Злая шутка

      Море. Она была для него морем. В которое он нырнул с головой. Но когда понял, что начинает тонуть — было слишком поздно.       Начиналось у них всё красиво. Он бы сказал, что очень красиво. Цветы ей почти каждый день дарил, завтрак по утрам готовил и в постель приносил, кофе с шоколадом на переменах между парами носил, в губы целовал, когда уходил, красные пятна по ночам на её шее оставлял, пока она задыхалась в очередном оргазме. У них было всё прекрасно. Он с каждым днём влюблялся сильнее. С каждым днём его любовь к ней становилась сильнее.       Сильнее.       Всё становилось сильнее. Ровно настолько, насколько сильно его затягивало в бездну под названием «любовь».       Он каждый день, по несколько десятков раз, признавался ей в любви, получая в ответ лишь её улыбку. Улыбку, ради которой готов был умереть.       И умер бы, если бы она захотела.       Раньше о такой любви он читал только в книгах. Считал её полным абсурдом. Чем-то нереальным. Говорил, что с ним такого никогда не случится, это невозможно. И вообще — любви не существует. Симпатия, страсть, желание — да. Но любовь… нет.       Не для него. Не о нём.       Но судьба решила сыграть с ним в злую шутку. И он влюбился. Сопротивляться чувствам не пытался. И принял их почти сразу. Как должное.       Если случилось — значит так должно быть.       Начал проявлять симпатию. Решил потихоньку добиваться её. Ну не говорить же прямо в лоб: «Кир, я люблю тебя. Давай попробуем?» — послала бы сразу. А так, может что-то и получиться.       Получилось.       И получалось, если бы не тот день.       07.09 — эта дата навсегда останется в его памяти.       Это была — как казалось на тот момент — обычная среда. Ничего не предвещало беды. Он проснулся, оставил поцелуй на щеке Киры, и пошёл готовить завтрак. Это был обязательный, его личный, ритуал утром — будить её поцелуем, а потом кормить. Спустя полчаса они уже вместе сидели под одеялом и ели омлет. И когда с едой было покончено — Кира поднялась с кровати, потягиваясь.       — Дорогой, куда ты вчера бросил мой халат, м? — разминая шею.       — Видел его утром на полу в коридоре, но тебе без него куда лучше, любимая. — сглотнул вдруг возникший ком в горле, и прошёлся взглядом по её обнажённому телу.       Эта женщина всегда так действовала на него. В любом своём виде. Достаточно было одного её взгляда и он бы уже стоял на коленях, благодаря всех Богов мира за то, что ему досталась такая женщина. Назару всегда было её мало. Хотелось ещё. Дома, в университете, в машине — везде. Днём, ночью, на рассвете, на закате — всегда.       Если бы ему сделали томограмму, то обнаружили бы, что его мозг в точности такой-же, как у накрозависимого человека. Психологи назвали бы это синдромом Монро.       — Дурачок! — на выходе из спальни говорит Кира, громко хихикая.       Собрались, вышли из квартиры, закрыв её на ключ, держась за руки. Спустились лифтом на первый этаж, и покинув дом, сели в его машину. Назар поворачивает ключ в замке зажигания, перемещая вторую руку на руль. Мгновение, и они выезжают с парковки. Говорят о чём-то, планируют сегодняшний вечер, строят планы на субботу. За разговорами не замечают, как оказываются возле университета. Кира целует его в щеку и выходит из машины. Парень смотрит ей в след и спустя минут десять выходит сам.       Прячутся. Будто никто не знает об их отношениях. Смешные.       Весь университет узнал, как только они вернулись из больницы. Забыли закрыть дверь и Слава с Таней, очень вовремя мимо проходящие, увидели, как те целуются. На следующий день все всё знали. А Кира и Назар до сих пор притворяются, что ничего не было, что им показалось, и что они не пара.       Как дети малые.       Пары тянулись мучительно долго. Казалось, что Назар сейчас просто уснёт. Прошедшая ночь была довольно активной, поэтому сейчас голос учителя действовал как колыбельная. Он бы обязательно уснул, если бы не звонок. Как вовремя. Перемена, наконец-то. Быстро запихивает тетрадки в портфель и покидает аудиторию.       Бежит к ней. Как малыш к маме после школы.       — Кир, ещё одна пара и мы едем домой. Я так устал уже! — заходит, уткнувшись в телефон. Закрывает дверь, и поднимает взгляд. Никого. — Кир? — аудитория отбивает его голос от голых стен. Её здесь нет.       Заходит в контакты, набирая номер. Звонит. Гудки идут. Но ответа нет. Набирает ещё раз. Опять тишина. Потом ещё раз, и ещё раз. Она не отвечает. Назар начинает беспокоиться. Она всегда предупреждала его, если не сможет быть на связи. Парень покидает пустую аудиторию. Ходит по университету, пытаясь её найти. Спрашивает у других преподавателей не видели ли они его Киру. Те, как в один голос: «Нет, Назар». Заходит к отцу. Ну а вдруг она там?       — Привет, пап. Ты случайно не видел мою Киру? — буквально влетает в кабинет.       — Ну привет, сын. Видел я твою Киру, а что? — стоит возле окна, смотря на какие-то документы.       — О, где? — смотрит с надеждой. — Просто она на звонки не отвечает, я переживаю. — включает экран телефона, проверяя наличие новых сообщений. Пусто.       — Минут двадцать назад выходила из университета. — поднимает взгляд на сына. — Назар, Кира взрослая женщина. То, что ты переживаешь и заботишься — хорошо, но дай ей воздуха. Не надо так её контролировать. — смотрит твёрдо, уверено, кивая головой в подтверждение своих слов.       — Я не контролирую никого. Просто переживаю. — опускает глаза в пол. Звонит звонок. — Все, мне пора. Пока! — уже на выходе из кабинета.       Бежит со всех ног. Он обещал Кире посещать все пары без исключения. И он сдержит своё обещание.       Последняя тянулись слишком медленно. Он был как на иголках. Стул казался по-особенному жёстким. Любимая история по-особенному надоедливой. А минуты по-особенному бесконечными. Каждые пару минут проверял телефон, писал, звонил. Ответа не было. Кажется, что он никогда так не волновался и не переживал, как сейчас. Сердце скручивало неприятной тягучей болью. Голос в голове отчаянно кричал «Что-то случилось! С ней что-то случилось!». В голову лезли самые плохие и неприятные мысли. И Назар мог бы сойти сума прям там, если бы не звонок. Мучительная пара закончилась. Срывается с места, направляясь к выходу.       Опять обходит весь университет и опрашивает, кажется, всех людей в нём, но в ответ слышит всё то же горькое «нет». Психует и очень сильно злится. Эта ситуация невыносимо бесит. Кира не выходит на связь уже два часа. Такого никогда не было. И этот факт пугал.       Парень за десять минут оказывается возле их дома. Четыре минуты уходит на то, чтоб подняться. И ещё минута на открытие квартиры — руки трясутся и пальцы не слушаются. Влетает в их обитель с криком. Зовёт её — тишина. Обходит всю квартиру три раза — пусто. Дома её тоже нет.       Скатывается по стене спальни. В уголках глаз застыли слёзы. Безысходность и бессилие. Он впервые почувствовал это. Мерзкие чувства.       Назар не знал что ему делать, где искать её и кому звонить. Подруг у Киры не было, с матерью отношения так и не наладилось. Он в тупике. Мысли смешались в купу, отдавая болью в голове. Она не могла его бросить. Нет.       На секунду прикрывает глаза, вспоминая её улыбку. И не открывает. Уснул. Кажется, день был слишком эмоциональным.       Солнце медленно уходило за горизонт. Город постепенно погружался во мрак. Её всё не было. Стрелки на часах сменяли друг друга очень быстро. Утро наступило незаметно.       Его разбудил настойчивый звонок в дверь. Еле как открывает сонные глаза, потирая их пальцами. В голове сразу всплывает её образ и, подрываясь с места, Назар несётся к двери, игнорируя острую боль в спине. В миг открывает, надеясь увидеть её там.       — Кира? — радостно выкрикивает улыбаясь. Но подняв глаза на человека перед ним, улыбка пропадает.       — Зотова Кира Олеговна здесь проживает? — говорит мужчина, опуская глаза на какие-то бумажки.       — Да. Вы кто? Где моя Кира? — напрягается, руки трясутся, голос дрожит.       — Вчера вечером Вашу Киру сбила машина. Сейчас она в нашем морге…       Дальше он тогда слушать не стал. Всего несколько слов, а такое чувство, будто в сердце воткнули миллион острых ножей одновременно.       С того дня прошёл ровно год.       Дни пролетали быстро, незаметно, и почти не больно. Назар запретил родителям, друзьям и одногрупникам вспоминать о ней или произносить её имя в его присутствии. Он решил пережить всё это сам. Не хотел, чтобы ему соболезновали и жалели его, тем самым вскрывая ещё больше и так кровоточещую рану. С их квартиры он съехал. Но почти каждый день приезжал туда. Садился на то место, где уснул тогда, и вспоминал. Вспоминал каждый совместный день, каждую ночь. Её янтарные глаза, светлую улыбку, нежные губы, мягкие волосы, успакаивающий голос, от которого шли мурашки. Каждый момент. Вспоминал и плакал. Никак не мог понять, почему именно его Кира? Почему забрали не кого-то другого, а её? Постоянно задавался этими вопросами, но ответов не находил.       Было больно.       Она снилась ему. Почти каждую ночь. Во сне она была жива, с ней всё было хорошо. С ними всё было хорошо.       Поначалу он ждал, что она вернётся. Ждал, что она сейчас позвонит в дверь, потом они обнимутся, а потом пойдут спать. Ждал, что она сейчас позвонит и скажет: «— Привет, милый. Я уже подхожу, став чайник. И ещё, я очень соскучилась!». Но этого не происходило. Надежда медленно покидала его, пока в один день не покинула окончательно.       