Грех

      Вера ощущала, как внутри плоти копошится грех. Он ощущался липким, тягучим паразитом, высасывающим жизненные соки из жил. Эту грязную слизь не соскоблить с кожей, не омыть святой водой, не выдрать с корнем, ведь тот уже распустил в организме целую грибницу. Лекарство от вируса — антибиотик. Лекарство от греха — искупление.       Вера совершает молитвы о покое каждое утро. Просыпаясь, чувствует, как вместе с ней пробуждается её грех. Он ноет, словно кариес, пожирает любые благочестивые мысли. Понимание ритуала Иоанна не заставило себя долго ждать. Наблюдая за тем, как брат орудует скальпелем, вырезая начертанные на теле грешников пороки, ей становилось легче. Видя очищение паломников, Вере казалось, что, пройдя через тот же ритуал, она сможет навсегда освободиться от своего греха.       Отец запретил. После того, как узнал от Иоанна, о чем их сестра так просила, Он сказал, что ни один волос не должен упасть с ее головы. Но как же ритуал, ведь в проекте все должны пройти через очищение? У Иоанна и Иакова есть начертания их грехов. Особенно у Него. Вера лицезрела грехи Отца на его спине, руках, торсе. Всматривалась в каждый шрам, оставленный грубым и беспощадным лезвием. Почему же Он запретил ей пройти тот же путь? Разве она не достойна освобождения?       Она носила белое платье, что так напоминало свадебный наряд. Демонстрация девственной чистоты и невинности. Подол, усеянный сладкими цветами, развевался на ветру, а на губах ощущалась горькая ложь. Она не была невинна, и чёрная татуировка с формулой кокаина, зияющая на левом запястье, тому свидетельствовала. Ей бы хотелось вырезать эту часть своего тела, чтобы более ничто не напоминало о прошлом. Даже выбросить своё имя оказалось куда проще.       Чтобы стать Вестником наравне с братьями, необходимо учиться и постигать не только религиозные догматы, но приземленные науки. Она учится у Иакова основам стрельбы, выживания и организации, а помимо молитв делает тренировки и пробежки: в здоровом теле — здоровый дух. Старый вояка никому не позволяет поблажек, разве что снисходительно дает лишь ей небольшую фору — потому что Отец так просил.       На ранчо Иоанна она проводит время, изучая множество книг. Помимо основных знаний по химии и биологии, она изучает психологию и историю. Вестник отмечает её успехи — Вера схватывает всё налету. Ей интересно учиться, ведь в прошлой жизни за стремление к учёбе она подвергалась насмешкам среди развязных и дерзких сверстников. А по вечерам Вера по-прежнему наблюдает за болезненным очищением грешников.       Однажды на одной из проповедей она заметила девушку. Незнакомка уже не в первый раз посещала именно это выступление, а взгляд её был неотрывно направлен в сторону Иоанна. Среди последовательниц культа младший из Сидов пользовался особой популярностью, несмотря на то, что во “Вратах Эдема” блуд был под строжайшим запретом. Однако эта красавица сумела выделиться среди остальных. В один из дней Вера увидела её в бункере Иоанна — на месте грешницы. Брат выводил на плече девушки “похоть” и просто зачеркнул порок, по какой-то причине не став вырезать вместе с плотью. Через несколько суток она снова оказалась в том же кресле. Когда уже на другом плече Иоанн строчил слово “похоть”, Вера заметила, как девушка зажмуривает глаза. Ей не было ни больно, ни страшно — прихожанка наслаждалась. Прикосновения Иоанна к её коже будоражили, ей, вероятно, хотелось ощущать его присутствие, даже если ради этого приходилось терпеть боль. Незнакомка появлялась в “исповедальне” всё чаще. Всё меньше участков её тела оставались чисты от “похоти”. Иоанн же сокрушался, что его ритуал не помогает, а лишь только подпитывает порок этой несчастной. Ей хотелось быть рядом с ним, несмотря ни на что, даже если от кожи останется только грех.       