***
Утро перед короткой программой выдаётся совсем не добрым. Сонечка, встав ни свет ни заря, медленно чувствует, но не хочет осознавать тянущую боль в коленях. Отказывается верить в постоянно гложущую её давнишнюю травму. На подсознательном уровне она понимала, что ей предстоит сделать выбор. Выбор её состоял в молчании. Тренерский Штаб вряд ли бы отблагодарил её за снятие с первого соревнования в сезоне. Но нужно же было что-то делать? Она решила набрать её номер. – Алло. – Да? – слышится на другом конце провода усталое. – Я не знаю, как мне поступить. У меня чертовски болят колени, видимо, это из-за вчерашних нагрузок. – Я говорила, что ты перетренируешься. Предупреждала. – Если я снимусь..? – Ты можешь делать всё, что душа пожелает. Но, Сонь, думай о последствиях, – девушка услышала повторяющиеся глухие гудки. Чёрт. Валиева давала много поводов для раздумий, она всегда была такой. Той, которая всегда была для Сони чем-то занебесным, до чего ещё нужно было дотянуться, приложить усилия. Соня хорошо помнила их во время Олимпиады. Именно их. Тогда Валиева была не в себе, из-за этого не в себе была и Акатьева; это странно, ведь Сони не было в Пекине. «Так в этом и проблема: тебя здесь нет». Валиева могла писать Акатьевой, когда ей заблагорассудится, она чувствовала и знала, что Сонечка поможет, несмотря ни на что она ответит. И та отвечала, старалась уделить ей всё своё внимание, Валиева стала для неё всем. Сонечка крепко сжимала в своих объятиях подушку по ночам, представляя, что скоро, по приезде Валиевой, они воссоединятся. Но этого не произошло. Пекин изменил Камилу. Она была уже не той, которая смеялась с Сонечкой в младшей группе и прыгала на льду замечательные тулупы. Конечно, тулупы остались безупречными, с красивым и гордым выездом, а вот Валиева надела на себя маску и стала проводить больше времени на тренировках старшей группы. Действительно, а какое ей дело до какой-то юниорки, сходящей по ней с ума? Сначала ей было дело, а потом... Соня сидела на проводе буквально везде, она корила себя за пропущенные вызовы от Валиевой, сразу читала её сообщения, она переживала за неё. Она просидела каждое ночное заседание вместе с ней, в телеграме. Она помогала всем, чем могла. Иногда ей казалось, что эта помощь для Валиевой абсолютно бесполезна. Их разделяли километры, поделать ничего было нельзя. – Мне страшно. Они говорят, что все мои заслуги – не мои– Всё знают, что твои, я знаю, мы знаем, Ками
Первая тренировка после Пекина: Акатьева бросается ей на шею, шепча какие-то поздравления. Камила невольно улыбается, прячась в её волосах, и вдыхает её детский запах. Красная олимпийка Акатьевой кажется такой родной, не то что сине-белая Валиевой, это уже не то. – Сонечка, – шепчет она ей, – я люблю тебя, слышишь? Потом их прерывают: Валиеву вызывают к Этери под каким-то непонятным предлогом. Переглянувшись и пожав плечами, они отрываются друг от друга, и «прежняя Камила» уходит далеко-далеко. Больше Соня её не видела, но она до сих пор верила, что где-то на горизонте появится та заводная фигурка и сломя голову бросится в её объятия. Тёмно-голубое платьице короткой программы полностью обтягивает её фигуру; за бортиком Валиева меряет её жадным взглядом, но тут же её уводит Даниил Маркович, перекинувшись парой слов с Тутберидзе. Камила ещё пытается вынырнуть из-за его плеча, хочет что-то крикнуть Акатьевой, но тяжёлая железная дверь разделяет их. По губам Этери читается: «Опять они за старое, полгода прошло». У Сонечки одно падение: опять аксель. Она вспоминала Сашу, теперь она её понимала. Она хотела стать такой же стальной, как Саша. Хотела реагировать на триксель менее агрессивно, но Трусовой теперь не было с ней, как и Валиевой, только она не уходила к другому тренеру. Она всё ещё оставалась рядом, но Акатьева не чувствовала её присутствия, между ними всё закончено, и это не их решение. Печально. Валиева снова катает короткую так нежно и пронзительно, что Соне плакать хочется. Она знает, это всё Пекин и произвольная тоже Пекин. У Камилы пока акселя двойные, она, в отличие от Сони, аккуратна в постолимпийском сезоне, ей и так досталось. Ей лучше не рисковать. Пока не рисковать. Чисто откатанный Интерстеллар, и море аплодисментов, в которых утопает девушка, а хотелось тонуть в объятиях Акатьевой, но уже ничего не поделаешь. Соня видит счастливое лицо девушки с экрана телефона, когда уже едет домой. Ей много чего не понятно. Что ей тогда сказали?! – Соня, ничего серьёзного не говорили, – холодно отвечает Валиева, начиная нервничать под натиском. – Я чувствую, что сказали, – твёрдо отвечает та на другом конце