Привет из прошлого

— Ну на кой тебе лезть в полицейский участок, сестренка, не пойму, — ворчал Хэнкок, помогая ей разбирать заваленный взрывом вход. — Их же первыми дочиста потрошили. А этот еще и разрушенный. Всё полезное, поди, лет сто как сперли. — Вряд ли всё, — пропыхтела Нора, оттаскивая забаррикадировавшие дверь обломки досок. — Даже в обычных участках часто ставили хорошие сейфы, а ты, позволь напомнить, путешествуешь с единственным и неповторимым специалистом по аккуратному вскрытию замков. А это не просто какой-то там участок, а Департамент полиции Бостона. И этих сейфов тут должно быть видимо-невидимо. — Ставлю свой винт против твоего револьвера, что в них окажутся совершенно бесполезные бумажные доллары, — Хэнкок кряхтел и ухал, сдвигая в сторону остов автомобиля, но бухтение продолжал. Громкое название его нисколько не впечатлило, он наверняка решил, что это еще одно довоенное словечко, которым решила щегольнуть его чокнутая подруга. Прошлым он не особо интересовался, и Нора не стала ему рассказывать, что накануне войны этот самый Департамент превратился в настоящее армейское подразделение: по всей стране то и дело вспыхивали гражданские беспорядки. Полицейских порой наряжали в силовую броню, что уж говорить о новейшем вооружении. Она знала это не понаслышке: двести лет назад ей частенько приходилось захаживать сюда по службе. Воспоминания нахлынули, как всегда, некстати, совместив в ее голове картинки Бостона довоенного и то, что от него осталось сейчас. Но иногда это было не грустно, а полезно. Она вспомнила планировку Департамента и мысленно кивнула. Нора была уверена, что обшарив даже только уцелевшую четвертушку здания, набьет рюкзак обоймами, стимпаками, а то и парализующими гранатами — Арсенал располагался в подвале неповрежденной части. — Скоро увидим, — пообещала Нора, вскрыла замок и толкнула душераздирающе заскрипевшую дверь цокольного этажа. Как Хэнкок и говорил, тут царил разгром. И, к разочарованию Норы, коридор, ведущий к Арсеналу, был полностью завален провалившимся первым этажом. Даже экскаватором тут пришлось бы работать не один день. Нора вздохнула и отправилась обыскивать камеры хранения вещдоков, а затем и кабинеты. И даже такой улов заставил Хэнкока уважительно примолкнуть. Но когда она увлеченно стучала по клавиатуре терминала, взламывая шифр очередного электронного сейфа, Хэнкок чем-то гремевший в соседнем кабинете, заглянул к ней и неуверенно протянул: — Как-то тут паршиво, а? Ничего такого не чувствуешь? — Дружочек, я же просила тебя не жрать бафф, пока мы работаем, — укоризненно пробормотала Нора, не отрываясь от экрана. — Что, тревогой кроет? — Я не жрал! — отозвался Хэнкок оскорблено. — Но тут и правда мерзко. И заметь: ни радтараканов, ни диких гулей, ни дохлых рейдеров. Подозрительно как-то... Будто разбежались все. — Угу, особенно дохлые рейдеры, — Нора удовлетворенно хмыкнула, нажав кнопку «ввод», и поспешила к вмонтированному в стену сейфу. Открыла дверцу и ойкнула, рассадив палец об острый край. — Эй, сестренка, все в порядке? — насторожился Хэнкок, поднимая винтовку. — Да просто порезалась. Какой-то умник пытался вскрыть эту штуку монтировкой и чуток покорежил. Смотри-ка лучше, что тут есть! — Нора быстро облизнула закровоточивший палец и с победным видом извлекла из сейфа «Дезерт игл» и баллончик с аддиктолом. — Не хочешь прочистить мозги? — Надеюсь, ты имеешь в виду не «Дезерт», — хохотнул Хэнкок, подошел и с любопытством заглянул ей через плечо. — Ага! А ментаты ты мне не показала... — Отдам, когда справишься со своими глюками, — хмыкнула Нора закидывая находки в рюкзак. К «Дезерту» прилагался с десяток обойм и пяток стимуляторов. А под этой роскошью скромно лежали