Презумпция

Приговор - процессуальный акт правосудия. Это решение суда о виновности или невиновности подсудимого и назначении ему наказания, либо об освобождении его от наказания. Судебный приговор является окончательным ответом на основной вопрос дела, ставший предметом судебного рассмотрения. Неаполь. Четыре года после нападения Женщина в золотом - она не умела не привлекать к себе внимание - сидела за столиком в одном из небольших ресторанчиков, расположенных у подножья крепости Сант Эльмо, который она выбирала за прекрасный вид на дремлющий Везувий. С самого детства этот вулкан напоминал Кьяре о том, что любая безопасность - это лишь время, которое нужно потратить на подготовку к следующему извержению. Жизнь в тени постоянной, неконтролируемой угрозы делала местное население более стойким, хоть уже выросло целых два поколения, которые не слышали рокот вулкана. Как она. Донна, не знающая войн, но всегда готовая к ним. Под легким нажатием ножа захрустели цветы цукини, поданные ей с рикоттой и фисташками. Некогда любимое блюдо её матери, которое Синьора ненавидела после того, как на капо покушались в одном из римских ресторанчиков, пока они лакомились цветами. У Кьяры нервы были крепче. Хоть в нее тоже стреляли. Возможно, разница была в том, что только в нее. Не в Дэвида или детей. После такого у нее аппетит к чему угодно пропал бы до конца жизни. Подняв глаза, она увидела, как, минуя её охрану, к ней приближается мужчина, кожа которого отвыкла от скупого портлендского солнца и была настолько щедро карамелизирована под небом Сицилии, что в нем сложно было угадать того, кто тридцать шесть лет прожил в другом мире. В своей белой рубашке с коротким рукавом и расстегнутой верхней пуговицей, с зачесанными назад волосами, в максимально темных очках и небрежной ухмылкой этот человек выглядел, как истинный сицилиец. Мафиози. Её Compare. Впереди Драко бежал белый скотч-терьер, а сзади не было его охраны. И бронежилета не было. Что говорило лишь об одном - compare очень хорошо контролировал не только их порт, но и город в целом. Она ухмыльнулась. Вот тот, кому, собственно, однажды хватило храбрости в нее стрелять. Но не хватило духу довести дело до конца. Или его сердце уже тогда все знало. Природу Феникса было сложно понять. О них мало писали в учебниках. Только в бестиариях. Как и о них всех, собственно. - Кьяра, ma Donna, здравствуй, - его английский тоже приобрел итальянский акцент. Он совершенно по-другому стал выговаривать букву “о” за эти пару лет. Такое возможно, лишь когда постоянно живешь в другой стране и время шлифует произношение, как вода - стекло, которое Кьяра в детстве любила собирать, гуляя с mami по пляжу. Женщина чуть вытянула шею, позволяя Драко расцеловать её в обе щеки. - Как долетела? Донна закатила глаза. Близкий круг знал о её нелюбви к трансатлантическим перелетам. По этой причине Драко не предложил ей встречу ещё вчера. Дождался, пока она немного придет в себя. Мужчина сел напротив, и перед ним, не спрашивая, поставили бокал охлажденного Пассобьянко. Бастеру же, который, обнюхав лодочки Кьяры, улегся у ног Драко, подали миску с водой. В этом городе, пожалуй, все знали, что доброжелательность Малфоя можно было купить через внимание к его псу. - Бастер желает джелато? - словно прочитав мысли Донны, полюбопытствовал официант. - На безлактозном молоке и без сахара, как он любит. - Нет, он немного набрал, потому на диете, - усмехнулся Малфой. Пес, минуту назад в надежде вскинувший голову, уложил ту обратно на мокасины Драко. Театрально вздохнув. Наклонившись, мужчина потрепал своего верного пса меж ушей. - Брось, приятель, а я тебя предупреждал! Пес обиженно укусил вероломного хозяина. Характер этого скотч-терьера, как и всех представителей породы, был очень изменчив. За пару лет Драко это уже хорошо усвоил. И подстроился. Ведь скотч-терьеры были горды, как гиппогрифы. Им всегда нужно было кланяться. - А ты тоже на диете? - вскинула бровь Кьяра, поскольку, кроме вина, Драко не заказал ничего, хоть обычно они всегда обедали за обсуждением дел. Малфой посмотрел на её блюдо. - No, разве это цветы цукини? Вот Гермиона их готовит так, что позавидует любая сицилийская mami. На фермерской моцарелле, с кедровыми орехами, ммм, - он улыбнулся, - в последний год сицилийская кухня, наконец, вытеснила у нее все другие. По субботам мы обычно не работаем, но встаем ни свет ни заря, чтобы добраться к открытию рынка в Рагузе и купить самые свежие артишоки, цветы цукини, абрикосы и баклажаны. Её капонату обожает даже твой papi, а cozze с петрушкой - это… - Драко не нашел слов, потому, как все итальянцы, причмокнул губами. В каждом его жесте ощущалось обожание. Не к Сицилии. А лишь к ней. Его стрекозе. Шло время, а он, избавившись от вины, кажется, был влюблен ещё сильнее, нежели раньше. И эта любовь исцелила его, ведь перед Кьярой от встречи к встречи сидел человек, который обновлялся все сильнее. Теперь Драко жил на полную. Он все так же много работал, но остальное время наслаждался жизнью - что в Неаполе, что за его пределами, ведь, когда позволяли дела, Малфои любили попутешествовать. Пусть старые раны его болели по ночам и ныли сломанные кости в сезон непогоды, Драко перестал скрывать свои татуировки, забыв о свитерах под горло. Рукава носил короткие, а ткань - почти всегда белую, которая да, просвечивала его Неметон, но этому друиду было все равно. Наблюдая за тем, как он лениво смакует вино и рассказывает о делах, Кьяра думала, что огонь на руках делал его горячее, чем те гольфы. Ощущалась рука Гермионы, которая выгодно подчеркивала самые яркие и сильные черты своего мужа. Забавно, говорили, люди, обретая счастье, становились мягче, но Драко в работе стал жестче и лютее. Боясь потерять то, что обрел, он вел дела просто таки железной рукой, наведя в неапольском порту жесткую дисциплину. Поручить ему управление своим самым главным активом Кьяре изначально показалось хорошей идеей. Дав Драко полгода на реабилитацию, одним осенним днем она лично прилетела в Ирландию и предложила своему новоиспеченному родственничку Неаполь. Они с Маурицио поделили мир пополам, но у них не было того, кто держал бы баланс посредине, контролировал место, где соединилась Азия и Европа. Год за годом они меняли управляющих, казня тех, кто грабил их, и даже это не было защитой от алчности, Драко же подходил идеально. Поднявший непримечательный порт Портленда до небывалых высот, он, как никто, годился, и Кьяра ни секунды не жалела о своем решении. Она все ещё была Донной. Той, кто над всеми. Но одновременно Рены получили compare в том более древнем значении слова. Их триединство состоялось, давая женщине неожиданно чуть больше пространства для того, о чем Кьяра мечтала всегда - времени со своими детьми. Не то чтобы все было прямо совсем безоблачно, некие инициативы Драко вызывали резкое сопротивление с её стороны, но в целом они неплохо сработали. В родственном плане Малфои