Тёплое и живое

Так просто. Однажды, проходя мимо, по пути на кухню, Сайтама мягко треплет его по волосам. Как хорошего мальчика. — Ты молодец, — уже сворачивая за угол комнаты, говорит он, — Хорошо справился с этим монстром сегодня, глянь, даже ниче не отвалилось. Немногословный, не щедрый на эмоции и похвалу, вдруг говорит. Так просто. Сайтама посчитал, что Генос действительно молодец, и озвучил мысли вслух, со всей присущей непосредственностью. Так просто и так… приятно. В механическом теле нет ни грамма человеческой крови, но то, что разливается по его проводам от этого ненавязчивого жеста — горячее и живое. И машинное сердце, тёплый светящийся шарик с ответвлением трубок, забывает, что не может сжиматься от чувств. Руки, сложенные на коленях, на мгновение сжимаются тоже. Генос с удивлением таращится на стенку, за которой уже слышится возня с продуктами. Ну, да, это правда, на сей раз никому не пришлось собирать многострадальные винтики да гаечки, а то и ножки с ручками, по полю битвы, и единственное свидетельство того, что Генос побывал в какой-то заварушке, был местами мятый корпус и мелкие трещины. Никаких серьезных повреждений, по таким пустякам не стоит беспокоить Кусено. Он же не куколка с обложки, а боевой киборг, походит и потресканный. Можно ли назвать это прогрессом? Можно ли принять эту похвалу? Генос не чувствует, что действительно ее заслужил, он должен уметь больше, чем просто выжить, не разложившись на кусочки. Тем не менее, жест был искренним. Капелька внимания от учителя, такого сильного и потрясающего человека, чьи слова сложно обесценить. На макушке до сих пор теплится фантомное ощущение чужой руки, хоть и тактильно почувствовать её касание особо нечем. Мозг дорисовывает всё сам. Он так и сидит еще минуту в недоумении, одолеваемый благодарной нежностью и чем-то противоречивым, а затем, опомнившись, отмирает: — Спасибо, учитель! Благодаря совместным тренировкам и вашей непомерной мудрости, которой вы благородно делитесь со мной, думаю, я могу сказать, что моя техника боя стала лучше, — слова, как и всегда, льются изо рта гигабайтами, — Но я считаю, что достигнутый результат всё еще неудовлетворительно мал, и собираюсь совершенствоваться дальше, чтобы поистине оправдать ваши слова. Короткое молчание. С кухни, почти в тон шума включенного чайника, доносится задумчивое «хм». Продолжения не следует, и это ставит молчаливую точку в текущем разговоре. Позже по воздуху расползается аппетитный аромат чего-то съедобного, и они садятся ужинать в уютной тишине квартиры посреди заброшенного района. *** Генос яростно превращает всё, в радиусе километра, в пламя и пепел, пытаясь зажарить уже наконец чёртову бронированную ворону-мутанта с мерзкой рожей и лишней парой лап. Он может позволить себе полное фаер-шоу, потому что нарочно загнал уродину подальше от цивилизации, в место, где никто не пострадает, и не помешает Демону-Киборгу по-демонически отрываться на полную. Фаер-шоу длится недолго. Постепенно он снова превращается в сборный конструктор, и чуть не теряет свою главную ценность — голову, в буквальном смысле. Смертоносный удар пролетает в жалких миллиметрах. Руки выдраны с корнем из корпуса, и одному богу известно, где они сейчас валяются, посреди всего этого хаоса и обломков. Механика не способна чувствовать боль — в теле, созданном для нанесения и принятия увечий, не предусмотрено таких функций. Жаль, что это не распространяется и на душу тоже. На органическую хренову часть, человеческий мозг. Гнев и досада сжигают похлеще навороченных пушек, кажется, что Генос сам начинает плавиться изнутри, но даже не думает сдаваться, безрассудно бросаясь обратно к противнику, гранича с суицидальностью. Эта драка длится до тех пор, пока от Геноса не остаётся еле живая, но все еще решительная, кучка металлолома, пригвожденная к скале. Сквозь рябь кричащих о неисправности уведомлений в глазах, он может увидеть, как среди обугленных деревьев мелькает жёлтый костюм. Монстра предсказуемо разрывает с одного тычка. Сайтама оглядывается по сторонам, небрежно отряхивая с себя кусочки вонючего мяса, попадавшие с неба, как конфетти. Наконец тот поворачивает голову в нужном направлении, в сторону пробоины в скале, и Генос ловит его взгляд. Обеспокоенный. Внутри снова фантомно щемит. Герой подбегает, суетится рядом с ним, пытаясь выкорчевать его из камня без еще больших повреждений. Что-то бубнит себе под нос, что-то с интонацией занудного ворчания. Геносу стыдно, и он не хочет смотреть ему в глаза. Да и не очень в состоянии, перед взором противно мигает ошибками. А потом… Вот так просто. Его берут на руки, как поломанную, но ценную игрушку. Сайтама знает, как набрать Кусено, чтобы тот прислал дронов, но выбирает тащить его в лабораторию лично, не забыв прихватить заодно и оторванные руки. Какое-то время в пути молчание и тишину выжженного леса прерывает только хруст сухих веток, голова Геноса лежит в удобном пространстве между плечом и шеей Сайтамы, и становится вдруг очень жаль, что невозможно просто взять и почувствовать тепло и текстуру кожи. — Ты себя не бережёшь, — констатируют сверху. Это правда, и возразить Геносу нечего. *** — Мальчик мой, ты безрассуден, — сообщает очевидное спокойный старческий голос, его обладатель заботливо