папки с какими-то особо секретными делами. Нора испытала порыв перелистать пожелтевшие странички. Не исключено, что она могла встретить знакомые имена. В конце концов, особо опасные преступники когда-то являлись ее основной работой. Но сдержалась: теперь в этом не было никакого смысла. Все эти маньяки и серийные убийцы давным-давно умерли, как и их несчастные жертвы. Пораненный палец вдруг запульсировал. Нора взглянула на свою руку и поняла, что кровь и не думала униматься — она уже перепачкала рюкзак и даже собралась в небольшую лужицу на полу. Нора с досадой покачала головой, вытащила антисептик, обработала ранку и наложила на пострадавший палец повязку. — У-у, ну и рожи, — протянул Хэнкок, который все же сунул нос в папки с делами. — Так и просятся Пикману в галерею. — Отморозки были во все времена, — пожала Нора плечами. — Ну что, пошли дальше? — А может, хватит? — Хэнкок передернулся, будто ему стало холодно. — Говорю же, погано тут. Воняет чем-то. — Мы и половины подвала не обшарили, — напомнила Нора с удивлением. — Но если ты плохо себя чувствуешь... Хэнкок, обиженный тем, что ему не верят, надулся, но к дальнейшему обыску помещений все-таки подключился. И только они собрались уходить, как он хлопнул по карману и спохватился: — Постой-ка, я тут забыл кое-что. — Винт, да? — спросила Нора неодобрительно, но со вздохом последовала за ним. Хэнкок уверенно шагал к кабинету, в котором она нашла «Дезерт игл». Он распахнул дверь, но почему-то замер на пороге. Нора на всякий случай взвела курок револьвера и настороженно огляделась по сторонам. В коридорах не было ничего необычного. Нора заглянула в кабинет из-за спины Хэнкока, и по ее собственной спине пробежал мороз. На стене, прямо напротив двери, было выведено смутно знакомыми, крупными красными буквами: «Добро пожаловать, Нора Марш!» Нора, борясь с головокружением, сглотнула, аккуратно отодвинула Хэнкока и вошла внутрь. Взглянула на надпись поближе, мазнула по ней пальцем. — Это кровь, — сказала она негромко. — И совсем свежая. — У тебя есть собственный Пикман? — спросил Хэнкок с нервным смешком. Нора покачала головой: — Это было так давно, что уже не считается. Но я с легкостью поверю, что какой-нибудь недобитый рейдер мог возжаждать моей крови. Словно в ответ на эти слова, ее палец заныл с новой силой. Нора подняла руку и с удивлением хмыкнула: бинт насквозь пропитался кровью, и та опять начала капать на пол. — Странно, — пробормотала Нора, разматывая окровавленную полосу ткани. — У меня никогда не было проблем со свертываемостью. А потом она окинула кабинет быстрым взглядом и отметила еще одну странность: лужица крови возле сейфа исчезла. И зачем этому психу понадобилось ее вытирать? Не мог же он использовать, как краску, ЕЕ кровь? Нора снова похолодела, вколола себе мед-Х, который обычно берегла для более серьезных ранений, и поменяла повязку. — Так мы уходим, или ты собираешься поймать этого художника? — поинтересовался Хэнкок. Голос у него был напряженным. — Я думаю, что лучше покончить с этим сразу, чем ждать потом выстрела в спину. Вообще-то Норе очень хотелось убежать. То, что какой-то безумец узнал ее имя, еще полбеды: генерал минитменов — личность известная. Но как он тут оказался? Следил за ними, а потом проник следом? Или нашел другой вход, и тут может оказаться не одиночка, а целая банда? И этот почерк... Он определенно казался знакомым. Но его обладатель совершенно точно был мертв, и подох еще до конца света. Нора вдруг стиснула рукоять револьвера до побелевших пальцев. А ведь он подох именно здесь, в следственном изоляторе Департамента полиции Бостона: удавился на куске простыни, привязанном к спинке кровати. Ее в тот же день позвали на опознание