и остальные Рены не смогли сильно сблизиться. Драко и Гермиона с удовольствием проводили время дважды в год в доме Донны, наладили отношения с Капо и Синьорой, приглашали в гости Кьяру или Мао по их прибытию в Неаполь, но между ними был один болезненный барьер, который пока преодолеть не удалось, и никакие деньги мира, увы, не помогали. - Ладно, пожалуй, на сегодня хватит, - спустя два часа сказала Кьяра, посмотрев на часы, - утром я приеду в порт, хочу в открытое море, но сейчас нужно навестить родителей. Вы будете к ужину? Возможно, твоя женщина приготовит тогда цветы получше этих? - Увы. Улетаю в Лондон через полтора часа. - Самолет уже ждал Драко. Как и Гермиона, которая уже находилась в Британии больше недели. - Кэйлин вечером будут вручать премию за тот её подкаст. Из рук самого Короля, знаешь. Не могу пропустить. Для нее это важно. - Я слушала эти её подкасты несколько раз. Сильно, - задумчиво протянула Кьяра. Мисс Грейнджер не захотела остаться в статусе просто жены мафиози. Так же она не желала быть просто той, кто готовит своему мужчине ужин и терпеливо ждет. Потому Гермиона вдруг вернулась к тому совету, что дал ей на допросе Драко, поинтересовавшись, почему она в своем блоге говорила о еде и косметике, но не о попытке изнасилования. Долго размышляя, Гермиона решилась. И заговорила. О своем опыте. Не называя имен, но заговорила. Первую запись делала, держа Драко за руку. Он её понимал. Понимал, что, как он учится заново владеть рукой или оружием, Гермиона не излечится, пока не выговорится. Его не радовало то, что микрофон она выбрала на весь мир, но с другой стороны, её история могла помочь другим стать сильнее, и неожиданно её откровение получило отклик. На два года девушка приобрела аудиторию в разы больше той, которая была в инстаграм, а подкасты стали транслироваться на Spotify. Приглашенными гостями были как и обычные девушки, так и известные люди. Она смело говорила с сирийскими и украинскими женщинами, оказывая им свою поддержку. Порой, с охраной Драко, ездила в другие страны, а кого-то приглашала в их дом. Непростые истории разных женщин зазвучали по всему миру, и Гермиона обрела покой внутри себя. Её самой большой победой стала Герцогиня. Гермиона на тот момент знала о том, что с ней произошло. Та до последнего не была уверена, что сможет заговорить, о чем сразу призналась. Она и её семья сидели в их саду. И женщина покачала головой: - Скорее всего, я буду просто говорить как адвокат по половым преступлениям. - Ты вправе говорить и как человек, что был по ту сторону, - тот её муж, бывший Гонщик, обнял Герцогиню за плечи. Она посмотрела на него, а потом на Драко: - Это же ты, да? Ты хотел её изнасиловать? - Да. Это был я, - кивнул Феникс, который не сомневался, что адвокат всегда это знала. В тот день, когда Гермиона писала с ней подкаст, двое мужчин, связанные одним преступлением, молча курили в порту, подальше от дома. Им не нужно было объясняться. Хватало и молчания. - Хорошо, что она не додумалась пригласить мою мать, - допивая Мимозу, заметила Кьяра. Почесала Бастера, который ожил и ткнулся мокрым носом в её щиколотку. - Я попросил этого не делать. Потому что у нее и капо - время мира. У Синьоры жуткий опыт, насколько я знаю, и до твоего отца. Не хотелось, чтобы они оба через это проходили. И чтобы ты тоже переживала это. Слышать правду из уст родителей - наверное, больно. - Драко всегда была интересна, спустя много лет, природа отношений матери и пастора. Что происходило между ними на самом деле? Любовь или насилие? И он пришел к выводу, что не желал знать. Потому Кьяра тоже имела на это право. Некие тайны стоило оставить в шкафу навсегда. И Гермиона согласилась с ним. Потому не пригласила Синьору. Но звала других, и они откликались. Результатом стала премия, которую его жена получит сегодня в Лондоне, а он будет рядом. Чтобы хлопать громче всех. Её храбрости. И своему греху, который, выходит, сделал это с ней. Вырастил не жертву, а сильную, невероятно сильную женщину. - Как другие успехи? - все же спросила Кьяра. Драко раздраженно сломал палочку гриссини. Та сухо хрустнула. - Как видишь, никак. У нас не выходит. Мы перепробовали все на свете. Пятое ЭКО тоже безрезультатно. Дьявол. Ей так больно. Я уже несколько раз предлагал остановиться, но… это же Гермиона. Увы, их мир был не безоблачен. Они никак не могли стать родителями, а хотели этого после каждого провала все сильнее. Это влияло на них обоих, дважды заводя семью на опасную грань, где Гермиона хотела то продолжать, несмотря ни на что, то собрать вещи и уйти. Настолько радикально, что даже вой Бастера не остановил её. Зато Драко остановил. Напомнив те её слова, сказанные давно у Ренов. Одолженные у Руфь. Прижав девушку к себе, Малфой шептал: “Куда ты пойдешь - туда и я пойду”, и она бессильно, беспомощно рыдала от боли в его руках, а он держал её. Крепко и навсегда. Потому что уже терял свою кэйлин и больше был не намерен отступать. Держал и утешал. Всегда. - Она очень смелая, говорит об этом в своем блоге. Поддерживает других женщин не сдаваться. Мол, однажды мне повезет. И вам. Такая сильная девочка. Но потом плачет в ванной, заставляя меня ощущать себя беспомощным, - он сжал кулак. А потом посмотрел на Кьяру. - Ты знаешь, что это ты виновата. Если бы не ты, она бы могла родить. Эта была именно та причина, по которой отношения не смогли стать максимально родственными. Тот аборт еще стоял между ними всеми. И пока Гермиона не сможет родить, Ренам и Малфоям не суждено было стать настоящей семьей. - Могла. И родила бы. Сына Мао. За что её убили бы другие семьи, желая ослабить Ренов, - Кьяра была непреклонна в своем решении. Более того, она понимала, что Драко разрывается от противоречивых чувств. С одной стороны, он тоже понимал жестокую правду, с другой - его жена не могла родить ему ребенка. - Обещай мне, что ты не бросишь её. Никогда не бросишь, даже если она не справится. Она пережила это с Дэвидом, который лишь раз в жизни усомнился в ней и сдался. Результатом стал потерянный год. И страх потерять его. - Никогда, - прозвучал уверенный ответ. Потому что знал, что будет рядом с ней, своей кэйлин. Всегда. *** Лондон. Хайгейтское кладбище. Пять лет после нападения В Ливанском круге вечно царила тишина, сегодня нарушаемая только скрежетом капель дождя по зонтику мужчины и женщины, что стояли у одного из мавзолеев. Драко сжимал маки, обагрившие алым его руки, которые жизнь запачкала кровью его врагов, и тупо смотрел на табличку “Усыпальница Семьи Малфоев”, которой лет было больше, чем он мог посчитать. Гермиона же сжимала только его. Под руку. Крепко-крепко. Пытаясь удержать. Бастер, ощущая настроение хозяина, жался к нему поближе. Не лаял. Не рычал. Не скулил. - Мама была бы недовольна, - вдруг сказал Драко, и цветы в его руках мелко задрожали. Его голос захрипел. - Маки же приносят из-за бога сна Гипноса и бога смерти Танатоса. А это не её вера. - Мифы - ничья вера, Драко. И