Сердца часть я привычно оставлю

Скованные в кандалах запястья стали синими и перестали болеть. Из почти полностью стёртой под колодками кожи тонкими ручьями стекала кровь. Лилась она медленно, противно, оставляя подсохшие следы на ладонях и пачкая ноги. Казалось, в ней нет тепла, ведь мозг совершено не реагировал на это, как и рецепторы осязания, как и кровоточащие раны, просто выпускающие жидкость. Не осталось слёз на истерики из-за боли, загноившихся под ногтями заноз и чудовищного давления чувства безнадежности на черепную коробку. Только избитое смирение, с пустотой и принятием судьбы. Ему тяжело, ярмо двойного предателя давит, как привязанная к камню удавка вокруг шеи. Оно весит на плечах этим затертым до дыр пальто, небрежно брошенным ему конвоирами в одном из остановочных лагерей. Им не хотелось волочить за собой трупы изменщиков и перебежчиков. Нет смысла жаловаться, можно было подумать, сам его приход в столицу для поступления на службу предполагал в себе однажды сделать выбор стороны, но прежде всего — стать солдатом. Стало быть, сожаления напрасны и лишены логики, ведь нужно нести ответственность, если взял её. Так оно и есть, сам Тацуми придерживался этого мнения. Однако в нём от воина лишь вера и искренняя злоба по отношению к прогнившей власти. Парню едва перестало быть семнадцать, совсем недавно взялся за оружие, ещё позже ступил на путь борьбы. В слабости нет ничего зазорного, пока она не перейдёт в самобичевание, пока ты не выставляешь её напоказ, прося жалости и сострадания. Сила всегда чём-то ограниченна, имеет определённый предел и может вовсе отсутствовать, тогда как слабость не покидает человека в течение всей жизни, в определенные моменты вытесняя любой дух и волю. Он вроде не атлант, но небеса так и давят, вынуждая страдать за свою мечту. В лесу очень холодно, к утру металлические цепи покрываются инеем, пруды стынут, а озёра сковываются льдом. Кучер подгоняет лошадей, отчего повозка начинает жалобно стонать, протяжно поскрипывая. Покидая прострацию, блёклые зелёные глаза устремляются в небо. Последние дни, недели и, может, даже месяцы они совершенно ничего не выражали, словно теряя свой оттенок. Сейчас же изумрудная пара с чистым изумлением внимала падающему с неба снегу. Небольшие снежинки аккуратным хороводом спускались вниз, мягко падая на кожу. Это был первый снег за всю зиму, первые эмоции Тацуми. Кажется, сейчас третья декада декабря. Канун рождества, порог нового года и возможной новой жизни, но ему совсем не радостно. Когда белые хлопья падают на голову, ему мерещатся небольшие куски льда, залетевшие в волосы или карманы одежды. Осколки почти прозрачного, отливающего голубизной холода — всё, что осталось от неё. От самого дорогого сердцу, самого тёплого несмотря на холодную кровь. Та, из-за которой пришлось стать предателем революции в глазах товарищей. Оказаться в роли человека, гонимого каждой из трёх сторон. Революционерами — за переход на сторону армии империи и защиту одного из генералов, Имперцами — за подрывную деятельность, приведшую к их разгрому, иными государствами — за ненадежность и участие в «преступной деятельности». Из-за воспоминаний о том, как всё начиналось, незавидная судьба каторжника вызывает усмешку. Сейчас же чувствовалась лишь тошнотворная горечь с солёным привкусом. Холод обжигал влажный след на щеке, снег оседал на складках одежды, совершенно не тая. Был слышен лишь цокот копыт и скрип колёс о дорогу. Тацуми встречал конец этого года. *** Так резко ему не выбивали даже воздух из лёгких, как сейчас сон из рассудка. Колесо телеги грохочет на очередной неровности дороги, заставляя пассажиров подпрыгивать. Извозчик что-то выкрикивает, оглядываясь на повозку и поудобнее беря узду. Вокруг беззвучное спокойствие леса, вековые ели устремляются далеко ввысь, полностью пряча вымощенный камнем путь и всех идущих по нему. Тацуми, всё ещё находясь под впечатлением, неуверенно смотрит по сторонам. Ужасная и наполненная морозом реальность сна путает все мысли, вырисовываясь жутко правдивой. Длился шок, однако, не долго. Стоило лишь потереть неисцарапанные кисти, и сомнения отпали сами собой. Его путь лежит в практически неизвестную деревню на окраине страны. Карты умалчивали о её существовании, связь с большой землёй фактически отсутствовала, даже видных деятелей недавно минувшей революции оттуда не было, если только партизаны. Сам парень узнал о ней из случайного разговора с одним, позже погибшим солдатом. В общем, полная глушь, совершено не связанная ни с ним, ни тем более с ней. В специальных архивах пылились посмертно выданные Тацуми награды, постановление о присвоении звания героя, и, к сожалению, на этом всё. Прочие документы сгорели во время штурма столицы, когда огонь разгорелся сразу в архиве по делам мятежников и в хранилище личных дел членов революционной армии. Воистину волшебное совпадение, которое с тревожным трепетом и необыкновенным переживанием наблюдал зачинщик. В глубоких тёмно-зелёных глазах прыгали и тонули огни яркого пламени. Тацуми быстро осмотрел опушку леса, надеясь увидеть там хоть немного схожее зрелище, но, несмотря на самый рассвет октября, большинство листьев сохраняли умиротворённый зелёный цвет, забавно схожий с зрачками парня. Солнце уже не могло справиться со стандартной для времени года сыростью, отчего внутри леса вся трава была покрыта росой, а запах мокрой земли витал в округе. Дорога из хоть сколько-нибудь обустроенной переходила в просёлочную, изрядно размытую от дождей. Указатели населённых пунктов ещё не имели на себе опознавательных знаков новой империи, лишний раз доказывая отчуждённость края. Может, где-то здесь укрываются осколки верных императору солдат, чем чёрт не шутит. Представив в воображение деревню под флагом старой страны, Тацуми усмехнулся, сражения за свободу людей сейчас казались такими далёкими, словно были одной страницей многовековой истории, а не величайшим подвигом следующих лет. Взгляд скользнул по фигуре напротив. Это была девушка среднего телосложения, значительно выше него и одетая в плащ с капюшоном. Синие пряди волос никто не мог разглядеть, кроме него, ведь он искал их глазами. Хотел полюбоваться лишнюю секунду, успокоить нервы, убедиться. Увидеть живое доказательство собственного безумия, такое милое и любимое, прямо сейчас смотрящее в ответ. Эсдес, полностью укутанная в закрытую одежду посвящала своё время наблюдению за сном Тацуми и, по старой привычке, контролю местности. С улыбкой она следила за его умиротворённым выражением лица, пока не нахмурились из-за растерянного пробуждения парня. Отдалённо такая прострация напоминала людей после пыток, когда даже сон приносил новую порцию страданий. Но то было сломанное мясо без личности и разума, с единственным и преобладающим инстинктом страха. Беспокойство росло в ней, пока Тацуми не подарил бывшему генералу тёплую улыбку. Щёки ледяной королевы вспыхнули ярким румянцем на бледной коже. Вместо привычного холода пришёл мягкий жар. Он был всё таким же искренним и невинным, что она не могла продолжать сохранять суровый дух. Как бы он не флиртовал, позже Эсдес выбьет из него всю информацию и окружит своей заботой. А до тех пор они будут смущённо играть в гляделки под шум колес телеги. *** На улице было мрачно и скверно, небо перепачкано тяжёлыми облаками противного желтоватого оттенка. Кварталы пустели, безликие прохожие возвращались в дома, пока некоторые зеваки толпились на площади. Палачи знатно развлекли толпу, повесив недовольных рабочих на собственных галстуках. Карательные отряды «тайной» полиции, как муравьи, сновали меж закоулков, выискивая всех причастных к локальному бунту. Конечно, из всех наказанных не было и половины действительно виновных, что не особо волновало солдат. Слепое правосудие несло исключительно суд, без вины и следствия. Тацуми негодовал из-за этого в захолустном баре, из-под плаща поглядывая в окно. Он не был в розыске, но из-за одной весьма настойчивой девушки был вынужден прятать лицо. Не хотелось случайно встретиться взглядами в толпе, без искр, но со льдом. Там было относительно безопасно, заведение находилось в неблагоприятном районе столице, названном гетто. Жандармы боялись лишний раз заявиться сюда, чаще всего получая в ответ ярость местных. Всё же Тацуми обожал периферии, здесь власть и беззаконие достигали идеального баланса порядка, создавая удивительно справедливый надзор. От такого анекдота хотелось усмехнуться. Когда в окне вспыхивала яркая вспышка, Тацуми начинал считать в ожидании грома. Третий по счёту раскат звучал значительно уверенней остальных, имея пятнадцати секундную разницу с ударом молнии. Бармен протирал стаканы, оглядывая посетителей и бросая косые взгляды на непогоду за стеклом. Сурово, как показалось Тацуми, посмотрев на человека за стойкой, он жестом попросил налить. Через минуту перед ним стояла кружка крепкой медовухи, а может эля. Ему было не особо интересно, главное, что не бьёт по карману. А остальное лишь детали. Сверху, наверное, очень сердились Саё и Иясу. Вместе с погибшими членами ночного рейда они наблюдали появление пьяницы и забулдыги. Сдавленно усмехнувшись, он поставил наполовину початый напиток и рукой смахнул слёзы. Действительно, жалкое зрелище. Ему хотелось считать, что всё это лишь временно, не надолго. Но каждый раз он искал себе оправдания, всячески смягчал плоскость поступка, зарекаясь быть здесь в последний раз. А началось всё совсем глупо, просто однажды пойдя на поводу Леоне, Тацуми понял — от спирта лучше думается о насущном, и всегда найдётся толковый собеседник. От таких размышлений всё чаще вспоминалась Шелли с Булатом, когда в начале, срывая голос, он кричал о мести, а после горько плакал, до крови кусая губы. Откровенно говоря — это были ужасные дни, полные скорби и боли. Как жаль, что всё лишь начиналось. Жгущая горло боль алкоголя была очень похожа