трупа. И это глумливое даже после смерти лицо, и вырезанные на его руках и груди слова еще долго являлись ей в кошмарах. Нора заставила себя собраться. В жизни случаются странности и покруче. Могла ли она представить, что будет бродить по полуразрушенному Бостону, пережив не только любимого мужа, но и большую часть человечества? Да еще в компании жуткого на вид гуля — мэра города преступников и убежденного наркомана? И мало того — будет называть его другом? Нора с теплотой посмотрела на Хэнкока. Треуголка сдвинута на лоб, пальцы барабанят по прикладу винтовки, черные глаза без белков настороженно прищурены. Разумеется, он тоже напуган. И, разумеется, скорее позволит себя пристрелить, чем в этом сознается. Она ободряюще ему улыбнулась: — Ну что, готов задать этому психу трепку? — Не бойся, сестренка, я не дам тебя в обиду, — ухмыльнулся Хэнкок в ответ. Они бесшумно двинулись вдоль вереницы кабинетов, осторожно заглядывая в каждый, пока не вышли к лестнице, ведущей вниз. В следственный изолятор. И на стене рядом с лестницей красовалась новая надпись. «Попробуй, поймай меня». Норе показалось, что она падает с верхнего этажа небоскреба. — Не может быть... — произнесла она сдавленно. Проклятый Саймон Дэвис — маньяк, на счету которого было шесть изнасилованных и зверски убитых девочек, — прислал ей как-то раз записку с точно таким же текстом. Она помнила ее до последнего штриха: это был его чертов почерк! Нет. Не его — это попросту невозможно. Просто очень, очень похожий. И от этого совпадения ее зубы едва не начали стучать друг об друга. — Эй, с тобой все в порядке? — встревожено спросил Хэнкок. Она глубоко вздохнула, с силой выдохнула и решительно кивнула. В подвале оказалось темно, горели только красные мигающие огоньки аварийного освещения. И они всего лишь освещали фосфорицирующую линию на полу, выводящую к лестнице, а не помогали ориентироваться в здешней запутанной системе коридоров. Что ж, сотрудники знали дорогу наизусть, а оказывать любезность сбежавшим преступникам никто не собирался. — Держись ко мне поближе, — прошептала Нора Хэнкоку. — Тут проще простого заблудиться. Она отцепила от пояса фонарик с узконаправленным лучом и быстро осветила развилку коридоров. И фонарик едва не выпал из ее внезапно ослабевших пальцев, когда она обнаружила новую надпись: «А Милли ты все-таки не спасла». Операция по спасению ребенка, которую она возглавила, обернулась провалом. Девочка оказалась уже мертва, а хитроумная ловушка, устроенная убийцей, унесла жизни двух СВАТовцев. И Нора почуяла подвох, лишь когда оказалось слишком поздно. — Никакой чертовщины, — пробормотала она, отгоняя страшные воспоминания и убеждая скорее себя, чем кого-то еще. А потом усмехнулась дрожащими губами: — Кто-то прочитал дело Саймона Дэвиса и решил со мной поиграть. Хэнкок кашлянул: — А я слышал кучу историй про привидения. И некоторые — от таких типов, которых заподозрить в слишком живой фантазии ну никак нельзя... — Ты мне не помогаешь! — шикнула на него Нора. — Ладно, молчу, — хмыкнул он. — А кто этот Саймон Дэвис, кстати? — Довоенный убийца, — ответила она неохотно. — Умер еще до взрывов. А теперь — умолкни, пожалуйста. Они бесшумно крались по коридорам, осматривая все встречные помещения, и Нору не оставляло отвратительное ощущение, что за ней наблюдают. Обычно она была склонна ему верить, но здесь прятаться было попросту негде! Нора, вспомнив криминальные боевики, даже осветила воздуховод, но тот, как ему и полагается, оказался слишком узким и непрочным, чтобы вместить человека. После этого невидимый наблюдатель начал нервировать еще сильнее. Нора старалась сконцентрироваться на «здесь и сейчас», но поганка-память то и дело подкидывала ей новые