Когда Вера ложилась спать, она, утыкаясь лицом в подушку, старалась до предела задержать дыхание. Сердце, казалось, должно было замереть, но пульс отчаянно колотился в висках. В такие моменты — на грани потери сознания — в памяти возникал Его образ. Образ спасителя и защитника. Образ Отца. Каждый раз она видела его грехи. Как же хотелось стать одним из этих пороков, чтобы навсегда оказаться запечатленной на его коже — превратиться в портрет его усопшей суженной…       Вера рискует лишиться рассудка, как та несчастная прихожанка. Ей следовало бы усерднее молиться и упорнее работать во благо общины. Свою любовь она обязана разделить на каждого, не обделяя ни одну душу своим вниманием. Однако трепетное девичье сердце предательски стучит при мысли лишь об одном мужчине. Он отнял её у смерти, забрал из тернистых лап прошлого. Вера обязана ему всем, что у нее есть. Всё, что тот просит взамен — быть добросовестной сестрой проекта, примером для подражания. И даже эту закономерную просьбу она не может исполнить.       Для неё Иосиф заменил Бога. Пророк, который вознесся на место Господа. Если бы весь мир сгорел в Коллапсе, и остался лишь Иосиф, то для Веры он заменил бы целый мир. Отец, брат, мужчина. Какое великое множество являет собой лишь один человек! Словно Бог Отец, Бог Сын и святой дух. Иосифу хватает сил и времени на каждого последователя “Врат Эдема”. Он рассудителен, заботлив и бесконечно добр к любому, кто попросит у него помощи.       Вера должна стать достойной его милосердия. Оставить грязные мысли на дне того же глубокого ящика, где пылится её прежнее имя. А ведь, кажется, именно из-за неё сбежала одна из самых преданных последовательниц культа. Меган? Да, на прощание она оставила записку, в которой писала о Вере и о Нём. Неужели она ревновала Отца настолько, что решила навсегда его покинуть, несмотря на любовь? Ревновала… к Вере. Когда Отцу поведали о том, что Меган покинула проект, тот произнёс лишь одно: “Бог с ней”.       Сокрушаться о содеянном не имело смысла. С той, кто некогда занимал её место, она расквиталась по собственной воле. Зачем потом злиться, задыхаться от страха и шока от осознания того, какая ужасная участь постигла всех этих несчастных дев, кои носили имя “Вера”? Ведь она сама подняла руку на соперницу. Сама толкнула её в пропасть. Ничего ужасного. С такой высоты бывшую Веру ожидала мгновенная смерть.       “Иосиф ли сделал из тебя убийцу? Одержимую мужчиной, готовую перейти любую черту, чтобы быть с ним?” Нет, и Вера сама в глубине души знала ответ на эти вопросы. Она всегда была слабой, а потому зависимой от других людей, коих считала авторитетами.       До встречи с Отцом это была Трейси. Лучшая подруга детства, от которой не было никаких секретов. Только вот вместо того, чтобы защищать от обидчиков, Трейси лишь посыпала солью раны, причитая о том, что мышка-Рейчел не может за себя постоять. Вместо того, чтобы убедить пройти лечение, Трейси таскала её по всяким маргинальным притонам. Ведь это именно благодаря ей Рейчел оказалась во “Вратах Эдема”. Именно лучшая подруга привела заблудшую овечку к пастырю. На том её полномочия заканчиваются. Она передала поводок в руки Отца.       Он называет Веру идеальной. Та лишь сладко улыбается: она превзошла даже его покойную супругу. Та, что каждый раз обращает свой взгляд на неё с запястья Иосифа, завидует ей чёрной завистью. Первая Вера и в сотню раз не была такой же преданной и любящей своего мужа. Те недостатки, что были у неё, нынешняя Вера — та самая Вера — не допускала к себе ни на йоту. Копия затмила собой оригинал, став истинным произведением искусства. Создав свою возлюбленную по её образу и подобию, Отец подобно Господу сотворил не человека, а ангела. Отныне именно она будет приходить к нему в видениях, именно о ней он будет вспоминать перед смертью.       Вера никогда не была и не будет для него сестрой. Иоанн однажды сказал ей: “Он назвал тебя так перед паствой, чтобы мы были на равных”. На самом же деле младший из Сидов прекрасно понимал, что у Веры особенное привилегированное место, у которого, однако, был один недостаток — место Матери было выборным, а единственным избирателем являлся Отец. Ни у кого в Проекте не было столько прав и свобод, как у Веры, но стоило ей хоть на толику очернить свой ослепительно-ангельский образ, как Иосиф немедленно производил замену.       