Дофамин

Утром отвратительно самодовольный Косицкий по-хозяйски распивает кофе на кухне. Когда там появляется Вика — в помятой пижаме, с прической «одуванчик» и взглядом впервые нашкодившей отличницы, Сева расплывается в хитрой усмешке, пристально, если не сказать бесстыдно, оглядывая коллегу с ног до головы и радуясь, что сегодня никуда не надо спешить. Времени полюбоваться и не только будет сколько угодно. Вика, хлопая дверцами шкафчиков, неуклюже включая кофемашину, едва не выронив кружку, под взглядом Косицкого чувствует себя голой — наверное, именно поэтому все валится из рук.       — Косицкий!.. — не выдерживает в конце концов, едва не ошпарившись струей горячего пара, гневно выплюнутого так внезапно и невовремя забарахлившим аппаратом.       — Да, Викусь? — мурлычет Сева довольным мартовским котом, заинтересованно исследуя глазами вырез тонкой пижамной футболки, так многозначительно прячущей самое интересное. А вот короткие шортики нисколько не прикрывают шикарные ноги, которые так хорошо смотрелись этой ночью на его плечах… Берсеева дергается как от разряда тока.       — Не называй меня Викусей! Косицкий, сдаваясь, примиряюще поднимает руки.       — Хорошо, Ви…к       — И не смотри на меня… так! — постепенно закипает Вика, досадой и раздражением затирая жуткую неловкость, навязчиво царапающую изнутри. Воспоминания о прошлой ночи отзываются жгучим румянцем, а демонстрировать смущение, растерянность, слабость перед этим дамским угодником — последнее, чего бы она хотела. Сева строит невинную мордашку, гася лукавую улыбку — сползший рукав Викиной футболки открывает весьма многозначительный красноватый след, клеймом отпечатавшийся на алебастровой коже. Не стершийся след поцелуя как раз на пересечении трех веснушек…       — Как «так»? — интересуется бархатным тоном, подходя к Берсеевой со спины.       — Неприлично! — выпаливает Вика, развернувшись так резко, что врезается в Севу. Кое-как одетого, на минуточку.       — Ну а как я еще могу смотреть на свою женщину? — выделяя голосом последние слова, усмехается Косицкий, украдкой любуясь недовольным изломом бровей, когда Вика сердито хмурится.       — Косицкий, ты невыносим! — выносит вердикт, отворачиваясь. И тут же попадая в капкан крепких бесцеремонных рук. — Сева!.. Тебе вчерашнего мало?       — Еще скажи, что хотеть свою женщину ненормально, — фыркает Косицкий в ее кудрявую пушистую макушку.       — Я думаю, что ты дофаминовый наркоман, — резюмирует Вика. Выбираться из объятий, впрочем, совсем не спешит.       — А я думаю, что тебе вредно так много думать, — парирует Сева сходу. Все возражения закрывает прежде, чем Берсеева успевает их озвучить. Нахально целует и останавливаться на этом не собирается. Вчерашний успех определенно следует закрепить. Чтобы колючка, умница и зазнайка Берсеева уж точно никуда от него не делась. Пусть даже он и дофаминовый наркоман.