Прелюдия к концерту

Знаменитый мюнхенский симфонический оркестр приехал на гастроли в Констанц, и Юра не мог упустить этот шанс и не выступить вместе с ним. Он специально не давал Володе послушать его новую, написанную совсем недавно, симфонию: — В исполнении оркестра — это совсем другое! Особенно — такого оркестра! Да, — махнул рукой он, — сам все услышишь! Сейчас же Юра метался по гостиной, собираясь. Сегодня он потерял не галстук, не часы, не ноты, а расческу. — Verdammt! Да куда же она задевалась? — воскликнул Юра. Володя лишь улыбнулся: — Ну, может все-таки стоить класть вещи на свое место… — но, наткнувшись на свирепый взгляд карих глазищ, понял, что сейчас не лучшее время для нравоучений. Володя примерно предполагал, где может эта расческа лежать, но пока помалкивал, потому что уж очень ему нравилось наблюдать за таким вот Юрочкой. Взъерошенный, как воробей, румяный и взволнованный перед выступлением, он слишком был похож на самого себя юного, того, оставшегося в стране, которой больше нет на карте, среди людей, ушедших далеко, за пелену воспоминаний и сожалений, может быть, выживших и переживших, но превратившихся в призраков самих себя прежних. И снова Володя будет сидеть в зрительном зале, а Юра — выступать на сцене. «Я буду играть ее только для тебя. Пообещай, что не отведешь от меня взгляда» — сказал он тогда, в далеком восемьдесят шестом, перед их спектаклем. И Юрка сыграл ее, свою «Колыбельную». И Володя сдержал обещание и смотрел на Юрку, не отводя влюбленного взгляда, любуясь его сосредоточенным и вдохновенным лицом, изящными руками, порхающими над клавишами старенького советского фортепиано. С тех пор каждый раз, перед выступлением, Юра точно знал, что Володя будет с обожанием и восхищением смотреть на него. А Володя знал, что музыка Юры звучит только для него одного. Для него и про него. Юра, наконец, нашел расческу и, подскочив к зеркалу, стал пытаться уложить свои непослушные вихры. — Черт! — выругался он. Жесткие и непокорные, равно как и их владелец, волосы никак не хотели лежать так, как того желалось Юре. Одна особо вредная прядка так и торчала на затылке. — Ну погоди, дай мне, — Володя встал с кресла, подошел сзади, одной рукой коснулся его плеча, приобнял, вдохнул волнующий запах от волос, другой — забрал из рук расческу. — Вот так, Юрочка, — провел он по всей длине волос любимого, приглаживая каштановые локоны, и аккуратно придерживая их пальцами, чтобы не сделать больно. Под умелыми Володиными руками Юра расслабился и чуть прикрыл глаза — процесс ему явно нравился. — Волнуешься? Дрожишь весь, — спросил Володя. — Я? — вскинулся Юра, — Нет, конечно! Потом сдавленно добавил: — Немного. Но дрожал он не только от волнения. Жаль, что до концерта осталось так мало времени и уже не успеть. Но зато после…После… Он втянул носом воздух и медленно выдохнул, чтобы успокоиться. — Не волнуйся, родной мой, — Володя продолжал укладывать темные пряди, слегка поправил их рукой, заложил за ухо, маленькое, розовое, соблазнительное ушко. Не удержавшись, чмокнул в него. Провел кончиком языка по краю ушной раковины, усмехнувшись про себя: «Не только ты умеешь дразнить, Юрка» Прижался щекой к нежной шее, по которой тут же побежали мурашки. Прошептал: — Ты очень талантливый, Юрочка, — и добавил еще тише, — у меня.