за пределами этого мира это не важно. Имеет значение, что ты вернулся, - тихо сказала Гермиона. Она знала, что последний раз муж навещал фамильный склеп после смерти родителей после похорон. Шатающийся мальчишка нарвал цветов в каком-то парке обожженными руками и принес. Просидел в склепе сутки, не в силах подняться. А может, ему просто не было куда идти, и он сидел среди своих предков. Утративший способность даже плакать. Просто сидел. А теперь стоял. Потерянный чужак у фамильного склепа. Потому что бояться прошлого было уже невмоготу, и Гермиона, знающая, о чем снятся её мужу плохие сны, взяла билеты в Лондон. Чтобы отпустить. Отпустить последнее. И это было посложнее, чем разжать пальцы и позволить выскользнуть воздушному змею. Но необходимо. Мысль, которая посетила Гермиону ещё год назад, когда с утра они в “Савойе” пили чай с молоком. В тот день Драко отказался взять такси и поехать на кладбище, в этом году отчего-то согласился начать их годовщину именно отсюда. Возможно, его покладистость была подарком к празднику. - Хочешь побудь сам, а я схожу посмотрю на могилу Карла Маркса, - предложила Гермиона, но Драко покачал головой, и девушка осталась. Она немного дрожала от холода, предвкушала ужин в том же “Савойе”, где Малфой, естественно, забронировал номер, а затем ирландские каникулы в их крохотном домике подальше от мира, но сейчас нужно было справиться с этим. С пеплом и золой, которая осела в раненой душе много лет назад. С дождем и слезами. Не Драко, нет, он сцепил зубы. Её слезами. Его раны она собиралась залатать по-другому. - Знаешь, я не простил её. - Его глаза, его зеленые, как воды Южного Океана, глаза, вспыхнули. А Гермиона вспомнила, что на старинных картах того океана, где самые холодные течения в мире моряки писали: здесь живут драконы. Его Дракон тоже жил в холоде. В старых травмах сердца Драко. Гнездился в шрамах. И Гермиона видела порой - как сейча - что тот просыпался. Но не боялся. Ведь его дракон был и её драконом. Она приручила все натуры Феникса. Потому давала высказаться. - Нет, не так. Я не тебе это должен сказать. Мам, я не простил тебя. Не простил и никогда не прощу. Ты делала мне больно. Не потому что позволяла ему избивать меня. Возможно, ты его любила и подчинялась. Не могу простить за то, что ты не любила меня. Что ни разу не принесла плед в подвал, чтобы я не мерз. Не смыла кровь с разбитого носа. Не приложила лед. Как можно не любить своего ребенка? - Его голос набирал обороты. Драко гневался. Вот что копилось в его душе годами. Не боль. Злость. Созревающая для этого момента. - Драко, ты будешь лучше. - Гермиона опустила руку и разжала его напряженный кулак, чтобы переплести их пальцы. - Ты будешь любить нашего ребенка. Безусловно любить. Как меня и Бастера. Она за свои грехи уже заплатила. Отпусти. Пожалуйста. Ради себя. Поори и отпусти. Пусть покоится с миром. Драко крепко её обнял. Его шумное дыхание взъерошило волосы. И дракон внутри, который жил в каждом, потихоньку успокаивался, покоренный и верный. - Каждый день я благодарю вселенную за тебя, Гермиона. До нашей встречи совсем не жил. Сейчас особо ярко это понимаю. Все, что мне не дала она… ты подарила вдвойне. Только от тебя я видел любовь, только рядом с тобой я понял её значение и… да-да, Бастер, и ты тоже, прости, - рассмеялся Драко, когда пес возмущенно укусил его за лодыжку. Присел и погладил верного-верного друга. - И, да, конечно, я буду лучше, ты прав. Уверен, что стану классным отцом, ведь готов к этому. И буду любить нашего ребенка безгранично. И баловать, что бы ты ни говорила. Ты будешь возмущаться и ругать меня, а я все равно буду баловать его. Пускать вместе воздушного змея. Покупать игрушки тоннами. И всегда буду рядом. И не важно, родной он будет или мы усыновим. Ты увидишь… - Увижу, - кивнула Гермиона, когда мужчина поднялся. - Ни капли в тебе не сомневаюсь, хоть вот этот момент с баловать меня смутил. Что ж, хорошо, что предупредил. Конечно, ты будешь хорошим отцом. Совсем скоро. - Совсем скоро, - согласился Драко. Они пытались так долго, что он предчувствовал, - это должно, наконец, сработать. Ему было уже сорок один. Он безумно, до дрожи мечтал о первенце. - Но я готов ждать столько… - Родной. Ты не понял. Совсем скоро, - Гермиона сделала особое ударение. А потом рассмеялась. - Да, Драко, я беременна. - И ты притащила меня на кладбище сообщить это? - От удивления ему всегда удавалось сказать нечто неуместное, но девушка только закивала. У нее все было продумано. Она желала заглушить старую боль и воспоминания лучшей из новостей за последние годы, потому говорила об этом именно здесь и сейчас. Говоря Драко у склепа его предков, что их Неметону суждено процветать далее. Род Малфоев не закончится с ним. Она носила их дитя. Его дитя. Наследника. Который вырастет итальянцем, которого обожжет солнце, который будет обожать лимоны, но душа у него будет наполовину британская, наполовину ирландская. Она была готова к этому. Готова родить Драко первенца. Драко сглотнул. А потом обнял её. Ничего не говоря. Просто обнял. Его сердце сходило с ума. Гермиона, носящая свою тайну несколько недель, задрала голову для поцелуя. Но Драко вдруг наклонился к своему псу, целуя того в мокрый, перепачканный землей, нос: - Бастер, ты слышал? У тебя будет братик или сестричка! Гермиона закатила глаза. И рассмеялась. А затем они втроем отправились смотреть на могилу Карла Маркса, по дороге к которой Драко забрасывал девушку сотней вопросов, первым из которых был “так кто там у нас?”, а вторым - “ты уверена, что мы можем гулять под дождем?”. Девушка лишь улыбалась. “Мы”. Это было так в стиле Драко. Все в итоге сводить к ним. Раньше троим. Теперь - четверым. *** Неаполь. Восемь месяцев спустя. Последняя неделя апреля Солнце только начало золотить крыши Неаполя, а Драко уже возвращался домой по извилистым, старинным улочкам. Он не был в открытом море, как часто случалось в той, иной жизни, когда в шесть утра лишь заканчивал предыдущий рабочий день, нет. Утром Малфой проснулся в своей постели. Поцеловал сонную жену, затем их будущего сына, который ещё развивался в животе Гермионы, тихо позвал Бастера, и вместе они отправились в Рагузу, чтобы купить самые огненные лилии и апельсины, только сорванные с деревьев. Гермиона и сама была бы не прочь, но на самом ответственном месяце беременности Драко старался давать ей больше возможности для отдыха, тем более их сын и без того не позволял матери удобно спать. Потому не стоило тревожить то, что было слишком кратковременно. Малфой улыбнулся, глядя на заднее сидение, заваленное лилиями и апельсинами. Сын. У него будет сын. Они не так давно узнали об этом. На маленькой закрытой вечеринке для ближайших членов семьи, которая называлась вроде гендерной. Как ни странно, на ней настояла не Гермиона или Драко, а Художник. Ему отчего-то казалось это безумно важным. Именно он привез торт. И отчего-то нервничал. Так Драко узнал, что