на горечь потери, так ему казалось. Внутри оно смешивалось в омерзительном грехе, почти лишая пустоты. Но только почти, первая проблема Тацуми — смерть, вторая же — любовь. Его истерический смех наполнил базу ночного рейда, когда впервые с язвительной издёвкой парень обратился ко внутреннему «я». Вопрос мог быть простой забавой и началом хорошей шутки, однако ответы вели немного к другому. Одна девушка с ярко-голубыми волосами, что он непроизвольно сравнивал с небом и превозносил до такого же масштаба, прочно засела в его памяти. Вернее, до безумия и мании въелась в мозг, продолжая сладко завывать своим голосом. «Тебе нравятся её волосы?» — Да, никогда таких не видел. «Думаешь, её голос отличается от других?» — Мне так спокойно, когда она говорит. Как в детстве от сказок матери. «Может, ночью уйти выполнять задания за пределами города, пока она в столице?» — Куда бежать, когда она готова положить мир к моим ногам? Мы всегда находим друг друга. «Надо как-то спрятать себя, может, надеть маску. Спроси у Челси, лучше неё никто не поможет». — Но вдруг тогда она не узнает меня? Вдруг никогда не вспомнит. На этом моменте обычно случался приступ истерики, изрядно пугающий Леоне с Акаме. Подруги так искренне пытались помочь ему, не подозревая, насколько грязные мысли были у их товарища. От этого делалось тошно, но не более. — Как же так… случилось? — закрывая лицо руками, со вздохам обращался он к случайному соседу. Пустой стакан звонко брякнул от удара об деревянный стол, привлекая чужое внимание. Тацуми, пряча под тканью нездоровый румянец, положил горсть монет на стол и направился к выходу. Собственные терзания никуда не исчезнут, насколько бы сильным не казалось обратное, а работа требовала постоянства и адекватного состояния. По плану нужно на пару дней залечь на дно, чтобы не привлечь внимания к готовящийся диверсии. Может, там он встретит Эсдес, ещё раз посмотрит в её глаза, так напоминающее море, где они когда-то оказались только вдвоём. Украдкой прошлась мысль, что в море Тацуми теперь безоговорочно влюблён, а плавать так и не умеет. *** Путь подходил к концу, обоз останавливался на время спешивания людей и отдыха. Организованный на время лагерь приёма переселенцев с трудом выдерживал свалившийся, как снег на голову, объём нагрузки. Возле палаток толпились голодные, одетые в какие-то обмотки беженцы. Ни в чём не повинные жертвы войны, ищущие кров и спокойствие в деревне. Тацуми не мог скрыть сострадание, смотря на них. Рядом, испытывая лёгкое недоумение, стояла Эсдес. Конечно, она понимала, что чувствует её возлюбленный, но сама не испытывала такого. После недолгой заминки, они взялись за руки, чему оба смутились и направились вперёд по дороге, минуя проводников. *** В груди Тацуми было смятение, всё это очень рискованно, слишком извилисто. У него не было уверенности в следующей минуте, не говоря уже о дне или месяце. Мир слишком резко перевернулся с ног на голову, бросая в чересчур непонятные условия. Единственное, что он знал точно, так это силу своих чувств и реальность конверта в кармане. Небольшая бумажка, сделанная с помощью связей Эсдес, была их документом и единственным билетом в будущее, по которому они, к слову, без малого женаты. А сама бывший генерал без тени сомнений шла за любимым, готовая в любой момент взять всё в свои руки. При ней не было оружия, чтобы не привлекать внимание, хотя сам Тацуми, хоть и скрывал наличие тейгу, шёл с ножнами на поясе. У него была своеобразная привилегия участника гражданской войны. Эсдес же теперь не имела даже своего настоящего имени, являясь скромной Эйсти из дворянского рода другого материка, который имел отличительную особенность, а именно — синие волосы. Её немного забавляла такая конспирация, другое имя в другой стране, в другом месте. Только человек рядом и желание те же самые. Что часто становилось предметом споров. Тацуми пытался усмирить нрав Эсдес, а она хоть и симпатизировала его попыткам к доминированию, всё ещё считала силу решающим аргументом в споре. Но спрятанные волосы и спокойное поведение говорили сами за себя. Их взаимная любовь и жертвы Тацуми заставляли идти на несвойственные уступки. Чем глубже они заходили, тем плотнее стояли деревья, отбрасывая беспроглядную тень. Далеко вверху ветви смыкались в своеобразный еловый навес. Должно быть, ночью лишь с огнём можно различить дорогу, не говоря о черноте меж стволов. Тацуми решил ускориться, не желая задерживаться здесь до темноты. — Тацуми, — его мягко позвали, на что тот нервно шикнул. — Тише, тише ты, — нервно оглядываясь, говорил он. — Чего ты так переживаешь? — бывший генерал усмехнулась, обнимая парня. — Здесь никого нет, кроме нас. А если есть, лучше сразу дать им знать, кто мы. Тяжело вздохнув, Тацуми решил не бороться за своё мнение. Где-то сбоку раздался хруст ветки, но Эсдес не двинулась с места. Лишь один заяц оказался насажен на ледяной штырь. — Всё равно. Не нужно так выдавать себя, иначе всё насмарку. С тем же успехом можно просто отправится в бега, — себе под нос бубнил Тацуми. — Можно, — согласилась она. — Так даже лучше, ты просто не представляешь всей прелести, — от объятий стало тяжелей дышать. — Но ты придумал нам такую историю. Это так мило и романтично, Тацу. — Немного не та ситуация для романтики… — Поэтому я и люблю тебя. Неважно, что ты делаешь, оно всегда покоряет моё сердце. — генерал мягко уткнулась в его слегка поседевшую макушку. — А скоро придётся отказаться от постоянных плотских утех, так что дай мне насладиться тобой сейчас… А не то я буду капризничать. Парень стоял, скованный объятьями, и думал, как же тяжело будет в будущем. Будь воля Эсдес, то он жил бы с ошейником в их спальне. У неё банально не отнять садизма и странных наклонностей, но они и создавали из страшнейшего генерала горячо любимую жену. Пусть порой с радикальными идеями. Даже понятие «плотских» утех у них, видимо, различалось. Потому что для Тацуми вся их любовь была платонической, без акцента на чьё-то тело. Он совсем не думал насколько прекрасны эти кристально-голубые локоны, отливающие белым при тусклом свете. И, конечно, ему не сносили крышу… «ночные» объятия с Эсдес в тоненькой ночнушке. Ни капли, вообще. У него не было, как сказал бы Лаббок, фетиша. *** Возле въезда толпилась небольшая кучка людей, тут же подбежавшая к ним. На дворе был поздний вечер, вокруг летала противная мошкара с комарами, а в траве играли трели кузнечики. Глаза некоторых выражали усталость, желание уйти спать, что было неудивительно. Позади виднелись слегка хаотичные ряды домов и деревянных изб. Их радушно поприветствовали, сразу же предложили тёплую одежду и поинтересовались, как прошла дорога. Кто-то вызвался проводить их к дому, в котором можно остановиться. Не спрашивая документов и не задавая вопросов, местные власти предоставили место для ночлега и еду. От ужина Тацуми отказался, так же поступила Эсдес. После чего провожатый удалился обратно к воротам. Дорога сюда не так сильно измотала, как могло показаться. Усталость копилась с самого начала пути, просто не было возможности хоть как-то разгрузиться, потому сейчас и ощущалась такой неподъёмной. Он буквально чувствовал, как уплывал разум, а сам погружался в неудобный, набитый соломой матрас. Эсдес жалела, что не может лечь рядом, кровати были довольно скромными в размерах и раздельными. Печально посматривая на уже уснувшего возлюбленного, она лишь готовилась к завтрашнему дню. Главное — быть простой женой, совершенно безобидной и неопасной. С такой установкой пыталась уснуть девушка. Наступило ранее утро, привычное для этого места и родной деревни Тацуми. Снаружи было слышно много шума, в основном из-за всех прибывших поселенцев. «Коренные» жители во всю были в работе: как физической, так и бумажной. Однако что-то новое практически сразу становилось заметным. И неуловимый дух нового дня, некой свободы затрагивал каждого, вселяя веру в лучшую жизнь. В дверь постучали, отчего Тацуми поморщился. Ватная голова шла кругом от недосыпа, требуя минимум сутки на полное восстановление организма. Со скрипом зубов, сумев продрать наливающиеся свинцом глаза, он смутно пытался соединиться с реальным миром. Давалось это тяжело, а ещё и звуковое безумие на улице не делало погоды, со всей силы ударяя по черепу. Решив не заставлять ждать человека, Эсдес пошла открывать, предварительно спрятав волосы. Массивная дверь с лёгкостью распахнулась, не издав ни единого скрипа. — Добрый день, — поприветствовал её совсем юный мальчишка лет шестнадцати. — Добрый день, — ответила она. — Вам нужно пройти в администрацию, получить регистрацию и все соответствующие документы, — её забавляла детская, напыщенная серьёзность. Такая попытка выполнять работу по-взрослому, хотя ему было неловко от банальной разницы в росте: Эсдес была на две головы выше. — Успейте, пожалуйста, до ночи. После он попрощался, бегом направившись к соседнему дому. Из спальни раздался тихий смех. — Что-то не так? — Нет, — направляясь в кухню, сказал Тацуми, — просто ты так прямо и холодно смотрела на него, что, кажется, напугала. — Я ничего не делала, — с долей уверенности заявила она. — Даже почти не говорила. — Тебе и говорить не надо, — напомнил парень, — достаточно лишь стоять рядом. Для усиления можно посмотреть в глаза, — сказал он, снимая с плиты чайник, заботливо поставленный Эсдес ранее, — но всё же не стоит. — То есть я не подхожу? И что значит «не стоит»? — фурией метнувшись к парню, она угрожающе нависла над ним. — Аккуратно, кипяток, — он поставил стакан с только заваренным чаем на стол, отодвигая его подальше от края. — Нет, просто ты остаёшься собой, но обязательно привыкнешь к такому, вот увидишь. — снимая с неё платок, проговорил Тацуми. — И ничего не значит, просто… мало ли, что можно там увидеть. — И что? — уже беззлобно, но по-прежнему напирая, спросила Эсдес. — То, чем делиться я не