Амбивалентности

      Японская Империя переворачивается на другой бок в своей постели, крепче закутывается в одеяло, сладко зевает и застывает с выпученными глазами.       В его постели лежат друг на друге спящие и абсолютно голые Рейх и Италия.       Первый порыв заорать на них благим матом Японская Империя успешно подавляет. Он садится на измятой постели и чувствует, как простреливает спину, и вот теперь уже не может сдержать нецензурной брани, пусть и матерится он только себе под нос, а его так называемые друзья спят, судя по виду, довольно крепко.       — Япония? — сонно хлопает зелёными глазами Италия. Японская Империя продолжает материться ещё усерднее. Этот день просто не может стать хуже.       Уже через полчаса он выставляет помятых со сна и оттого туго соображающих Италию и Рейха за дверь, и, как может, ползёт в ванную, цепляясь за стену.       Сколько он вчера выпил? По-видимому, достаточно, чтобы одни ебливые кролики смогли затащить его в свою постель.       Уже с облегчённым вздохом опустившись в горячую ванну, Японская Империя может позволить себе припомнить подробности вчерашней ночи.       К сожалению, хорошо впечатались в память дьявольские огоньки в вишнёвых глазах Рейха, его зубы, оставляющие на теле засос за засосом; тёплые и тяжёлые руки Италии, его рыжие волосы, когда он трахал ЯИ и тёрся макушкой об его щёку.       Японская Империя надавил пальцем на один из особо ярковыраженных засосов на своей груди и тихо застонал от боли. Хорошо Рейх кусает своими зубищами, однако.       Даже то, что Рейх и Италия вчера поимели его по очереди, не так сильно на него давило, как осознание того, что ему теперь придётся как-то с этим жить. Японская Империя поморщился, закинул руки за голову и притворился, что не слышит того, как в дверь его квартиры активно ломятся те, кто занимает его мысли и не только их с самого утра.       Японская Империя не был идиотом.       Он видел, как Италия смотрит на Рейха, и как Рейх — на Италию. Часто видел, как они целовались, буквально вдыхая воздух в лёгкие друг друга, видел, как их руки переплетались между собой, и всякий раз отводил взгляд.       О их намерении затащить его в свою постель он узнал не то чтобы случайно. Просто трудно не понять, чего конкретно от него хотят, когда чужая рука невзначай ложиться на бедро и сжимает ягодицу, или когда его в знак благодарности за какую-то чушь — он под страхом уничтожения не вспомнит, какую — его смачно целуют прямо в губы. Тут однозначно сложно не догадаться, всё настолько прозрачно, насколько вообще возможно.       А он так не хотел.       Японская Империя зарылся рукой в свои влажные волосы и отрешённо вздохнул. Он сразу понимал — один раз попробует, и всё, кончай спокойная холостяцкая жизнь, здравствуй вечная рефлексия и душевные пиздострадания.       Ведь они на него не по-серьёзному запали, а он… А что он?       Он только признаёт, что в их бесконечную влюблённость друг в друга невозможно было не влюбиться.       Месяц спустя его зажимают с двух сторон в одной из служебных подсобок здания общих собраний. Япония матерится сквозь зубы и злится на то, как легко его подловили, пока Рейх влажно целует его шею, согревая горячим дыханием, а Италия жадно шарит руками по его телу и шепчет что-то невразумительное.       Японская Империя чувствует, что ему позорно хочется сдаться на милость победителям, а оттого он рвётся из чужих объятий ещё сильнее.       — Куда ты рвёшься? Чем мы тебе не угодили? — шепчет Рейх ему на ухо, сжимая в руках задницу ЯИ, отчего у последнего нервно дёргается глаз, и он старается вырваться ещё активнее.       — Мы соскучились, — шепчет в другое уже Италия, задевая ухо Японской Империи губами и колючей рыжей щетиной. ЯИ дезориентирован, он царапает Италии плечи насколько ему позволяют его ногти, и пинает Рейха ногой, предпринимая последнюю отчаянную попытку вырваться. Спасибо, он и так напиздострадался за этот грёбанный месяц, пока эти двое думали лишь членом. — Не ломайся. Тебе понравилось в прошлый раз, разве нет?       — Отвалите от меня, — отчаянно шипит Япония. Рейх за его спиной цыкает, дёргает за волосы, заставляя ЯИ задрать голову и открыть опасно беззащитную шею, и властно прижимается к открытому участку кожи губами и зубами так, что у Японской Империи невольно вырывается стон.       — Ты всё ещё против? — шепчет Италия ему в губы, и взгляд его лихорадочно бегает по лицу Японской Империи. А потом он берёт и целует — властно, до дрожи в коленях и безумно. Японская Империя, наконец, сдаётся.       ЯИ сладко постанывает от того, как Италия медленно загоняет в него член. Рейх целует-кусает его шею, шепчет что-то лихорадочное, а ЯИ сходит с ума, когда рейховы руки разводят половинки его ягодиц в стороны, и он чувствует, как к его дырочки приставляется головка ещё одного члена.             Он не помнит ничего, кроме того, как тесно его зажимали между влажными, разгоряченными телами, и как властно трахали в два ствола       На следующее утро Японская Империя сбегает от них к чертям, лишь бы не видеть, как они целуются над его плечом, ласкают друг друга взглядами. Потому что Япония знает — они созданы друг для друга, а он просто на потрахушки. Потому что он без ума от обоих, а сам им нахуй не сдался.       Но они находят его везде, где бы он не прятался. У Рейха железная логика и он знает всё про ЯИ, а у Италии просто сверхъестественная интуиция. Но он продолжает уходить раз за разом. Пусть поищут, черти ебливые.       — Не уходи больше, — просит Италия тихо. Голый Рейх спит у него на груди, и по его чёрным волосам скользит солнечный зайчик.       Япония смотрит в пронзительно-зелёные и отчего-то печальные глаза Италии и, проклиная себя за утреннюю слабость, остаётся.             Рейх, проснувшись и увидев его, едва не плачет. Сдерживается, конечно, зацеловывает ЯИ всю грудь и спину, но Япония-то хорошо его знает, а потому не понимает ничерта.       — Не уходи больше, — просит слово в слово Рейх, а ЯИ вдруг становится ужасно тяжело дышать. И нахуй посылать Рейха и Италию с их нежностями больше сил нет, да и совсем отчего-то не хочется.              Японская Империя курит. С балкона виден рассвет и серые лица безликих многоэтажек. Он бы мог подумать, что всё плохо и просто отвратительно, погано и ужасно, но не успевает — его обнимают с зайди большие тёплые руки, на плечо кладут голову, колющую щетиной, целуют медленно и лениво в шею. Италия проснулся.       ЯИ поворачивает голову, недовольно утыкается носом в рыжие волосы, вдыхает запах. Италия пахнет чем-то вкусным, как домашний суп, и специями немного — наверное, что-то готовил вчера на придирчивый рейхушин вкус. Япония не знает, потому что его не было здесь вчера и не будет завтра. И ещё месяц, наверное. Он очень занят, у него нет времени.       Точнее, Рейх в это верит. Италия щурится, качает головой, но ничего не говорит. Япония позорно убегает. Ему стоило бы проткнут себе сердце, как самураю, за трусость и подлость, но он не может даже этого.       Италия любит валяться в кровати до обеда, но когда ЯИ остаётся, Италия почему-то всё время встаёт вместе с ним. Япония трус ещё и потому, что боится признать, что Италия делает всё это ради Рейха и только ради него. А ЯИ опять просто лишний и не к месту, просто не понимает их общие шутки и просто лишний в их общей жизни.       Но он всё равно возвращается, а Рейх и Италия ведут себя так, как будто взаправду скучали.