они ожидают мальчика. Его удивило, что крем внутри был голубым, ведь… по правде, кажется, стихией ребенка был огонь, судя по тому, что Гермиона рефлекторно выбирала оранжевые фрукты, умирала от желания есть специи и в период токсикоза могла пить лишь апельсиновый фреш. Голубой цвет не олицетворял их дитя. Но кондитер, делающий торт, этого не понял. Токсикоз у жены прошел. А привычка ездить и покупать ей лучшие апельсины, чтобы самому сделать сок, осталась, возможно, навсегда. И Драко ездил. Выскальзывая из постели по субботам и возвращаясь, ещё пока Гермиона спала. Она готовила ему завтраки всю их совместную жизнь - с той первой ночи, когда Феникс остался у нее, до седьмого месяца беременности. Не позволяла ни дня нанять Драко кухарку, потому что мыть окна она ненавидела, а готовить для своего мужа было ритуалом. А теперь наступил черед Драко заботиться о ней. О них. О Гермионе и их мальчике, имя которому они не могли выбрать. Приходилось все время объяснять Художнику, почему они не могут назвать его Бен. - Своего четвертого в честь себя назовешь, - бурчал Драко. Он бы скорее назвал мальчика Бастером, чем Беном. Кто на полном серьезе так обзывал детей с рождения? Бен. Что за имя? Неудивительно, что Художник готов быть даже Монстром, лишь бы не Беном. Машина уже ехала по району, где жили Малфои, когда мужчина увидел, как вдалеке клубится дым. Нахмурился. Как и все портовые города, Неаполь по версии Numbeo был в лидерах по криминальности, потому здесь вечно что-то горело, пылало, стреляло, рушилось. Но было два “но”. Точнее, даже три. Первое - мафиозные уличные войны Каморры давно закончились. Второе - семья Малфоев жила в Кьяйе, самом престижном районе города. С видом на море и вулканы. До Скампии и Форселлы с их наркотиками в переулке было очень далеко. И, третье, самое важное. Драко, контролирующий город, не давал лицензию ни на какие пожары, потому дым, портящий идиллию улочек, на которых только зацвели лимонные деревья, ему на понравился. - Просто таки “Тайна коттеджа, который сгорел”, да, Бастер? - хмыкнул он, поднажимая на газ. Дело было как раз для сыщика и его верного пса. Чем ближе машина двигалась навстречу, тем сильнее начинал хмуриться Драко. Поскольку понимал, что едет привычной дорогой. Которой пользовался по утрам и вечерам. Которую знал настолько хорошо, что мог проехать с завязанными глазами. Дорогой домой. Туда, где на кухне вся посуда была в сицилийских узорах. Где на газоне валялся оранжевый мячик, забытый Бастером. Где будущего сына ждала уже обустроенная комната. Где в спальне на втором этаже мирно спала Гермиона. Внутри Драко все перевернулось. Бастер взволнованно залаял. Машина прибавила скорости. Расстояние сокращалось, как и сомнение Малфоя. Горел их дом. Набирая скорую, пожарную, полицию и своих людей, Драко тем не менее летел первым и ощущал, как, несмотря на огонь, внутри все холодеет. Потому что не отвечал единственный номер. Гермионы. Прошлое и будущее смешалось перед глазами. Драко чертыхался. И как только он въехал на свою улочку, в его машину врезалась другая. Малфой потерял контроль над управлением, автомобиль закрутило, и через пару кувырков мужчина отключился. Пришел в себя он от того, что неистово лаял Бастер. Лаял, кусал его за нос и облизывал лицо, видимо, пытаясь разбудить папочку. Не понимая, сколько времени он провел в перевернувшейся машине, Драко бросил быстрый взгляд через разбитое окно, на мир, который был вверх ногами. Дом горел. Как тогда. Все повторялось. Он. Пожар. И беременная женщина. Тогда - мать, теперь - жена. И… беспомощность. Застрявший в машине Драко пытался выбраться, но ремень держал крепко. Бастер продолжал лаять. Малфою сквозь пелену боли - кажется, он что-то сломал - показалось, что на глазах-бусинках выступили слезы. Его пес плакал от страха, предчувствуя беду. И бился лапами об стекло, раня те об осколки. А говорили, собаки были лишь животными. Только сердца у них были больше. Драко зарычал. Вдали что-то хрустнуло. В части дома обвалился потолок. Это придало сил. Ему больше не было шестнадцать, он слишком долго боролся за эту девушку и сына, потому не собирался сдаваться. Ничто в мире не могло стать между ним и его семьей. Потому он пытался вырвать проклятую заевшую застежку. - Не сегодня, мы говорим смерти не сегодня, - он помнил ту фразу Гермионы. Рванул и наконец выдернул ремень, а затем разбил окно, выбираясь через груду осколков и мчась к дому. С Бастером на руках, у которого лапы были в крови. Драко никогда бы не бросил пса в машине, которая могла бы взорваться. Он был верен клятвам. Не воспринимал семью как должное. Даже ту её часть, у которой было четыре лапы и слишком короткий для породы хвост. - Гермиона! - заорал он, врываясь в дом. - Бастер. Бастер, сидеть. Сидеть, я сказал, - приказал он псу, но тот, безошибочно чующий девушку, ослушался команды и рванул по лестнице наверх. Прямо в пожар. Несмотря на раненые лапки. Видимо, жена была в спальне. Где-то вдали орали сирены. Драко было плевать. Он бросился следом за своим псом и услышал, как по ту сторону спальни кто-то отчаянно барабанит в дверь. Видимо, замок неслучайно заело, и его жена не могла вырваться. - Гермиона. Гермиона, я здесь! - Он крикнул и закашлял от нехватки воздуха. Огонь пожирал кислород. Но она должна была знать, что он пришел за ней. Куда ты пойдешь - туда и я пойду. Даже в огонь. Куда угодно. - Отойди от двери. Слышишь? - Дым выедал глаза, но Драко было плевать. Плечом выбив дверь, он ввалился в спальню и увидел свою насмерть перепуганную жену, которая закрывала лицо мокрым полотенцем, поскольку в пожарах было страшно не пламя. Чаще люди умирали раньше. От удушья. - Гермиона. Девушка не сказала ни слова. Она только поймала пса, который захлебывался в лае, чтобы тот не кинулся дальше. Его шерсть слегка воняла паленым, где-то он успел чуть зацепиться об огонь. Драко, подхватив её на руки, прижал к себе и бережно, закрывая её от опасности, стал спускаться по лестнице, надеясь, что ничего не обвалится, но боги в этот раз были на их стороне. Спустя минуту они уже были на улице. Где суетились пожарные. - Могли бы и поторопиться, - тоном, не сулящим ничего хорошого, рявкнул на них Драко. - Я же… тяжелая. - Замолчи, - прошептал Малфой, не в силах отпустить их троих со своих рук. Лишь когда подъехала скорая, бережно опустил жену на каталку и лишь тогда поцеловал в висок. Закрывая глаза. - Драко, ты весь в крови. - Боже. Да похуй, - прохрипел он, не в силах перестать нюхать её волосы. Пахнущие персиками. И дымом. Не важно. Она была жива. Бастер был жив, хоть и ранен. Оставался открытым вопрос лишь с ребенком, который отчаянно толкнулся под ладонью, которую Драко положил на живот. - Мы в порядке. - Сначала тебя осмотрят, потом решим, - покачал головой мужчина. Он никогда не позволял себе быть беспочвенным оптимистом. Сначала хотел увидеть подтверждение и лишь потом успокоиться. Спустя час в больнице подтвердили, что