намерен, — улыбаясь, Тацуми легонько поцеловал её в щеку. Она хотела подметить, что такая жадность доступна только по праву силы, но неожиданно сильно смутилась от нежной ласки. Слова звучали так удивительно и нереально, напоминая сказку или её фантазию. Это было непривычно, слишком по-домашнему и вместе с тем очень приятно. — Так люблю тебя, — прошептала девушка, забираясь в неумелые объятия. *** Тацуми пытался определить: ему хочется жить или умереть. Потому что минувшая ночь хоть и принесла столь необходимое расслабление, однако казалось, измученному и полностью выжатому организму такое лишь курам на смех. Поочередно хотелось и спать до обеда, сейчас клёвая носом на ходу, и не покладая рук работать весь день, выделяя невообразимое количество энергии. В таком неопределённом состоянии он шёл в администрацию. От него требовалось всего-то принести документ и получить его обратно уже с пропиской. Но что-то внутри коробило его, заставляло трястись и облизывать пересохшие губы. Это не имело смысла, отступать уже некуда, дальше пан или пропал, но тот самый «пропал» пугал, как смерть. Заставлял переживать, когда надо собраться с силами для последнего рывка. И чем спокойней становилось вокруг, тем больше тревоги появлялось внутри. Здание местного правительства выглядело наспех облагороженным, у окон были разбросаны щепки вместе с крошкой бетона, видимо, ставили новое стекло. Порог и дверь были окрашены в ярко-синий, на стенах же краска давала трещины, местами облупившись. Тацуми подумал, что это чьё-то бывшее летнее поместье, слишком оно выделялось на общем фоне. Причём преимущественно дом был из камня, что являлось дорогой редкостью, особенно для глубинки. Значит, какой-то чин решил устроить себе дачу, да подальше от города, чтобы кто повыше не позавидовал. Что ж, когда революция отрубила его голову, то всё явно стало по плечу. Тацуми криво усмехнулся. Над входом реяло знамя революции, поддерживаемое несильным ветром. Постучав несколько раз, он, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь. Сразу почувствовался стойкий запах чернил, совсем свежих. Чуть дальше прихожей стоял заваленный бумагами стол, за которыми с обречённым видом сидел человек. Быстро посмотрев на гостя, он кивнул в сторону другой комнаты, возвращаясь к бумагам. Кивнув в ответ, Тацуми зашёл в основное рабочее помещение. Там было больше людей, порядка пяти. Двое сидели за столом, один из них задумчиво вчитывался в что-то, а другой постукивал пальцами по дереву, держа между ними ручку. Остальные занимались переноской документов, убирая уже заполненные и принося необходимые по просьбе. Позади них был своеобразный стенд с положениями, какими-то правилами и благодарственными письмами. — Проходите, присаживайтесь, — не отвлекаясь от работы, сказал один из мужчин. Тацуми без лишних слов сел напротив двух, протягивая конверт. Один из них усмехнулся, кажется, вспоминая значение таких вещей в старой империи, после чего вскрыл бумагу, быстро начиная читать. Господин, что держал в руках ручку выглядел уставшим, но немного заинтересованным в госте, а чем больше он вчитывался в ходатайство, тем сильнее сменялось выражение его лица. Оно выражало любопытство, возможно, даже некую озабоченность, но это было лишь предположение Тацуми. В целом он казался приятно удивленным. — Добрый день, Тацуя. Рад видеть вас в здравии, меня предупреждали о вашем возможном визите. Однако в голове вы выглядели чуть иначе, — беззлобный смешок сорвался с его губ. — Но это мелочи, так с чем пожаловали к нам? Начинало казаться, что они уже встречались где-то, но владелец инкруцио не мог точно вспомнить. Может, вчера у ворот? — Здравствуйте… — парень замялся в обращении. — Акайо. Глава администрации, — его карие глаза выразительно стрельнули. — Здравствуйте, Акайо, — это прозвучало немного неловко, — я с женой здесь на постоянное проживание, — он указал на отданное ранее письмо, где было всё указано. — Удивительно, — с толикой волнения произнес мужчина. — Мне казалось, что ветеранам гражданской войны положены льготы на проживание. Или контракт на продолжение службы. — Это так, — согласился Тацуми, — но мне слишком плохо в районах столицы, я не могу там нормально дышать. На службу не был принят по нескольким причинам, главная — состояние здоровья. — Вижу, вижу, — прошелестели листы личного дела. — Ну ничего, здесь воздух чистый, природа вокруг, — сказал Акайо, после уже тише добавив. — когда прекратиться этот бардак, запросим вам лекаря. — Не нужно, — произнёс парень, получив непонимающий взгляд. — Мне пытались помочь, — пояснил шатен, — лучшие врачи революционной армии. Они сделали всё, что было в их силах. От этих слов глава как-то сник, заметно сильней сжав ручку. На частично заполненный бланк упала пара капель чернил, оставляя чёрные, как смоль, кляксы. — Ох, — он смотрел на испорченный документ, — хорошо, хорошо, — обращаясь к Тацуми, сказал глава. — Эжен, принеси, пожалуйста, новый. Один из сотрудников коротко кивнул, удалившись за дверь. Всё было проще, чем он ожидал в начале. Беседа не выходила за рамки, почти не касалось прошлого новой личности, где можно на раз напортачить, несмотря на выучку. Волнение отпускало неохотно, но, можно сказать, семимильными шагами. Ни дрожи, ни страха, только сердце било ускоренный ритм барабанного соло. — Остался один вопрос, скажем так, не по протоколу, — собеседник взял паузу, чтобы прочистить горло. — вопрос вашей занятости. Открыв рот, парень ничего не говорил, замешкавшись в ответе. Для начала, он не до конца понимал вопрос. Если говорить об армии, то никаких проблем быть не должно. Тацуми назубок знал детали службы Тацуи, сейчас он на пенсии, хоть и так молод. Он же верно запомнил? — Видите ли, вы имеете статус ветерана, то есть полностью выплатили любой долг перед страной, рискуя жизнью на линии фронта. Государственных выплат и прочих пособий будет достаточно для обеспечения себя, семьи, и в целом хорошего достатка до самой смерти, — немного неуверенно излагал это мужчина. Сидевший рядом с ним товарищ стал подозрительно коситься на главу. — И это чудесно. Вы, конечно, заслуживаете такое за свой подвиг. Но таких как вы не тысячи, и даже не десятки тысяч. Временный совет издал декрет о положении героев революции, кратко и понятно описав необходимый уровень и качество жизни, вместе с прилагающейся суммой. Это верный поступок, доказывающий правоту и милосердие нашей страны. Но в связи с этим, буквально костью в горле встала проблема не хватки людских рук, — взяв в руки несколько бумаг, он, казалось, с ужасом пробежался по явно длинному и неполному списку. — Даже офицерский состав армии де-факто заполнен чуть больше, чем на половину, остальное — кадры с недостаточным уровнем квалификации. Тацуми сидел, сложив руки в замок, и внимательно слушал. Он знал об этом законе, именно он позволил достать для себя документы и не оставить ненужных следов. Должно быть, для Эсдес были очевидны последствия решения нового правительства. И сейчас оно встало ребром, лишней головной болью. Захотелось потянутся к виску. — Что вы хотите сказать? — Тацуми старался звучать нейтрально, поскольку не понимал, к чему был разговор. — Просто небольшая просьба принять участие в нашей работе. — И ради этого… — парень с зелёными глазами хотел сказать что-то, но был перебит. — Нам важна каждая пара рук. Особенно особенных рук, простите за мою тавтологию, — Акайо усмехнулся, в ожидании смотря на Тацуми. — Конечно, это не проблема. Я сам гражданин села, которое лишь этим и будет знаменито, — его неумелую шутку оценили, возможно, только для вида, но смешки небольшой волной прошлись по кабинету. — Мне в радость заниматься любым делом. Услышав положительный ответ Акайо, довольно улыбнулся, растянувшись на стуле. Ручка выпала из его рук на стол, со звуком покатившись вниз. Сидящий рядом работник мэрии подозрительно скосился вбок, на лидера, а к Тацуми тут же поднесли все заполненные бумаги. Забрав их, он покинул здание. «Прохладно», — мелькнула в голове мысль. На ходу застегивая куртку, он прятал полученную папку под одежду для удобства и защиты от возможного дождя. Улицы тянулись вдаль, напичканная сотнями несвязанными между собой поворотами, напоминая муравейник. Казалось, на совсем недавно голой земле вырастали новые дома, которые не пожалела свобода человеческой мысли, поскольку каждый имел в себе что-то уникальное, свою расстановку комнат, необычное оформление оград, стен и оконных ставней, при этом не выглядя дороже и статуснее других. Совсем рядом с новостроями стояли суровые, где-то скосившиеся от усталости столетней жизни, а некоторые, величавые, оставались надёжнее любой крепости, сделанные, как говорится, «на века» дома. У лесопилки на перекуре стояла группа мужчин, громко говорящая о работе. Они были на удивление легко одеты, не обращая внимания даже на ветер. Сверху, возле пилы, рассматривая распиленные стволы деревьев, кто-то делал какие-то пометки в журнал, криком обращаясь к работникам, на что получал залитый смехом ответ. У порогов с корзинами белья бегали девушки всех возрастов. Под их ногами мешались дети, постоянно норовя влезть руками в одежду или сбить кого-то с ног. Те, что были постарше, более спокойные, сидели на полу, около забора, оглядывая всех мимо проходящих. Несколько мальчишек задержали заинтересованный взгляд на Тацуми, при этом зовя посмотреть остальных. «Наверное, меч понравился», — улыбнувшись про себя, парень для вида нагнал на лицо солдатской серьёзности, положив руку на рукоять. Дети смотрели с неописуемым восторгом, радостно показывая руками, при этом говоря что-то родителям. Некоторые сначала рвались подойти, но всё же не смогли перебороть стеснение. Несколько девушек остановились, бросая ему взгляды и мило хлопая ресницами. Небольшая улыбка позволила себя коснуться уголков губ, после чего ускоренным шагом Тацуми пошёл прочь. В