Завтра она выберется

      Тишина. Мертвая, жуткая, давящая. Она перекрывала собой любой, даже самый малейший возможный шорох, пронизывала каждую клеточку тела, угнетала, душила. Лишь противное жужжание холодных электрических ламп, странных приборов и портальной пушки нарушало это отвратительное безмолвие. Она была заперта. Замкнута в этой до отвращения пустой и неуютной комнате, Как в психиатрической лечебнице. Хотя, может это и есть лечебница? Может за стенами этого комплекса, давно забытой богом компании, уже и нет такого желанного солнечного света, зеленеющих деревьев, одурманивающих своим ароматом цветов, свежего воздуха? Может и мира за стенами комплекса уже и нет? Может, все те воспоминания из далёкого, туманного и полузабытого детства лишь иллюзия? Может, всё те солнечные, светлые и беззаботные дни, добрые лица, широкие улыбки—ложь? Плод воспалённого воображения, ищущего хотя бы что-то теплое, близкое, родное в хаосе безразличия, вечного страха и холода. Хотя, стоит ли думать о былом, упущенном, если большую часть жизни она провела именно здесь. В этом аду из нескончаемых тестовых камер идущий одна за другой, имея в собеседниках только свое отражение и ироничный и жестокий искусственный интеллект захвативший лабораторию. Однако, разговор с GLaDOS всегда был односторонним. Челл хотела бы ответить хоть что-нибудь, возразить, не согласиться или даже нагрубить машине, отправить ее далеко и надолго, не слышать этого обманчиво–сладкого голоса хоть пару минут, но не могла. Она не могла произнести ни единого звука уже много лет. Хотела бы, но не могла...       Сюарестичные, огромные, светящиеся от бесконечных ламп и белых плит, поражающие воображение испытательные камеры сменялись тесными и темными комнатами, пригодных разве что, для пыток. И все равно, от нее ожидали одного. Пройти тест, решить задачку. Как лабораторная мышь в лабиринте, которую ожидает на выходе сыр, только вот для Челл такого "сыра" не существовало. Так или иначе, все лабораторные мыши не живут долго. Голые, пыльные, иногда запачканные втертой и выцветшей под гнетом времени кровью других таких же испытуемых панели, сменялись абсолютно таким же панелями. День сменялся таким же днём. Вот только тоски и безысходности становилось только больше. В этих помещениях почти всегда было ужасно холодно, словно в морге, а воздух был тяжёлым и будто отравленным. Это место было отравлено. Сколько было таких же подопытных до нее, а сколько будет? Скольким ещё людям придется доставать из собственного тела пули, оставленными турелями? Сколько людей будут также биться об стену, разбивать лбы и костяшки, терять рассудок и самообладание в стенах этого места? А сколько навечно остались в какой-нибудь испытательной камере? Сколько душ бродят по этим залам? Сотни. А может и тысячи.       Все тело затекло, ноги и кончики пальцев неприятно покалывало, мышцы, казалось, закаменели а кожа покрылась мурашками от спускающегося бесконечными волнами по спине холода, но вставать с огромного грузового куба желания не было. Портальная пушка валялась рядом, никому не нужная, забытая, прямо как и ее обладательница. Нужна ли была Челл кому-то? Помнил ли ее хоть кто-то? Хотя может, те кто знал ее ещё малышкой давно мертвы. Может и она уже давно не так молода как думает. Сколько времени прошло? Сколько было упущено? — Долго ли ты будешь сидеть на этом кубе? Он ведь может и не выдержать — Снова она. Снова эта насмешка в искусственном голосе. Пальцы до боли, до столь же белых костяшек, как и куб–компаньон, впились в холодных пластик. Тело и душа, если этот искалеченный обрывок надежды и веры можно назвать душой, изнывали от переполняющих их эмоций. Бокал, наполненный до краев болью и безысходностью треснул. Брошен на пол, как мамина любимая ваза. Теперь боль ледяной волной захлестнула её с головой и встретилась с искрой ярости посеянной где-то внутри, и вместо того чтобы затушить, разожгла. Пожар внутри нее охватывал каждую клетку тела, грел своей злобой и отдавал обидой. Как же это все надоело. Как же хочется со всем этим покончить. Раз и навсегда. Как же она устала. Разум начинал оставлять ее, покидал, угасал. Челл готова была разнести эту чёртову лабораторию в пух и прах, оставить от нее только жалкое воспоминание, тень, но не могла. Стекло не пробьют и пули, а стены не пробить и тараном. И от этого злость закипает в голове ещё сильнее. Безысходность, невозможность действия были самой страшной пыткой. Резко вскочив, она пошатнулась от помутнения в сознании, но быстро придя в себя, окинула комнату нечитаемым взглядом. Хотелось что-то разбить, зажать в пальцах, уничтожить. Хотелось если не навредить комплексу, то хоть понервировать GLaDOS. Не понимая что делает, девушка схватила первое, что попалось под руку, и не ощущая тяжести, боли в затекших мышцах, со всей силы кинула этот предмет в стену. Куб оставил на панели ощутимую вмятину, но и этого было мало. Впервые за долгое время безмолвия, грохот поразил тишину. Страшный, режущий, но такой долгожданный шум бьющий по ушам. Пускай. Этих кубов тут много, она может бросить так каждый. Ей не будет стыдно. Хотелось бросить, приложить о стену и этот раздражающий ИИ и основателя этого безумия и сотрудников, когда-то здесь работавших. Покончить с этим, раз и навсегда. От своего бессилия хочется кричать, но даже на это она не способна. Не замечая недоуменный механический голос, буквально молящий её успокоится, грозящий кинуть её в кислотный бассейн, сделать хоть что-то, она рванула к стене. Очередной грохот разразил пространство. На этот раз от удара её рук. И ещё, ещё. Со всей силы, без жалости ни к своим хрупким пальцам, ни к бетонной панели. По костяшке потекла кровь. Теплая, липкая. Ужасно. — Что ты делаешь? Ты можешь бить стену сколько тебе угодно, но это не приблизит тебя к выходу.       Как же хочется обрушить свой гнев на обладателя этого безразличного голоса, так же как на эту стену. Но увы, она может только продолжать биться в немой истерике. Упасть на пол и поджать под себя ноги и окровавленные кисти. Зажмуриться до расплывчатых белых пятен и попытаться забыться. Уснуть, сбежать от всего этого. Хотя бы на пару часов. Хотя бы на пару минут. Каждый такой приступ она обещает себе сбежать. Покинуть стены комплекса. Покинуть этот кошмар. И она сбежит, она выберется наружу. Она должна выбраться, иначе никак. Завтра Челл снова будет проходить тесты, пробираясь между плитами пока не безучастный наблюдатель не заметит, чтобы найти ход, ведущий наружу, найти лазейку, которая спасет ей жизнь. Если понадобиться, она проберется к самой GLADOS чтобы прорубить путь наружу. Но это будет завтра. Сегодня, она позволила себе выплеснуть эмоции. Позволила себе уснуть свернувшись калачиком на полу. Но завтра она приблизиться к свободе ещё на шаг, и Челл точно знает, она сможет это сделать. Она сможет выжить.