травм у Гермионы не было и ребенок не пострадал. У Бастера было повреждено две лапы. У Драко - сломано ребро и пара ожогов. Но для их семьи это были мелочи. Даже то, что сгорел их любовно выстроенный дом, сейчас было не самым важным. Смеясь от облегчения, они были вместе. Вокруг ребенка, который еще не родился. Девушка с капельницей, полусидящая на кровати. Мужчина в крови, устроившийся на стуле, и пес в бинтах, лежащий, как всегда, поближе к животу, а значит - будущему семьи. Все они ели апельсины. Прямо в кровати. Compare, comare и их верный пес. - Врачи сказали, что ты можешь родить теперь в любую минуту, - Драко положил ладонь на живот Гермионы. Бастер недовольно рыкнул. - Ну-ну, мой мальчик, ты отлично его защитил. Что за умный пес, да? - Сначала он спас тебя, а теперь - меня, - Гермиона с трудом подняла Бастера и поцеловала его замотанные в бинт лапки. Её глаза заслезились. - Нет, все было не так. Ты спасла Бастера, когда не позволила его усыпить. А он спас меня, чтобы я защитил тебя. Когда-то она взяла этого бракованного подкидыша, чтобы Драко научился жить, а сегодня он не дал умереть и ей, храбро лая на огонь. А говорили, что добро не возвращалось. Это от людей - не всегда, но животные… животные были благодарными и верными. - Спасибо, Бастер. Что бы мы без тебя делали. Люблю тебя, наш верный, верный друг. Пока мы с малышом будем в больнице, обещай мне присмотреть за этим резвым парнем? Я только тебе его могу доверить, Бастер, - прошептала Гермиона, косясь на уставшего Драко. На его щеке красовался кровоподтек. Она протянула руку и погладила мужа. Всего два года, как с помощью врачей память об ожогах на лице прошла, и вот жизнь снова подкинула дровишек в его костер. Гермиона боялась, что этот пожар, в котором он едва не потерял свою семью, оставит ожог побольше. Размером с черную дыру в душе Драко, и ей придется шлифовать его дольше, чем тот, что был заметен. Все надежды были на их сына. Что появление того на свет излечит Драко. К тому же Драко - весь его характер - был из базальта, который образовываля из застывщей лавы, которая извергалась на дно. Огонь уже не раз закалял мужа. - Я сейчас схожу и принесу тебе мороженое. Плевать, что с сахаром. Ты заслужил. Арахисовое с карамелью. - Эй, мне тоже мороженое можно, хоть я и не Бастер, - возмутилась Гермиона. Драко поцеловал её еще раз. - А тебе вообще все можно. Все на свете. Ты - моя храбрая кэйлин. Я бы не пережил потерять тебя. - Знаю, - просто ответила Гермиона, ведь не забыла, что он и не пережил, когда она ушла в прошлый раз, а ведь имел намного меньше, чем сейчас. - Лимонное, хорошо? С солью. Драко рассмеялся и вышел из палаты, бросив охране, чтобы даже врача не пускали. Разве что Гермиона начнет рожать. Спустился на первый этаж, заказывая мороженое, и взял трубку, поскольку в Нью-Йорке уже узнали новости. - Кьяра, все хорошо. Но мне нужна лицензия на убийство, - сказал он. Драко не собирался никому спускать с рук оплошность. Хотел наказать каждого, кто был причастен. Донна на том конце вздохнула. - Убей их, Драко, убей их всех. И мужчина довольно усмехнулся. Но прежде, чем мстить, он купил три разных джелато: арахисовое для Бастера, лимонное - для кэйлин и сына, и персиковое с базиликом - для себя. Потому что больше Драко никогда не забывал и о себе тоже. И маленькая семья наслаждалась минутами покоя. Гермиона, хоть и знала, куда уйдет её муж после, улыбалась. У нее перед глазами ещё стоял дым, но она хотела, чтобы Драко видел только её улыбку. - Убей их всех до единого, - целуя его перед уходом, попросила разъяренная девушка, нехотя отпуская и Драко, и Бастера. Затем устало опустилась обратно, обнимая руками живот. Не зарыдала, не желая вредить сыну. Но губа у нее задрожала. Кошмар повторился не только в жизни мужа, но и её собственной. Снова была она и беззащитный ребенок, на которого покушалась мафия, только теперь рядом был тот, кто никогда и никому не даст их в обиду. Она могла спать спокойно. Ведь для Драко не существовало преград. За ней он пришел даже в пожар. Гермиона ни секунды не сомневалась, что муж спасет её. Потому она улыбнулась дрожащими губами. В мире не было такой силы, которая была способна разлучить их с Драко. Спустя три дня Малфой лежал на крыше и сквозь оптический прицел изучал людей, которые лениво расхаживали на борту своей небольшой яхты, которая была пришвартована в туристическом порту. Двое мужчин и женщина. Очередная, мать его, Триада. Точнее, дешевый косплей. Жестокий, но дешевый. Этот старый клан Драко знал понаслышке. Очередная разорившаяся семейка, мечтающая прийти к власти, а значит подвинуть Малфоя. Забрать у него его город. В котором он наводил свои порядки. - Ублюдки, - в голове не было ни ярости, ни ненависти. Констатация. - Не тревожь ветер, - сухо попросил Художник, который смотрел в свой прицел. Впервые за много лет он переоделся в черное, взял оружие вместо воды и власти и лег на крышу. Потому что знал, что ощущаешь, когда покушаются на твою семью. На жену. И на нерожденных детей. Потому он был здесь. Плечом к плечу. Два лучших снайпера в истории “Дельты” пришли за жалкими душами, потому что Малфой не мог дать истории повториться. Неметон его рода никто не срубит и не сожжет. Драко волновался, поскольку не стрелял ещё со дня своей смерти. Через прицел. Да, тренировочно выбивал мишень на реабилитации, но не с огромного расстояния. Потому невероятно нервничал. Хоть руки не дрожали, а глаза видели отлично. - Твой слева, мой справа. Женщину оставим Кьяре, пусть арестуют ее. - Я бы сразу прыгнул за борт, - мрачно пошутил Драко, задерживая дыхание. Все его чувства заострились до предела, и когда он услышал тихое “зеро”, то одновременно с Художником выстрелил. Секунда - и два тела рухнуло на палубу, пачкая ту кровью. Женщина закричала. Люди Ренов ворвались на яхту. Драко вытер пот со лба и сел. Бежать с крыши он не собирался. Ведь это его город. И он просто наводил здесь порядок своей железной рукой. - Спасибо, - буркнул Малфой, поскольку увидел, что Художник выстрелил не в голову человеку, а в живот. Заставляя того мучаться и страдать. Сработая не чисто. Но это была не бравада в стиле мафиозных снайперов, которые после выходов фильмов Тарантино разучились не только стрелять, но и створы держать ровно, отчего пули летели в живот, в пах и головы. Проявляя варварство там, где требовался ювелир. Нет. Художник всегда попадал, куда хотел. Значит, целился в живот. Продлевал страдания. - Я проинструктировал реджиме. Знаешь, что он будет слышать, пока последние двадцать минут жизни пройдут в муках? Не “во имя Семьи Рен”, а “за кэйлин”, - столько же неэмоционально ответил Бен, и двое мужчин обменялись понимающими взглядами. Они слишком долго были одинокими монстрами, потому знали, что своих женщин нужно не только любить, но и уметь мстить за них. - Бен. - Да что еще? - Я прощаю тебя. И прошу прощения. - Драко протянул Художнику руку. Теперь он понимал, что