голове нарисовался образ ревнующей Эсдес, отчего слегка задрожали колени. Было сложно определиться, кого в таком случае жаль больше: самого парня или посмевших оказать знаки внимания. *** Утро выдалось холодным, ноябрьским. Заспанные глаза с трудом открывались для созерцания комнаты, пока Тацуми сильнее кутал в одеяло замершие ноги. «Дурная ночь», — думал Тацуми, — «совсем несуразная». Он не помнил, когда уснул, но на тот момент было уже весьма позднее время, а сейчас пусть и не совсем ранее, но послерассветное утро. Голова неприятно набухла, требуя ещё времени на отдых, либо адекватный режим сна, без бездумного просиживания до глубокой ночи. Его взгляд прошёлся по комнате, наблюдая привычную картину. Окно по-прежнему было прозрачным, без абстрактных узоров и тонкого слоя белой пелены за ним. Из этого он сделал вывод, что на календаре всё ещё осень, ускользающая сквозь пальцы. Надев домашний халат, Тацуми вышел из спальни. Сразу стал слышен треск дров в печи. Из кухни звучало лёгкое, воркующие пение и прочие признаки утреней жизни. По полу, пританцовывая, шлёпали босые ноги. — Милый, — Эсдес отвлеклась от плиты, — ты уже проснулся. Как себя чувствуешь? — она мило улыбнулась, заставив его в ответ приподнять уголки губ. — Прекрасно, — Тацуми широко зевнул. — Почти люблю жизнь, почти не хочется спать. Она вопросительно посмотрела на парня, на что тот коварно ухмыльнулся. — Люблю только тебя. Всё остальное почти, — сказал Тацуми, садясь за стол. Эсдес отвела глаза, смущённо покраснев. Она всегда так мило робеет, что Тацуми готов каждый день говорить, как обожает её. Возможно, когда-нибудь он доиграется со льдом, а пока остаётся лишь удовлетворённо нежиться в объятиях самого жестокого генерала империи. Не найдясь с ответом, она собрав каплю былой властности, взяла своего удивлённого мужа за грудки, увлекая в поцелуй. Парень растерянно попытался что-то сказать, но любое сопротивление было пресечено. Для неё это удивительно легко — взять и забрать, однако отказаться от права сильного ещё проще. Несвойственное ей ранее желание подчинения, Тацуми называл это любовью. Поэтому было легко оказаться здесь, в роли обычного человека, иногда выигрывая себе такие моменты. Моменты добровольного подчинения. — Эсди, Эс, стой, — он горячо выдохнул ей в шею, стараясь не терять голову. Было тепло, даже жарко. Огонь только начинал греть воздух, утренний мороз несло с улицы, ноги норовило свети судорогой от холода, а одубевшие кончики пальцев судорожно касались такой же ледяной кожи Эсдес, игнорирующей родную стихию. Но рядом с ней было комфортно и жарко. И этого хотелось больше, чем положено. — Я не дам этому закончится, мы пройдем всё и будем счастливы, — он говорил тихо, с придыханием, всё так же предаваясь нежности и сильнее убеждаясь в только что сказанных словах. — Я… — на секунду его голос дрогнул, будто в чем-то засомневавшись, — обещаю! Её руки усилили хватку объятий, кусая губы Тацуми. Эсдес едва заметно дёрнула губой, одновременно тронутая этими словами. Но он не знает, что защищать их очаг и уют будет целиком и полностью она сама, по праву сильного. *** Жизнь просыпалась раньше первых петухов, громкими разговорами и шагами тревожа любителей выспаться. Кто-то угрюмый, клевая носом, шёл, не зная куда деть своё раздражение, пока другие ощущали лёгкость и готовность к работе. Тацуми же уже заканчивал с одной из своих обязанностей. Он возвращался из леса, сидя на краю загруженной брёвнами повозки. На его поясе были прикреплённые к кожаной броне ножны с верным инкруцио. Между зубов зажат стебель травы, которую тот от скуки жевал. Позади шли лесорубы с кульками ягод. — Тацу, всё спросить хочу, а где ты себе эту броню достал? — он почти не вздрогнул, услышав обращение. — Выдали. Для работы, все дела, — протянул парень, на что мужчина кивнул. Потрясения понемногу отпускали страну, но настигали её граждан. Новости часто доходили обрывками, иногда с опозданием, но каждая была громче другой. Повсюду массово велись проверки последних тридцати лет жизни чиновников, видимо, больше этого срока узнать правду было проблематично. Коррупцию рубили на корню, можно сказать проводили кустарную операцию, потому что не удаляли больной зуб качественным и стерильным оборудованием, вводя наркоз, а вырывали в лучшем случае плоскогубцами. Удавалось выявить действительно честных и верных государственных служащих, готовых идти до конца в непростом деле. Но остальная часть государственного аппарата оставляла после себя пустоты, которые было нечем заполнить. Правительство пыталось выкрутиться, расширяя количество вузов, ускоряя обучение уже имеющихся студентов и набирая образованных людей из сёл и городов. Должности и министерства сокращались до возможного минимума. Было сложно представить, что скоро проблему смогут решить. Зато больше не нависала угроза всеобщего и тотального голода. Тейгу порой могут творить чудеса, причем не только на полях сражений. Попытки найти оружию мирное примение вызывали улыбку. «Хорошая газета», — думал Тацуми. — «Быстро ж наладили производство». — Ладно, бывай, мужик, — один из знакомых по работе похлопал его плечу, отвлекая от текста, — дальше мы как-нибудь сами, — сказал он, звонко посмеявшись. Прикинув в голове насколько сильно за пределами леса нужна его роль охранника, парень согласно кивнул и, попрощавшись, ушёл. Как ни удивительно, больше пригодились и были востребованы навыки владения оружием. Обязанностей было немало: от тренировки ополчения до защиты и по совместительству охоты на животных, куда всё рвалась Эсдес. Тацуми не жаловался, оплачивали зачастую по бартерной системе, чего вполне хватало. В сравнении с ночным рейдом труд был гораздо легче. Однако времени это забирало прилично, если не полностью, на что владелица ледяного тейгу зачастую могла сильно негодовать. Пару раз даже ходила устраивать скандал к начальству парня, хотя там тоже не были рады переработкам. Раздумывая, где провести свой небольшой перекур, Тацуми вышел к центральному зданию. Теперь перед ним вырисовалось некое подобие площади, строго по периметру прямоугольника стояли правительственные здания, либо городские учреждения, а землю между ними заложили камнем. Всё выглядело новеньким и донельзя чистым, тут и там выставляя напоказ выбеленные стены. Учитывая с какой скоростью растёт и ширится деревня, то, наверное, лучше места для центра не придумать. «Уже и не деревня, скорей посёлок городского типа, а там и до города недалеко», — думал он, вдыхая прохладный воздух. Вчера наступил первый день зимы, снега ещё не было видно, зато сколько радости на лицах, особенно у детей. Становилось заметно холоднее, люди начинали кутаться в тёплую одежду, пока Тацуми и Эсдес по-прежнему ходили, игнорируя это. Ветер рвал вывешенное на флагшток знамя. Заметив скопление людей неподалёку, Тацуми направился к ним ускоренным шагом. Перед толпой стоял Акайо, что-то медленно разъясняя. Не было возмущения или негодования, просто бурная реакция, может, какие-то разногласия. Пройдя через небольшую группу, он обратился к главе. — О, Тацуя, здравствуйте. — Добрый день, а что происходит? — оглядывая собравшихся, спросил Тацу. — Просто озвучиваю новости, — произнес мужчина, тяжело вздохнув. — Да ты бы слышал! Хотят к нам отправить стражу из столицы! — горячо заявил один из присутствующих. — Людей нет, что ли? Парень тревожно встрепенулся, но заговорил стараясь не выдавать этого: — Что-то случилось? Зачем солдат? — в такое далёкое захолустье не станут просто так перебрасывать войска, причём столичные. Оглядываясь, он только сейчас понял, что большинство здесь — участники гражданской войны, работающие вместе с ним. Тацуми делал вид заинтересованный и лишь самую малость встревоженный, насколько позволяли навыки актёрского мастерства. — Ничего не произошло, всё в порядке, — он говорил нарочито громко для случайных зевак. — Это лишь запланированная военная реформа, переход на постоянный военный штат вместо ополчения. К нам прибудут готовые отряды милиции. Послышались негромкие переговоры, неоднозначное согласие и ворчание скорей для приличия. Тацуми не особо волновали преобразования и наличие солдат, а вот то, что это гарнизон из столицы очень даже гложило. Тут либо как-то договариваться, либо бежать, опять, снова. — Акайо, — соскребая со всех затворок навыки парламентера, парень вступил в переговоры, — это обязательно? — Конечно, — протянул он. — То есть, зачем нам присылать отряд? — неуверенно сделав шаг вперёд, брюнет завертелся, как уж на сковородке. — Попросту лишняя трата сил и ресурсов, они сейчас явно нужней в другом месте. — Во-во, куда деньги то тратить собрались? — звучало позади. — А нам что, без защиты оставаться? — комично протянул глава, к нему подошло ещё несколько людей при должностях. — Да нет, зачем же. У нас тут большинство бывшие военные, ничем не хуже любых других. Мы способны самостоятельно организовать органы правопорядка и обеспечить безопасность. Причём многие и так полноценно работают для охраны, — за время своей встречи парень оказался напротив людей, не словами, но интонационно обращаясь к ним. Надавить на чувство долга и, может, гордости было единственным шансом. На его лбу выступил пот, когда несколько лиц сомнительно покивали на прозвучавшую инициативу, зато остальные взорвались одобрением. — Действительно, мы что за свой дом постоять не можем? — Нет у революции конца! С оружием в руках защитим её! — Набрать людей из местных, — Акайо тяжело вздохнул, представляя грядущий бюрократический ад. — Мы попробуем сойтись с центром на этом, в ближайшее дни будет объявлена точная информация. Кажется, многих такой расклад устроил, поэтому улица быстро опустела. Через минуту нельзя было найти и намёка на внеплановое собрание, в прежнею силу зазвучала работа, и лишь небольшие перешёптывания рассказывали всё случайным встречным. — Снова