картинки чужих зверств. Присланная ей по почте детская ручка. Искаженное ужасом мертвое лицо малышки Дороти с вырезанным на ее лбу именем «Нора». Выложенные в виде сердечка внутренности в коробке, оставленной на пороге ее квартиры. У Саймона Дэвиса был на ней явный сдвиг. Потом, когда он умер, ей стоило большого труда его забыть. А теперь он снова выполз наружу, чтобы ее мучить. «Бедный Скотти», — прочитала Нора новую надпись на стене темного кабинета, в который заглянула. Ее сердце сдавили тиски. Скотт Мильтон имел привычку шумно ужасаться ее наивному юношескому энтузиазму, с удовольствием рассказывал о бюрократических безднах, которые в его устах становились кошмарнее деяний серийных убийц, громко кряхтел при физических нагрузках, постоянно прихлебывал кофе из ее стаканчика и десятки раз выручал ее из беды. Он был первым напарником Норы, ее наставником и единственным за все время службы другом. Он поехал на тот вызов вместо нее, потому что Нору вызвало на ковер начальство. И пока она обосновывала трудности, возникшие при расследовании, его долго и мучительно убивал этот маньяк. Нора с трудом перевела дыхание. Этой информации в деле Дэвиса быть не могло — факт смерти спецагента ФБР был старательно засекречен. Ей стало холодно и по-настоящему страшно. — Хэнкок, — позвала она шепотом. Просто для того, чтобы присутствие друга хоть немного ее ободрило. Но ответом ей стала тишина. Нора резко обернулась и выглянула в коридор — Хэнкок будто сквозь землю провалился. ...Проклятый Дэвис снова отнял у нее друга?! Когда Нора двинулась по коридору в одиночестве, ее поджилки тряслись. Она сжимала в руке револьвер, но этот безотказный соратник казался теперь бесполезным куском железа. «Пусть это будут рейдеры, и пусть я успею!» — молила она про себя неведомо кого. Она замерла, прислушиваясь. И в затхлой тишине услышала громкое и отчетливое: «Кап!» Через какое-то время звук повторился, громче и ближе. Его подхватило неведомо откуда взявшееся эхо. «КАП!» — раздалось совсем рядом с ней. Нора крепко сжала зубы, нервно огляделась, а потом тихо выругалась: за ней тянулся след из кровавых капель. Повязка на ее пальце снова пропиталась насквозь, и напугавший ее звук оказался звуком капающей крови. Она решила потратить стимулятор, бешено ускоряющий регенерацию, чтобы уже не отвлекаться на это странное кровотечение. Шприц пшикнул в тишине неожиданно громко, и снова разнесся эхом, которому тут просто неоткуда было взяться. Нора быстро замотала палец заново, заглянула за угол, чтобы убедиться, что ее никто не преследовал, и снова со свистом втянула воздух. Коридор был чист — никакой дорожки из капель там больше не было. Нора потерла лоб, пытаясь вспомнить, какие препараты или заболевания могут вызвать галлюцинации. Все началось с того момента, как она порезалась. Может, она занесла в кровь какую-нибудь психотропную или ядовитую гадость? Может, у нее бред? Но исчезновение Хэнкока и напоминание о Скотти это все равно не объясняло... Нора поняла, что еще немного, и ей таки придется поверить в чертовщину. Она нажала на глазное яблоко и убедилась, что все предметы перед ее взглядом раздвоились. Так ее учили диагностировать собственное бредовое состояние в Куантико. Это значило, что все, что она видит — никакая не галлюцинация, а самая настоящая явь: галлюцинации не двоятся. Нора немного помедлила, а потом зашагала к северному крылу — туда, где размещали задержанных перед отправкой в тюрьму. Коридор вывел ее к еще одной лестнице, заканчивающейся массивной дверью с электронным замком. Пока она с ним возилась, до нее дошло, что рейдеры вряд ли смогли бы его вскрыть. Но как только Нора бросила взлом, дверь медленно распахнулась перед ней сама, издав долгий