваться. Затем уже сама рухнула на матрас утыкаясь лицом в подушку и натягивая свободную половину одеяла на себя стараясь заснуть как можно скорее. Но из затягивающих песков сна её вырвали ледяные руки, оплетающие талию со спины и горячее дыхание, коснувшееся затылка и спустившаяся к шее. Через секунду её пронзила острая боль из-за сомкнувшихся на тонкой шее зубов. Раскусив кожу до крови Осаму отпрянула, с минуту посмотрела на расцветающий укус и за ним синяк, которые сильно выделялись на очень бледной коже. — К-какого чёрта ты творишь?! — заикнувшись прохрипела Чуя безрезультатно стараясь повернутся к девушке лицом и как минимум ударить, если не удастся придушить. В глазах начало темнеть девушка до треска вцепилась в подушку длинные пальцы сомкнулись на шее заставляя сознание мутнеть, она только и могла, что внутренне проклинать чёртову напарницу. На периферии сознания ощущая шершавый язык, слизывающий кровь, вытекающую из раны. В итоге Накахара не в силах сопротивляться потеряла сознание.       Утро наступило. Девушка ели разлепила глаза и приподнялась на локтях хватаясь за шею и прижимаю болящий участок. Настроение полетело ко всем чертям. Уже набрав воздуха в грудь Чуя приготовилась разразится тирадой, но на её огромное удивление на кровати кроме неё никого не было. Только беспорядочно валяющиеся по всему периметру кровати перья из разорванной подушки и слабый аромат крови чужого тела составляли ей компанию. Всё-таки встав с кровати Накахара поёжилась из-за тянущегося из открытого балкона холода и чтоб не околеть окончательно, она быстро натянула на себя штаны и вязанную кофту. Вслед за этим девушка на подрагивающих ногах поплелась в сторону балкона на котором и расположилась её приведённая волям случая гостья. Оперевшись на перила Осаму смотрела в небо, которое отражалось в её темных глазах, губы плотно сжимали тлеющую сигарету и казалась, что шатенка потеряла всякую связь с реальностью. Глаза Чуи расширились. Кажется, это было впервые, впервые она видела её такой, такой тихой, спокойной, такой отстраненной и молчаливой. Без этой вечной маски шута, которая не менялась день это дня. Сейчас вся та гадость будто растаяла, являя миру прекрасного лебедя, только оперившегося, но перья её были черные ночи показывая подноготную этой мнимо чистой души.       Чуя была одной из немногих людей, которые знали насколько ужасна настоящая Осаму, Осаму готовая разрушить всё на своём пути, всё что мешало, всё что не вписывалось в её картину мира и просто всё что её окружало. Настоящая Осаму Дазай была ужасна, отвратительна, невыносима и все остальные сопутствующие личности девушки регалии. Но сейчас! Сейчас сердце Накахары замерло. Почему? Почему этот гадкий лебедь ныне так прекрасен. Осознав, что кто-то находится рядом Осаму повернулась, подхватила сигарету пальцами и глупо улыбнулась. — О-о! Доброе утро Чуя-чан, как спалось? — гадкий лебедь вернулся.