здравствуйте, Тацуя, — Акайо, словно из неоткуда, возник перед летающим в облаках парнем. — Не хотите пройтись? Не видя причин для отказа, парень кивнул, вставав сбоку от мужчины. Тот полез в карман, зашуршав коробком спичек и какой-то упаковкой. Через секунду в его руках мелькнула сигарета, и одним ловким движением он прикурил её. Несколько раз потряс потухшей спичкой в воздухе и бросил. Едкий запах впился в нос, во рту заиграла горечь. Захотелось скривиться. Радовало то, что хотя бы дым несло в противоположную сторону. — Не желаете? — протягивая папиросу, поинтересовался он. — Спасибо, не курю. Акайо одобрительно кивнул, вдыхая табачную гарь. Некоторое время они шли в тишине, ноги мели по дороге пыль, деревья сбрасывали последние листья. — У меня к Вам есть просьба, скорее даже рекомендация. Если Вашу идею одобрят, сейчас она может и не дойти до верха, всё загруженно, сами понимаете, — пояснял он. — Займётесь проверкой сформированной стражи. Просто узнать их готовность к бою. Это ведь не просто так, скажем, именно у нас решили сделать, ну, Вы знаете. — А какие есть причины? — как бы невзначай интересовался Тацуми, но слишком низким голосом, возможно, готовясь запугать этого человека. — У нас только одна причина. Контрреволюция, — сплёвывая сквозь зубы, процедил Акайо. — Возможно, радикалы-фанатики залегли где-то здесь. А может и нет, не удалось выявить следов, — раздался непроизвольно наигранный смешок. — Однако направили солдат же, нашли, значит, что-то! Но это, опять же, мысли вслух. Возможный «радикал-фанатик» был хмур. Не выглядела эта ситуация приятной и радужной, вопрос в том, насколько сильно она проблематична. Он думал, что документы где-то могли дать осечку, оказаться неверными. Какая-то фраза или внешняя особенность способна вмиг выдать его небольшой секрет. Но версии не сходились. С ошибкой в документе даже доехать до сюда бы не вышло. Раскрой он себя, и об отправленных по душу Тацуми головорезах никто бы даже не догадывался. Лишь члены ночного рейда могли отыскать своего товарища, но стали бы… Весь тон разговор был пропитан злобой, а упоминание о противниках революции пропитывалось ядом и выплевывалось. Очевидно, глава ненавидел сторонников старого строя похлеще многих. — Ни одна угроза не сможет нам навредить, — холодно произнес Тацуми, — такого человека больше нет. Я сделаю всё на высшем уровне. — Благодарю вас, — мужчина с карими глазами облегчено выдохнул, пожав руку Тацуе. Небо затягивалось, колонны облаков словно огибали земной шар, приходя из ниоткуда и возвращаясь туда же. На одном полотне вместе с потёртым солнцем ютился небольшой огонёк луны. Запад неумолимо забирал своё. «Ни черта не понятно». *** Вокруг ничего не было видно. В бешеном танце белых частиц тонуло абсолютно всё: от деревьев и полян до людей и телег. Нещадная пурга заметала следы, набивала сугробы и сапоги снегом, пока лошади вязли в очередной прикрытой пеленой яме. Нахмуренные брови — наверное, они были бело-синими, как у Эсдес, — морщинили лоб, а глаза вглядывались в дорогу. От напряжения мог выступить пот, если бы не окоченевшие пальцы и бьющий сквозь одежду мороз. Где-то волком выл не то зверь, не то ветер, но тревоги нагонял и тот, и тот. Вот и зима, получите — распишитесь, главное, как неуверенно подступала, всё дождь да слякоть, осеняя прохлада, ни снежинки, ни града. До самого конца не было ясно насколько холодным выдастся этот период, как известно, январь и даже февраль умеют удивлять заморозками. Однако на сей раз столько решили не выжидать. *** Тацуми жжег десятую свечку, наливал из постепенно пустующего и стынущего чайника выпить, по своей неосторожности калечась воском. Эсдес спала крепким сном, намереваясь изорвать подушку объятиями, потому знала — это не её возлюбленный. Ничего, времени будет ещё достаточно, ночи становятся только длинней, дня уже не хватает. «Главное», — думал парень, — «не будить солнце», — она рассердится, застав его здесь. Перед ним лежала испытанная временем книга, потёртая, с порванными корешками, но зато верная и надёжная во все времена. Образование — дорогая привилегия даже для города, деревни, как правило, являлись скопищем неучей и безграмотных крестьян, живших на окраинах, будто в загоне для животных. Порой поражали совпадения, он был почти готов поверить в судьбу и все нити, вяжущие её. Вспоминания об отправке в столицу — скрежетали зубы. «Нас и за людей там не считали», — ругался парень. На что надеялся — неясно, что получил — почти неясно. Только Эсдес была чудесной и прекрасной, самой дорогой и лучшей наградой из возможных, поэтому и цены ей не могло быть. Тацуми любил её сильней всего остального. А остальное, как раз и неясно. Ему удалось сохранить себе жизнь, пожалуй, такой удачи достаточно. Можно тихо наслаждаться новым строем, с гордостью и белой завистью посматривая на результат труда тысяч революционеров. А товарищи прошлого, так и останутся его товарищами и его прошлым. Он почти не сожалеет о них, лишь иногда вспоминает. Глаза защипало, заставляя закинуть голову кверху. Ровное дыхание сбивалось, хрипело. С тошнотой Тацуми отодвинул лежащую перед ним литературу. Ей оказался учебник по языку и лингвистике. Нужно уметь больше, чем забивать гвозди и драться. Учиться, учиться и ещё раз учиться. Да, без присмотра ночного рейда он стал слишком ранимым. У него даже поводов не было для приступов уныния. С таким настроением нечем заняться, даже сон не пойдёт. Со вздохом Тацуми поднялся из-за стола, взял свечу и отсчитал ровно пять шагов к окну. За ним лишь беспроглядная тьма да, словно вымершая, улица. Едва различимо шёл снег. Несмелые хороводы ещё не выложились в первый слой, как бы примеряя почву. Подмёрзшая земля принимала спокойно, не позволяла таять. — Не хватает снега, — уголки его губ слегка приподнялись. *** После встречи зимы в тепле и уюте, было некомфортно ежится на улице. А кому-то тейгу не позволяло мёрзнуть, вот и думай, где справедливость. Охота выдалась удачной, нагрузили туш под завязку и уже потирали руки в предвкушении. Такой промысел оказался на удивление результативным, их деревня обеспечивала восемьдесят процентов добычи мяса в своей области, часть даже уходила на город. Навык и богатые леса позволяли брать невообразимые рекорды. Но сейчас вокруг была метель, он совершенно запутался в звёздах и шёл, доверяя своему чутью. Для него не было шума, только отдельные звуки и тому подобные крики. Местом их скопления, очевидно, должна быть деревня. По крайней мере, в памяти они выглядели именно так. Долгая ходьба выбивала силы, если Тацуми ещё мог спокойно идти десятки километров, то другие, менее подготовленные охотники, могли рухнуть от усталости. Только воля позволяла держаться на ногах, мысленно молили за скорейшее возвращение. Сам он старался быть стойким, паника здесь будет ни к месту. Он дышал через нос одинаково глубокими вдохами, сжав ладони в кулак, периодически отвлекаясь от дороги на осмотр позади идущих или проверяя протянутую через каждого члена группы верёвку. Звуки, похожие на голоса, стали громче. Используй он чуть больше способностей или мутацию от инкруцио, то вполне мог разглядеть, что впереди. Уже плевать на отвращение и болезненность этой силы, хотелось покончить с чёртовым морозом. Но такой возможности не было, нельзя дать и намёка на тейгу. Наконец, вдали что-то замерцало. Тацуми молчал, ожидая реакции остальных, чтобы убедиться в реальности тех огней. Но видимо все решили не обнадёживать себя раньше времени, до последнего храня тишину. Однако легко заметить, как ускорился шаг. Под хруст снега они вышли к окраине деревни. Навстречу сразу же выбежали неравнодушные. Недавно собранные отряды для поиска пропавших набросились на них с радостными объятиями. Кто-то трепал волосы, словно младшему брату, приговаривая слова благодарности Богу. Ударил запах крепкого и горячего чая, после в руку сунули металлическую кружку с напитком. Радушие грело, внутри становилось немного легче. Но всё равно больше хотелось согреться и отдохнуть. Новость о возвращении охотников передавалась словно огнём, практически каждый пришёл посмотреть и чем-то помочь. Стараясь игнорировать мигрень, Тацуми смотрел на то, как Акайо лично организовал оказание помощи и общался с людьми. За минуты вырос ряд палаток, где оказывали первую помощь. Лекари работали усердно, убеждая, что всё в порядке, но выписывая целый ряд профилактических мер. Однако своей очереди он не дождался. Девушка ловко обходила стоящих столбами прохожих, зачастую даже не попадаясь на глаза. Плотные ряды таяли, стоило выступить холодному поту от её ауры. Казалось, она буквально влезает в мозги и ментально уничтожает рассудок. Бедолаги, что не удосужились пропустить бестию или попытались упрекнуть в чем-то, лишались сапог, шапок и варежек, вместе с этим оказываясь головой в сугробе. Тацуми же не успел банально улыбнуться, как едва не получил ладонью в шею. Неловко оправдываясь и прося прощение, не до конца понимая суть своей провинности, он спиной пятился от синеглазой. Лёд оказался как нельзя любезен, во время нелепого отступления юноши оказавшись прямо под ногами. В начале исчезла опора под ногами, внезапно и неожиданно. В голове крутилось всё, кроме осознания происходящего, глаза тем временем зажмурились за какие-то секунды до удара. После чего уже несопротивляющиеся тело ловко закинули на плечо, унося прочь под ряд удивленных взглядов целителей. *** За стенкой трещали дрова, пыхтел чайник, вот-вот собираясь засвистеть. На ней же висел намертво прибитый гвоздями ковёр с очень увлекательными узорами. Постель колола спину, сам он немного проваливался в мягкий матрас. Над ухом звучало ворчание, что вполне могло перейти в рукоприкладство, если бы не болезнь. *** Скинув с плеча своего потерянного мужа, Эсдес, свирепо поглядывая, выбирала наказание. Она нетерпеливо загибала пальцы рук, которых, к сожалению, не хватало