Грех разрастался внутри, словно плесень, казалось, ещё немного, и из каждой клеточки тела просочатся его тёмные споры. Быть воплощением веры — эфемерной и идеальной абстракции — невыносимо, когда ты всего лишь влюблённая девушка. Если Иосиф узнает об этом, то отвергнет. Вера должна служить Высокой цели, а не быть очередной очарованной до безумия прихожанкой, опустившейся до порочной страсти.       После очередной проповеди Иаков, заметив, как бледнеет лицо названной сестры, лишь усмехнулся. Не произнёс ни слова. Он всё прекрасно видит и понимает. Так было уже не раз: она не первая, кто проходит тот же путь. Ещё немного, и выйдет срок годности нынешней куколки. Она кинется на шею Отца, не сдержав себя, и попадает в Геенну Огненную.       Иоанн жестом поманил идти за собой. Сказал, что его усилия по очищению той несчастной прихожанки тщетны. Стоило Вере зайти в подвал на Ранчо, она увидела перед собой девушку, коя распласталась по полу. Всю её кожу заполонил грех. “Похоть” на шее, “похоть” на ключице, “похоть” на щеке… Грех полностью очернил плоть, и Вера смотрела на неё словно в зеркало. Она видела в ней саму себя, стоит только поддаться искушению. “Облегчи ей страдания”, — произнёс Иоанн. — Прошу, преврати её в Ангела”.       Даже самый отпетый грешник способен превратится в Ангела, стоит только отдаться блаженству. Вера как никогда заботлива. Вера приняла решение, что сегодня она рискнет переступить черту.       Минуя закат, она медленно поднималась в Его комнату. Вера стучит, ощущая тьму в глазах и дрожь в коленях. — Прости, что в поздний час. Я провинилась перед тобой, Отец. Я ищу искупления, — умоляет она. Пусть лучше Он узнает не от братьев, не из-за слухов паломников, а от неё самой и пусть судит её Сам. Вера уже знала, что готова принять любой вердикт, а потому была хоть и тревожна, но смиренна. — Не извиняйся передо мной. Я готов выслушать тебя в любое время суток, — мягко отвечает Он. Стоило лишь переступить порог, ноги тут же отказывают подчиняться, Вера падает на колени перед Отцом. — Я грешна, — Её ладони соединяются в молитвенном жесте. — Тяжкий грех ношу я бременем уже долгий срок… — Вера, — Иосиф возвышается над ней подобно мраморной статуе. — Я говорил, что ты не должна себя корить за судьбу той, кто была до тебя…Она забыта, она была недостойной. — Нет, Отец, — Вера с трудом поднимает взгляд на своего Бога. — Я говорю о другом. По твоему зову я готова идти на край света и приносить любые жертвы во благо Проекта. Но я… не способна победить зло внутри себя. — Прошу тебя, скажи, о каком зле ты говоришь? — Иосиф наклоняется и аккуратно стирает слёзы с её щёк. Подушечки его пальцев почти невесомы и так нежны. К его ладони невозможно не прикоснуться, обхватив её своей маленькой ручкой, будто спасительную соломинку. Тишина воцарилась в Эдеме. — Я испытываю к тебе чувства, — доносится в воздухе. — Как женщина к мужчине. С первого дня нашей встречи. Всё, что я делала, было для того, чтобы быть с тобой и только с тобой. Обет целомудрия для нашего Проекта не пустой звук, но я не способна побороть порок. Это страсть и желание, отвращающее человека от Бога, развращающее сердце, влекущее ко злу и греху. Потому я отдаю себя и своё сердце на твой вердикт, и приму от тебя любое наказание. Я умру с твоим именем на устах, Иосиф.       Молчание — кара. Вера улавливает лишь то, что дыхание Отца участилось. Он пристально всматривается в её глаза и обхватывает девичье лицо руками. — Похоть — проклятие за проступки. Но лишь в том случае, если она не порождена любовью, — полушепотом говорит Он. — Любовь — это не грех, а великий дар Всевышнего. Любовь к пастве и любовь к женщине — не одно и то же, как бы мои убеждения не претили бы этому. Посему…       На этом слове Иосиф опускается на колени, ровняясь с Верой. — Я тоже грешен. Я полюбил женщину впервые за столь долгий срок. Полюбил сразу, как только увидел её. И раз на то Воля Божья, то должен ли я проклинать себя, отрекаясь от своих чувств к этой женщине? Должен ли я отпустить её, видя, как она молит о помощи? Господь даровал мне тебя, ту, кто любит меня так же страстно и беззаветно? И вот я перед тобой на коленях, распятый грехами раб Божий, мужчина из плоти и крови, и друг от друга нас разделяет только ярмо вины за наши чувства. Мы не идеальны, Вера, мы всё ещё люди, скованные и терзаемые пороками.       