now you suck!!

идет окольными путями, по темным подворотням, мимо бара с потертыми грустными стенами и неоново-синей вывеской «пиво, свежее разливное», с частично погасшими буквами. чувство эйфории и какой-то глупой безграничной власти и всемогущества накрывают и бьют со всей силы прямо по голове, рискуя оставить на висках глубокие надломы. коити идёт, иногда несильно пиная маленькие камушки, попадающие ему под ноги, ощущая, как с каждой секундой сознание возвращается в ненавистную, мерзкую, уёбищную реальность. а в реальности ему светит только сладостная гибель: височная кость, как правило, не настолько крепкая, а он достаточно пьян, чтобы усугубить ситуацию случайным падением прямо под колесо чьей-то несущейся со всей скорости тачки. каждый раз, уходя с подобных встреч коити чувствует себя грязным, и вовсе не потому, что его любимые подворотни, через которые он сбегал каждый раз, заполнены чёрным растаявшим снегом, чей-то кровью и блевотиной, время от времени мелодично хлюпающей под ботинками, нет, совсем не поэтому. ему хочется смыть с себя золотую пыльцу лживой роскоши, облепившую каждую тонкую ниточку его белого костюмчика, хочется окунуться с головой в помойный ручей под мостом, лишь бы только из волос вымылся отвратительный запах дорогих сигар, печально тлеющих в руках жирных уёбков в пиджачках с широкими наплечниками, обвешанных с ног до головы разными золотыми цацками. каждый раз оглядывая взглядом комнату, заполненную всеми этими людьми, как правило, ничем особо друг от друга не отличающихся, коити думает, что хуже ему уже не станет, но, конечно, со дна ему всегда стучатся, стучат позолоченным скипетром прямо по голове. и каждый раз одно и то же «идите нахуй, ебаные мрази.» гигантскими печатными буквами, как заголовок какой-то сенсационной новости с утра пораньше горит в голове вплоть до момента привычного побега с этого парада уебанов, на который агата приводит их снова и снова. тут же цепкий взгляд юного мистера олдриджа падает на джеффа и тайлера, устроившихся в их любимом уголочке рядом с белой каменной колонной, заговорщически перешептывающихся, и над чем-то, как обычно, хихикающих, заставляя шерстяной красный клубок в груди коити распутываться с бешеной скоростью и обвивать каждый сантиметр тела, каждую конечность, сдавливая изнутри ткани до фиолетово-бордовых гематом. «а вы оба — особенно.» – добавляет под заголовком бегущая строка, неприятно обжигающая глаза своим мерзким багровым светом. сегодняшний вечер был гораздо неприятнее, чем все предыдущие, на которых коити присутствовал, хотя бы благодаря этому придурку, напившемуся в дерьмо. заходит в уборную, выигрывая ничтожные пару минут у джеффа, который, конечно, тоже скоро явится на помощь своему дорогому и любимому мальчику. кремового цвета плитка на полу и такие же стены, огромные мраморные раковины и зеркала, подсвечивающиеся приглушённым желтоватым светом, не вызывают ни капельки от чувства хотя бы легкого уюта, впрочем, как и любой уголок этого места. из самой дальней приоткрытой кабинки доносятся звуки, позволяющие коити уже сейчас оценить то, насколько же этот уёбок бухой. тайлера тошнит, он сдавленно кашляет, вытирает блестящие от слез глаза, когда наконец слышит тихие шаги за спиной. оборачивается выглядывает из кабинки и замирает, заметив стоящего около раковин олдриджа. коити едва удаётся подавить злую усмешку, когда он начинает гадать, насколько тайлеру сейчас стыдно, и как сильно он будет стараться не показать даже капельку своего стыда. олдриджу, определенно, нравится. конечно, тайлер ничего не говорит, просто сидит на полу, оперевшись спиной о стену, смотрит, без каких-либо эмоций на лице и чувств в заплаканных, видимо, от такого интенсивного блевания глазах. уже никого даже не разочаровывает, только слегка раздражает. ждёт, когда коити начнёт, скидывает ответственность с себя. урод несчастный. — тебе всегда нужно всё портить? — устало выдыхает коити, выдержав небольшую паузу. — ты блевать закончил? — впрочем, мама никогда не говорила ему, что он хороший и ласковый мальчик. и не то, чтобы мистер олдридж сам не был пьян. наоборот, был бы трезвым — не пошёл бы за тайлером, даже внимание бы себе запретил обращать. просто дело в том, что позлиться на этого уёбка всегда