для подсчёта количества возможных вариантов. От уже подзабытого момента выбора пытки, предвкушения исполнения и выражения лица подопытного расцветала садистская ухмылка. Эсдес становилась собой. Ей это казалось весьма справедливым. Ведь он заставил её волноваться. Не опоздал, даже не обманул, а заставил волноваться, и не кого-то, а жестокую и сильнейшую ледяную королеву. Подобное не простительно, скорее всего, он сам понимал тяжесть своей вины и чем её предстоит искупать. На пол летела всевозможная мелочовка: от иголок до восковых свеч, пока девушка ловко обходила лежащие на полу колющие и режущие предметы. С гвоздя была снята якобы трофейная рапира Тацуми, хотя на деле она была оружием Эсдес, с которым генерал не сумела расстаться. Звон покидающей ножны стали ласкал слух, по руками носились табуны мурашек. Откуда-то из закромов была выужена веревка и моток лески. И пока перед мучительницей стоял вопрос: лёд или кипяток, раздался глухой удар. В пару бесшумных шагов оказавшись в спальне, она увидела Тацуми на полу в полулежачем положении. Тот сидел, вжавшись в бок постели, одной рукой протирая не то лоб, не то глаза, а другой сжимая ворот своей одежды. Грубое дыхание разносилось, через раз разбавляясь хрипом и свистом. — Тацуми? — негромко и ласково позвала она. — Голова… кружится, — невнятно раздалось в ответ. Подняв голову, он смотрел прищуренно, смахивая с ресниц невольно выступившие слёзы. На лице бледнел нездоровый румянец, залезая на лоб. Несложно было заметить, как тряслось его тело, словно от сорокаградусного мороза. Перестав держаться за голову, рука наощупь попыталась ухватиться за спинку кровати. — Миленький, — испугано прошептав, Эсдес бросилась к нему. — Что случилось? От него звучал лишь кашель, сухой и скрипящий, как почти сломанные доски. Руки, трясясь, неуверенно растирали плечи через пропотевшую ткань одежды. — Морозит, — закашлявшись, низким голосом выдавил он. Ловко подбросив парня на руки, Эсдес положила его на кровать, где тот сразу поспешил укрыться одеялом. Рукавом она несколько раз прошлась по его лбу, смахивая пот. Из-под ресниц с полуприкрытыми веками замучено глядели два зелёных зрачка. Они выглядели измождёнными, смотрели скорей от безысходности, чем от интереса, пока она сама настолько сосредоточилась на них, что не замечала собственной испугано-волнительной дрожи. Не получалось вспомнить, когда ему приходилось быть настолько уставшим. Несколько раз моргнув, глаза закрылись. Эсдес неуверенно поднесла руку к парню, не решаясь попробовать сбить температуру силой тейгу. Бегом выйдя из комнаты, под звук отбивающихся об пол каблуков она направилась к кухне. Эсдес не имела опыта и самой обычной простуды, в детстве от недуга защищала закаленность жизнью, дальше — кровь ледяного дракона. Но некоторые знания у неё были, в основном основанные на варке ядов. Дверцы шкафчиков громко хлопали, где-то сыпалась штукатурка. Пальцы перебирали колбы, коробки и банки с различными видами трав. Сейчас ингредиенты — не более приятного воспоминания о забавном хобби, из них даже достойный чай не заварить, не говоря об отравлении. Но жаропонижающее свойства у них были достойными, так как сами растения весьма редкие. Меньше чем за минуту растолкав траву созданной из льда дубиной, она высыпала получившийся белый порошок в стакан. Чайник надрывался, пар оставлял после себя конденсат на стенах. Залив лекарство горячей водой и с помощью всё того же льда слегка остудив, она поспешила к Тацуми. В груди нервно разливался жар, объятое огнём сердце действительно болезненно сжималось, немного пугая. Она впервые ощущала подобное, болезненные сокращения, напоминающие разве что описания из констатации смерти от пыток. Стараясь игнорировать чувство, она до треска сдавливали кружку с отваром. Приподняв голову Тацуми, ему, почти как немощному, через обжигающие глотки влили в губы настойку. После чего, окончательно и бесповоротно поддавшись слабости, юноша задремал, а Эсдес, сжимая мозолистую ладонь, немигающим взглядом наблюдала. От чужого дыхания становилось спокойно. Паника маленькими шагами отодвигалась. — Не пугай меня так, пожалуйста. *** Из лежачего положения виднелось окно с заснеженным небом. «Облака, точно как снег, один в один, белые, и», — думал он, точно знав, — «такие же холодные». Хотя ещё напоминали вату, только внешне, распушистой пеной. Майн часто сравнивала их, смотря вверх, лёжа на траве, при этом за обе щеки съедая сладость. Когда ещё только стала его наставником. Пропершив горло, парень отвернулся, больше не прельщаясь видом. Наверное, неофициальность Ночного Рейда даже хороша, он бы не вынес каждый день наблюдать их знамёна. — Тацуми, — приподнявшись на локтях, он улыбнулся ей. Эсдес же сурово обходила глазами стоящий недалеко столик и уже теплей больного, — ты пьешь лекарство. Да? — риторически уточнила она. — Конечно. Только не Тацу… — Только Тацуми, — перебив на полуслове, утвердила Эсдес. — Только мой, только для меня, только Та-цу-ми, — с решительным блеском она оказалась сверху, с каждым заявлением становясь всё ближе к нему. Растерявшись, шатен вжался в подушку, рвано выдыхая и обдавая девушку запахом спирта от недавнего компресса. Пытаясь хоть как-то возразить, он натыкался на внезапную немоту речи. На нёбе противно скапливаясь слюна, язык проходился по пересохшим губам. Кажется, для бывшей воительницы такой жест был вызовом. Багровеющие от смущения и болезни серые щёки парня для неё выглядели очень привлекательно. Его шок с намёком на сопротивление, но в действительности полная покорность доставляли особое, извращённое, удовольствие. Внутри разыгрывался аппетит. Эсдес потянулась к губам, он ясно осознавал зачем, бездумно поддаваясь навстречу. По коже скользнул влажный язык, поцелуй несколько углубился, вызывая волну мурашек. Эсдес доминировала и вела себя как хищник с жертвой, полностью контролируя процесс. Руки хаотично исследовали её спину, нежно поглаживая голубые локоны волос и ради шалости залезая под рубашку. На подобное следовал жёсткий ответ: без особого труда порвав его пижаму-футболку, Эсдес игриво прошлась по груди коготками. После, не дав ему вернуть потерянный от неожиданности воздух, прикусила нижнюю губу Тацуми, смакуя капли тёплой крови на зубах. От него раздался стон, и руки сильней прижали девушку. Не скрывая ухмылки, бывший генерал с силой вонзила ногти в спину, от удовольствия впиваясь зубами уже в шею. Сейчас исполнялись всё её прихоти, с той ночи, когда они впервые спали вместе. *** Солнце ласково грело недавно отмёрзшую землю. Ветер был ещё прохладным, под ногами растекались непроходимые лужи, тонкий ковёр пробившийся травы приятно украшал пейзаж. Тацуми почти переплывал мини-океаны в галошах, одном из товаров производимым в прошлом, а сейчас из-за эмбарго находившимся в достатке в каждом уголке республики. А весь мир пусть, как хочет, топчется по грязи. Ему становилось легче дышать, холод не обжигал ноздри, лишь сладкий запах щекотал нос. В воздухе мелькали пчёлы, явно намекая на первые цветы где-то недалеко. Жутко хотелось найти их и подарить Эсдес, обвязав какой-нибудь яркой и красивой летной узлом сердечком. Своими делами занимались труженики-муравьи, в основном привлекая внимание детей, те часами могли наблюдать за безостановочной беготней насекомых. У них это вызывало сильный интерес, Тацуми назвал бы его исключительно научным, без вандализма и заливания муравейника водой. Парень проходил вдоль опушки леса, иногда с любопытством вглядываясь меж стволов, но в основном просто наслаждаясь. Возможно, у него весеннее обострение, оттого и казалось всё вокруг лёгким и воздушным, с нотами спокойствия да умиротворения. Пусть ещё отходят мартовские холода, дороги превращаются в сплошное болото, как и посевные поля, а в тенях по-прежнему нежится снег. Ему нравится действительно тёплое солнце, таяние нравов с уходом зимы и мерещится листва на деревьях. На безымянном пальце маячит кольцо. Несильно дорогое, чтобы оставаться в образе обедневших дворян, впрочем оно и имело другую суть, с которой прекрасно справлялось. Внутри, по инициативе Эсдес, были выгравированы их настоящие инициалы. Он искренне не понимал зачем, по итогу всё равно пришлось брать наждак и затирать буквы имени. Тацуми недолго любовался украшением, прокручивая ладонь по своей оси. Это доказательство их любви, самого сильного и, возможно, опасного союза, раньше даже мечтать об этом было расточительно. Сейчас же он так живёт. И пусть в этой жизни умирать не ново, жить, между прочем, гораздо трудней. Внезапно вспорхнула птица, теряясь на фоне белых облаков. В ней угадывался аист, не летавший в местных краях раньше. Зелёные глаза тщетно продолжали искать её, посреди белёсой перины. «Мне бы хотелось, чтобы у нас были дети. Я, наверное, готов», — рассуждал Тацуми, думая, как преподнести решение жене. *** Был выходной день, не холодный с непогодой, а очень приветливый, с приятным ветром и атмосферой для прогулки. Из труб домов шёл почти прозрачный дым, кто-то сегодня собирался топить баню, хорошо расслабиться после трудовой недели. Такая идея и ему самому пришлась по нраву, последний раз его хлестали веником настолько давно, что уже и не вспомнить полного ощущения от отдыха. Заняться было нечем, работы нет, знакомые либо будут высыпаться все выходные, либо праздновать первые дни весны с выпивкой в руках, а она ему не по вкусу, по крайней мере теперь. В остальном тоже сплошная беда: грибы не успели появиться, звери в лесу только вышли из спячек, а мясо хищника понравится, пожалуй, одной Эсдес. Та, к слову, так же была занята, занимаясь чем-то со своими замужними подругами. Как последний вариант — бумажные завалы Акайо, но, упаси Господь, бюрократия убьёт раньше, чем он закончит с ней. Обреченно вздохнув, он направился вдоль заборов, к одному из выходов. Шёл не спеша, пиная валявшиеся под ногами камни, как в