душераздирающий скрип, снова подхваченный проклятым эхом. Нора покачала головой, не уверенная, что ей стоит откликаться на это приглашение. Но ей были нужны ответы и Хэнкок, поэтому она нахмурилась и сделала шаг за порог. Где находилась камера Саймона Дэвиса, Нора знала отлично, хотя в ней его так и не увидела. Она настороженно двинулась вдоль ряда закрытых дверей, на ходу толкая каждую. Все они были заперты. По-хорошему, стоило бы их взломать, чтобы не оставлять за спиной возможной засады. Но в глубине души Нора была уверена, что это ничего не даст. Надпись напротив двери Дэвиса она увидела не сразу — хотя такие большие кроваво-красные буквы не могли не броситься в глаза. «Сюрприз!» — размашисто намалевала уже знакомая рука. И потеки алой крови до сих пор медленно ползли вниз от букв по пропыленной серой стене. Нора глубоко вздохнула, досчитала до десяти, собираясь с силами, и резко толкнула дверь камеры. Она была готова увидеть взятого в заложники Хэнкока, рейдера в силовой броне, и даже дрессированного смертекогта. Но только не то, что увидела на самом деле в узком луче фонарика. Коленопреклоненная мужская фигура в серой тюремной робе нелепо обмякла, словно поводком, удерживаемая привязанной к спинке кровати полосой ткани. Лицо мужчины посинело, глаза вылезли из орбит, распухший язык торчал из полуоткрытого обметанного рта. В нос Норе ударил густой запах разложения. Она впилась взглядом в тронутые тлением черты. Тот же высокий лоб с залысинами, густые кустистые брови, тот же крючковатый нос, тонкие губы и длинный острый подбородок. Вне всякого сомнения, это был Саймон Дэвис, умерший в этой самой камере двести с лишним лет назад. Но это не могло быть правдой! Даже если бы труп не убрали отсюда и не похоронили, он не мог выглядеть, будто ему максимум неделя. Нора в который раз судорожно сглотнула. Вот она, чертовщина. Но в этом проклятом постъядерном мире обитали двухсотлетние гули и чудовищные мутанты, искусственные люди и оракулы-наркоманы. Почему бы здесь не оказаться привидениям? Она просто подкорректирует картину мира и попробует победить врага, с которым еще ни разу не имела дела. Ее сердце забилось еще чаще, но теперь к страху примешалась ярость. — Ах ты, сукин сын, — прорычала она. — Что, не лежалось в могиле?! Труп поднял голову и уставился на нее мутными белесыми глазами. А потом проскрипел: — А ты не думала, что это ты умерла, моя сладенькая? Занесла заразу, немного побредила, а потом — упс! — и сдохла. Нора все-таки вздрогнула. Предположение не было лишено отвратительной логики. Но потом опомнилась и крикнула: — Ты мне зубы не заговаривай! Где Хэнкок? Саймон рассмеялся и поднялся на ноги. Трупные пятна начали исчезать с его лица, а скучная серая роба сменилась серым скучным деловым костюмом, которые, как знала Нора, он предпочитал при жизни. Он картинно щелкнул пальцами, и в коридоре зажегся свет. — Ах, моя дорогая Нора! — почти пропел Дэвис. — Наша с тобой встреча — драгоценнейший подарок судьбы. Я понимаю твою оторопь. Это и в самом деле немного неожиданно. Нора смотрела на него и ясно видела, что Саймон не отбрасывает тени. Запах тлена исчез — от него теперь вообще ничем не пахло. — Как я успел заметить, в этом мире больше нет ни полиции, ни ФБР. Только ты и я, — на его губах опять заиграла гнусная улыбочка, которую Нора когда-то успела возненавидеть. — Разве это не прекрасно? Норе очень хотелось выпустить в него всю обойму, но она сомневалась, что это причинит вред привидению. Язык был надежнее: как большинство маньяков, Дэвис отличался крайне ранимым самолюбием. — В этом мире ты — жалкий любитель Саймон, — процедила она. — Шесть беззащитных девочек? Местные рейдеры закидают тебя тухлыми мутафруктами