копошится у Геноса в грудной клетке, проверяя на наличие последних неполадок, — Ты должен понимать, что так продолжаться не может. Возможно, ты не видишь смысла в осторожности. Тобой движет цель, которую необходимо выполнить любой ценой, но если не хочешь думать о себе, подумай хотя бы о тех, кто тебя окружает. Кусено вздыхает, делает паузу, сосредотачиваясь на механизмах. Генос лежит на кушетке, прикованный, как буйный пациент, на случай, если произойдет какой-нибудь инцидент во время починки, и никак не может сбежать от этого разговора. Ему придётся дослушать. Наконец, доктор решает, что работа закончена и удовлетворительна. Он откладывает инструменты в сторону, и продолжает свою речь: — Я не вечный, и однажды я не буду тем, кто соберёт тебя в единое целое после неудачной стычки. Научиться сохранять своё тело в порядке — такая же необходимость, как и одерживать победу. — Профессор, ремонт закончен, и я могу идти? — его голос раздражённо прерывает монолог, и Генос тут же осекается. Доктор Кусено не желает ему зла, и более того, не обязан возиться с его починкой почти каждую неделю. Он имеет право отчитывать нерадивое «изобретение». Но тот, в ответ на раздраженный тон, лишь хитро прищуривается. — Конечно. Я только хотел сказать, что установил кое-что новое, кроме стандартных примочек. Это может быть непривычно, но, как я думаю, в конце концов поможет тебе относиться внимательнее к бою и его последствиям. — Что вы сделали? — Оставлю это тебе на самостоятельное изучение. Будь осторожен. Здание лаборатории наконец остаётся позади, и почему-то ветер непривычно холодит обшивку. *** Генос чувствует, что что-то изменилось, но никак не может понять — что именно. Погруженный в раздумья, в попытках прислушаться к себе, он стучится в дверь, уставившись прямо перед собой, и отстраненно думает, что чувствует себя как незваный гость. Они живут вместе уже некоторое время, но ключ есть только у Сайтамы, и Геноса не покидает ощущение, что его не ждали. Не то чтобы он не навязался быть учеником изначально, наплевав на возражения. Внутри квартиры раздаются шорохи, и дверь наконец распахивается. Сайтама стоит на пороге в своей полосатой пижаме, помятый после сна, и просто смотрит на него, так, будто и впрямь не собирается пропускать внутрь. Это больно колет. Он настолько разочаровал учителя в последний раз? Прежде, чем он успевает ляпнуть хоть что-то, его притягивают в объятия, такого громоздко-железячного, в тёплые и человеческие. Так просто. Генос судорожно вдыхает своими искусственными легкими. Тело прошивает, как электричеством, совершенно новыми сенсорными ощущениями, живым давлением и теплом кожи, прижавшейся к нему. Его обнимает Учитель. В самом деле. Крепкие руки обхватывают спину, и Генос знает, что эти же руки способны расколоть метеорит и пробурить дыру в самой земле. Это нелогично, но он дрожит. Как если бы Кусено не покопался в детальках и винтиках, а вкрутил ему человечность. Генос так и стоит, застыв, как олень в свете фар, переживая пять остановок машинного сердца, когда объятия заканчиваются. Также легко и внезапно, как и случились. Сайтама отстраняется, напоследок похлопав его по плечу, и скромно улыбается уголком губ. — Проходи. Жрать дома нечего, соберемся и сходим в магазин вместе, — бросает, как ни в чем ни бывало, и проходит вглубь квартиры, — Сегодня акции на морепродукты. Генос не знает, что это только что было, но сделает всё, чтобы оно повторилось. *** Гениальным решением профессора оказалось повысить чувствительность участков на корпусе. Создать иллюзию боли при повреждениях. Эта боль не похожа на ту, что всплывает в памяти далекими отголосками из прошлой жизни. Она просто пульсирует чем-то неприятным, не затмевая собой всё, чтобы не отвлекать от боя совсем, и, тем не менее, посылая нужные сигналы в мозг. Теперь, прежде чем кинуться в самое пекло, Генос думает десять раз. Возможно, сражается лишь яростнее, но становится более бдительным. И это позволяет укрепиться новому результату, при котором Генос возвращается домой чаще целым, чем нет. Там он скорее чувствует, что чайник горячий, нежели получает текстовую информацию о его температуре где-то на подкорке. Там же он чувствует, что принимать душ в холодной воде скорее как-то неуютно, чем без разницы. И что спать на футоне, очевидно, мягче, чем на полу. Нечётко и неправильно в понимании обычного человека, но он начинает замечать различия. Сайтама больше не хвалит его, не треплет по голове, и не стремится притянуть к себе в объятия. Фокус киборга не смещается с мести, но к и без того взрывному коктейлю примешивается что-то ещё. Идея-фикс. Порой Генос становится невольным свидетелем Сайтамы, выносящего какую-нибудь очередную падаль с одного удара, и тогда от вида этой мощи замирает всё. Он бессовестно залипает на мышцы, обтянутые латексом костюма, когда тот уже в следующую секунду беззаботно направляется к Геносу, чтобы сказать ему что-нибудь простое, или не сказать ничего вообще. Учитель вот такой. Книга, которую все судят по обложке, не стремясь хотя бы заглянуть внутрь, и увидеть, насколько большее скрывается за неприметным видом. В такие моменты до зуда на кончиках пальцев хочется его обнять, но Генос усилием воли отказывает себе в этой слабости, сжимая руки в кулаки.