провода. – Значит, ты ошибаешься. Снова повесила трубку. Да что же это такое! Произвольная программа давит на Акатьеву весь следующий день, пока перед выходом на разминку её не отпускает. У неё славный четверной тулуп, хорошо идёт триксель. Она готова бороться, но ещё она готова отдать эту медаль ей. – Ками, знаешь, если я выиграю, то я повешу эту медаль на твою грудь. – Брось ты это, Сонь, – смеётся Валиева, гладя подругу по спине, обнимая. – Это будет подарок, за Пекин, – говорит Акатьева и чувствует, как Валиева напрягается. На разминке всегда всё хорошо, а вот во время программы никак нет. Это и пугало Соню, если короткая была еле-еле откатана с болью в коленях, то сейчас она мысленно собирала себя по кусочкам для произвольной. С каждым приземлением она чувствовала тяжесть и невыносимость данной ситуации. Это невозможно. Невозможно такое терпеть. Но она понимает, что сниматься уже поздно. «Ты можешь делать то, что душа пожелает, но думай о последствиях». А вот Соня совершенно не думает и ждёт своего выхода где-то в коридоре одна. Тут она видит весёлую Софочку Захарову, подпрыгивающую в воздух, то и дело что-то говорящую по телефону. Она счастливая девочка. У неё ещё всё будет, ведь она безрассудно не плюёт на своё здоровье. Камила сидит в гримёрке по совету Даниила Марковича. Они постоянно находят сто поводов, для того чтоб их разделить. Они вмешиваются в их жизнь. И это не только на катке... Им разделили тренировки, сделали короткие перерывы, между которыми невозможно, даже если постараешься, увидеться. Спустя какое-то время она слышит проворачивающийся в замке ключ. Сначала ей кажется, что это ей слышится, что это полный бред. Штаб не мог прибегать к таким мерам. Это уже слишком. Валиева встаёт, ничего не понимая, что-то спрашивает через дверь, требует выпустить её. В ответ лишь тихое: "так будет лучше". Она бросается к телефону: там Соня. Это было очевидно. – Вы даже на соревнованиях нас разделяете?! Соня выходит на лёд и понимает, что отвертеться у неё уже точно не получиться и чуть что, она поедет отсюда на машине Скорой помощи, а может, и вообще никуда не поедет. Но это она себя накрутила, такого не могло бы случиться даже при самых ужасных обстоятельствах. У Сони два четверных тулупа, отставить разговорчики в строю! Она катает слаженно, верит в свои силы, у неё даже получается триксель, она вспоминает Сашу и мысленно благодарит её за всё. Вывозит тулуп в каскаде, и это подкрепляет восторг после акселя. Почти конец программы, Акатьева должна выдержать ещё один тулуп, тут менее опасно: нет каскада. Она заходит, её эмоции и бесконечная радость от предыдущих, великолепно удавшихся прыжков не дают как следует сосредоточиться. Соня думает о собственной лёгкости и не докручивает. Может быть, если бы она выкрутилась на тройной, это бы обернулось куда другими событиями. Но как бы не так. Она как напрочь забывает все правила группировки при падении с прыжка, ещё и неуклюже поскальзывается, приземляясь прямо на больные колени. Сначала она ничего не понимает, слышит странный хруст и невнятную боль в правой коленке. Акатьева не из простых, она собирает волю в кулак, встаёт. Но её не отпускает, на одной из её любимых дорожек прорывается внезапное режущее ощущение, как будто твою кожу изуродовали скальпелем прямо на льду. От неожиданности она вскрикивает и падает. Её начинает трясти. За бортиком никто не двигается. Валиева перед экраном телефона заливается криком в запертой гримёрке. Она плачет. Она бьёт кулаками по деревянной двери, дёргает ручку. Ее никто не услышит. Тем более Сонечка. Она корчится на льду, делая из всего этого представление. Первыми вскакивают судьи, затем медики. Её уносят. Сквозь слёзы она чувствует на себе взгляд Тренерского Штаба, видит размытое очертание Этери, та не двигается. Глейхенгауза нигде не было видно. Награждение шло в траурном молчании. Пару слов Валиевой, немного Зининой. Про Акатьеву фраза, полная сожаления. На пьедестале её нет. Есть Настя и Камила. Она была бы вторая. Она почти докатала произвольную, если бы не тулуп в конце. Валиева ощущает холод золота на своей груди. Обнимает Настю, улыбается ей. Серебро задрожало в руках вручающего. Валиева решает принять его; встреченная недоумённым взглядом, она забирает его. Проводит пальцами в чёрной перчатке по гравировке и, спустившись на ступень ниже, оставляет медаль там. Это Сонина медаль. У неё могло быть золото, но у неё лишь серебро. В конце Камила незаметно прошмыгивает за медалью Акатьевой. Уже в коридоре она тихо плачет и прижимает её к груди, что-то проговаривая вслух, надеясь, что Сонечка услышит её. А она не слышит.