и назовут трусливым свинокрысом. Я повторяю свой вопрос: где Хэнкок? Призрак сузил глаза. — Очень жаль, что ты отвергаешь мое дружелюбие, моя сладенькая. Видимо, этот облезлый урод уже украл твое сердце. Что ж, о вкусах не спорят. Но я это предвидел. Вуаля! Перед Норой стоял Хэнкок. Он выглядел, как Хэнкок, и пах, как Хэнкок. Но его глаза были недобро прищурены, а рот кривился в паскудной ухмылке. Только это была не его ухмылка — в ней было куда больше гадкого и жестокого злорадства. А что самое паршивое — он медленно поднимал дуло своей винтовки. И Нора не стала медлить, а со всей силы ударила его по челюсти рукоятью револьвера. Хэнкок оказался материальным. Он рухнул на колени и ошалело мотнул головой. А потом в его взгляде сверкнула злоба, и он щелкнул затвором, досылая патрон в ствол. Нора не стала ждать, пока он нажмет на спусковой крючок, и врезала снова. Хэнкок — или правильнее было говорить Саймон? — глухо охнул и свалился навзничь. Она навалилась сверху, стукнула его для верности затылком об пол, заблокировала бедрами его руки, и крепко сдавила горло. Достаточно для того, чтобы перекрыть воздух, но недостаточно, чтобы сломать гортань. Ей было нужно выгнать этого психа из тела Хэнкока и по возможности не слишком навредить другу. Она помнила досье на Саймона Дэвиса наизусть и знала, куда нужно бить. — Неудачник, — прошипела Нора, стараясь вложить в свой голос максимум презрения. — Твоя мамочка была права: ты полное ничтожество. Решил подраться врукопашную со спецагентом ФБР? Безмозглый кусок дерьма. — Т... ты... пожалеешь, — прохрипел тот. Нора сжала руки крепче. — Никчемный придурок, — прошипела она. — И угрозы у тебя такие же никчемные. Хочешь пережить восхитительный момент смерти от удушения еще раз? Я могу это устроить. Хэнкок забился под ней, пытаясь вырваться из хватки: — Ты н-не... посмеешь... — Думаешь? — усмехнулась Нора, отчаянно надеясь, что он не в том положении, чтобы заметить ложь. Тело Хэнкока затряслось сильнее, едва ее не стряхнув. Оно выгнулось дугой, да так, что грязного пола теперь касались лишь затылок Хэнкока и его пятки. Удержаться и не ослабить хватку оказалось невероятно сложно, но Норе это удалось. А потом Хэнкок дернулся еще раз и безвольно обвис. Нора испуганно опустила руки, но тут от его тела поднялось белесое мерцание и ринулось к ней. Нора инстинктивно отпрянула, кубарем скатившись с тела Хэнкока, но призрак оказался быстрее. ... Нора сидела на стуле в белой комнате без стен и потолка. Ее руки были связаны за спиной, а рот заклеен скотчем. Она не стала дергаться или пытаться закричать: место, в котором она оказалась, не имело отношения к объективной реальности. Ей следовало проявлять здесь свою силу иначе. И ни на секунду не забывать, что все, что находится вокруг — лишь плод воображения. Это ее мозг. И она тут хозяйка. — Хорошая девочка, послушная, — услышала она голос Дэвиса из-за спины и еле сдержала дрожь. Ее волос коснулась рука. Зарылась глубже, скользнула вниз, перебирая пряди. — Бронза и медь... Карающий ангел и искушающий дьявол. Нора задышала размереннее, чтобы удержать понесшееся вскачь сердцебиение. По ее теории, именно на этом Саймон и был сдвинут. Благодаря матушке, все женщины в его глазах были порочны, и лишь десятилетние девочки оставались чистыми ангелочками. Первую он украл, чтобы насладиться чистотой, но потом его шаткому разуму показалось, что несчастный ребенок его искушает. И когда он «поддался искушению», начал ее истязать, изгоняя дьявола. Со временем, спасибо смакующим подробности журналистам, Дэвис лишь вошел в раж, вообразив себя мессией. А после того, как благодаря тем же журналистам, узнал, кто занимается его делом — перенес свои фантазии на нее. Нора