ощущал Монстр, когда он стрелял в его беременную сестру. И прощал за пытки да шрам над бровью. Только сейчас понял, что всегда был дорог этому дворняге, раз тот, подавив ярость, оставил его в живых. - И я назову сына в твою честь. В следующую секунду телефон Драко ожил, и он получил смс от Кьяры. Прочитал и потрясенно посмотрел на Бена, который невозмутимо разбирал винтовку, чтобы спрятать ту и снова стать Директором Национальной Разведки США. Малфой бы не удивился, если бы Художник достал оттуда пиджак от Гуччи. “Гермиона родила” - Что там? - Гермиона родила, - повторил Драко, будто не сообразив. Потом его глаза расширились. - Бен. Гермиона родила! Его жена родила. Родила ребенка. И рядом с ней были все женщины Семьи Рен. Синьора. Кьяра. Рей. И кто-то из них держал её за руку, пока она производила новую жизнь. Пока он отбирал ту у мерзавцев. Баланс. Мир был в балансе. Проклятие. Это была очередная жуткая закономерность. Кьяра отобрала у Гермионы первого ребенка и была той, кто позволяла кэйлин сжимать её запястье до хруста, пока производила на свет второго. Дабы тот стал первенцем семьи Малфой. Круг замкнулся так, что Уроборос бы напился от удивления. Затем Драко удивленно прочитал второе сообщение. “Поздравляю, папочка, у тебя девочка. Твоя женщина в порядке. Под моим присмотром”. - Девочка? Как девочка? Ты как торт заказывал? - Он уставился на Бена. В его тоне не было возмущения. Скорее удивление. Бен пожал плечами, прячась за своим “все мы люди” и “что только не сделала твоя женщина, чтобы не назвать сына в мою честь”. Драко же вдруг перекрестился. И поднял глаза к небу. - Боже. Помоги. Потому что все знали, что мужчины Рен жестоки, но женщины… женщинам равных не было. - Хорош молится, поехали смотреть, как ты там старался девять месяцев назад, - хлопнул его по плечу Художник. - А ключи от машины мне отдай. Сам поведу. - Ты хуево водишь. Потому стал такой важной шишкой? Чтобы тебе водителя выделили? Художник не ответил. Подумал, забавная математика. На крышу поднялось двое убийц, а спустилось с нее два отца. Баланс. Мир любил баланс. *** Белтейн. Капри. Поместье Ренов. - Напомни мне, душа моя, зачем мы это делаем? - Капо, завязывающий уже сотую ленту на только посаженном дереве, посмотрел на свою жену, которую монотонное занятие не напрягало, хоть он в жизни не видел её за чем-то подобным. - Porca troi! - Возможно, потому что у них только что сгорел дом, родился ребенок, и оба в жутком стрессе? Мы должны поддержать их, - спокойно ответила мудрая женщина. Капо заметил, что она выбирает только зелёные ленты, в то время как он - золотые. Других отчего-то не нашлось по всему Неаполю. Если верить лукавой Мадонне. - Ты прекрасно знаешь, о чем я, - он закурил и усмехнулся, - для оказания поддержки достаточно и того, что мы выделили целое крыло под них и усилили охрану. Но посмотри на нас, мы что, язычники, ленты развешивать в честь Белтейна? - Викканы. Точнее, виккан. Он, Драко. Это его религия, а мы делаем это в знак уважения. - Сегодня она была удивительно терпелива, его женщина. - Я не выбирал этого парня в сыновья, - привычно пробурчал капо. - Зато твоя дочь выбрала его. И скажи спасибо, что в братья, а не мужья, иначе было бы иронично. Твой старший сын, кстати, тоже считает его своим. Они ведут себя, как положено омерте. Потому вяжи узлы, сердце мое, и не спорь. К тому же у всего есть последствия. - Так и знал, что за ту вкусную капонату от его женщины придется платить. Они рассмеялись, но в быстрых взглядах было больше, чем в словах, ведь Синьора имела в виду лишь то, что сейчас их Семья платила за жестокие войны прошлого. У всех поступков были последствия. Не убив Драко в свое время, капо сам их призвал. И потому вязал ленты на дерево для какого-то ритуала. Кьяра же задумчиво смотрела на место, где собирались жечь костер. Сильные руки мужа обняли её за талию. Она усмехнулась. Только Дэвид имел право подкрадываться к ней. - Ммм, костры Белтейна. Я много о них слышал. А оргия будет? - Ты отвратителен, - рассмеялась женщина, хоть её золотые глаза задорно сверкнули. Потом потухли. Возможно, им всем хотелось иногда большего, но… она уже однажды и так ошиблась, а Дэвид был слишком хорош, чтобы нарушать правила, потому на оргию не приходилось рассчитывать. Мир изменился, потому они не могли жить по нравам 90-х, когда чего только ни происходило в их казино. Даже девушка слышала о легендарной истории об отце, матери и какой-то лапочке на Рождество. - Просто безумно хочу тебя, - тихо сказал мужчина, упираясь лбом ей в затылок и вычерчивая пальцем узоры поверх ткани золотого легкого платья, - до ночи ещё далеко. Давай зажжем свой костер, а? А потом ты наденешь обратно свою одежду и будешь верховной ведьмой этого вечера. После того, как я тебя выебу. - Проклятие, - выругалась Кьяра, разворачиваясь к мужу и закрывая глаза, - до ночи я вся твоя. Думаю, Бен шарики надует без меня. - Я видел, как полчаса назад он и его маленькая женщина бодро шли в сторону пляжа. Без детей, но с одеялом. Какова вероятность, что он надувает шарики? Там, думаю, резинки для взрослых. - Он безумно хочет ещё одного ребёнка, думаю, там вообще все максимально экологично, знаешь. К тому же, papi его уьет, если он будет загрязнять ему пляж и море. Благополучие черепашек и все такое. - Тогда брось шарики на организаторов, ты вон сколько их всех наняла, - губы Дэвида настойчиво касались шеи Кьяры. Та закатила глаза. Хотела сказать, что нужно послушать отчет охраны. Всех ли проверили, но пальцы мужа уже потихоньку начали задирать платье, и она сдалась. Миг - и они словно испарились в саду. Заставив Синьору хмыкнуть. - В этом особняке десять спален, а они все, как подростки, трахаются по углам. В контраст хаосу, царящему в доме и вокруг него, Гермиона спала. Вымотанная дочерью женщина, отдав ребенка няне, отключилась. Драко сидел возле нее на постели и гладил роскошные волосы, которые покусывал Бастер. Малфой пристально изучал её, свою жену. Последнюю неделю беременности им омрачил пожар, а рождение дочери - тяжелые роды, после которых кэйлин ещё толком не пришла в себя. То, что они были не в больнице, ничего не меняло. Он задумчиво смотрел на свежий шрам на её теле. Красный, как ожог. Подумал, что неудивительно, что он таков. Его любовь, любовь огненного Феникса, оставила свой след. Или их дочь, дитя пепла и огня, оставила. Наклонился. Поцеловал. Потом завязал халат, который у девушки не хватило сил запахнуть, и накрыл жену одеялом. - Это ничего, Драко, - сказала она ему в больнице, когда отошла немного и держала их дочь на руках. Впервые. И смотрела на мир глазами, полными слез. Восторга. Не боли. - Рены все рождаются через боль. Он был ей благодарен, что она причисляла себя к их семье. И подумал, что шрам от кесарево - единственный красивый и достойный. Тот, который можно было носить гордо и не скрывая. А потом задумался, что, действительно, все первенцы Ренов - родных и подкидышей - с