строю сурово чеканя скорость и ритм шага, при этом насвистывая несложную мелодию. Времени было полно, солнце лишь подбиралось к зениту, а, как провести грядущий день, идеи не было. «И чтение наскучило. Снова под вечер решит напомнить о себе, а в другое время ни-ни». Глаза слепили лучи. Виднелись главные ворота, через которые они заехали сюда шесть месяцев назад. Сразу вспоминается относительно спокойная жизнь в роли Тацуи и смятение от опасного фокуса, что он провернул. «В плане долга меня ничто не держало. Может, вообще, они мне должны остались». — мысленно проговаривал он, расставляя утвердительные акценты. Слышался шум и чьи-то голоса. Они были знакомы, только вот, ощущались странно. Своеобразно отреагировал тейгу, вызвав боль в голове. Остановившись, он прислушался. Нога нервно отбивала сбитый ритм. Возле проверочного пункта, вокруг какой-то повозки суетились солдаты. Тацуми узнал форму войск революционной армии, явно не призванных здесь. С ними разговаривал командир стражи, размеренно о чём-то докладывая и постоянно жестикулируя. Зачем они здесь? Всё же решили отправить отряд спустя целую зиму? Кисти пробила мелкая дрожь. Сзади, аккуратно приподнимая платье, спускалась Майн. За её спиной покоилась тыковка, блистая вычищенным стволом. Глубоко зевнув, девушка забавной походкой подошла к толпящимся, видимо собираясь выразить недовольство. Из ниоткуда появилась фигура в чёрной одежде, несильно ударив Майн ладонью по лбу, остановила коллегу и предъявила белый конверт. В похожем были документы Тацуи и Эйсти. Тацуми скривился, слишком громко прижавшись к стене. У них больше не было зрительного контакта, однако казалось, что она смотрит прямо на него, моргая своими выразительными глазами. Парня прошибло потом, все мысли заняла одна особа, и пусть жена простит ему такой проступок. «Акаме. Майн», — несколько мучительно долгих секунд он вдыхал воздух, с трудом наполняя легкие. — «Инкруцио», — в следующую секунду лучи света могли спокойно преломляться сквозь него, словно там никого не было. *** План «Б» — значит Беги. В таких запасках была своя уникальность, поскольку Тацуми придумывал их в момент необходимости, остальное время доверяясь случаю. Сейчас он следовал этому, петляя от окон и воровато оглядывая пустую улицу. Последние люди, скорее всего, разошлись по делам, что было ему на руку. Невидимость спала, сила Икруцио была ограничена травмами и происходящими из-за тейгу метаморфозами. Что делать? Мозг напрягал нейроны, судорожно пытаясь найти выход из положения. Паника подступала всё ближе, от резких вдохов и выдохов темнело в глазах, ноги слабели. Теряясь в пространстве, пришлось сесть на корточки, чтобы немного сориентироваться. Обувь скользила в грязи, лишний раз вызывая раздражение. Со злостью проскрипев зубами, он ощутил металлический привкус. Губу защипало. Не хватало упасть безжизненным грузом на милость прибывших жандармов. Замотав головой, Тацуми поднялся, пересиливая себя, и, неуверенно делая шаги, поспешил к дому. Снова бегство, как бы не вынуждали обстоятельства, сложно придумать вариант хуже. Учитывая, что сейчас он провалился, вторая такая попытка не выглядит так привлекательно. Конечно, если не вышло в первый раз, то в третий или десятый должно получиться. Но и страна вполне конечная, а как показывает практика, легко увидеть своё лицо на плакате розыска в каждом городе и селе, если этого захотят. За пределами страны надежды тоже нет, едва ли не меньше, чем здесь. Возможно, в качестве оружия действующей власти или предлога для шантажа революционеров их примут, но тогда ни о какой личной жизни не может быть и речи. До дома оставалась пара метров, поблизости никого не было видно, лишь издалека доносились звуки топора. Он рассуждал, как лучше всего поступить. Сдача в плен равна смерти, как-никак сам работал на них, знает, как всё устроено. Пытаться до конца отыгрывать прикрытие настолько гиблое дело, что с тем же успехом можно в одиночку дать бой Акаме. Мысль о драке недолго пыталась найти приют в его рассуждениях, оказавшись выброшенной подальше от греха. Поднимется такой шум и все имеющиеся солдаты отправятся к ним — добивать отголоски гражданской войны. По итогу нужно просто хватать в охапку Эсдес и, не оглядываясь, убираться прочь, остальное решая уже после. Стратегии явно не были его сильной стороной. Вломившись в дверь, с порога он заявил: — Эсдес, — имя легко слетело с губ, язык заплетался. Она сидела спиной, ловко орудуя ножом за столом, пока на плите что-то варилось: — Да, — повернувшись, сказала она. — Милый? — Мне… — к нему пришло осознание, что её не должно быть на кухне. — нужно… на… охоту… — промямлил парень, направляясь к висящему на стене мечу. — Но ты такой бледный, — достав из кармана чупа-чупс, девушка нарочита причмокивая положила конфету в рот, даря невинную улыбку. — Что случилось? Без лишних слов одетый в ножны клинок обрушился на стол, от которого мгновенно отпрыгнула лже-Эсдес. Предмет мебели разделился на две неравные половины, одна из которых отправилась прямиком в Челси, как думал Тацуми. Опрокинутые продукты разлетелись по комнате, пакет с мукой оставил после себя белое облако. Не дожидаясь ответа, он выпрыгнул в окно, сразу после этого блокируя удар. Глаза уже привыкшие к более тёмной освещенности в помещении не сразу правильно показывали картину происходящего. Напротив, азартно разминаясь, стояла Леоне. Сорвавшись с места, львица со всей грацией кошки сокращала дистанцию. Не успев среагировать, он принял несколько ударов ножнами, едва не пропуская внезапный хук. Отвыкнув от битв, ему тяжело приходилось противостоять профессиональному убийце. Секунды тикали, вот-вот должна была выйти Челси, где-то ходила Акаме, Майн вполне могла целиться ему в голову. Мощный порыв воздуха поднял дорожную пыль, в яркой вспышке мелькнул силуэт дракона, и хищница мощным ударом направилась в противоположный конец деревни. В оседающей завесе остались только следы от ног, второй участник сражения покидал это место через лес. Несколько секунд полёта и удивительной скорости прошли, не успел разум осознать само их использование. Позади разлетались напуганные птицы, их крики разносились по всей округе, пока стволы деревьев по-прежнему размеренно раскачивались. Тело ломило, из лопаток словно пытались прорезаться крылья, а руки вовсе не чувствовались. Во рту скопился целый сгусток крови, который он сплевывал, брезгливо стараясь не попасть на себя. Вокруг сплошная чаща, она даст какое-то время. Пока Эсдес не начнет решать проблему самостоятельно, это уже будет катастрофа. Взгляд бегал, пытаясь понять, как далеко его занесло. Солнце закрывала сень голых ветвей, в тени было прохладней. Позволив себе выдохнуть, парень заметил блик между сучьев. Тонкий и словно натянутый между стволов. «Леска», — услужливо брякнули мысли. Осторожно приподнимаясь, словно оказавшись в паутине Тацуми поудобней схватился за эфес меча. Внутри всё сжималось, не хотелось устраивать повторный забег. — Забей пытаться, — прозвучавший позади голос разрушил всякую надежду. — Я могу схватить тебя в любой момент и стянуть нити на горле. Ответа не последовало. Осторожно повернувшись, глаза встретились с Лаббоком. Зелёные волосы болтались по бокам, больше не закрывая лица. Плащ маячил чуть выше пят, легко дёргаясь при каждом порыве ветра. На руке блестело главное оружие — Кросс Тейл, почти прозрачные паутинки тянулись вокруг всего места их встречи, показывая безнадёжность положения. Таким он и остался в голове бывшего революционера. — Так, Тацуми. Или Тацуя. Ты вообще серьёзно это? — на его лице была решимость. — Я не про поступок, а про имя. Тацуми и Тацуя, ничего не смущает? Да уж, — последняя фраза многозначительно тянулась. — К чёрту! Уйди с моей дороги, у нас не будет беседы, — инкруцио наконец обнажил свою сталь. — Убей меня, или это сделаю я. Слова звучали вызывающе, с пылом и эмоцией, однако всё в нём ясно говорило: «Не сможешь». Это оружие досталось Тацуми от Булата, товарища и друга Лаббока, а сейчас он угрожает им. «Мерзость». — В твоём стиле. Валяй, — натянутая сталь бессильно обвисла, с характерным звуком катушки ослабляя натяжение. — У тебя же есть выбор, — сказал он, приближаясь прямо к острию лезвия. — Что? — голос дрогнул, пальцы рук не на шутку задрожали. Лаббок стоял, не сводя зелёных глаза. Слышалось дыхание бывшего друга, перебиваемое бешеным стуком сердца. Раскинув руки в виде креста, тот ожидал действия, пока у шатена не выходило просто попятиться. — Мы по разные стороны, помнишь? Тогда прекращай валять дурака, — словно стараясь не надломить интонацию, хрипло говорил владелец нитей. — Иначе тебя не услышат. Но ничего не происходило, лишь ураган в душе. — Тогда, — зелёные глаза обоих покраснели от слёз на ресницах. — Возвращайся к нам. Слова звучали громом, ударившим в твой дом. Единственное отличие, что электричество скорей всего мгновенно убьёт, что в данном положении не так плохо, как может показаться. Это разносилось долгим, вызывающим звон в ушах, эхо. Всё остальное окутала тишина, до невозможного оглушительная и неживая. Время замедляло бег, испытывая такой же шок и удивление, что написан на лице Тацуми. Среди всех ощущений выделялась ползущая по щеке слеза, щекочущая кожу. С воображаемым звуком она рассекла тишину, упав с подбородка. Лаббок протянул руку. — Давай я помогу, — испытывая стыд за себя, шатен утёр лицо. — Ты и она, возвращайтесь. Тебя не ставят перед перепутьем. — Ты хоть представляешь как… — Более чем. Более, — утвердительно повторил он низким тоном. — Вас помиловали. Сначала, конечно, похоронили, потом сами чуть не легли, узнав о совместном побеге, но после сразу пришли к пониманию, — его лёгкие болезненно наполнились воздухом перед следующей фразой. — Не спрашивай, пожалуйста. Сам без понятия, как этого добились, но это правда. Ни в один момент нашего общения я не был искренен так, как