закрыла глаза и сказала про себя: «Кляпа нет. Кляп — это морок. Все здесь — это морок». Выждала еше мгновение, а потом тихо позвала: — Посмотри на меня, Саймон. Он замер, а потом обошел ее, остановился напротив, глядя недоверчиво и жадно. В своих мечтах он был моложе и, разумеется, красивее. Выше ростом, шире в плечах. Ничего удивительного — на самом деле этот человек ненавидел себя едва ли не сильнее, чем своих жертв. Он оправдывал свою ущербность их смертями. Нора поискала в своей душе жалость. Может ли она пожалеть насильника и убийцу? На мгновение забыть и о мученически погибших девочках, и о Скотти, и о СВАТовцах? Наверное, это было сложнее, чем выйти один на один со смертекогтом. Нора испытующе смотрела на него, а он — на нее. Жадно, неотрывно, со странным голодом и еще более странной надеждой. В этом взгляде не было ни грана похоти, лишь затаенная тоска. Кажется, он не верил, что она оправдает его надежду. И Нора вдруг отчетливо поняла — что это за надежда. Прощение. Саймон Дэвис жаждал прощения. Нора вздохнула и как можно мягче ему улыбнулась: — Так вот, какой ты в своем сердце? Тот криво ухмыльнулся: — Что, получше, чем толстеющий старпер? Скотти тоже комплексовал по поводу своей внешности. Нора видела старые фотографии напарника — Аполлоном она бы его не назвала, но до ранения, после которого его коленный сустав стал железным, он находился в гораздо лучшей физической форме. Скотти слегка потолстел, не слегка поседел и облысел, но его улыбка оставалась мальчишеской — и чертовски обаятельной. А Саймон даже не потолстел: он обрюзг и словно бы замылился — утратил четкость. Насколько Нора успела выяснить, его жизнь была несладкой. Опрошенные соседи признались, что дружки мамаши Саймона частенько поколачивали, а после того, как мамаша исчезала на неделю-другую, мальчишка часто сидел голодным, в обнимку со своей кошкой, подобранной на какой-то помойке. А позже кто-то из их гостей эту кошку прибил — просто, чтобы не путалась под ногами. И крайним в устах мамаши оказался именно сын, приволокший в дом блохастую тварь. Одна соседка сказала, что мальчишка потом рыдал целую неделю. В школе Саймона тоже били. Особенно изощрялась одна девчонка на год старше. Нора читала докладные учителей: речь шла о настоящей травле. Потом его унижали и в колледже, и на работе. Дэвис везде был парией и жертвой. Если кто-то себя так ненавидит, окружающие с легкостью это считывают. И относятся к человеку соответствующим образом. Так было до тех пор, пока Саймон не почуял власть над еще более слабым. Но об этом она сейчас думать не станет. «Веревок нет», — сказала себе Нора и протянула к нему руку: — Бедный малыш. Как же нелегко тебе пришлось. Дэвис вздрогнул и посмотрел на нее с недоверием. — Ты называла меня «никчемным придурком»! — напомнил он зло. — Что за игру ты ведешь, Нора Марш? Она покачала головой. — Я не видела твоей души, Саймон. Это тоже маскарад, но теперь я знаю — что он скрывает. Он так хотел верить и надеяться. Всю свою несчастную жизнь — пока не решил, что сам стал тем, кто видит порок под маской невинности. Нет, нет, не думать об этом, не думать! Он искал невинность повсюду, а потом отчаялся. Нора подумала о Шоне. С кем сейчас ее мальчик? Как с ним обращаются? Чего он боится и на что надеется? Ее губы задрожали. — Малыш, — прошептала она, не зная, к кому сейчас обращается. — Держись, малыш. Саймон сделал шаг навстречу, схватил ее руку и с силой сжал. — Ведьма! — прошипел он. — Думаешь, ты поняла меня? Нора улыбнулась грустно и устало: — А ты? Думаешь, ты сам себя понял? Она повела свободной рукой, представляя полосатую кошку — типичную обитательницу бостонских помоек. Вот она улеглась ей на колени, вот она мурлычет и