трудом продирались на этот свет. Капо убил свою мать, чтобы родиться. Синьора едва на умерла, родив Кьяру. Сама Донна родила своего сына с огромным трудом. Тео появился на свет раньше срока. Дочь Маурицио едва не задохнулась. И теперь их девочка. Она тоже боролась за право жить. Их семья точно была проклята. И благословлена одновременно, ведь дети выживали. Росли здоровыми. А потом у них появлялись братья, сестры. Даже собаки. Драко был уверен, что с них хватит и долгожданной дочери. - Я тебя люблю, - сказал он Гермионе и вышел, оставив Бастера спать рядышком. Пора было готовиться к вечеру. Белтейн был уже совсем скоро. А Кьяру и Бена, таких себе крестных, носило черт знает где. Хоть он очень подозревал где. И с кем. Он и сам очень сильно был бы не прочь запереться в спальне со своей стрекозой и заново познать её тело, но чудо жизни далось ей слишком тяжело. В душе Драко рассмеялся, ощущая дикое возбуждение. Ещё немного, и ему точно придется вернуться к своим старым привычкам. Это… бодрило. И не внушало оптимизма. У всего была своя цена. Не успел он предаться унылым мыслям, как дверь в ванную хлопнула. Тихие шаги, шуршание халата, и Гермиона, ещё десять минут назад спящая, стояла у него за спиной. - Ну так нечестно, - запротестовал он, нарочно не оборачиваясь. Видеть её обнаженной было бы слишком. Кэйлин прижалась к нему, и терпение Драко - и не только оно - напряглось. Мужчина грязно выругался, ощущая её тело. Теплое. Живое. Манящее. - Гермиона. Не пытай меня. Драко тяжело задышал. Куда-то делся весь воздух. Остался лишь он, она и тихий-тихий смех. Драко крутанул кран, оперся руками о плитку и запрокинул голову, подставляя лицо под ледяную струю. Гермиона взвизгнула. Он не отреагировал. Жадно ловил холодные капли, пытаясь успокоиться. Пока не закончилась и вода. И грозная Фурия не возникла уже перед ним. - Ты что творишь, Драко? - А ты? - Он наклонился, касаясь губами её влажной кожи. Застонал куда-то в ключичную впадину. Её запах, её неповторимый запах. - Нам же нельзя. До трех месяцев нельзя. Боже. Когда нашей дочери исполнится три месяца, я закачу лучший праздник в мире. В честь того, что смогу тебя трахнуть. Проклятие, - он снова выругался, стискивая зубы. - Напомни, что там нам сказали? До трех месяцев без проникновения. Есть и другие способы, Драко. Что ты как первый раз. - Она рассмеялась, а мужчина вскинул голову и с надеждой посмотрел на нее. - О, нет, нет. С чего ты взял, что я собралась тебя удовлетворять, может, наоборот, я жду этого от тебя. Вмиг лицо Драко поскучнело. Вообще, он был тем редким типом мужчин, который не просто брал, но и отдавал, однако сейчас, сейчас он был слишком заведен. Но все же кивнул. - Ладно, я не так жестока, - жестом остановила его стрекоза, которая просто хотела подразнить Драко. Её тело ещё не хотело страсти, только покоя. Потому ей не нужно было удовлетворение. В отличие от Малфоя, у которого, казалось, даже татуировки горели. Потому она поцеловала его, дразняще поглаживая рукой пах, как бы показывая, куда сейчас переместит губы, которые пока целовали его. - Возбуди меня. Расскажи, как ты убил их. Тех, кто сжег наш дом. Расскажи, и я отблагодарю тебя, как следует. - Ну… я был с Художником… - Ты издеваешься? Мне может ему сходить и от… - Тшшш, не говори такое, - не оценил шутку Драко, прикладывая палец к губам девушки, и та игриво тот прикусила. - Итак, я взял винтовку и отправился на крышу. - Продолжай, - промурлыкала Гермиона. И чем выше по лестнице взбирался Драко, тем ниже опускались поцелуи. Когда он дошел до выстрела, мир померк, потому что она обхватила губами его член. Драко закрыл глаза и застонал. Да, наконец-то ж. Теплая вода барабанила по плечам. Мужчина блаженно улыбался, пока кэйлин готовила его к Белтейну, завязывая все его нервы в бантик. Вечером уже, в огнях Белтейна, после церемонии их было трое прямо у костра. Мужчина, женщина и девочка на руках. Драко смотрел на нее, свою маленькую дочь. Крохотную. Пришедшую к нему из огня. Крещенную пламенем. Дитя Феникса. Продолжательница рода. Дар Гермионы для него. И удача, их огромная, огромная удача. - Дядя Феникс, почему и твою дочь зовут Феникс? Она же девочка! - Тео, подошедший поближе, посмотрел на младенца с любопытством. - Её зовут Фелиция. Они не могли выбрать ей иное имя. Только это. Хоть да, он слышал, что за спиной семья решила, что девочка будет легендарной птицей. Ему на замену. - Феникс Фелиция? - удивился Тео, а потом спохватился и протянул в дар что-то хрустящее. - Вот. Я сам выбирал ей подарок. Это воздушный змей. Малфой подозрительно посмотрел на Художника, но тот качнул головой, показывая, что не при чем. Драко улыбнулся Тео. Тот был ещё невинен душой, потому мог точно угадать желания ребенка, которого Драко когда-то отпустил. - Запустите его вместе, - предложила Гермиона, с трудом забирая у Драко Фелицию. Как и несколько лет назад, в случае с Бастером, Малфой, видимо, считал девочку исключительно своим ребенком и болезненно реагировал, когда кто-то пытался её отобрать. Даже она. И это забавляло. Все эти полные три дня, которые они были родителями. Ей, казавшейся, что она знает о любви Драко все, было удивительно смотреть, как муж носит дочь по комнате и тихонько напевает ей ирландские песни, под которые засыпала и Гермиона. Наблюдать, как руки, умеющие сложить снайперскую винтовку, ловко переодевают девочку. Или как тот, кто умел убивать даже взглядом, целовал крохотные пяточки, шепча: “Наконец-то”. Казалось, Драко был куда более готов, чем она. В этом была особая магия. Которую ей приходилось разрушать, дабы покормить дочь. Или сейчас, чтобы Тео, протягивающий свой дар волхвов, запустил змея с дядей Драко, который полчаса назад застегнул дюжину крохотных пуговичек на зеленых ползунках их новорожденного лепрекона, но запутался в нитках, которые мешали змею взлететь. Его память была ещё слишком свежа о том дне, когда все, что у него осталось, - это воздушная игрушка. - Я помогу, крестный! - тут же вызвалась Эльда, и втроем - двое детей и Драко - они стали терпеливо распутывать веревки, чтобы освободить змея, и тот взлетел в ночной воздух, распуская крылья над Фелицией, которая спала. Драко усмехнулся. Тео выбрал в дар жар-птицу. Ребенок Монстра демонстрировал отличные интуитивные способности видеть больше. Мужчина пожал руку старшему ребенку Художника. Поблагодарил за то, что его дочери не нужно было ждать тридцать семь лет и дня смерти, чтобы ей кто-то запустил змея. Нет. Тот уже был у нее. Это дарило странное облегчение. - Она очень красивая, дядя Драко, - тронув задумавшегося Малфоя за рукав рубашки, доверительно прошептал Тео, - твоя дочь. Очень красивая. Гермиона закатила глаза, видя, как Драко аж зарделся. Она, значит, их чудо вынашивала, а дочь была его. Мужчины этой семьи были неисправимы. Их спасало лишь то, что они верно защищали тех, кого обожали. За что их женщины даже на третий день после родов стирали себе колени в