Ладонь ощущает жар от кожи, мгновенно вспыхнувшей от слов откровений. Ей не верится, что она может прикоснуться к нему — рука, протянутая вперёд, так и остаётся висеть в воздухе, но он сам берёт её и прислоняет к своей щеке. — Освободи меня, — выдыхает она, закрывая глаза. Этот миг длится целую вечность: Иосиф притягивает её к себе и целует. От соприкосновения их губ, внутри будто оборвалась так отчаянно-натянутая струна. Впервые в своей жизни Вера целовала того, кого любила всем своим сущим. Мимолётным стало всё пережитое, а будущее оказалось несущественным. Она растворялась в поцелуе как в кислоте и будет жаждать большего, пока от неё ничего не останется. Пока она не станет Его целиком и полностью, просочившись в кожу, слюну и кровь.       От тусклых свечей на стенах мелькали их тени. Обвив руки вокруг шеи и плеч своего идола, Вера подалась вперёд со всей своей яростью и желанием. Сбивчивое дыхание от непрерывного поцелуя, становящегося всё глубже и развратнее, эхом разносилось по комнате. Его губы вводили её в экстаз, хотя они уже не изрекали из себя благочестивые проповеди. Было достаточно лишь имени. Её имени.       Они стояли на коленях, словно грешники на исповеди, одержимые друг другом. — Я так долго ждал, — Иосиф отрывается от её уст и яростно покрывает ее шею поцелуями. — Ждал, когда ты придёшь ко мне…       Запустив пальцы в его волосы, Вера думала о том, что он мог взять её в любой момент. Стоило лишь позвать, и она отдалась бы ему, не задумавшись. Однако он ждал, пока она сама, томимая страстями, явится к нему, и за терпение Иосифа вознаградил Господь. Каштановые пряди мужчины длинные и шелковистые: она оттягивает их, аккуратно проводя ногтями по корням так, что он неосознанно урчит от мурашек, пробежавших по его затылку.       Он властен над ней, прижимая к полу, срывая с неё платье. Обнажённая спина прижимается к меху шкур — охотничьи трофеи здешних угодий. В сознании промелькнула мысль: “мы — убийцы”, и стало легче, потому что эти смерти были необходимостью. Вера готова убивать за то, чтобы Он заключал её в свои объятия. Любовь угодна Господу, а несколько агнцев, принесенные в жертву ради благословения Бога, лишь порадуют Его.       Тело Отца испещрено шрамами и каждый из них Вера жаждет искупить своим блаженным поцелуем. Пробуя на вкус “похоть” она чувствует на языке солёную пряность. Ещё никогда и ни с кем девушка не была так чувственна, никогда и никому не хотелось так отдаваться. Даже наркотический экстаз не столь опьяняющий и желанный, как эйфория от близости со своим любимым. — Ты прекрасна, — в Его словах трепет и восторг, от которых по коже волной разливается электрический импульс. Он нависает над ней, с упоением рассматривая её тело. — И ты — моя.       Он проникает глубже, гораздо глубже под кожу: в мысли, в сердце, забирая их себе навсегда. Принадлежать мужчине, ощущать себя такой желанной и необходимой — вот истинное счастье, которое ранее было неведомо. Прерывистые стоны с её губ он ловил, словно бабочек — так они были чисты и трепетны. “Замени мне мир! Стань мне отцом, братом, мужем, а я буду для тебя, кем ты захочешь! Кем назовёшь! Только…” — Не оставляй меня! — Я никогда тебя не покину, — его слова над ее ухом звучат как мантра. — Я буду изгонять твоих демонов. Они все уйдут прочь…       Уйдут прочь, а значит уже нет пути назад. Там, в зловещем мраке прошлого демоны жаждут забрать грешницу в Ад. Похотливую суку, возомнившей себя богиней. Ни один ангел не способен стать равным Господу. Бог не сделает свою рабыню женой. Бог накажет ей хранить их близость в тайне от паствы. Разве не она сама клялась Ему в верности? Разве ангел способен запятнать себя обманом и сомнением?       Никто из их семьи не был святым. Иоанн оказался сломлен несправедливостью и гневом мира, душу Иакова уже давно забрала война. Но однажды все они встретятся снова у Врат Эдема, очистив себя от скверны бытия и навсегда обретя счастье. Ведь лекарство от греха — искупление.