приятно. тайлер морщится, как от сильной пощечины, а в его глазах лишь только на секунду мелькает раненое разочарование. — ага, закончил, можешь идти вылизывать. мразь ебаная. — бросает он, вытирая рот рукавом темно-бирюзового мятого пиджака. это не его стиль, но пиджак действительно красивый, в который раз за вечер отмечает коити. наверное, с джеффом вместе выбирали. тайлер знает, что коити уже очень давно взял в привычку пропускать все его слова мимо ушей, но все равно не желает сдаваться и при любом удобном случае капает на мозг, и иногда он умудрялся быть настолько очаровательным и омерзительным одновременно, что ему хотелось либо как следует врезать по его нахальному еблищу, перекошенному этой блядской терновой ухмылкой, либо долго, очень затяжно ебать его так, чтобы все язвительные словечки и острые фразы звездочками из него высыпались. сейчас коити похуй вдвойне: если обзывается, значит все хорошо, не отравился и точно не сдохнет. коити, вообще-то, не боялся, что тайлер умрет, коити боялся, что пережить это получится, и от этого даже как-то неприятно жглось в той части груди, где должно быть сердце. ебаный сукин сын. поразительно, как можно было до такой степени ненавидеть человека, но в то же время любить его до беспамятства. особенно… такого человека. — что у тебя с ебалом? смотришь, как унылая бездомная псина. — из мыслей коттон всегда вырывает грубо. смотрит в глаза олдриджу с явно навеянным отвращением, такое чувство, будто вот-вот демонстративно сплюнет на кафельный пол. типа, коити ещё не понял, что тайлера от него блевать тянет ещё сильнее, чем от шампанского. — убери его, а то как будто сейчас разрыдаешься. — не нужно грубить, милый, ему и так хреново в последнее время. вышел, блять, на сцену. джефф, как всегда, в своей ебаной манере подкрадываться беззвучно со спины, почти что заставляет коити вздрогнуть, но на этот раз сдержать себя получается. младший сначала одаривает колючим взглядом лишь на едва уловимое мгновение, проходя мимо коити к кабинке тайлера, и отворачивается, все же задаваясь вопросом, как будто ни к кому конкретно не обращается: — чего, совсем не хочешь помочь своему парню? — коити не нужно видеть лица младшего брата, чтобы знать, как этот урод глумливо улыбается. было бы чему, придурок. ебаная тварь. коити стискивает зубы, чувствуя, как белеют костяшки пальцев, сжимающих рукав молочного пиджака. разворачивается и идёт к выходу, лишь только холодно бросая напоследок: — он мне не парень. между нами ничего нет. джефф, наверное, готов рассмеяться коити в лицо прямо сейчас. выходит в темный коридор, физически ощущая на себе безгранично ненавидящий взгляд тайлера. коити кажется, что он физически ощущает, как ненависть, кристально-чистая, течёт по венам коттона, льётся жидким хрусталем из его глаз и стискивает его крохотные побитые лёгкие. ему недолго оставалось. тяжелая дверь из темного дерева закрывается с громким хлопком, отрезая обиженного тайлера и самодовольного джеффа от микровселенной коити, где этих двоих вообще, лучше бы, не существовало никогда. коити идёт по узкому пустому коридору с блестящим темным паркетом к кухне, реагируя только на своё желание поскорее и, желательно, незаметно съебаться из этой дыры через дверь на задний дворик. хотя мозг и пытался издевательски и, главное, успешно подкидывать воспоминания о том, как они с коттоном с точно такой же ненавистью целовались прошлой ночью, стоя на крыльце у входной двери в особняк семьи тайлера, рискуя быть застуканными всеми, кто только мог пройти мимо. когда тайлер грубо сжимал белые волосы на затылке коити, целуя жадно и отчаянно, не давая отстраниться, как будто панически боялся, что олдридж может внезапно куда-то исчезнуть без следа, и больше никаких им пьяных поцелуев, никаких грустных комнат в мрачненьких мотелях, и бесконечной, но пиздецки заводящей их двоих, глупой детской вражды. тогда чувства были другими — слишком интенсивные, резкие, крайне неприятные и совершенно лишние, волной захлестывающие коити, заставляли тело звенеть от напряжения и покрываться мурашками, бегущими куда-то к самому низу живота. тайлер вряд ли до конца понимает, что делает: одной рукой тянет коити за локоть к себе ближе, не останавливаясь целует его все так же яростно и грубо, а второй