сейчас. Я клянусь именем Булата, Надженды и своим собственным, — в доказательство из кармана на свет он достал кольцо, надев его на безымянный палец левой руки. До него дошло не сразу, пока он не понял, что сам носил такое же. Зрачок в удивлении расширился, только одна женщина могла согласиться выйти за него замуж. Только она и была ему нужна. — Замышляй мы что-то, тогда говорил бы другой. Я в этом участвовал лишь ради неё. И, получив, не стану рисковать. Ну, понапрасну точно. В нём не было лжи, Лаббок виделся открытой книгой. Найти ошибки и неточности в сказанных словах до смешного легко. Не нужно стараться, чтобы обличить любителя книг в наглом обмане. История с обручением могла быть стандартным прикрытием, в их практике подобным не брезгали. Главное — лишить предателя головы, тогда уже действительно возможно сделать предложение и никогда не рисковать. Но Тацуми чувствовал, может быть их некой незримой связью, он банально не готовился. Речь не расписывали заранее, она приходила в голову на ходу, сбито возникая в мыслях. И все проколы были от честности и простодушия. Несколько раз переведя взгляд с парня на протянутую руку и обратно, Тацуми принял её. Негромкое рукопожатие стало печатью. После этого амнистированный упал на одно колено, позволяя из груди вырваться сухому кашлю. Голова думала разболеться, став не в силах обрабатывать окружающую действительность. Его сразу подхватили под плечо, заботливо помогая подняться. Тихо кивнув в знак благодарности, они зашагали прочь, к выходу. — Эсдес, — назвав её имя, Тацуми покосился на товарища, выжидая реакцию, — объяснить ей будет проблемно, — слегка растягивая слоги, говорил тот. — Когда-нибудь привыкну, — отвечал он на незаданный вопрос, — а с последним тебе проще. Как бы выразиться, она, можно сказать, сама и устроила это. Договорилась с верхушкой. Где-то сидя за кружкой чая с Акаме, ухмылялась Эсдес, представил себе парень. Его челюсть разинулась едва не до земли, давая сосчитать все тридцать два зуба. Глаза не стали с блюдца, но, судя по зрачкам, им открылось четвёртое измерение. Как ни странно, волновал только один-единственный момент, а нельзя было предупредить? Самую малость намекнуть. Вдруг загнанный в угол зверь решит не бежать, а рвать на части, тогда вся их операция канет в лету, а Эсди даже обрадуется. — Как… так… вышло? — Толком не знаю. Надженда что-то вскользь упоминала, но точно не скажу. Они похоже между собой это решали. Служили раньше вместе, может, понимают друг друга. — И все приняли такое решение? — Нет. Чуть бунт не начали, — он со страхом потер затылок. — Но новость о том, что ты жив купила нас. Так что берегись допроса. — Он и так будет, — равнодушно подытожил Тацуми. *** Лес кончался, они выходили недалеко от дома. Удивительно, пару минут назад они считали себя заблудившимися, а теперь почти дошли. Следов от драки с Леоне не наблюдалось, дорога выглядела привычно и вокруг не толпилась свора солдат. Только окно скромно прикрыто платком, пряча изуродованное стекло. Внутри сидела удивительная компания из Майн, Леоне, Челси, Акаме и Эсдес во главе. Вероятно, это мир, если в прошлом раздавить бабочку. И выглядело всё до удивительного по-житейски, Майн надула губы и, словно не замечая пришедших, смотрела в занавешенное окно, стервозно напевая себе под нос. Львица и сластёна располагались за столом на противоположных местах, играя в карты и поддерживая предмет мебели в стабильном положении. Сильнейший генерал империи и сильнейший солдат революционной армии находились чуть дальше, первая мыла посуду и услышав их, повернулась с нежной улыбкой, вторая резала непонятно откуда взявшиеся, чертовски жирные куски мяса и тоже на секунду отвлеклась поздороваться. Сначала лицо Акаме не выражало эмоции, пусть это стандартный для неё вид, но он испытывал странный укол от него. Но всё же затем немного приподняла уголки губ. «Они знали, что я приду?» — Эм… — Ты дурак! — не успев понять задали ли ему вопрос, Тацуми получил по голове, да так, что Лаббок тоже полетел на пол. — Лучше бы правда умер, — сквозь зубы цедила снайпер. — Ах и ох, Тацуми, разве можно так? Моё сердце с трудом вынесло твою смерть, — театрально схватившись за грудь, говорила Леоне. — А воскрешение не перенесло. Ты отнял одну жизнь у кошки, а каждая из них бесценна. Что скажешь в оправдание? — Сестрица, ты мне сама долж… — Они из мухи слона делают, правда? — положив руку на подбородок, посмеивалась Челси. — Слишком впечатлительные и сентиментальные. — Кто говорил! — блондинка всплеснула руками. — Сама как только он из дома выбежал в обморок тут упала! — она вскочила из-за стола, что конструкция пережить не смогла. — Леоне… — Успокоитесь, — голос Акаме прекратил балаган. — Сегодня к нам вернулся нас общий друг. Почти так же внезапно, как и пропал. — Я обещал же, — невнятно попытавшись что-то сказать, он отвёл пунцовое лицо. «Стыдно». — Тацуми, посмотри на меня, — она опустилась на колени, чтобы оказаться на одном уровне. — Спасибо, что сдержал слово. Я очень рада, — блики в алых глазах напоминали слёзы, подрагивающие в солнечных лучах. Девушка наклонилось ближе, протягивая тонкие руки для объятий. Закреплённый на бедре мурасаме потянулся вслед за владелицей, тихо проходя по полу. По ощущением время покорно замерло, видя неуверенность девушки, он притянул подругу, располагая ладони на тёмных волосах. Женские руки крепко сжались на лопатках, разум захлестывало нечто вроде любви, искренней и нежной, братской. Ощущалась лёгкая дрожь брюнетки, которую все решили не замечать. Для неё подобные встречи и расставания болезненней проклятья своего же клинка. Тацуми снова заплакал. Эсдес внимательно следила за воссоединением, выражая слабую радость. Сжатая в руках тарелка напоминала кусок сталгрима, а нависающая тучей атмосфера ужасно пугала Лаббока. *** Улица изнывала от жары, ртутный столб упирался в потолок. За стеклом пышно дышала сочная листва, начинали спеть яблоки. Многие прятались от солнца под крышей, некоторые открывали для себя купальный сезон, а отдельные смельчаки слонялись под зноем. Последним стоило отдать дань уважения. Тацуми томился перед столом, роясь в кипе бумаг. Теперь уже полноценный служащий не мог иногда прибегать к подработке из-за нужды или в целях конспирации, рабочий день стал строго определённым, обязанности прибавили в ответственности. Находится в роли простого, совершено законопослушного работника было непривычно. Он жил всё в той же деревне, теперь уже Тацуми, герой революции. Старанием Ночного Рейда восстановлен в звании, хотя и не имел его, также торжественно вручили посмертные-прижизненные награды, удостоенные собирать пыль где-то на чердаке. Акайо, узнав о истинной личности Тацуи, устроил день памяти, да с таким размахом. Теперь городской бюджет выглядит исхудалым и больным, но, по заверениям самого мужчины, он всё ещё есть. Для всех Эсдес осталась мертва, как и прежде. В самом правительстве лишь пара человек знали правду, опасаясь придать её огласке. Не сказать, что они сами были рады знать её. Зато у них состоялась настоящая свадьба, с кольцами, подружками невесты и поцелуем. На лицах друзей парня легко узнавалась сдержанная, но честная поддержка. Лаббок как единственный друг жениха был в ударе, выражая наибольшее одобрение среди всех. Для него любовь находилась на ступень выше остального, ровно как и для Тацуми. На этой почве завязалась крепкая дружба, омрачённая разве что гибелью Булата, Шелли и Сусано. Тот риск не дожить до завтра закончился, осталось полностью привыкнуть к этому. Иногда цель казалась недостижимой. Но унывать не было времени, многие знакомые с ним прежде, узнав о возвращении, стали писать трогательные письма. Самой важной была весточка от старейшины деревни, посланная не иначе как по божьей воле. Деревня узнала о смерти двух из группы, устроив похороны в пустом гробу. К этому моменту умер отец Иясу, не пережил холодной и голодной зимы, как бы они не спешили в столицу, пытаться помочь было поздно. Мать Саи рыдала навзрыд несколько дней подряд, на нервной почве её рассудок пошатнулся. В одно утро женщину нашли с перерезанной гортанью, возле детской коляски, где младенцем спала её дочь. Та ночь после нескольких перечитываний написанного длилась слишком долго. На несколько дней сон покинул его. После падения монархии кто-то прислал деньги, скорей всего, вместе с похоронкой. Тацуми подозревал Наджендну, прямых доказательств не оказалось, только косвенные доводы. Из всего этого грело одно, теперь им не нужны деньги, с новым строем страны проблемы сёл исчезнут, совсем скоро. — Дорогой, ты скоро? — в комнату без стука зашла жена парня, по совместительству спасительница от жары. — Уже всё, — улыбнулся он, аккуратно отодвигая листы в сторону. Если заработаться, то ровно в двенадцать вся макулатура превратиться в лёд. — Как у тебя прошёл день? — Одиноко, давай разбавим вечер, — сетовала она на загруженность парня. — Недавно попался старый дневник, когда мы оказались вдвоём на острове. Там столько всего! Щёки стали под цвет закату солнца, время на острове проходило очень занимательно. Со скрипом отодвигая стул, ощутив на себе усталость затёкшего тела, Тацуми задвинул штору окна над рабочим местом и удобно разместился на кровати, приглашая Эсдес к себе. Генерал мурлыкающе разместилась сбоку, примеряя мужское плечо под голову. Рядом с ней хотелось уснуть, предварительно устроив захват из горячих объятий. Листы размеренно зашелестели. Промелькнули несколько, видимо, ещё с турнира. От неумелых и в тоже время прекрасных портретов себя, его сердце обливалось кровью. Среди всего окружающего, нет ничего и близкого, способного подарить такую же прекрасную жизнь с любимым человеком. Хотелось снова и снова вспоминать, как они смогли оказаться вместе, только вдвоём в целом мире. С подростковым смущением Тацуми сжал руку возлюбленной. В комнате было тепло.