деловито умывает мордочку. — Как ее звали? — спросила Нора негромко. Дэвис опустил взгляд. Кошка немного изменилась — стала чуть светлее и пушистее, желтые глаза позеленели. — Нора, — ответил Саймон после паузы. Нора провела пальцами по гладкой кошачьей шкурке. Чего-то в этом роде она и ждала. А потом убрала руку и выжидательно посмотрела на Дэвиса. Он немного помедлил и прикоснулся к кошке сам. Его рука уменьшалась у нее на глазах. Несколько ударов сердца — и рядом с ней стоял одиннадцатилетний мальчик, ровесник ее сына, несчастный и робкий. И его она точно не могла ненавидеть. — Бедняга, — прошептала она. — Как же тебе досталось... Мальчик поднял на нее затравленный и недоверчивый взгляд, полный слез: — Ты... и вправду так думаешь? — Иди ко мне, — позвала она ласково. Мальчишка подался к ней и неловко уткнулся ей в плечо. Нора нежно прижала к себе его костлявое тельце. — Вот это — ты, — сказала она, поглаживая его по спине.— Бедный, бедный малыш... И Саймон заплакал. Он вцеплялся в ее плечи, захлебывался и подвывал, а Нора лишь гладила его по волосам и спине и приговаривала: «Ах ты, мой маленький...» — Ты это нарочно! — прорыдал Саймон вдруг и оторвал от нее свое заплаканное лицо. — Ты хочешь от меня избавиться! Нора вздохнула. — А разве ты не устал? Разве ты не мечтал о покое? Ты ведь проснулся, потому что увидел меня. Ты думал, что я могу тебе его подарить. — А это не так? Она покачала головой: — Это можешь только ты сам, малыш. Если захочешь. Я могу лишь чуть-чуть помочь. — Ты и вправду хочешь помочь? — серые глаза глядели на нее требовательно и жадно. О, как ей хотелось бы, чтобы однажды на нее так посмотрел Шон! Она бы свернула горы, чтобы дать ему то, о чем он мечтает! Но это не Шон. Это Саймон Дэвис, маньяк-убийца, и она жаждала усадить его на электрический стул. А еще это — напуганный и глубоко несчастный мальчик, никогда в жизни не слышавший доброго слова и не знавший искренних объятий. Нора мягко улыбнулась этому ребенку: — Конечно, милый. Я знаю, как тебе больно. И хочу помочь. — Тогда... помоги. И она снова прижала его к себе, слегка покачивая. И представила, как над их головами открывается дверь, сияющая еще более ярким светом, чем в этой бесконечной комнате. — Мне — туда? — прошептал мальчик недоверчиво. — Тебе — отсюда, — поправила Нора. — А куда — ты выберешь сам. Саймон немного постоял, запрокинув голову. Посмотрел на нее с любовью, сказал: — Спасибо! — а потом подпрыгнул и исчез за сияющей дверью. ... В лицо ей брызнула вода. — Эй! Эй! Сестренка! Ну хватит уже, очухивайся скорее! Нора открыла глаза и увидела до чертиков взволнованное лицо Хэнкока. — Ну, наконец-то! Я тут чуть не обосрался от страха, — проворчал он. — Сначала я как девчонка в обморок грохнулся и оказался дутни знают где, потом ты вырубилась. А ведь я говорил, паршивое это место! Нора села и огляделась. Они по-прежнему находились в следственном изоляторе, и коридор с камерами по-прежнему был ярко освещен. Но надписи на стене больше не было, а ее пораненный палец перестал болеть и кровоточить. Нора вдруг обняла Хэнкока поперек груди и разрыдалась. Ей казалось, что она только что отдала больше, чем у нее было. Что ее вычерпали даже не до донышка, а куда глубже. Ей было страшно, больно, противно и очень, очень тяжело и горько. И самую-самую малость радостно. Но она никогда и ни за что не станет себя в этом винить. Хэнкок неловко погладил ее по голове. — Ну чего ты? Все же позади. Мы все еще живы. И давай-ка валить отсюда, а? — Давай, — хлюпнув носом, согласилась Нора. — В Добрососедство? — А то ж! С таким-то уловом. И в «Третий рельс» закатимся. Я угощаю. — Ну, раз угощаешь... — Нора вытерла нос и поднялась на ноги. — Тогда, конечно, пошли.