забирается под его серую футболку, медленно скользит по животу, опускается ниже, гладит, едва касаясь кончиками холодных пальцев прямо над ремнём, дразнит, пока у коити земля из-под ног выбивается, а тонкая ткань на спине жарко липнет к лопаткам. тайлер забирается еще ниже, поддевает пряжку, цепляет резинку трусов, внезапно останавливается и, тяжело дыша, шепчет: — у тебя стояк. улыбается, в своей острой манере, запрокинув голову, чтобы раскрасневшееся лицо коити лучше видеть. — у тебя тоже. — нежно обхватив руками чужие щёки коити смотрит в ответ, в два злых дула пистолета, угрожающе направленных ему прямо в душу. почти нежно. почти с любовью. — но на этом нам нужно расходиться, малыш. — чё?! ты серьезно?— воскликнул коттон, притворно нахмурившись. не хватало ему сейчас ещё обиженно губы надуть и отвернуться, скрестив руки. — то есть трахаться мы не будем? — небезопасно, тигрёнок. — олдриджу даже слегка дискомфортно от того, как они сейчас, наверное, выглядят со стороны. маленькая белая лампа прямоугольной формы светит тайлеру ровно на лицо, редкими серебристыми пятнами капает на его ключицы. а ещё тайлер очень близко, у него отвратительно удушающий одеколон, смешавшийся с запахом пива, он горячий, его раскаленное дыхание обжигает, и он вообще ни о чем не думает. — я буду тебя ебать, а нас твой папаша застукает, и представляешь, как тебе будет неловко? — ну, пока что только я к тебе в штаны залез, поэтому давай, хотя бы, на этом остановимся. можно? коити медленно качает головой, играясь с нарочитым разочарованием на своём лице, при этом давая тайлеру молчаливое разрешение. сам же прижимает коттона к стене, стягивает его чёрные брюки вместе с трусами, а потом оставляет всё тайлеру, убирает руки, устраивая их под чужой пижамной рубашкой, трогает везде, куда только дотягивается, возвращаясь к тому, с чего и начинали – разгоряченно целует скулы и лоб, пока коттон проводит пальцами по ноющему члену коити. специально медлит. — блять, ну не тяни. — хрипит олдридж, вытаскивая руку из-под рубашки тайлера, поднимает и зарывается в его кудрявые волосы, слегка надавливая на голову. коттон тихо хихикает, пару секунд упиваясь своей мнимой властью над чужими чувствами, обхватывает оба члена и крайне нетерпеливо и рвано проводит вверх-вниз, повторяет, совершенно без желания растянуть момент, как он обычно любит, чтобы хотя бы на какое-то более-менее продолжительное время унять голод по чужому телу. опыта у них было не особо много, и одному из них дрочить сразу двоим пока не приходилось, но коити высвобождает вторую руку, перехватывает запястье тайлера, помогая задать темп, а потом шипит, требовательно оттягивает карамельные кудри тайлера, заставляя показать шею, и сжимает челюсти, пока коттон слегка зажимает оба члена пальцами у оснований, а коити сосредоточенно и поглощенно вылизывает следы укусов, дрожа от оргазменной судороги. — пожалуйста… блять, поцелуй меня. белые густые капли слетают с пальцев коттона, пока тот влажными губами тычется в подбородок, затем в скулы олдриджа, прижимается к его рту ртом, ощущая по всему телу побеги жгучих спазмов остаточного, но все ещё крайне яркого удовольствия. — ты слюнявый такой. — мистер олдридж снова делает себя каким-то слишком важным, пока сам отстраняется от затянувшегося поцелуя. он все ещё прижимает коттона к стене, при этом уже освободившимися руками натягивает на него брюки обратно, пока тайлер, в свою очередь, тоже затягивает ремень внизу живота коити. — зато я избавил тебя участи сегодня грустно дрочить в темном и тесном салоне твоей машины, думая о том, какой я пиздатый и как ты меня хочешь. коити улыбается и, оперевшись рукой о стену, крепко блокирует тайлеру один из путей побега в дом, а потом снова оставляет поцелуй на его лбу, уже более лёгкий и тёплый. иногда он целует тайлера так по утрам, когда ему везёт оставаться в особняке семьи коттонов при условии, что кроме них двоих во всем доме никого больше нет. или перед сном, когда тайлер остаётся на ночь у семьи милстроудов-олдриджей и пробирается в комнату самого старшего сына семьи. но, боже, разве тайлер когда-нибудь действительно понимал, какой пиздец творился между ними всё остальное время? — я люблю тебя, тигрёнок. — и я тебя. или он старательно игнорировал?