I want to tell you but I don’t know how

Ночью в Уайтстоуне холодно – зимой по нему, как по любому старому замку, гуляют сквозняки, и сегодняшний вечер не становится исключением. На окнах скапливается снег, и холод, кажется, пропитывает камень стен, а огонь в очагах не очень-то справляется с ненастьем. Перси помнит, как в такие вечера, когда шёл снег и завывал ветер, вся семья собиралась в гостиной у камина. Мама читала им вслух, даже когда они уже выросли из старых сказок и историй о призраках – эти воспоминания среди его самых драгоценных. Этим вечером, когда он входит в ту самую гостиную – честно говоря, сам не зная, зачем: за воспоминанием о той любви из прошлых лет или из мазохистичного желания увидеть, что ещё из его детства было уничтожено Брайарвудами – огонь в камине едва виднеется над углями. Его новообретённая семья разошлась на все четыре стороны (насколько это вообще возможно в пределах одного замка). Эта старая комната холодна и пуста, в ней нет никого, кроме призраков детства Перси. Но это не так. Он уже почти собирается уйти – такой холодной и одинокой ночью, как эта, ему особенно ненавистно встречаться с прошлым – как вдоль стены движется тень, и тихий шёпот проносится сквозь тьму. Перси – и без того настороже, всегда настороже, несмотря на то, что Брайарвудов больше нет (они мертвы, они не могут причинить ему вреда, почему он всё ещё боится) – вздрагивает. Рука резко падает на кобуру чужого револьвера. Это ли не больное напоминание обо всём, что пошло не так. Он вглядывается в комнату в поисках источника звука, ища то, что эти чудовища могли оставить, чтобы ещё сильнее запятнать его и без того выцветшие воспоминания. Но гостиная кажется нетронутой Брайарвудами. Похоже, им больше нравилось осквернять личные покои семьи де Роло, чем общие. Перси делает несколько неуверенных шагов внутрь. Толстый ковёр заглушает его шаги, но он всё ещё ничего не видит, пока не проходит вглубь. А потом он, наконец, видит то, что его напугало – и расслабляется, убирая руку с револьвера на поясе. В старом кресле его отца с открытой книгой на коленях свернулась калачиком Векс, поджав под себя ноги. Волосы скрывают её лицо, и она крепко спит. Перси улыбается. Они все работали не покладая рук, чтобы сделать для Уайтстоуна всё, что в их силах – восстанавливали здания, возвращали жителям всё, что могли, запечатывали зиккурат, рассылали письма старым союзникам, которые могли бы им помочь. Им всем давно нужен отдых, ей – особенно. Векс слегка дрожит от сквозняка, и Перси оглядывается в поисках покрывала, одеяла, чего угодно – но в комнату явно давно никто не заходил, на стульях и диванах нет даже подушек, не говоря уж о прочем декоре – и он снимает пальто. Холод немедленно просачивается сквозь жилет и рукава рубашки, но Векс снова вздрагивает, книга выскальзывает из её ослабевших рук и падает на пол с тихим звуком, и Перси без раздумий укутывает её в пальто. Векс скрывается под ним почти полностью, такая маленькая сейчас в сравнении. Перси знает, что вроде бы выше её на добрых полфута, но Векс ведёт себя так живо и уверенно, что иногда он забывает о том, какой хрупкой она может быть. Он наклоняется, чтобы подобрать книгу – история местности, она явно выясняла происхождение храма под городом – и отмечает закладкой место, на котором она остановилась, прежде чем закрыть и убрать на столик рядом с креслом. Векс двигается и что-то тихо бормочет, и Перси замирает, боясь, что разбудил её – но она лишь устраивается удобнее и вздыхает во сне. Повинуясь мимолётному порыву, он отводит прядь волос с её лица. Она выглядит так мирно, такой свободной от всех забот, что мир взваливает на её плечи, что они сами возлагают на неё. Он в особенности. Она так много сделала для него за эти недели. Помогла ему удержаться и остаться целым - в большей степени, чем она сама может представить. Перси молча клянётся себе в том, что когда время придёт и если он будет ей нужен, он ответит на эту доброту не колеблясь. Она дала ему свою силу – он отдаст всё, что бы ей ни было нужно, снова и снова. Что угодно для этой темноволосой женщины, свернувшейся в кресле его отца. И это меньшее, что он может. Наверное, это должно его пугать, думает Перси – то, насколько он готов ради неё рисковать. Но страх исчезает, когда речь заходит о её счастье и благополучии. Вместо страха приходит дрожь вдоль спины, яркая и горячая, как молния, как искры от сталкивающихся металлов. Волнение от созидания чего-то нового – руками, жаром и сердцем. – Доброй ночи, Векс’алия, – тихо шепчет он, наклоняясь и касаясь лёгким, почти незаметным поцелуем её макушки – жест, на который он никогда не осмелился бы, если бы она не спала. Её волосы такие мягкие. – Здесь ничто не причинит тебе вреда, пока я лорд Уайтстоуна. Клянусь. В горле застревают другие слова – слова гораздо проще, слова гораздо сильнее. Но они слишком велики для него сейчас, слишком легко вырываются в неподходящий момент – и Перси с трудом их сглатывает. Он задерживается только на мгновение – замёрзший без пальто и оглушённый расцветшей в груди болью при виде Векс. Быстрыми шагами, отдающимися уверенным эхом в древних коридорах замка, он возвращается к себе, слегка дрожа. Чего он не видит – это того, как Векс с мягкой улыбкой приоткрывает глаза. Он не видит, как она плотнее заворачивается в его пальто, уютно кутаясь в тепло и вдыхая его запах – пороха и поношенной шерсти. Не знает, что она слышала его торжественное обещание. Но она слышала. Она знает. Она чувствует эти слова - сказанные или нет. И Векс снова засыпает в Уайтстоуне, окружённая незнакомыми ей пока ощущениями - обретённого дома, безопасности, эха лёгкого поцелуя на её волосах. Ей снятся древние высокие залы старого замка, тёплые руки и молодой лорд с хитрой улыбкой, и она чувствует себя дома.