душе. Чтобы все было в балансе. Кьяра же и Художник переглянулись. - Скажи своему сыну, что эту девочку мы уже присмотрели себе, пусть не подбивает клинья, - пошутила женщина, глядя на своего старшего. Адамо, самый взрослый из детей семьи, не особо проявлял интерес к младенцу, ему куда интересней было играть с Бастером, но она знала, что однажды все изменится. Мальчик вырастет. И ему будет нужна невеста. И он выберет её сам. Влюбится в кого захочет. Быть может, даже в эту девочку, и тогда жизнь поимеет их всех. Забавно было бы. Она убила ребенка Гермионы, чтобы Адамо был первенцем, и он бы женился на втором ребенке кэйлин. Сложнее и ироничней не придумаешь. - Рей, мое почтение твоему воспитанию, - капо тихо рассмеялся. - Бен в день рождения Кьяры так вежлив не был. - Признаться, и Кьяра выглядела ну… не очень. Без зубов, волос и помады Армани ты не так хороша, - поддел сестру Художник, за что получил беззлобный тычок между ребер от Донны. Которая внезапно подумала, что все эти мужчины видели её голой, выходит. Только у Бена были самые невинные обстоятельства. Драко, тем временем, позволил Тео привязать змея к своему запястью. Пока малец крутил узлы на огненных татуировках, мужчина вскинул бровь: - Ты научил его узлы завязывать? - Рей. - Ого, женщина, мое почтение, - искренне восхитился Драко, и, пока он не начал задавать провокационные вопросы, Гермиона спохватилась. У них с Рей была удивительная способность - мгновенно реагировать, когда их социопатические мужья пытались вступить в то, что, по их мнению, было светской беседой. Купируя катастрофу, она вложила дочь в руки Малфоя, и тот мгновенно позабыл обо всем, глядя на ребенка с потрясением, будто видел её первый раз. - Какие у тебя ручки крохотные. Эти пальчики. Совсем маленькие, - тут же закудахтал он, не переставая любоваться тем, что они с Гермионой подарили этому жестокому миру. Все страдальчески поморщились. Они уже слышали по миллионому кругу восхищения Драко по поводу глаз, - кленовых, как у Гермионы - пальцев, пяток, ушей и прочего. Гордый папочка за пару дней успел всех в конец задолбать, демонстрируя всем и каждому их дитя и перечисляя все достоинства Фелиции. Устал даже капо, который был уверен, что и то меньше носился с Кьярой. Хоть это было не точно. Гермиона, подержав персиковый маршмеллоу над огнем, сняла тот и, обжигая пальцы, засунула ещё пузырящуюся сладость в рот Драко, и тот наконец замолчал. Девушка задумчиво облизнула пальцы. Маршмеллоу на Белтейн стал их семейной традицией. Поскольку Драко, травмированный детскими воспоминаниями, почему-то продолжал отмечать этот праздник, Гермиона подменяла его память. И больше он не помнил, как босой завязывал ленты на дереве, а потом лежал с воспалением легких, запертый в подвале, желая умереть побыстрее. Нет. Теперь он любовался, как Гермиона из года в год вплетала ленты в свои персиковые волосы, чтобы приготовить маршмеллоу, что они ели у костра. Ночь бесед. Без секса. Всегда без секса. Чтобы призраки не трогали их, не беспокоили. Сегодня она, естественно, не смогла приготовить зефир, поскольку сотворила нечто более важное три дня назад, но Драко все равно умолк. Время от времени он ел сладости из огня из рук Гермионы и запрещал кормить Бастера, который лежал у его ног. Девушка лишь улыбалась. Все вспоминала то прощальное видео Драко. Тогда, в первый раз её дико покоробила его фраза, что он бы ничего не изменил. Мол, насилие позволило ему познать счастье. Лишь теперь кэйлин понимала своего Малфоя. Действительно. Она бы тоже ничего не изменила, включая факт его смерти. Не отменила бы боль, которую причиняли друг другу. Ни до брака, ни после: когда реабилитация шла тяжело или когда после какого-то по счету ЭКО ничего не происходило. Ничего бы не изменила, раз результатом была Фелиция и очень умиротворенный Драко, который, пользуясь тем, что на него вроде никто не смотрел, аккуратно размотал драгоценный сверток, чтобы в очередной раз поцеловать маленькую пяточку. И выглядел он невероятно, просто невероятно счастливым. Кьяра тоже все видела. Всё и даже больше. Думала, что последние два года они были на грани, эти Малфои. Настолько на грани, что женщина готовилась к разводу. У нее в запасе была парочка психологов, которые должны были не дать Драко спятить, но, как ни странно, они выдержали. Выдержали, хоть Гермиона порывалась уйти. Не в силах дать ему ребенка, стрекоза желала улететь, но, к счастью, Драко уже был не тем, потому не отпускал. И вот результат их усилий мирно сопел на руках у того, кто станет самым сумасшедшим отцом в истории. Вроде все было хорошо, даже лучше. В их семье должен был наступить период затишья, но что-то беспокоило женщину, чующую ветер перемен. Она внимательно изучала всех присутствующих, и самым нервным казался Бен. Его маленькая жена, как всегда, светилась от счастья, он же, хоть улыбался, казался иным. Возможно, она готовилась последние годы не к тому разводу? Поймав на себя взгляд Кьяры, пользуясь тем, что Рей отвлеклась на беседу с Синьорой, Бен неожиданно обхватил запястье Донны еще липкими от сладких синих червей пальцами. Обхватил так, что кости хрустнули. Но она не поморщилась. - Обещай мне, что если со мной что-то случится, ты позаботишься о Рей и моих детях. Обещай, что они будут Ренами. - Бен. - У детей казненных монстров плохая участь, потому дай мне слово, что они будут частью Семьи. Обещай, Кьяра. Поклянись мне, что никогда не бросишь никого из них. - Видимо, он обдумывал это весь вечер. Клятву, что дал маленькой Фелиции. Защищать и оберегать. И теперь требовал того же от Кьяры, тревожно глядя ей в глаза. - Клянусь своей Семьей, что никогда не оставлю ни Рей, ни твоих детей, ни тебя, мой брат, потому никому из нас ничего не угрожает. Слышишь? Мы же всегда живем на грани, но всегда спасаем друг друга. Бен разжал пальцы, а потом спрятал свою огромную ладонь в тонкие пальцы Рей, которая вернулась. И прижал ее к себе так судорожно, что Кьяре стало дурно. Беспокоящийся Монстр напугал даже её. Драко же, сосредоточенный только на Фелиции, пока не чуял беду. Он качал на руках дочь. Ощущал тяжесть морды Бастера на ноге. Наслаждался поцелуями Гермионы в щеку. Окидывал гордым взглядом всех Ренов. Монстров, что прибыли поприветствовать новорожденного Феникса, которому он уступил свой огонь, и подумал, что да. Он сдержал слово. Никогда не принимал семью как должное, и та платила ему той же монетой. Платила каждый день. Делая его, Драко Малфоя, невероятно счастливым. А он делал счастливой самых важных в своей жизни - Гермиону, Бастера и свою дочь. Так они и встретили рассвет нового дня. Капо и Синьора, давшие жизнь целой семье. Кьяра и Дэвид, достойно продолжающие дело. Подкидыш Монстр, принесший Ренам не только свою верность, но и свою жену и детей. Но, главное, Малфои. Compare, comare, их верный пес и тихо сопящий Феникс, не знающий ещё, что пришел в мир для того, чтобы её безумно, безгранично, безусловно любили.