Почти три года. Почти три ёбаных года они были счастливы. Им было хорошо, пока какой-то подонок не забрал её жизнь. Подонок, которого так и не нашли.       Сегодня ровно год.       Год его страданий, одиночества, пустоты. И сегодня она опять ему снилась. Во сне опять всё было хорошо. Во сне они опять были вместе. И просыпаться не хотелось.       Назар бы всё отдал, лишь бы больше никогда не просыпаться и быть с ней рядом.       И сейчас, сидя на высокой скале над Чёрным морем, он прокручивает в голове каждый свой сон. Здесь она улыбается, здесь читает ему книгу, зарывшись пальцами в блондинистые волосы, здесь они кушают, а здесь у них родился малыш…       Холодный ветер обдувает лицо, шум моря ласкает уши, а взгляд направлен на темно-синее небо. Скоро начнётся гроза. Назар сидит, оперевшись о камень ладонями. Смотрит на тучи, с которых вот-вот пойдёт дождь. Сердце ноет тупой болью.       Он не смог.       Назар дал себе обещание, что справится с этим, переживёт, потому что Кира бы так хотела, но он не смог. Без неё оказалось намного тяжелее. Без неё не хотелось вообще. Слезы, одна за другой, скатываются по ледяным бледным щекам, пока он вспоминает самое ужасное утро в своей жизни.       …морг встречает холодом и сыростью. На лавочке, под кабинетом «Судебный медицинский эксперт», сидит женщина с чёрным платком на голове. Она плачет, захлебываясь в слезах. Похоже, она тоже кого-то потеряла.       Полицейский заводит его в этот кабинет, пропахший смертью и болью. Назара подводят к медицинскому столу. На нём лежала нагая женщина, накрыта серой простыней.       — Вы готовы? — спрашивает полицейский.       —Да. — не уверено отвечает, надеясь, что там лежит кто-то другой, а не она.       — Показывай. — говорит, и женщина в белых резиновых перчатках снимает ткань с лица.       Сердце уходит в пятки. В голове начинает шуметь, а в глазах темнеть. Это она. Его Кира. Слёзы потихоньку обжигают щёки.       — К-Кира… Нет… Этого не может быть… — мотает головой, отрицая только что увиденное. — Она жива! Она ещё дышит! Она не могла умереть! Она жива! Моя Кира… — срывается на крик, смотря то на полицейского, то на судмедэксперта. — Моя Кира жива! — медленно опускается на пол, глотая горькие слёзы. Смотрит на бледное лицо, закрытые глаза, синие губы. Берёт её холодную руку в свою тёплую, оставляя поцелуи на тыльной стороне ладони. Давиться слезами, сжимая её ладонь в своей…       Тучи затянулись сильнее, и небо стало почти чёрное. Первые капли дождя смешались со слезами. Назар встаёт на ноги, подходя к краю. Смотрит вниз. Высоко.       Море волнами бьётся о подножия скалы, оставляя после себя брызги и мокрые следы на камне. За секунду дождь превращается в ливень, слышно гром, и небо рассекает молния. Закрывает глаза, подставляя лицо холодным каплям.       — Скоро мы встретимся, любимая! — улыбается.       Шаг и он летит в пропасть. Холодная морская вода обволакивает тело, поглощая его полностью. Теперь это точно конец. Теперь от него тоже остались только воспоминания. И белый понятий лист на полу его комнаты в родительском доме:       «Мне было девятнадцать, когда я встретил тебя. Мне было девятнадцать, когда я влюблялся в тебя. Мне было девятнадцать, когда ты ответила мне взаимностью. Мне было девятнадцать, когда мы впервые поцеловались. Мне было девятнадцать, когда мы стали жить вместе.       Мне было двадцать, когда у нас появились первые серьёзные планы. Мне было двадцать, когда я представил тебя родителям, как свою любимую женщину. Мне было двадцать, когда я начал задумываться о детях. Мне было двадцать, когда мы полетели в наш первый совместный отпуск.       Мне было двадцать один, когда я задумался о свадьбе. Мне было двадцать один, когда я начал подбирать имена нашим возможным детям. Мне было двадцать один, когда я впервые тебя очень сильно приревновал. Мне было двадцать один, когда я понял, что ты — самое лучшее и светлое, что случилось в моей никчемной серой жизни.       Мне было двадцать один, когда я потерял тебя. Мне было двадцать один, когда ты умерла. Мне было двадцать один, когда труна с твоим бледным телом ушла под землю. Мне было двадцать один, когда я положил две белые хризантемы с чёрной лентой на твою могилу. Мне было двадцать один, когда моя жизнь перестала иметь хоть какой-то смысл.       Мне девятнадцать, но всё ещё двадцать один — плевать, что уже двадцать два.       Мне двадцать два, но всё ещё двадцать один — хочу вернуться в девятнадцать.       Мне девятнадцать — я люблю тебя.       Мне двадцать — я люблю тебя.       Мне двадцать один — я люблю тебя.       Мне двадцать два — я люблю тебя.       Я люблю тебя.»       Море. Она была для него морем. В которое он нырнул с головой. Но когда начал тонуть — спастись не пытался. Ушёл ко дну.